Витязь вне закона. От создателей «Витязь специального назначения»

Юрий Каменский

…на поляну, поблескивая узорной чешуёй в свете Луны, выползала громадная змеюка. Разжимались тугие кольца, извивы тела словно струились, перетекая и меняясь, как узоры калейдоскопа. Заворожённый Флэш не мог оторвать взгляда от этого прекрасного и страшного танца. Но самое поразительное, что среди этих перетекающих из одной формы в другую колец танцевал огромный чёрный человек. Он двигался абсолютно синхронно с удавом…

Глава 4. В деревню! К тётке! В глушь!…

Откуда мы пришли? Куда свой путь вершим?

В чем нашей жизни смысл? Он нам непостижим.

Как много чистых душ под колесом лазурным

Сгорает в пепел, в прах, а где, скажите, дым?

Омар Хайям

— Здравствуйте, — раздался за их спиной голос на правильном английском.

Слишком правильном, чтобы быть родным. Они дружно повернулись. Перед ними стоял типичный клерк — серый костюм со светло-голубой рубашкой, очки в золотой оправе. И, конечно, лицо. Сколько написано о лицах, сколько теорий выведено! Но даже знаменитый Чезаре Ламброзо, чью теорию до сих пор не решили — принимать всерьёз или нет, не смог ничего сказать о лицах чиновниках.

Впрочем, говоря о них, так и тянет сказать не лицах, а «ликах» (прости меня, Господи!). Заставь описать их общие признаки и… чернила на кончике пера высохнут, так и не коснувшись бумаги. Но стоит увидеть, не ошибётся никто.

— Здравствуйте. Слушаем вас внимательно.

— Мне поручено доставить вас в Комитет, — вежливо наклонил голову с аккуратным пробором клерк.

— Доставить?! — картинно ужаснулся Бирюк. — Мы, что, арестованы?

— О, нет, что вы! — воскликнул тот. — Прошу меня простить, я выразился неправильно, имеется в виду чисто транспортную услугу — привезти вас туда на автомашине.

— А-а, — с облегчением вздохнул Юрий, приложив руку к груди. — А я уже Бог знает, что подумал.

— О, что вы, — в голосе чиновника проскользнули явно покровительственные нотки. — Здесь полностью отсутствует какой-либо произвол, мы же находимся в правовом государстве.

— Действительно, — задумчиво потёр переносицу. — Как я мог забыть? Это, наверное, после этой ужасной дикой Африки.

Но Флэш с Ирбисом видели, что в глазах мага пляшут весёлые бесенята.

Дорога много времени не заняла, быстро промелькнуло несколько ничем не примечательных улиц. Остановка у остеклённого высотного здания. Они поднялись по мраморным ступеням к вращающимся стеклянным дверям, на каждой из которых отливала золотом семиконечная звезда и… шагнули в просторное фойе с вежливым секьюрити. Стеклянная кабина лифта вознесла их с сопровождающим на двадцать пятый этаж, к дверям малого конференц-зала.

Там их уже ожидала в полном составе Малая Комиссия, в которой было не менее полутора сотен… кхм!…лиц, облечённых высоким доверием. Тот, чьим доверием была облечена Высокая Комиссия, сидел во главе Высокого Президиума.

— Всемилостивейший Аллах, — прошептал едва слышно Ирбис. — Сколько бездельников! А у нас некомплект почти пятьдесят процентов.

— Потише, — не раскрывая рта, прошептал Бирюк. — А не то, как примут решение оказать твоему региону практическую помощь, всех баранов поедят.

— Спаси меня Аллах от этой саранчи.

— Тогда помалкивай.

Слушая их диалог, Флэш с трудом удерживался от смеха.

Глава Президиума, Великий Магистр Белой Магии, Председатель Международного Магического Комитета Огмий Скотт, названный так в честь древнего кельтского божества, создателя огамического письма. Ходили слухи, что он де является его прямым потомком, во что никто не верил за явную абсурдность. Но импозантен был, собака, слов нет. Впрочем, шеф его звал не иначе, как «бородатый…» с прибавлением какого-нибудь сочного, нецензурного, эпитета. Грудь Председателя действительно закрывала роскошная серебристо-белая борода.

