Россия и современный мир №3 / 2013

Юрий Игрицкий, 2013

Профиль журнала – анализ проблем прошлого, настоящего и будущего России их взаимосвязи с современными глобальными и региональными проблемами. Журнал имеет многоплановый, междисциплинарный характер, публикуя материалы по истории, социологии, философии, политической и экономической наукам. Ключевые рубрики – «Россия и мир в XXI веке» и «Россия вчера, сегодня, завтра».

Россия вчера сегодня, завтра

Ленин и Сталин сегодня

Ю.И. Игрицкий

Игрицкий Юрий Иванович — кандидат исторических наук, главный редактор журнала «Россия и современный мир».

Прочтя этот заголовок, многие могут спросить: а с чего вдруг Ленин? Этот нынче мало актуальный, редко поминаемый и чужой современной российской толпе человек?

Но ведь факт, что не будь Ленина, не было бы и Сталина. Конечно, на дворе не 1930-е годы и тогдашний штамп «Сталин — это Ленин сегодня» не возвышает Сталина, а скорее компрометирует его в глазах твердых сталинистов, которым державный национализм внутренне близок, а пролетарский интернационализм, напротив, совершенно чужд. Но все же Сталин вышел из шинели Ленина и ленинизма — обойдясь, правда, с последним так же, как сам Ленин обошелся с марксизмом, переиначив европоцентристскую теорию на русский лад. Если тот увидел в России — не в Европе — мотор мировой революции, то этот, отбросив революционные мечтания, вернул Россию / СССР в русло развития мировой державы, которая призвана конкурировать с ведущими капиталистическими державами за гегемонию в мире и к которой через годы большинство деколонизовавшихся стран будут относиться точно так же, как к последним. Констатируя, что ленинизм в качестве доктрины левого революционаризма безнадежно увял, приходим к выводу, что история все более разводит Ленина и Сталина по разным углам.

I. Ленин

Исторические фигуры посмертно живут в умах людей сначала как живая память об их делах, затем все больше как персонажи политической публицистики, учебников истории и литературы в самом широком смысле слова. Российская научная лениниана по существу исчерпала себя. В советский период было невозможно ни добавить ни одного штриха к окаменевшему образу «Ильича», ни тем более убавить что-то в этом образе — это само по себе уже было исчерпанием, но все же несло в себе неизбежность изменений в нужное время. Такое время пришло после краха советской политической системы и идеологии; ожидаемо произошло переосмысление практической деятельности Ленина, были выплеснуты негативные эмоции — прежде всего в связи с рассекреченными документами, высветившими его как безжалостного политика, готового жертвовать человеческими жизнями ради сохранения власти (книги А. Арутюнова «Досье Ленина без ретуши» [1] и «Ленин: Личностная и политическая биография» [2], Л. Колодного «Ленин без грима» [17], переизданный в 2001 г. том Д. Волкогонова «Ленин: Политический портрет» [5])¹. Затем имели место одинокие попытки хотя бы частично реабилитировать таким образом переосмысленного Ленина, представив его продуктом своего жестокого времени, неким орудием истории, чью логику он стремился постичь и претворить в жизнь (труды В. Логинова «Владимир Ленин: Выбор пути» [18] и Е. Плимака «Политика переходной эпохи: Опыт Ленина» [23])², а также откровенно апологетические трактовки деятельности «Ильича» [4; 14; 25; 26]. Вне этих негромких баталий можно отметить анализ деяний Ленина в контексте российской истории, осуществленный С. Тютюкиным и В. Шелохаевым в более общей работе, посвященной русскому марксизму [28]. С добавлением ряда работ [12; 3; 24] это, пожалуй, все, чем богата отечественная лениниана ХХI в.

Совсем иначе выглядит сталиниана. Но об этом чуть позже.

Россия устала от революций — эта фраза стала сакраментальной, ее повторяли в последние четверть века все, кому не лень, от высших кремлевских сановников до оппозиционно настроенных интеллектуалов. Поэтому Ленин — революционер не нужен ни власти, ни интеллигенции (за исключением небольшого числа ортодоксальных коммунистов, нуждающихся в самоидентификации посредством идентификации с идолами прошлого). А державник Сталин мог бы в определенных условиях быть востребованным нынешней властью. Скажу больше, он и был бы ею востребован, если бы не шлейф преступлений, тянущихся за ним и компрометирующих его, сталинскую, вертикаль власти.

Но повторю еще раз: Сталин вышел из шинели Ленина. Именно накинув ее на свои плечи, он стал 80 лет назад «Лениным сегодня». Потом он перекроил шинель под себя, и в ходе этой перекройки погибли миллионы советских людей. Ответственность Сталина за становление сталинизма и господство сталинщины, степень и масштабы преступлений сталинского режима — вот что не дает спать спокойно ни ненавидящим, ни превозносящим этот режим. Одни говорят: все это было, и он виноват. Другие: нет, не было, а если и было, то виноват не он.

Этот наш российский накал страстей трудно понять «из-за бугра». Тамошние обыватели давно забыли (если знали), кем вершилась российско-советская история в первой половине ХХ в., а историки и исследователи в целом изучают эту историю спокойно, а то и отрешенно. За рубежом образ Ленина не претерпел кардинальных изменений — ни в либерально-демократической, ни в социал-демократической, ни в леворадикальной политической мысли. Как был Ленин в этой мысли (во всех ее проявлениях) выдающимся тактиком политической борьбы, нацеленной на захват и удержание власти, прирожденным лидером, способным придать радикальную направленность умеренно оппортунистическим дискуссиям — так он им и остался. Был ли у него комплекс отмщения царизму за казнь брата, какая часть в нем была еврейской крови, сколько у него было любовниц, болел ли он сифилисом, был ли «немецким шпионом», отдавал ли лично указание расстрелять Николая II и его семью — все эти и подобные вещи в течение какого-то времени интересовали публицистов, но не серьезных политиков и ученых. (Хотя, конечно, они относились к деятельности Ленина по-разному соответственно своим прокламированным ценностям, эти различия были и сохранились в оценочных знаках «плюс / минус».) И поскольку Ленин за пределами России остается значимой исторической фигурой, иностранная литература о нем и о событиях, в которых он принимал участие, продолжает выходить за рубежом (отмечу, в частности, второе издание монографии известной французской исследовательницы Элен Каррер д’Анкосс [15])³.

Вовсе не предполагая обзора и анализа этой литературы, выделю также переведенную на русский язык книгу венгерского историка Тамаша Крауса «Ленин: Социально-теоретическая реконструкция». Этот объемный фолиант, основанный на большом числе источников, свидетельствует, что если ленинизм по существу умер, творческая лениниана еще жива. Автор, исследователь левосоциалистических убеждений, не приемлет демонизации Ленина — это его право. Но для нас важно то, что и он, позитивно (разумеется) оценивая роль Ленина в истории, признает, что порой преувеличивает теоретическую обоснованность политических действий главного большевика [18, c. 20], что провидения Ленина относительно послереволюционного развития России не оправдались [18, с. 392], что созданная им партия подменила собой государство и заботилась прежде всего о «поддержании власти обособившихся, привилегированных слоев» [там же, с. 387].

Для Т. Крауса, живущего в центре спокойной ныне Европы (финансовые проблемы не в счет), реконструкция образа Ленина важна как потому, что он видит в нем крупнейшего революционера мирового масштаба, так и еще больше потому, что, как он сам пишет в заключительных строках своей книги, изучение деятельности Ленина помогает разрушить апологетический подход к буржуазному обществу.

Ну а в сегодняшней России, расположенной на периферии Европы и раздираемой противоречиями?

Как ни парадоксально, сегодня в России, когда в спектре политических сил и идеологических предпочтений явственно заметны леворадикальные и леводержавные оттенки, Ленин чувствовал бы себя неуютно. Не он, вождь российских большевиков и творец октябрьского переворота, а его «верный ученик» Иосиф Сталин все чаще возносится на щит и знамя левого дела. Не на него, а на Сталина равняются противники капитализма и критики нынешнего режима в России. Не его, а Сталина хотят видеть у власти поборники «сильной руки». И даже сами представители и сторонники режима с бóльшим историческим почтением относятся не к нему, а к Сталину. Грустно и унизительно для правоверных марксистов-ленинцев. Это ли не лучшее свидетельство того, что для Ленина и его идей остается все меньше места в политической жизни его родной страны? И, воскресни Ленин, обидней всего для него было бы то, что в народе помнят не его, а Сталина, а среди молодежи только узкий слой всяких-разных «кружковцев» интересуется его творческим наследием.

