Россия и современный мир №2 / 2016

Юрий Игрицкий, 2016

Профиль журнала – анализ проблем прошлого, настоящего и будущего России их взаимосвязи с современными глобальными и региональными проблемами. Журнал имеет многоплановый, междисциплинарный характер, публикуя материалы по истории, социологии, философии, политической и экономической наукам. Ключевые рубрики – «Россия и мир в XXI веке» и «Россия вчера, сегодня, завтра».

Оглавление

  • Россия вчера, сегодня, завтра
Из серии: Журнал «Россия и современный мир»

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Россия и современный мир №2 / 2016 предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Россия вчера, сегодня, завтра

Импортозамещение и конкурентоспособность1

Б.А. Хейфец

Хейфец Борис Аронович — доктор экономических наук, главный научный сотрудник Института экономики РАН, профессор Финансового университета при Правительстве РФ и Государственного университета управления.

Когда дует ветер перемен, одни ставят стены, а другие ветряные мельницы.

Конфуций
Деглобализация — новая тенденция в развитии российской экономики

Как показывает мировой опыт, участие в международном разделении труда и межгосударственном сотрудничестве благоприятно влияет на экономику. По оценкам Глобального института McKinsey, глобальные потоки товаров, услуг и инвестиций ежегодно добавляют от 250 до 450 млрд долл. в мировой ВВП, или от 15 до 25% в общий рост мировой экономики. При этом бóльший выигрыш (на 40%) получают экономики, активно включенные в эти процессы [MGI 2014. P 2, 4].

В мире нет ни одной страны, которая благодаря экономической закрытости достигла серьезных экономических успехов. Наиболее одиозный пример — КНДР. Выстоял в практически полной изоляции и Иран, обладающий населением в 75 млн человек и богатейшими запасами углеводородов. Введенные против него в 1996 г. комплексные санкции, значительно ужесточенные в 2010 г., резко ограничили финансово-экономические связи с внешним миром, включая доступ к технологиям. Они стали главной причиной тяжелого положения в иранской экономике. Для отмены санкций Иран пошел на удовлетворение почти всех требований мирового сообщества, и в январе 2016 г. они в основном были отменены.

Россия после 1990 г. все сильнее втягивалась в систему международной торговли, от которой сейчас сильно зависит развитие ее экономики. За последние 25 лет она получила много выгод от глобализации. Если в 1991 г. соотношение экспорта к ВВП составляло 13,3%, то в 2000 г. оно достигло 44,1% и в дальнейшем держалось на уровне 35–30%, немного опустившись во время современного кризиса в 2009–2014 гг.

По степени влияния внешнеэкономических связей на экономику Россия стала сопоставима с крупнейшими экономиками мира. В 2014 г. соотношение объема внешней торговли и ВВП у России составил 52,1%, для сравнения у Китая — 46,9, США — 29,9, Японии — 35,9, ЕС — 33,9, Канады — 62,7%2.

Благодаря стабильному положительному сальдо текущих операций обеспечивалось укрепление национальной валюты, появлялась возможность увеличивать расходы бюджета, создавать валютные резервы и увеличивать инвестиции как внутри страны, так и за рубеж. Одновременно Россия все активнее притягивала иностранные инвестиции, заняв по их притоку в 2012 г. девятое место в мире.

В то же время в 2014–2015 гг. проявилась противоположная тенденция к деглобализации российской экономики. Она обусловлена как объективными, так и субъективными факторами. К первой группе можно отнести начавшуюся экономическую рецессию, примитивную топливно-сырьевую структуру нашего экспорта и существенное снижение цен на основные экспортные товары, обострение конкуренции на главных для России сырьевых рынках, а также потерю конкурентоспособности по многим традиционным экспортным изделиям обрабатывающей промышленности и т.п.

К группе субъективных факторов относятся: резкое обострение геополитической обстановки вокруг России, введение соответствующих санкций и ответных российских действий, ведущих к экономической изоляции, прямые и косвенные барьеры для внешнего финансирования, отсутствие действенных мер в экономической политике, обеспечивающих ускоренную модернизацию и структурные преобразования в экономике, а также реальное улучшение инвестиционного климата и придание этому процессу стабильного и предсказуемого характера.