Они уселись на предложенные им места и отдались на волю повестки дня. Флэш моментально начал зевать и словно в омут, провалился в глубокий сон. Впрочем, Бирюк, обладая немалым опытом, честно спал с открытыми глазами. Когда до него дошла очередь, он, получив локтем в бок от Хуссейна, встал и без запинки, кратко изложил суть всего происшедшего. Не слишком вдаваясь в подробности и не сообщая о своих личных наблюдениях. Для этого у него своё начальство имеется, к которому доверия намного больше, чем к чужим дядям. В общем, меньше знают, — крепче спят.

.Награждённый за труды величественным кивком головы Великого Магистра, он спустился с трибуны и продолжал бессовестно дрыхнуть, уставившись полуприкрытыми глазами прямо на президиум. Когда говорильня закончилась, их прочувствованно поблагодарили за их самоотверженное служение Белой Магии и… слава Богу, отпустили.

…Приняв ключи от чопорно-вежливого старика-портье, и подхватив свой багаж, они неспешно поднимались на второй этаж по красной потёртой дорожке, лежавшей на широкой лестнице. Вот их номер. — М-да, прямо Хилтон, — оценил обстановку Федька.

— Зато всё натуральное, — не согласился с ним Бирюк. — Мне нравится. Хотя время его, конечно, не очень пощадило.

Хотя кругом ещё сверкали зеркала, а меж колонн висели картины в позолоченных рамах, потолок украшала лепнина. Всё говорило об упадке. Хотя перила и панели были из благородного морёного дуба, но паркет старчески поскрипывал под ногами, ковры явно вытерлись, плафоны светильники не могли скрыть мелкую паутину морщин-трещин, да и бронзовые аксессуары потеряли былой блеск.

Старческое угасание некогда великолепного заведения вызывало сочувствие и тихую грусть по уходящему времени. Но, всё это было чистой воды камуфляжем — гостиница являлась совсем не тем, чем выглядела и несмотря на антураж викторианской эпохи, была под завязку напичкана новейшей электроникой. Отель, уже пару веков служил оперативной базой Магического Комитета.

Хуссейн, сбросив сумку, первым проскочил в ванную и плескался там в своё удовольствие.

— Юрий Иванович, а можно спросить?

— Спрашивай.

— Значит, нечистая сила, оборотни, вампиры там разные — это не сказки?

— К сожалению, Фёдор, не сказки, — вздохнул Бирюк, механически оглядывая обстановку.

Номер был стандартным. Большая гостиная с непременными тяжёлыми бархат-ными шторами и скатертями, уютные диваны в чехлах и глубокие кресла.

— Знаешь, у нас, по-моему, есть ещё время?

Флэш посмотрел на большие часы с вычурными вензелями, стоящие на мраморной каминной полке, среди фарфоровых статуэток и канделябров.

— Есть. Нас родители к двенадцати ждут.

— Вот и прекрасно, — констатировал Юрий, усаживаясь у камина, украшенного бронзовой решёткой.

Ноги приятно утонули в брошенной перед ним медвежьей шкуре. В таком кресле хорошо посидеть прохладным вечером, бездумно глядя на живой огонь с сигарой и книгой. Он тряхнул головой, отгоняя сладкие мечты, — ты того урода с горящими глазами помнишь, которому, как ты выразился, под раздачу попал?

— А вы откуда знаете? — резко повернувшись, Флэш чуть не свалил настольную лампу в виде толстого амурчика под абажуром, стоящую на круглом столике.

— Поясняю подробно и по порядку. Мы с Ирбисом маги. Тот чёрный дядька и его товарищи — тоже. Ты сам потенциальный маг. Если ты закончишь нашу Академию, то тоже можешь стать полноценным магом и будешь работать волшебником, как в той песне.

— Какой песне?

— Ах, да, извини. Когда ты родился, эту песню уже не пели.

— А это обязательно?

— Что?

— Волшебником работать.

— Хороший вопрос. Понимаешь, часто получается так, что от нашего желания ничего не зависит.

— Это как это? — начал «заводиться» Флэш. — А если я не желаю? Я юристом быть хочу.

— Да будь ты им, на здоровье, кто тебе мешает? Никто и не пытается тебя заставить, Боже упаси.