Но понятным образом и память, и интерес сохраняются как удел профессиональных историков, изучающих общественный процесс в России. И сегодня, и через десять лет, и через столетие будут изучать историю России конца XIX — начала XX в., а в исторических текстах (и книжных, и электронных) читатели увидят знакомые имена: Ленин, Николай II, Распутин, Столыпин, Керенский и т.д. И сейчас, и потом будут востребованы оценки этих фигур, их исторической роли и значения, да и личностей тоже.

Оценки эти будут скорее всего разниться — как разнятся они сейчас. В мировом масштабе они разнились всегда. Если в СССР официально всегда был один Ленин — марксистско-ленинский, истпартовский, капээсэсный, то за рубежом по большому счету было по крайней мере два Ленина — коммунистический и некоммунистический; по малому — гораздо больше. Коммунистический Ленин имел два подвида — леворадикальный и умеренный, еврокоммунистический. И некоммунистический Ленин тоже имел два подвида — социал-демократический и буржуазный. Ну и, конечно, все изучающие Ленина за рубежом могли иметь (и имели) свои личные точки зрения на этого политического деятеля и его дела. Это довольно грубое деление ленинианы, в действительности оно более дробное, но и из него явствует, что там, где допускается свободное выражение политических взглядов, единой точки зрения на отца-основателя революционаризма ХХ в., вождя Октябрьской революции и Советского государства не может быть по определению.

Эмоционально-ценностное восприятие Ленина сглаживается со временем, но и сейчас в среде российской диаспоры за рубежом есть люди, воспринимающие (вслед за Буниным) этого человека как «бешеного и хитрого маньяка», а в среде коммунистов — как «человечнейшего человека».

Понятно, что он не был ни тем, ни другим — просто потому, что в этом случае он становится одномерным маркузианским человеком, которому не место в политике. Между тем именно в политике (с позиций современности можно сказать: в реальной политике, в Realpolitik) он проявил себя одной из самых крупных, если не сказать крупнейшей, фигурой ХХ в. Тут все надо учесть: и разрыв с идеологией и стратегией II Интернационала (к какой социальной группе мог бы успешно апеллировать в России собственный, доморощенный Бернштейн или Каутский?); и допущение того, что социальный взрыв может произойти в крестьянской стране, истощенной мировой войной (а до мировой войны Ленин ничего подобного и не говорил); и ставку на социальную дезорганизацию и политический вакуум в России (а не на созревание парламентской, учредительной поддержки) как на благоприятствующий революции фактор; и готовность в ходе переговоров о Брестском мире с Германией отступить, отдать территорию в обмен на время, необходимое для консолидации власти (хотя обсуждение этого вопроса в партии чуть не вызвало ее раскол); и предложение концессионных сделок классовым врагам-капиталистам (и с ними можно и нужно договариваться к своей выгоде). Это послужной список (далеко неполный) гибкого прагматического политика, понимавшего, что на скамье оппозиционера можно просидеть до естественной кончины; революционер же не должен упустить ни одного шанса для взятия власти. Первая мировая война и внутрироссийский хаос дали ему наивыгоднейший шанс, которым он в полной мере воспользовался и без которого Красного Октября просто не было бы. Да можно сказать еще проще: его не было бы без Ленина. Десяток троцких, сталиных, зиновьевых, каменевых не заменили бы здесь одного Ильича. Мог бы состояться альянс правых и левых социалистов на Демократическом совещании, а позже — на Учредительном собрании, и страна пошла бы каким-то иным путем, но вот этого радикального, разрушительного (не кровавого, а именно разрушительного; в Феврале было больше жертв) события Русской революции, именуемой Красным Октябрем, точно не было бы.

Гражданская кровь, «кровь былей» (Пастернак) начала обильно литься позже, когда Ленину и его соратникам стало необходимо отстаивать свою власть. Гражданская война стала ключевым оселком проверки нравственного потенциала победившей партии и ее отношения к собственному народу. Важно, однако, понять, что готовность прибегнуть к решительно любым, в том числе кровавым, средствам в борьбе за власть, выработавшаяся в толще большевистской партии в ходе Гражданской войны, Ленину была присуща изначально. С какого именно момента? После казни брата? (Наум Коржавин: «Какая сука разбудила Ленина? Кому мешало, что ребенок спит?».) Во время первой русской революции? В годы конспирации и эмиграции? Летом 1917 г., когда он скрывался от полицейских агентов Временного правительства? Мнения могут быть разными. Но уже в начале января 1918 г. в споре с Марией Спиридоновой о том, морально ли будет разогнать Учредительное собрание, Ленин сказал, как отрубил: «Морали в политике нет, есть только целесообразность».

Целесообразность сохранения и укрепления власти партии, романтически называемая «революционной целесообразностью», проявлялась далее во множестве ленинских указаний: поощрять массовый террор, расстреливать без «идиотской волокиты» (т.е. без суда), «повесить (непременно повесить дабы народ видел)» не менее определенного количества классовых врагов, брать заложников, загородиться от врага живой изгородью из десяти тысяч буржуев, за которыми поставить пулеметы, ограбить церковь (назвав это изъятием ценностей), сжечь целый город (Баку), выдворить за границу или в ссылку элиту российской науки и т.д.⁴. И все это ради народа? Во имя диктатуры пролетариата? Эту мнимо классовую, властно-партийную логику развенчивают расправы над самим пролетариатом в 1918–1919 гг.: расстрел недовольных действиями советской власти трудящихся в Предуралье, на Урале, в Сибири и других местах, в том числе митинговавших рабочих в Астрахани (по С.П. Мельгунову, 2 тыс. жертв; может, меньше, может, больше, сути не меняет); жесточайшее подавление Кронштадтского мятежа в 1921 г. Прав оказался, стало быть, осмеянный разномастными историками Керенский, когда на Первом Всероссийском съезде Советов назвал Ленина и его соратников «держимордами старого режима», для которых главные средства политической борьбы: арестовать, разгромить, убить.

Конечно, белый террор был не намного лучше красного, но классово близкие себе слои белые не репрессировали. Ленин был готов пойти на это, потому что рассчитывал как на твердую опору только на «сознательных рабочих», понимая при этом, что «передовых и сознательных рабочих» в России мало. «Остальная масса» против нас, заявлял он. Ее надо было учить и воспитывать политически, в том числе методом устрашения («пусть видят и трепещут», говорил он), прививать ей трудовую этику, поскольку русский человек — «плохой работник» в сравнении с трудящимися передовых капиталистических стран.

Испытывая почти паническую боязнь потери власти в неустойчивой военно-политической ситуации лета 1918 г. (ибо проигрыш означал бы уход Ленина и его партии в полное небытие), руководство большевиков совершило еще более жуткое деяние, чем французские якобинцы, казнившие Людовика XVI и Марию-Антуанетту. Те были гильотинированы по решению Конвента путем голосования (праведному или неправедному решению — другое дело). Николая II и его семью расстреляли без суда и следствия из-за угрозы захвата Екатеринбурга белочехами, а поскольку детей императора и судить-то было не за что, в прессе сообщили, что казнен один самодержец, а его семья перевезена в «надежное место». (В сентябре 1941 г. точно так же, ввиду приближения войск вермахта, были расстреляны политические узники орловской тюрьмы, включая Марию Спиридонову, боровшуюся вместе со своими соратниками — левыми эсерами, как и Ленин, против царизма. Этот акт — не вина Ленина, но следствие инициированного им порядка внесудебной ликвидации политических противников.)

Будучи в политике прагматиком и законченным циником, Ленин тем не менее оставался человеком идеи. Всепоглощающей и немеркнущей, способной адаптироваться к меняющимся условиям (наиболее яркие примеры — допущение возможности антикапиталистической революции в одной, притом не самой передовой, стране; после победы революции переход от военного коммунизма к нэпу). Эта идея состояла из двух частей / задач: 1) совершить такую революцию; 2) заменить капиталистический общественный строй социалистическим. Для выполнения первой задачи было необходимо создать дисциплинированную партию — и Ленин ее создал; для выполнения второй задачи создать новое государство — Ленин создал и его. Тут ни убавить, ни прибавить, а споры могут носить только ценностный характер — хорошо это или плохо. По масштабам ХХ в. как деструктивная, так и креативная деятельность Ленина не знала равных.

Полагаю, однако, что было бы неверно считать Ленина креатором тоталитарного режима. Незачем было бы ему призывать к обучению кухаркиных детей искусству государственного управления, если цель государства — тоталитарный контроль над обществом; для этого хватило бы и ЧК. Ленин не зажимал, а поощрял внутрипартийные дискуссии, требуя одного — всей партии подчиняться принятым решениям. (Впрочем, в этом он не был оригинален. Нет и не было такой политической организации, руководство которой поощряло бы фракционность.) Критики в свой адрес Ленин не боялся, можно сказать, он ждал ее, так как получал возможность лишний раз изложить свою точку зрения и «приложить» оппонентов. Когда в партийных инстанциях обсуждались меняющиеся условия мира с Германией на переговорах в Брест-Литовске, Ленин (подсчитали историки) 6 раз оставался в меньшинстве, однако все же продавил подписание мирного договора. Злопамятным, в отличие от своего «верного ученика», не был.

Но черты личности Ленина и стиль его руководства, вехи его побед и поражений (конечно, были и поражения, взять хотя бы его призывы к гражданской войне в период двоевластия весной–летом 1917 г., приведшие к преследованию его и поставившие всю работу большевистской партии под угрозу) — все это имеет самое отдаленное, самое минимальное отношение к современности, так как те исторические условия и сложившаяся ситуация повториться сейчас не могут, и извлечь из них полезный опыт негде и некому. Тактическое наследие Ленина вряд ли дождется своей востребованности.

Для того чтобы обнажать системные недостатки нынешнего социального порядка в России, Ленин не нужен. Они видны и без Ленина. После него и вплоть до настоящего времени сотни компетентных исследователей самой разной идеологической ориентации показывали (и показали) эти системные недостатки на примере развитых капиталистических стран. Капитализма второй половины ХХ в. Ленин не предвидел — этот капитализм вместо того, чтобы породить пролетарскую революцию, похоронил все надежды на нее. Здесь главный стратегический просчет Ленина; он почуял недоброе, когда были подавлены революции и вооруженные восстания в Европе, но пересмотреть свою теорию революции не смог или не успел.

Для того чтобы понять, что социализм (как, впрочем, и капитализм, и любая другая общественная система) не вводится декретами, Ленин тоже не нужен. России в ее нынешнем состоянии никакой социализм не светит. Так называемый скандинавский социализм был бы предметом мечтаний, но он предельно далек и от ленинского теоретического наследия, и от нынешней российской действительности.

Для того чтобы обличить бюрократию, которую Ленин (как и Троцкий) смертельно ненавидел, он сейчас тоже не нужен. Другая страна, другой бюрократ (побратавшийся с предпринимателем), а если что и общее, так это невозможность одолеть бюрократию. Ни с Лениным, ни без Ленина. Впрочем, это, как и практически безнадежная борьба с коррупцией, не вопрос теории.

Даже для того чтобы разжечь революционный пожар в отсталых странах (о развитых речи нет), где больше горючего материала для социального протеста, Владимир Ильич не нужен. Скорее уж сгодился бы Ильич Рамирес Санчес — но только, чтобы бомбы бросать, а не вершить социальную революцию. В этом, может быть, и есть продление жизни Ленина — назовет какой-нибудь радикальный интеллигент в розовеющей Латинской Америке свое чадо «Илич» или даже «Ленин», и возьмет это чадо в руки уже не «Государство и революцию», а подрывное устройство, чтобы пополнить ряды террористов, последователей народовольцев, эсеров, Камо Тер-Петросяна и Кобы. Только не он станет анафемой погрязшего в потребительском довольстве цивилизованного мира, а террорист этнонационалистического или конфессионального покроя. Опять не по-Ленину. (Но в данном случае — и слава Богу, с Россией будет меньше негативных ассоциаций.)

Изменить данный ход вещей может только глобальная катастрофа, подобная той, которой явилась Первая мировая война и без которой не было бы Русской Революции, да и о Ленине знали бы только историки. Необходимость существования исторической науки остается главным залогом памяти о вожде большевиков⁵. О нем будут писать и в будущем — и, вероятно, во все более спокойных тонах, как пишут сейчас о великих революционерах Запада.

II. Сталин

Борис Пастернак в поэме «Высокая болезнь» написал о Ленине: «Он управлял теченьем мыслей / И только потому — страной». О Сталине можно сказать с точностью до наоборот: он управлял страной и, будучи абсолютным управителем, управлял и мышлением граждан этой страны.

Именно поэтому Сталин до сих пор востребован определенной частью российского общества. Его экспроприаторские подвиги в Закавказье, побеги из тюрем и ссылок, вольготная жизнь в Туруханском крае и даже участие в Гражданской войне никого не интересуют. Он нужен как управленец, ибо главная проблема, стоящая сегодня перед Россией — это проблема управления ею. Кому, как и во имя чего управлять — более важных вопросов нет.

Литература о Сталине множится как из рога изобилия. Можно вспомнить, что нечто подобное наблюдалось и в годы «перестройки», когда горбачёвская политика гласности открыла путь к переоценке сталинского периода советской истории. Тогда это были в основном статьи резко критического характера⁶. Сейчас в книжных магазинах полки ломятся от книг, призывающих вспомнить, как процветала страна при Сталине и какого мирового величия она достигла, невзирая на происки внешних и внутренних врагов, несмотря на их попытки ликвидировать не только сталинское государство, но и самого Сталина (на вопрос о том, не была ли смерть Сталина насильственной, авторы этих книг дают ответы в диапазоне от «возможно» до «конечно, да»). Навскидку назову несколько произведений такого рода, вышедших в конце 2012 — начале 2013 г.: М. Ошлаков. Сталин их побери! 1937: Война за независимость СССР; Н. Стариков. Сталин: Вспоминаем вместе; Ю. Емельянов. Разгадка 1937 года; Ю. Мухин. Убийство Сталина и Берии: Величайшее преступление ХХ века; А. Елисеев. Сталин против «оранжевой чумы»: Глобальный заговор 1937; А. Кофанов. Русский царь Иосиф Сталин. Исследователи считают, что вполне можно говорить о сложившейся историографии сталинизма конца прошлого — начала нынешнего века, и анализируют этот историографический массив [20]. Одно только издательство РОССПЭН в серии «История сталинизма» выпустило в последние пять лет 117 книг, посвященных различным явлениям и процессам советской истории, которые прямо или опосредованно связаны с деятельностью Сталина и отражают его роль в развитии страны⁷.

Социологические опросы равным образом свидетельствуют, что Сталин занял определенную нишу в умах изрядного числа россиян, причем эта ниша прочно удерживается на протяжении последних лет. Сошлюсь на регулярные опросы, проведенные сотрудниками ВЦИОМ и выявившие, что в России есть люди, относящиеся к Сталину с восхищением (1% от числа опрошенных в 2008 г., 2% — в 2010 г., 1% — в 2012 г.), с симпатией (соответственно в те же годы 8%, 7% и 6%) и с уважением (22%, 23%, 21%) [6, с. 112]. Почти совпадают с приведенными данными за 2012 г. результаты опроса ВЦИОМ в феврале 2013 г.: восхищаются — 3%, симпатизируют — 6, уважают — 27%⁸. Речь идет, таким образом, о трети или четверти населения страны — это много, очень много. Эти цифры оттеняются показателями отношения к Сталину с неприязнью и раздражением (11% — в 2008 г., 12 — в 2010 г., 12 — в 2012 г., 14% — в 2013 г.), с отвращением и ненавистью (соответственно 4, 5, 4, 6%), со страхом (соответственно 7, 7, 7, 5%) — мы видим, что сумма позитивных оценок Сталина перевешивает сумму негативных. Однако существенно то, что треть россиян или чуть больше стабильно демонстрирует безразличие к персоне человека, являвшегося безраздельным «хозяином» страны на протяжении четверти века. С точки зрения текущей полемики вокруг его деяний этот показатель на руку антисталинистам — ничто так не обидно для великих мира сего, ничто так не умаляет их имидж как индифферентность и забвение масс. Учтем вместе с тем, что неопределившаяся масса всегда остается потенциальным резервуаром пополнения рядов любой из конфронтирующих сторон.