— Но вы же сами сказали…

— Нет. Я не сказал, что тебя кто-то будет заставлять, — терпеливо пояснил Бирюк. — Я сказал, что выбора нет.

— По-моему, что пнём по сове, что совой об пень.

— Ни в этом случае. Поясняю. Вот у тебя слух хороший? Музыкальный, я имею в виду.

— Хороший. Говорят, почти абсолютный.

— Вот? Это есть и ничего с этим поделать нельзя, это данность. Родись ты без музыкального слуха — опять выбора нет. Не дано — значит, не дано. Ты родился со способностями мага. И насколько я понимаю, способности у тебя не маленькие. Возможно, что в перспективе ты даже Великий Маг. И поделать с этим уже ничего нельзя. Выбор у тебя — учиться или оставаться неучем. А вторая развилка — быть на стороне Света или Тьмы.

— Как в «Ночном дозоре»?

— Знаешь, даже очень талантливая книга не годится для ориентирования в жизни.

— Понимаю.

— Вот пока и подумай, Хуссейна Зариповича вопросами подоставай. А я пошёл мыться.

Через полчаса он вышел из ванной посвежевший.

— Ну, как, отрок, достал ты дядю вопросами или он ещё держится?

— На умные вопросы и отвечать приятно, — отозвался Ирбис.

— И до чего мы тут довопрошались?

— Мы решили последовать совету Чарли.

— Он нам их кучу надавал, — язвительно хмыкнул Бирюк. — Какому именно?

— Последнему. Спрятать парня до поры.

— Не возражаешь? — повернулся Юрий к Флэшу.

— Нет, — мотнул головой Федька. — Выбор смерти, даже своей собственной, находится вне компетенции отдельно взятого человека.

— Ух, ты, — покрутил головой Бирюк, — кто сказал?

— Не я, — вздохнул парень, — Кунц Дин Рэй, американский фантаст.

— Это не тот, который «Фантомы» написал?

— Читали? — обрадовался Фёдор. — А «Холодный огонь»?

— Нет. «Плохое место» ещё читал. Больше ничего не попадалось. Хотя пишет хорошо. В Штатах, кстати, много сильных фантастов.

— Пожалуй, это единственное, чем мы с ними схожи, — отозвался Ирбис.

— Ну на этой почве, сами понимаете, ничего путного с пендосами не построишь. Погодите-ка, а «Ангел-хранитель» не его?

— Его, — кивнул Флэш. — А почему на этой почве с американцами ничего построить нельзя?

— Это элементарно, Ватсон, — взъерошил ему волосы Бирюк. — Потому что политикой занимаются, как раз прагматики и реалисты.

— А почему их пендосами называют? Что это слово вообще означает?

— Не знаю, — пожал плечами он.

— А почему вы улыбаетесь?

Бирюк хмыкнул.

— Да вспомнил кое-что. Ребята знакомые, когда из Югославии вернулись, рассказывали историю забавную. Там представители их командования к нашим полководцам приходили. Требовали, понимаешь, чтобы наши командиры запретили своим подчинённым их пендосами называть.

— И что? — заинтересованно подался вперёд Флэш.

— Ну, как они, спрашивается, могут это запретить?

— Действительно, — захохотал Федька. — Коли они и в самом деле пендосы?

…Встреча с родителями не оставила следа в душе Юрия. Право слово, общение, словно с механическими куклами, в которых заложена определённая программа. Да и Федька при них стал какой-то другой, зажатый. Правда, нельзя сказать, что это питие ко-фе было бесполезным. Он незаметно устроил им зондирование памяти и установил точно то, что уже начал подозревать.

Флэш — не их ребёнок. Подкидыш в прямом смысле этого слова. В один прекрасный вечер, они обнаружили у себя на пороге дачи симпатичного малыша месяцев шести от роду. Этому сопутствовало три странных обстоятельства: первое — на малыше были не ползунки или пелёнки, а какой-то белый балахон из невесомой ткани; второе — увидев их, ребёнок заулыбался, протянул ручку и на раскрытой ладошке засиял голубой самоцвет вдвое больше его кулачка; третье — незадолго до этого вся Матвеевка любовалась висящим в небе НЛО.