Более важными представляются вопросы и ответы, касающиеся политики и практической деятельности Сталина — ведь в конечном счете «уважать» можно и антагониста, а «бояться» своего кумира. Так вот, на вопрос, оправданы ли жертвы советского народа в сталинскую эпоху свершившимися достижениями, большинство респондентов согласились с формулировкой «нет, их ничем нельзя оправдать»: 60% в 2008 г., 58 — в 2010, 61 — в 2011, 60% в 2012 г. На вопрос, существовала ли политическая необходимость репрессий или они явились политическим преступлением, которому нет оправдания, 72% приняли вторую точку зрения в 2007 г. и 66% в 2012 г. [6, с. 114–115].

Здесь надо, конечно, иметь в виду, что вину за жертвы и репрессии, которые однозначно ассоциируются в обыденном сознании с периодом правления Сталина, поклонники последнего возлагают не на верховного правителя, а на его окружение, партийных функционеров и силовые ведомства. То есть в оправдании они действительно отказывают — но Ягоде, Ежову, Берии, а также Хрущёву, Маленкову, Жданову и иже с ними⁹. Это отчасти объясняет необычно высокий процент обвинителей среди опрошенных. Насилие и террор вызывают естественное человеческое неприятие в мирное время, поэтому лишь 9% в 2007 г. и 13% в 2012 г. сочли, что репрессии были исторически оправданны.

Почему число оправдывающих сталинский террор возросло? Причина видится в том, что люди благодаря печати, телевидению и радио, а также воочию, на собственном опыте, наблюдают постоянный рост коррупции, мздоимства, презрения к закону во всех общественных институтах, на всех этажах власти и связанного с нею бизнеса. Правоохранительные органы и судебная система исправить ситуацию не могут уже потому, что сами изрядно коррумпированы. Причем речь идет не только о таких тривиальных в сегодняшней России явлениях, как распил и откат. Старательное и неукоснительное исполнение лежащих вне правового поля распоряжений вышестоящего начальства — это тоже один из видов коррупции, ибо он предполагает определенное непрямое вознаграждение в будущем (карьерный рост, доступ к ресурсам). В народе, вздыхая, иной раз говорят: «Эх, нет на них Сталина!»

Сталинисты среди публицистов и историков, удовлетворенно принимая эти вздохи за свидетельство своей правоты, ведут себя, мягко говоря, непоследовательно. Вот бы им повторить такое сетование… Вместо этого они достаточно дружно принимаются убеждать общественность: нет, не товарищ Сталин виноват в репрессиях и терроре, а совсем другие лица — те, кто проникли в его окружение, предали его и насадили своих ставленников в партии и органах безопасности.

Скажем сразу: изучая советскую историю 1930-х годов трудно не признать, что инвективы современных сталинистов в адрес практически всех «деятелей партии и государства» обоснованы. Все они в той или иной мере причастны к совершавшимся преступлениям. Но вот отделить их от Сталина (точнее, Сталина от них) нет никакой возможности. Согласно концепции Ю.Н. Жукова [10], самую широкую волну репрессий, волну 1937 г., инициировали партийные руководители, ответственные за неудовлетворительную хозяйственную деятельность и готовые найти «вредителей» и «шпионов» в подведомственных им регионах с тем, чтобы взвалить вину на них. Кто усомнится в этом? Кто будет спорить с тем, что многие из них старались перещеголять друг друга в разоблачении внутренних «врагов», с которыми еще недавно пили водку, провозглашая тосты за здоровье Сталина, светлое будущее и посрамление мирового империализма? Вот только их Хозяин, хоть иногда морщился, видя слишком примитивное вранье, слишком большой перебор в донесениях о многих тысячах врагов социализма, получал огромное удовлетворение от ликвидации всех тех, кто мешал ему на пути к установлению абсолютной личной диктатуры.

Конечно, ему мешали не эти многие тысячи в низах, бесконечно далекие от борьбы за власть в Кремле и не желавшие быть к ней ближе; ему мешали те в высших эшелонах партии, кто еще помнил политическое завещание Ленина и настороженное отношение того к Сталину; те, кто прошел горнило внутрипартийной борьбы 1920-х годов и ломал голову, кого поддержать — Сталина или, может быть, Зиновьева, Каменева, Бухарина, а то и главного «рогатого» — Троцкого; те, кто позитивно воспринял рост авторитета Кирова; те, кто видел просчеты и дутые итоги пятилетних планов и коллективизации — словом, те, кто мог слишком критически отнестись к его, сталинскому, руководству построением социализма в одной стране. Однако в спокойной политической обстановке убрать с дороги зиновьевых, каменевых и бухариных было бы сложно — масса, и беспартийная, и тем более партийная, послушная, но значимая свой величиной, могла не понять причин репрессий: ведь в действительности рядом, на родной улице, в родном цеху в подавляющем большинстве случаев не было не только такого числа «вредителей», но вообще ни одного (за редчайшим исключением, когда у кого-то возникали личные счеты с властью, как, например у Николаева, убийцы Кирова).

Сделал ситуацию беспокойной, напряженной, гнетущей, зовущей к доносительству сам Сталин. Конечно, переход от более или менее сытого и относительно умиротворенного социально нэпа к форсированной индустриализации без необходимых материальных средств, к раскулачиванию не только кулаков, но и середняков, затаскиванию крестьян в колхозы (обоснованность всего этого комплекса по сути революционных мер и методов их осуществления — отдельная тема), сам по себе влек за собою рост общественных противоречий и сопротивление ущемленных слоев и групп. Но и накал этих противоречий, и сопротивление спали к середине 1930-х годов. Именно это не устраивало Сталина, так как делало оппозицию его личной власти и его политическому курсу в стране и партии скорее мнимой, чем реальной. За океаном оставался главный оппонент Троцкий — но он был уже не в силах влиять на ход событий в стране, все, что он мог — клеймить сталинизм за рубежом, завоевывая умы левой молодежи антитермидорианскими лозунгами и раскалывая международное коммунистическое движение. Чтобы запустить новый мощный маховик подавления всякой оппозиции, было необходимо снабдить эту кампанию (кампании) неким теоретическим обоснованием. Этим и занялся Сталин.

Нет более ярких и убедительных документов, показывающих, что питало массовые репрессии и террор, чем работы и выступления Сталина конца 1920-х — 1930-е годы, вошедшие в «Основы ленинизма» и собрание его сочинений. В первой половине 1930-х годов, когда было необходимо объявить об успешном выполнении плановых заданий первой пятилетки в четыре года и мобилизовать народ на напряженный труд для выполнения планов второй пятилетки, Сталин докладывал стране: борьба «кто кого» окончена, социальная обстановка стала нормальной. «Мы добились того, — говорил он в докладе “Итоги первой пятилетки” в январе 1933 г. на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП (б), — что вышибли вконец последние остатки враждебных классов»; «последние отряды буржуазии» и всякие «бывшие люди… слишком слабы и немощны для того, чтобы противостоять мероприятиям советской власти». Подразумевалось, что эти «остатки» уже не несли никакой политической угрозы, но, продолжал Сталин, они еще опасны тем, что могут воровать и расхищать общественную собственность [27, c. 394–395].

С точки зрения марксиста, коим считал себя Сталин, ясно: раз покончено с враждебными классами, значит, социальной базы для контрреволюции и смены общественного строя нет. Расхищение собственности (частной, государственной, общественной) везде во все времена считалось уголовным, а не политическим преступлением, совершаемым из корыстных мотивов с целью извлечения материальной выгоды. Чтобы украсть, не обязательно быть японским шпионом.

В докладе «О проекте Конституции Союза ССР» в ноябре 1936 г. на VIII Всесоюзном съезде Советов Сталин снова подчеркнул: «Все остатки эксплоататорских классов оказались таким образом ликвидированными» [27, с. 510].

И вместе с тем сам Сталин, именно он, в противовес позиции Бухарина, Рыкова и так называемой «правой оппозиции», выдвинул тезис об обострении классовой борьбы по мере построения социализма. Еще в 1928 г. на июльском пленуме ЦК партии, готовя страну к силовому подавлению кулачества и насильственной коллективизации, Сталин объявил: «Продвижение к социализму не может не вести к сопротивлению эксплуататорских элементов этому продвижению. А сопротивление эксплуататоров не может не вести к неизбежному обострению классовой борьбы» [28, с. 172]. «Уничтожение классов достигается не путем потухания классовой борьбы, а путем ее усиления, — подчеркнул он в упомянутом выше докладе. — …Рост мощи Советского государства будет усиливать сопротивление последних остатков умирающих классов» [27, с. 394–395]. Всякое «потухание» и «отмирание» никак не соответствовали менталитету вождя, он им противился.

В Отчетном докладе XVII съезду партии Сталин вносит существенный нюанс в трактовку темы классовой борьбы в ходе построения социализма. Бесклассовое общество, утверждает он, должно быть создано «путем развертывания (курсив мой. — Ю.И.) классовой борьбы» [там же, с. 467]. Как так? Маркс, а до него Гизо провозгласили борьбу классов объективной реальностью и законом общественного развития; оказывается, ее можно организовать?

Двоемыслие Сталина (если это можно назвать двоемыслием) объясняется просто: успокоительные восклицания относительно победы над противниками социализма были адресованы народу, массам, всем тем, кто строил этот самый социализм своим производительным трудом, выполняя директивы партии. Слова же об усилении и развертывании классовой борьбы предназначались для ушей партийных функционеров, политработников и чекистов — это им вменялось в обязанность «развертывать» расправу со всеми несогласными с курсом Сталина, с критиками, оппозиционерами, инакомыслящими, соперниками в борьбе за власть. Донесения секретарей обкомов и крайкомов об обнаружении на местах десятков тысяч «врагов», о которых так много пишет Ю.Н. Жуков, в первую очередь должны были служить (и служили) свидетельством их лояльности Сталину, его «линии», и уж во вторую очередь оправданием за срыв государственных заданий. В этом они действительно «соревновались» друг с другом¹⁰. Все они прекрасно понимали, что речь идет о создании режима личной диктатуры, обстановки страха и террора, облегчавшей диктатуру. При этом они могли быть кем угодно — карьеристами, бытовыми разложенцами, трусами, подхалимами или, наоборот, ненавистниками Сталина, но они не были ни «контрреволюционерами», ни «врагами народа», ни «шпионами».

Все эти давно известные и понятные вещи приходится повторять, потому что современные сталинисты твердят как заклятие: Сталин заботился о людях, а не губил их. Их попытки скостить цифры в числе жертв террора уже не имеют принципиального значения. Допустим, не 5–6 млн. человек погибли в лагерях, а только один миллион — в гибели этого миллиона виноват прежде всего Сталин. В подтверждение достаточно привести один-единственный аргумент: верховный властитель, тем более абсолютный властитель, отвечает за все. Те, кто объявляют его личной заслугой все достижения страны, добытые трудом и самопожертвованием народа, должны бы быть последовательными и не перекладывать ответственность за преступления на придворных и рядовых исполнителей. Жертвы проводимой Сталиным политики — на его совести. Представляются ошеломляюще искренними реплики Сталина членам Политбюро уже в послевоенное время, после ареста «врачей-вредителей», которых он велел истязать, чтобы добиться от них признания: «Вы слепцы, котята, что же будет без меня — погибнет страна, потому что вы не можете распознать врагов» [21, с. 155].

Большинство диктаторов в истории были маниакально подозрительными, но не всякий был готов поступить, как Сталин, который узнав, что дочь Светлана встречается с кинорежиссером-евреем А. Каплером, объявил последнего английским шпионом и отправил в Воркуту, где тот отрабатывал лагерный паек фотографом. «Сам по себе Сталин не был злым человеком. Но неимоверно тяжелая жизнь… коварство и низость, цинизм и жестокость многих, его интеллектуальное, нравственное и социальное одиночество сделали свое», — разъясняет нам Р.И. Косолапов¹¹. Что ж, кумиров не судят. При желании можно даже увидеть в их поступках некую высшую волю, как это сделал совсем недавно, 20 апреля сего года, А. Пушков в своем «Посткриптуме», заявив, что «сталинский ледоруб, вонзившись в череп Троцкого, был орудием божественного возмездия»¹².

У современных сталинистов нелегкий выбор: либо ради благопристойности собственного имиджа в этических и правовых условиях ХХI в. осудить подозрительность, жестокость, готовность Сталина пожертвовать огромным числом человеческих жизней ради избранного им политического курса и, соответственно, ради сохранения своей верховной власти, без которой этот курс осуществить невозможно (словом, осудить все то, что вызывает неприятие привыкших к нормальной жизни людей) — либо проявить последовательность и вознести внутренне одобряемое ими неограниченное и внеправовое революционное насилие на щит (рискуя, что сограждане их не поймут). Учась у самого Сталина как непревзойденного манипулятора и тактика политической борьбы, они могли бы предпринять и то, и другое — насытить пропаганду гуманистическими лозунгами (как привлекательна была «сталинская конституция»!), а когда им потребуется, провести масштабные репрессии¹³.

Но не столь давно вырисовался и пресловутый «третий» вариант: очистить имидж Сталина от диктаторской грунтовки и ретушировать его под… демократа. Эту операцию под кодовым названием «Иной Сталин» осуществил Ю.Н. Жуков в одноименной книге 2003 г. Согласно автору, Сталин, опираясь на небольшое число единомышленников («узкое руководство» или «группа Сталина») намеревался вывести Советы депутатов трудящихся из-под партийного контроля, превратив их на деле в самостоятельную ветвь власти; кроме того, он хотел, чтобы первые секретари региональных партийных организаций избирались в Советы на альтернативных выборах наряду с представителями других общественных организаций. Речь таким образом шла о радикальном реформировании политической системы СССР. Эти планы Сталина, которым противилось большинство партийных бонз («широкое руководство»), именуются автором «совершенно новой темой» в политике партии [10, с. 429]. Ну, что касается деклараций о важнейшем значении Советов в жизни страны, ничего принципиально нового в них не содержалось, их было предостаточно еще раньше в устах и Сталина, и Ленина, и всех большевистских вождей. Само же изображение Сталина «одиноким героем», пекшимся о воплощении на практике демократических принципов вопреки косности едва ли не всей партийной верхушки, не выдерживает критики.

Пусть Ю.Н. Жукову возразит сам Ю.Н. Жуков.

Попытки Сталина «обуздать партократию» он называет противоречивыми. Почему они были противоречивы? Потому что Сталин-де боролся с нею, «сначала пойдя ей на уступки, наделив неограниченными правами, затем обрушив репрессии против нее» [10, с. 462]. Что получается? Тот человек, которого все безудержно славословили и все панически боялись, реальный властелин, крушивший и «правую» и «левую» оппозицию (которую автор, кстати, примечательным образом называет «рудиментарной» — там же, с. 126), самолично, но вынужденно, то ли благодаря, то ли вопреки своей «демократической» натуре, вручил нижестоящему руководству права развернуть массовые репрессии в 1936–1937 гг. Выходит, Сталин был слаб и сам побаивался этих людей. Но если он потом все-таки сумел их репрессировать, значит, был не так уж слаб, скорее силен. А если силен, почему репрессировал последних после развязанного ими террора, а не до, почему дал им возможность залить страну кровью?

«Широкое руководство» (т.е. руководители обкомов и крайкомов), отмечает автор, к Пленуму ЦК в октябре 1937 г. уже потеряло 24 человека, которых репрессировал Сталин, причем об этом объявил он сам, поставив на их место более преданных ему людей [10, с. 487–488]. Что же мешало ему вместе с ними продолжить линию на демократизацию общественной и партийной жизни? А то, пишет автор, что после 1937 г. в «узком руководстве» стали преобладать «ястребы», сторонники жесткого недемократического курса [там же, с. 490] — да ведь это были люди Сталина! Не Троцкого, не Зиновьева, Каменева и Бухарина, их уже не осталось на политической сцене, а самого «отца народов».