Романтическая женщина, вышедшая замуж по расчёту, уехала из глубинки в большой город. Крутилась в обществе таких же, как и сама, тех кого судьба словно в насмешку наделила деньгами или властью. Стремясь скрыть провинциальности, подавали себя чуть ли не потомками дворян, кичась достатком. Родня была отодвинута на задворки памяти и воспринималась, как некое недоразумение, оскорблявшее её тонкую психику. Вот только детей им Бог не дал, а тут! Она приняла это за знаки судьбы, и ребёнок был усыновлён. Потом романтический настрой прошёл, а Федька остался.

Рос он обычным пацаном, чудес никаких с ним не происходило, и прежнее благополучно забылось. После столь неприятных и пугающих событий мысль спрятать сына никаких препятствий не встретила. Мать, ненадолго задумавшись, посоветовала Федьке уехать на Байкал к тёте Вере. Это было далеко от дома, связи между ними почти распались и общение сводилось к ничему не обязывающим звонкам-поздравлениям раза три-четыре в год. Идея была неплоха и ранним утром следующего дня Бирюк с Фёдором, проводив Ирбиса в Ташкент, уже садились на рейс «Москва-Иркутск».

…Тётка жила в пригороде Иркутска. Старенький, но свой домишко, большой огород, хозяйство. Бойкая баба лихо управлялась в своей вотчине, не давала спуску соседям, охочим сунуть нос в чужие дела. Жила она без мужа, но прочь гнала сватающихся местных алкашей, что твёрдо были уверены в своих мужских достоинствах. Со смехом дав оценку предлагаемым ценностям, хозяюшка поведала истинную суть притязаний: пристроиться к справной бабёнке примаком на дармовые хлеба.

— Поначалу, когда с одними трусами придёт, держится более или менее скромно. А чуток приживётся, прямо беда. Как должное воспринимает, что жена везде сама пашет, да его обстирывает-кормит. Потом и в морду ей с кулаками лезет. А как же! Хозяин! Эта скотина, как известно, добра не помнит, это же не собака.

— Так, а что же она его не выгонит? — недоумённо спросил Флэш.

— Бабы, Федя, странно устроены. Комплекс у них. Хоть плохонький мужчинка, да свой. Это… как бы тебе сказать…

— Повышает её статус в глазах других баб, — с усмешкой подсказал Бирюк.

За разговорами Флэш отметил мелькавших по домашним делам хозяйских дочек — своих двоюродных сестёр. Думал, что их представят ему официально, но так и не дож-дался. С ним обращались так, словно все восемнадцать лет он тут и прожил. Сначала этот вывод его озадачил, а потом, когда самая младшая мимоходом сунула ему горсть малины, а та, что постарше, загоняя гусей, со смехом показала язык, рассмешило. Неожиданно пришло понимание, что ему всё это безобразие ужасно понравилось.

Пока суд да дело, время стало клониться к вечеру. Юрий Иванович решил не дёргаться и по совету Веры остался до утра. Вечером, когда вся семья ужинала на веранде, произошло событие, которое лишний раз напомнило магу, как глубоко в подсознании человека упрятан страх перед нечистой силой.

Было уже довольно поздно. Густая темнота во дворе напоминала разлитые в воздухе чернила. Как говорят — «хоть глаз выколи». Где-то далеко вспыхивали зарницы, выхватывая неровные зубцы слившегося с ночной темнотой соснового леса.

Под окнами слышались шумные вздохи коровы, что с характерным звуком мерно пережёвывала свою жвачку. Звякала о миску собачья цепь и густой бас хозяйского пса, подхваченный окрестными собаками, будил тишину. Где-то загоготали потревоженные гуси, заполошно хлопая крыльями, заорал петух. Бились в стекло, стремясь к свету, крупные ночные мотыльки.

На застеклённой веранде у большого стола, собрались за поздним ужином. Сама хозяйка, с дымящейся сигаретой в руке, с шутками подгоняла дочерей, поглядывая, как на застеленный цветастой клеёнкой стол, шустро выставляли салаты, огурчики — помидорчики, перья зелёного лука и порезанное сало. Флэш сидел у окошка и с удовольствием наблюдал, как шустрые девчонки со смехом подтрунивали над ним, друг другом и даже над взрослыми.