Действительно, таким образом, интерпретируемые акции Сталина выглядят противоречивыми — но это и требуется современным сталинистам: чтобы диктатор не выглядел одномерным историческим злодеем. Вот только противоречия обнаруживаются не столько в действиях Сталина, сколько в их истолковании.

Антитеза «широкое руководство» vs «узкое руководство» ложна в своей основе и ставит единственную цель обелить Сталина. Даже если условно принять эту схему, она ломается, как только мы видим, насколько текучим был состав и «широкого», и «узкого» руководства в силу чисток и репрессий. Сталин добивал старые партийные кадры руками молодых, натравливал «левых» на «правых» и наоборот, постоянно перетряхивал номенклатуру — и в этой перетряске никто не был застрахован от участи жертвы даже в самом «узком руководстве» в случае несогласия с диктатором.

Итак, на вопрос «один ли Сталин отвечает за массовый террор» с логичным ответом «конечно, не один», наиболее компетентный и тонкий из всех исследователей, оправдывающих сталинизм, отвечает: вообще не Сталин, все, кроме Сталина. Именно так он понят и будет понят недипломированными, простыми сталинистами сегодня, именно так его понимают многие сегодняшние коммунисты — члены КПРФ. Пришло время, когда историческая память в очередной раз деформируется катастрофическим несовпадением деклараций и реальности, а разочарование в сегодняшнем дне побуждает искать правду в дне вчерашнем. Поэтому открываются памятники Сталину, а его портретами обклеиваются автобусы. Коммунистическая печать также пестрит портретами Сталина и аллилуйями ему; лейтмотив леворадикальной пропаганды — «Вернем время побед!»¹⁴.

Если речь идет о победе над собственным народом, то пропагандистам КПРФ не следует забывать, что их лидер Г.А. Зюганов, когда-то определенно осуждавший Сталина, а теперь склонный поклониться ему, все же признал: в период сталинизма «за 20 лет репрессировали 15 миллионов»¹⁵.

Готова ли страна к новым победам такой ценой? Или даже существенно меньшей, но с шестью нолями? Есть уверенность, что 99% россиян не отдают себе отчета в том, что Сталин без кровавого насилия (назовем вещи своими именами, тут даже термин «репрессии» не вполне релевантен) — это не Сталин¹⁶. «Иной Сталин» — это в лучшем случае человек, который держит на руках десятилетнюю стахановку Мамлакат Нахангову; в политике «иного Сталина» не было.

«Демократ Сталин» — это оксюморон. Задумывался ли он о возможности многопартийной системы в Советском Союзе, как уверяет Ю.Н. Жуков? Почему бы и нет? Политик макиавеллианского типа взвешивает все варианты развития государства. Но что бы Сталин ни говорил или писал в неподлежащих разглашению беседах и документах, обнаруженных автором, реальное значение имеет то, что он разъяснял и диктовал стране. «Несколько партий, а значит и свобода партий может существовать лишь в таком обществе, где имеются антагонистические классы… В СССР имеется почва только для одной партии, Коммунистической партии», — вот действительное политическое кредо Сталина [27, с. 523]. Воистину, было бы странно, если бы он, жесточайшим образом боровшийся с внутрипартийной оппозицией, даже «рудиментарной», желал бы появления оппозиции в лице других политических организаций.

Хотел ли Сталин, чтобы председатель президиума Верховного Совета СССР избирался всем народом, всем «демосом»? Нет, конечно, и он сам объяснил почему, отклоняя предлагавшую этот вариант поправку к проекту Конституции СССР 1936 г.: «Я думаю, что это дополнение неправильно… в СССР не должно быть единоличного президента, избираемого всем населением… могущего противопоставить себя Верховному Совету» [27, с. 531]. Все просто: оставаясь единственным источником принятия высших стратегических решений, Сталин мог контролировать Верховный Совет, и ему не нужен был еще один равный ему (а формально и более легитимный) источник влияния на развитие страны, который мог в какой-то ситуации оказаться оппозиционным.

Если наряжать Сталина в тогу политика-демократа, воевавшего с зажравшейся партократией, свойственно пока лишь небольшому числу историков и публицистов, то изображение его «эффективным менеджером», похоже, импонирует многим рядовым россиянам, которых приводят в праведный гнев царящие в нынешней России беззаконие и преступность. Бесспорно, коррупция в Советском Союзе и особенно в сталинское время была неизмеримо ниже сегодняшней. С помощью не только политических репрессий, но и неукоснительных уголовных наказаний (украл колосок — в лагерь), которые насыщали миллионными рабочими руками гигантские стройки социализма, сравнимые со стройками Древнего мира и Петра I как по характеру труда (рабского), так и по числу жертв, партийно-государственное руководство периода сталинизма добивалось исполнения трудовой дисциплины. Огромную роль наряду с этим играл добровольный трудовой энтузиазм масс — тогда еще вовсю действовал фактор доверия коммунистической идеологии и надежд на никем дотоле не виденное светлое будущее.

Будем последовательны: народ-жертва и народ-энтузиаст одинаково вписаны в картину советского общества сталинского периода, и если мы обвиняем в жертвах сначала Сталина, а потом уже остальную партократию и репрессивный аппарат, то следует признать, что и в мобилизации масс на эти добровольные подвиги его политика, его выступления и речи, сам его имидж сыграли более существенную роль, чем казенные и нередко просто корявые партийные директивы. Для одних он был тираном, для других идолом, тем самым «отцом народов». Последних было даже больше, но здесь простая арифметика не помогает понять суть происходившего и вынести ему оценку. Человеческие жертвы первых пятилеток и всего предвоенного периода — это непоправимый демографический урон будущему страны, несовместимый с эффективным менеджментом.

Что касается энтузиазма, то его уже и в помине не было в позднесоветский период, иначе именуемый брежневским — но не потому, что не нашлось нового Сталина, а потому что идеология утратила свою правдоподобность и стало ясно: посредством террора и идейно-политической мобилизации можно добиться впечатляющих экономических успехов, во-первых, на низких, едва ли не нулевых, точках экономического роста, а во-вторых, лишь на ограниченном отрезке времени. Государственный социализм перестал догонять капитализм и все больше отставал от него по производительности труда, уровню и качеству жизни. Трудовая мотивация, присущая сталинизму, исчерпала себя, и никакой «Сталин» не смог бы ее возродить в изменившихся условиях.

Для чего же Сталин нужен сегодняшней России? Чтобы изменить общественный строй, проведя полную национализацию добывающего и производящего секторов промышленности, а на селе возродив колхозы? Это была бы еще одна сталинская революция, но проблема в том, что Сталин 1930-х годов действовал на основе своеобразной легитимности и инерции ранее совершенной революции Октября 1917 г., почему и смог опираться на немалую часть народа — как сказано ранее, если бы не было Ленина, не было бы и Сталина. У сегодняшнего Сталина за плечами не будет ни Ленина, ни Октябрьской революции с опытом Гражданской войны и военного коммунизма. Он будет просто политиком с замашками властолюбца и диктатора без соответствующих полномочий. [Или кто-то готов себе на погибель снабдить его такими полномочиями, отбросив всякие демократизации, либерализации, плюрализации, разделение властей, не говоря уже о правах человека? Кто же это, и какими правовыми процедурами он / они хотят это сделать, ибо альтернатива таким процедурам — гражданская война?] Ясно ведь, что в действующую Конституцию Российской Федерации Сталин не вписывается.

Тот Сталин, по которому ностальгируют лево-леворадикалы, не вписывается и в нынешнюю экономическую систему, ориентированную на максимальное благоприятствование корпоративно-олигархическому капиталу. Сломать эту систему, ввиду ее глубокой укорененности, можно опять-таки только насильственным путем, причем сознательно идя на то, что в дополнение к гигантским масштабам оттока капитала за рубеж, который наблюдается сейчас¹⁷, утечет в несколько раз больше и страна окажется на грани экономического краха. Но, может быть, новый «Сталин» как раз и остановит бегство капитала и разграбление России? Если да, то только ценою насильственных мер общенационального масштаба, ущемляющих интересы сотен тысяч людей (это ведь не только хозяева корпораций, но и хорошо зарабатывающие там наемные работники, а также солидарное чиновничество) и способных повлечь всю ту же гражданскую конфронтацию с саботажем, резким падением производства и уровня жизни и, опять-таки, кровью. [Или этот «Сталин» приручит часть олигархов, но не тех, что приручены сегодня, а других?]

Еще сложнее «Сталину» пришлось бы в борьбе с коррупцией, где от него простые россияне более всего ждали бы быстрых результатов. Экономической и бытовой коррупцией поражена вся Россия¹⁸, оппозиционеры в сравнении с коррупционерами глядятся как население Малаховки рядом с населением Москвы. Это системный, гораздо более высокий уровень коррупции, чем тот, с которым большевикам пришлось иметь дело в 1930-х годах. Истребить нынешнюю коррупцию можно только с помощью поголовных репрессий чиновников, бизнеса (который тоже заинтересован в коррупции) и миллионов тех, кто, стесняясь, как голубой воришка Альхен в «12 стульях» Ильфа и Петрова (или не стесняясь), дают и берут взятки в бытовой сфере. По сути, это означало бы превратить Россию в огромных размеров Кампучию.

Формулирую свой вопрос адептам сталинизма: вы хотите, чтобы вдруг возникший «Сталин» (кто-то с его менталитетом и в его амплуа) действовал в рамках существующего буржуазно-олигархического режима и Конституции 1993 г.? Или вы хотите, чтобы этот возникший «Сталин» порушил данный режим и данную конституцию? Первый вариант однозначно предусматривает, что такой «Сталин» не был бы уже правоверным марксистом-ленинцем. Он не был бы и другим грузином, Саакашвили, хотя бы потому, что тот все же верит в буржуазно-демократические идеалы. Во втором случае он был бы просто диктатором типа Саддама Хусейна или кого-то еще в истории «третьего мира», в лучшем случае Пиночета. Но на кого он мог бы опереться в борьбе за взыскуемую массами социальную справедливость? Ни олигархи, в чьих руках находится более 70% личного богатства граждан, ни сегодняшние чекисты, ни генералы его не поддержали бы, не будучи врагами самим себе. Ну, возможно, часть некоррумпированных силовиков и поддержала бы, и… это был бы путь к гражданской войне.

Допустим, в такой самой неправедной и беспощадной изо всех мыслимых вооруженных схваток победил бы «Сталин». Но потом с вероятностью 99,9% потребовалась бы десталинизация (прежде всего по экономическим причинам) со своим «Хрущёвым», а там, не исключено, появились бы новые «Брежнев» и «Горбачёв». Иными словами, история пошла бы привычной дорогой сменяемости «вызовов» и «ответов», «восходов» и «закатов», реформ и контрреформ, но вот извивалась бы эта дорога витками и вверх устремленной спиралью или чертила очередные круги — не знает никто. И наши потомки в очередной раз спорили бы о том, не были ли издержки напрасными, стоила ли такая большая игра свеч.

Для финальной оценки Сталина приведу две цитаты современных исследователей, относящиеся к нему как к личности и к современному сталинизму.

Б.С. Илизаров: «…Он пройдет через тысячи, миллионы человеческих душ и сознаний, и каждый будет его судить до тех пор, пока существует человечество. А это значит, что он никогда не уйдет в Ничто, в Вечный покой. Тем самым нет и не будет ни ему и ни ему подобным ни вечного забвения, ни вечного покоя. Он получил, что хотел» [13, с. 471].

Ю.С. Пивоваров: «“Сталин — сегодня” — это современное красно-белое черносотенство, это сплав советизма, русского национал-социализма, мифологически-утопического сознания, геополитических и конспирологических патологий, дуального типа мышления (“мы–они”), абсолютного отказа от религиозного восприятия мира (зло в других, но не во мне) с переходом на позиции “сверхчеловека-мессии” и русской “сверхцивилизации-мессии” (здесь встречаются отечественный “космизм”, евразийство и вселенский большевистский проект)» [22, с. 23].

Выше говорилось о том, что обсуждение сталинизма — это дискурс на тему, как управлять современной Россией. Драма постсоветской России в том, что она управляется неправедным и потому неприемлемым способом, но попади власть в руки некоего двойника «эффективного менеджера» Сталина, управление ею стало бы еще более неправедным и неприемлемым.

Как же оценивать Ленина и Сталина сегодня? Покойный Ю.Ф. Карякин предлагал, говоря о советском периоде истории России, «рассматривать весь путь в свете конечного результата» [16, с. 628]. Для ленинизма конечным результатом стал сталинизм. Для сталинизма — превращение строившегося государственного социализма в тоталитарную диктатуру, а затем в неизбежную — но непоследовательную и незавершенную — десталинизацию. Для советской истории в целом — в доказательство неизбежного краха социальной утопии, базирующейся на субъективных властных амбициях партий и политиков.

Вместе с тем Ленин и Сталин остались знаковыми фигурами ХХ в. Не единственными, но главными. Не будь обоих, история России и мира могла сложиться совсем иначе.

Литература

1. Арутюнов А. Досье Ленина без ретуши: Документы. Факты. Свидетельства. — М.: Вече, 1999. — 655 с.

2. Арутюнов А.А. Ленин: Личностная и политическая биография (2-е изд.). — Т. 1–2. — М., 2003.

3. Березко В. Ленин и Сталин: Тайные пружины власти: Государственно-правовая идеология левого авторитаризма. — М.: Алмаз, 2007. — 399 с.

4. Бессонов Б. Владимир Ленин — Собиратель земель русских. — М.: Алгоритм, 2007. — 240 с.

5. Волкогонов Д.А. Ленин: Политический портрет. 2-е изд. — М.: АПН, 2001. — 477 с. (Т. 1); 508 с. (Т. 2).

6. Гудков Л. Дереализация прошлого: Функции сталинского мифа // Pro et contra. — М., 2012. — Ноябрь-декабрь. — С. 112 (108–135).

7. Данилов Е. Ленин: Тайны жизни и смерти. — М.: АСТ, 2007. — 655 с.

8. Дудаков С. Ленин как Мессия. — Иерусалим–Москва, 2008. — 163 с.

9. Емельянов Ю.В. Разгадка 1937 года. — М.: Вече. — 383 с.

10. Жуков Ю.Н. Иной Сталин: Политические реформы в СССР в 1933–1937 гг. — М., 2005. — 511 с.

11. Жуков Ю.Н. Сталин: Тайны власти. — М.: Вагриус, 2005. — 718 с.

12. Иванов Ю.М. Чужой среди своих. (Последние годы жизни Ленина). — М., 2001. — 106 с.

13. Илизаров Б.С. Тайная жизнь Сталина: По материалам его библиотек и архива. — М., 2002. — 479 с.

14. Кара-Мурза С. «Проект Ленина» — путь к обрыву или спасению? // Наш современник. — М., 2000. — № 4. — С.

15. Каррер д’Анкосс Э. Ленин (пер. с фр.). — 2-е изд. — М., 2008. — 383 с.

16. Карякин Ю.Ф. Послесловие: Арифметический подход к высшей математике // Данилов Е. Ленин: Тайны жизни и смерти. — М., 2007. — С. 628–634.

17. Колодный Л. Ленин без грима. — М.: Голос, 2000. — 461 с.

18. Краус Т. Ленин: Социально-теоретическая реконструкция. — Пер. с венгерского. — М.: Наука, 2011. — 395 с.

19. Логинов В. Владимир Ленин: Выбор пути. — М.: Республика, 2005. — 447 с.

20. Носкова А.Ф. Российская историография сталинизма в СССР и странах Восточной Европы: Некоторые итоги изучения // Славяноведение. — М., 2012. — № 1. — С. 40–54.

21. О культе личности и ее последствиях: Доклад первого секретаря ЦК КПСС тов. Хрущёва Н.С. ХХ съезду КПСС // Известия ЦК КПСС. — М., 1989. — № 3. — С. 128–170.