Торжественно водрузили сковородку со скворчащей картошкой. Большой поднос с самоваром, плошками варенья и плетёная хлебница с румяными пирожками дожидался своего часа на большом сундуке. Со смехом уселись за стол и уплетая картошку, с расставленных тарелок тянули в рот, что душа просила.

Фёдору здесь заметно нравилось. В доме, где он вырос, такой весёлый переполох был невозможен — там всё строго. Блюда подают по порядку, никаких разговоров за столом, чопорные лица родителей и над всем этим несусветная скука. С удивлением наблюдал, как умудряется хозяйка дома поддерживать беседу с Юрием Ивановичем, задавать вопросы ему и, при этом успевает вытянуть тряпкой по спине сунувшуюся к столу кошку Ришку, рявкнув успокаивает пса Лорда. Вот это талант!

На полу пел песни Круга старенький кассетный магнитофон. Девчонки подпускали ехидные шпильки и, как подметил Федька, внимательно следили за реакцией — надуется или в ответ подкузьмит так, что все взорвутся дружным смехом. Он не обижался и старался достойно «отгрызаться» от их приколов. Впервые он смеялся от души, не опасаясь замечания.

Вот уже убрали лишнюю посуду, разлили чай. Фёдор повернул голову к окну и из груди вырвался вопль ужаса — через стекло, прижав чёрную, мокро блестевшую рожу с торчащими мохнатыми ушами и острыми рогами, на него глядели горящие рубиновым светом огромные глаза.

— Чёрт! Там чёрт! — и шарахнулся из-за стола в дальний угол веранды, побелев от ужаса и тыкая пальцем.

Присутствующие, ошалело повернули голову в указанном направлении. В наступившей тишине послышалось протяжное мычание, а потом взрыв хохота. Смеялись до икоты, до коликов в боках. Кто держался за живот, кто валялся на лавке. Ничего не понимающий Флэш, ошалело озирался.

Утерев выступившие от смеха слёзы, хозяйка пояснила ему:

— Какой чёрт?.. Это наша корова!.. Ночка!.. Мои, заразы, тут приспособились ей в форточку хлебные корки подсовывать. Вот и приучили — как вечером за стол, так она но-сом в стекло и мычит, хлеб клянчит.

Сказать, что он сконфузился, значит — ничего не сказать. Но, придя в себя от первого потрясения, он понял, что смеются не над ним лично, а над тем, что случилось. Ему тоже вдруг стало так смешно, что он принялся хохотать сам над собой.

Пролетел незаметно вечер, расползлась молодёжь. Младшие отправились гулять к озеру, прихватив с собой грозного Лорда. А Юрий с хозяйкой всё не могли наговориться. Редко случается так, что сразу находится не только общая тема, но и общий язык, но вот поди ж ты… Вера оказалась крайне интересным человеком. Эрудиция её была совершенно бессистемной, как у чеховского наборщика, но очень острый от природы ум в паре с любознательностью делали её очень увлекательным собеседником.

Во дворе хлопнула калитка, весело гавкнул пёс, поддерживая весёлый смех Фёдора и девчонок. Через полминуты все трое ввалились на веранду.

— Ничего себе! — воскликнула Алла, — мы думали, мама уже спит, а она дядю Юру беседой развлекает.

Алинка, самая младшая, улыбнулась застенчиво и одновременно хитро. Вера мазнула глазами по лицу Флэша и быстро встала.

— Ладно, мужики, вы тут покурите ещё, если хотите, а я на боковую. Устала, сил нет.

— Мы тоже посидим, — заверещали девчонки.

— Спать, лахудры! — рявкнула мать, и те без звука исчезли в комнате.

— Можно мне спросить? — спросил, присаживаясь к столу, Фёдор.

— А зачем, ты думаешь, тётка твоя спать убежала и девок угнала?

— Она же сказала, что спать хочет…

— За минуту до вашего прихода, у неё сна ни в одном глазу не намечалось, — пояснил Бирюк на вопросительный взгляд парня. — Так, что, спрашивай спокойно.

Он поднялся, поджёг газ и поставил на плиту чайник с водой.