22. Пивоваров Ю.С. 2012 год: Размышления о русской истории и русской современности // Россия и современный мир. — М., 2013. — № 2.

23. Плимак Е.Г. Политика переходной эпохи: Опыт Ленина. — М.: Весь мир, 2004. — 316 с.

24. Поцелуев В. Ленин. — М.: Алгоритм, 2003. — 512 с.

25. Пстыго И.И. В XXI век с Лениным. — М.: Голос-Пресс, 2006. — 301 с.

26. Пстыго И.И. Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить. — М.: Голос-Пресс, 206. — 359 с.

27. Сталин И. Вопросы ленинизма. — М., изд. 11-е. — 1941. — 611 с.

28. Сталин И. Сочинения. Т. 11. — М., 1955. — 381 с.

29. Тютюкин С.В., Шелохаев В.В. Марксисты и революция. — М.: РОССПЭН, 2003. — 235 с.

30. Carrere d’Encausse H. Russie, la transition manquee: Nicolas II, Lenine. Une proletarienne et diversite nat. — P., 2005. — 1032 p.

31. Marples D.R. Lenin’s Revolution. — Russia 1917–1921. — Harlow etc. 2000. — XV, 156 p.

32. Williams B. Lenin. — Harlow etc. — 2000. — VII, 232 p.

О стремительности экономических преобразований и «заслугах» реформаторов

Р.Х. Симонян, Т.М. Кочегарова

Симонян Ренальд Хикарович — доктор социологических наук, главный научный сотрудник Института социологии РАН.

Кочегарова Тамара Михайловна — кандидат экономических наук, старший научный сотрудник Института социологии РАН.

1. Почему они так торопились?

Реформы 1990-х годов и их стержень — приватизация — создали в нашей стране новые отношения собственности, которые в системе общественных отношений являются базовыми. Отношения собственности определяют социальную структуру общества, его политический контекст, гражданско-правовую основу, организацию хозяйственного управления, оказывают решающее влияние на ценностные ориентации и установки, на общую социально-психологическую и духовно-нравственную атмосферу в стране. То есть на все то, что мы имеем сегодня.

Опыт постсоциалистических стран показывает, что приватизация — основной элемент перехода от социалистической общественной формации к капиталистической, а ее осуществление — сложный и длительный процесс. К примеру, социалистическая Польша, начавшая приватизацию задолго до российских реформаторов, успешно ее проводила в течение 12 лет. Причем «многие крупные предприятия там и через 20 лет находятся в собственности государства, и не только потому, что они и так достаточно рентабельны, но также и потому, что по соображениям геоэкономической безопасности они не должны находиться в частных руках», — подчеркивает экс-премьер-министр и экс-министр финансов Польши, профессор Г. Колодко [15, с. 122].

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Одной из последних жестко критических работ была книга Е.П. Данилова «Ленин: Тайны жизни и смерти» [7].

2

Почти 90 лет назад сигнал к такой интерпретации деятельности Ленина дал Троцкий: «В Ленине мы имеем личность, созданную для этой эпохи крови и железа» (Троцкий Л. О Ленине. М., 1924.)

3

Я бы еще отметил не претендующую на научную глубину, но весьма интересную книгу израильского историка Саввы Дудакова «Ленин как мессия» [8], в которой автор приводит десятки примеров различного восприятия Ленина — политика и человека — его современниками [см. также: 30; 31; 32].

4

Рассекреченные в ходе «перестройки» ленинские документы (см.: Известия ЦК КПСС. — М., 1990. — № 4. — С. 191–194).

5

Память может быть окрашенной в разные тона, но она не может называться ни памятью, ни знанием, если среди ответов современных российских школьников на вопрос, кто такой Ленин, находим такой: «Ленин — президент России, который правил между Ельциным и Гитлером» (http://tgspa.ru/info/education/links/som/som96.html). Хотелось бы объяснить этот факт апокрифичностью информации в Интернете, да вот только он приведен школьными методистами.

6

Даже писатель Анатолий Рыбаков, которого невозможно заподозрить в симпатиях к диктатору, сетовал: «Все о Сталине, о Сталине… Какую газету, какой журнал ни открой — всюду ругают Сталина… Сколько же можно? Надоело» (Рыбаков А. Работать на перестройку // Литературная газета. — М., 1988. — 7 декабря. — С. 7).

7

См. выпущенную издательством весной 2013 г. информационно-рекламную брошюру под заголовком «История сталинизма».

8

См.: «Омнибус» — еженедельный пресс-выпуск ВЦИОМ: http://wciom.ru/inde[.php &id=459&uid=113707

9

Довольно редкий случай оправдания всех ответственных за репрессии: «Сколько бы ни говорили плохого за товарища Сталина, Ягоду, Ежова и Берия, я никогда этому не поверю!.. Стреляли-то кого? Врагов народа» (мнение автора письма в газету из Одесской области, с большой долей вероятности бывшего сотрудника органов. — «Аргументы и факты», 1989, № 31, с. 4).

10

Эту логику поведения (кто больше выявит «шпионов» среди своих) продублировали сотрудники СМЕРШа в годы войны; есть данные, что с июня 1941 г. по 10 мая 1946 г. органами военной разведки, при помощи более миллиона осведомителей в самой армии, были арестованы 699 741 человек и расстреляны почти 70 тыс. (Хлебников О. Над страной пронесся СМЕРШ // Новая газета. — М., 2013. — 22 мая. — С. 16.)

11

Косолапов Р. Незагадочный Сталин // Советская Россия. — 15.01.1998. — С. 5.

12

Не осталась для зрителя незамеченной и извлеченная из архивов ведущим программы карикатура на Троцкого 1930-х годов юдофобского стиля (ну, понятно, противный длиннющий нос и пр.). Неясно другое: Пушков объявил Троцкого инициатором ГУЛАГа и массовых репрессий. Выходит, Сталин был верным троцкистом?

13

Однажды — в программе А. Соловьёва «К барьеру» — А. Проханов уже сподобился пригрозить репрессиями своему визави В. Ерофееву.

14

Правда Москвы: Информационный бюллетень МГК КПРФ. — 2011, октябрь. — С. 8.

15

Зюганов Г. Съезд «Единой России» напомнил мне худшие образчики массовок КПСС // Новая газета. — М., 2011. — 30 ноября. — С. 13.

16

Проводя неблагоприятное для современной России сравнение со сталинской Россией, журналист М. Шевченко заявил, что в годы сталинских репрессий не было массовых судебных процессов, в которых подсудимых было бы 58, как по делу о теракте в Нальчике в 2005 г. Возражая ему, политолог Д. Орешкин напомнил, что только по одному делу «Всеукраинского центрального блока» осенью 1937 г. в Соловецком лагере были расстреляны 134 человека (http://ru.wikipedia.org/wiki%D0%A8%d)%B5% D0%B2%D1%87%D0%B5%D0% — посещение 29 мая 2013 г.).

17

Согласно официальным данным Банка России, за период 1994–2011 гг. совокупный чистый вывоз капитала частным сектором из России в офшорные гавани и фешенебельные страны превысил отметку в 343,2 млрд. долл. Если сюда добавить чистый отток капитала по итогам 2012 г., то эта цифра станет эквивалентной 400 млрд. долл. (данные информационно-аналитического портала «СМИ и бизнес» за февраль 2013 г., основанные среди прочих источников на интервью председателя Банка России С.М. Игнатьева газете «Ведомости» 20.02.2013). Наряду с этим существуют нелегальный вывоз капитала в рамках фиктивной внешнеэкономический деятельности (за 1994–2012 гг. еще 345,1 млрд. долл.) и откровенно криминальное бегство денег в офшоры (как минимум 135,4 млрд. долл.).

18

Лишь один, но очень выразительный пример: в 2011 г. Национальная ассоциация инноваций и развития информационных технологий провела опрос 2,5 тыс. ведущих работников фирм и организаций в отрасли из 40 регионов РФ, выявивший «наивысший» уровень коррупции в РОСНАНО и Министерстве экономического развития, а «очень высокий» в Минобрнауки. «Откаты» в секторе ИТ составили около 60%. (В.В. Лунеев. Преступность против модернизации // Россия и современный мир. — М., 2013. — № 1. — С. 121.)