— Скажите, а с вампирами вы боретесь?

— Какие именно тебя интересуют?

— Ну, те, что у людей кровь пьют.

— Эти редко встречаются. Я за свою жизнь всего двоих видел.

— Значит, другие тоже бывают? А-а-а, энергетические…

Бирюк хмыкнул и, сняв с плиты закипевший чайник, выключил газ.

— Где у тут заварник? А, вот.

— Вы смеётесь, что ли? — Флэш подозрительно заглянул ему в лицо.

— Нет, я только улыбаюсь. И не над тобой.

— А над кем? — насторожённо спросил парень.

— Над общей точкой зрения на этот счёт, — и, видя, что Фёдор по-прежнему смотрит на него вопросительно, продолжил. — Что, пьющие кровь ужасны по определению, а энергетические… что-то вроде насморка. Неприятно, но не более.

— А разве не так?

— Уверяю тебя, как старший по подъезду — всё обстоит с точностью до наоборот. Не верится, правда?

— Честно говоря, не очень.

Юрий засыпал в мельхиоровый чайничек духовитую заварку, осторожно залил её кипятком, накрыв салфеткой присел к столу.

— Знаешь, как один классик сказал: «лучшая шутка дьявола — убедить людей, что его не существует».

— В каком смысле?

— Человек не станет защищаться от того, что не считает опасностью. А кое-кто вообще считает, что разговоры об энергетическом вампиризме — бредни.

— Я понял. Мне только непонятно — чем опасны такие вампиры? Ведь, это же просто зануды и нытики?

— Чай будешь? Тогда давай чашку, — он разлил чёрный, как дёготь, чай, отхлебнул маленький глоток, зажмурился от удовольствия. — М-м, песня. Значит, зануд ты не боишься?

— Нет. Не люблю просто. А что, надо бояться? — он отхлебнул и сморщился. — Фу, блин, как вы такую горечь пьёте?

— Что б ты понимал… добавь молочка, вон банка стоит. Конечно, бояться их не стоит, а вот защищаться надо уметь. Что в них опасного? Отвечаю. Разрушенные семьи — раз. Занудой может оказаться один из супругов, тёща, свекровь, родители, наконец. Последнее — самый жуткий вариант. В таких семьях дети могут трансформироваться во что угодно. От бытового нытика-зануды до какого-нибудь Чикатилло. Примеров тьма, можешь мне поверить на слово. Во вторых — в карьерно-служебной сфере, один зануда в коллективе способен целый отдел сделать нетрудоспособным. Хорошо, если они производят или разрабатывают… ну, ручки для унитазов, например, это ещё пережить можно. А если стратегическое вооружение, космические спутники?

Он отхлебнул ещё чаю, прикурил сигарету и неожиданно засмеялся.

— Тут я, конечно, краски немного сгустил, извини. Не так всё плохо. В серьёзных конторах эту братию быстро отсеивают, как и в разных спецназах. В общем, мой тебе совет: держись от них подальше, целее будешь.

— А как ваша работа называется?

— Специальный отдел по наведению ракет в безвоздушном пространстве.

— Ага, так я и поверил, — усмехнулся парень. — Если нельзя, так и скажите.

— Так я и сказал. Поступай в нашу Академию, я тебя на стажировку буду брать. Вот, уж тогда точно всего насмотришься. А главное, пустить тебя на кус-кус, уже никому не удастся.

— Я подумаю, — серьёзно сказал Фёдор.

Утром Бирюк уехал первым автобусом. Прощаясь с ним, Флэш держался скованно.

— Давай, излагай, — хлопнул его по спине Бирюк. — Видно, что тебя распирает. Так и быть, спрашивай.

— Юрий Иванович, а в эту вашу Академию как попадают?

Видно было, что он напряжённо ждёт ответа.

— Давай мы с этой хренью сначала закончим. Не беспокойся, высшую математику сдавать не надо. Сама процедура поступления — тайна. Но ещё никого не заставляли сдавать его насильно. И ни один, кстати, абитуриент назад не вернулся.

Оставив озадаченного парня посередине улицы, Бирюк запрыгнул в салон, лязгнула «гармошка» дверей и автобус стал удаляться, пока не пропал за поворотом…