В 2015 г. произошло существенное сокращение внешней торговли товарами России (рис. 1.) как за счет экспорта (на 31,8%), так и импорта (на 37,1%). Учитывая, что ВВП в 2015 г. уменьшился на 3,7%, соотношение показателей внешней торговли и ВВП также значительно сократилось.

Рис. 1. Внешняя торговля России (по методологии платежного баланса), млрд долл.

Источник: Банк России (2016) База данных (www.cbr.ru).

Процесс деглобализации российской экономики еще нагляднее виден из динамики транснациональных потоков ПИИ в 2013–2015 гг. (см. рис. 2.).

Рис. 2. Динамика ПИИ в Россию и из России, млрд долл.

Источник: UNCTAD (2015) База данных (www.unctad.org).

Из диаграммы видно резкое падение текущих ПИИ в Россию, которые в 2014 г. уменьшились почти в 3 раза по сравнению с 2013 г. Еще больший спад наблюдался в 2015 г. По оценкам ЮНКТАД, объем текущих ПИИ в Россию сократился на 92%, т.е. практически вдвое даже по сравнению с невысоким уровнем 2014 г., в то время как в мире текущие ПИИ в 2015 г. выросли на 36% и составили 1,7 трлн долл.3

В 2015 г., например, по данным Немецкой торговой палаты, около 167 немецких предприятий закрыли свой российский бизнес. По оценке английской консалтинговой компании Global Counsel, в период с 2014 г. по первую половину 2015 г. из России ушло около 60 известных брендов и компаний — в 1,5 раза больше, чем во время кризиса 2008 г. (Irwin, Gratowski, Smotrov 2015). По данным исследования Ernst & Yang, в 2015 г. инвестиционная привлекательность России продолжила сокращаться: лишь 11% инвесторов заявили о том, что готовы инвестировать в регион, что на 8 позиций ниже, чем в 2014 г. (Ernst & Yang 2015).

Опора на собственные силы не может быть стратегией

В таких условиях получили развитие старые идеи о самодостаточности экономики России, о необходимости широкого импортозамещения. При этом делаются ссылки на опыт СССР, который за сравнительно небольшой по времени период менее 15 лет перед нападением фашистских агрессоров в июне 1941 г. создал мощнейший промышленный комплекс, а после войны сумел восстановить и значительно увеличить свой промышленный потенциал, став мировой супердержавой.

Это реальные факты, но здесь не учитываются конкретные условия развития в СССР и современное положение России. Сейчас невозможно осуществить сопоставимую мобилизацию материальных и человеческих ресурсов, которых стало меньше по количеству и соответствию сложности стоящих перед страной задач. Не говоря уже о создании жестко централизованной хозяйственной системы, господстве активной идеологии, подкрепляемой мощным репрессивным аппаратом, а также отсутствии пресловутого «железного занавеса» в отношении не только с государствами, но и людьми.

Многие современные исследователи примитивизируют успешный процесс индустриализации в СССР, провозглашая знаковый термин реиндустриализация. Вместе с тем современный мир вступает в новую, четвертую, промышленную революцию, которая была в центре внимания Давосского форума в январе 2016 г. Она характеризуется слиянием цифровых, физических и биологических технологий4. Ожидается, что эта революция приведет к исчезновению некоторых традиционных отраслей и возникновению принципиально новых видов деятельности, в том числе в сфере услуг, которая сейчас дает в развитых странах до 75–80% ВВП. В 2014 г. на экспорт услуг приходилось 33,7% всего экспорта товаров и услуг Израиля; 32,6 — Индии; 27,8 — США; 18,8 — Японии; 15,6% — Республики Корея. У России аналогичный показатель был 11,5%. В этом плане не менее чем реиндустриализация актуален лозунг новой (инновационной) сервисизации.

По оценкам экспертов BCG, в обрабатывающей промышленности на ведущие позиции выдвинутся девять инновационных технологий: аддитивные технологии (3D-принтеры, производство фотополимеров для лазерного сканирования и т.п.), автоматизированные роботы, программные продукты для разработки предметов производства, моделирование производственных процессов, интегрированные горизонтальные и вертикальные производственные системы, облачные технологии, защита от киберугроз, цифровая революция в производственном процессе, разнообразные сопроводительные услуги и консультации. В Германии, например, расширение использования робототехники и автоматизации позволит сократить количество рабочих мест в сборке и производстве примерно на 610 тыс. Но это снижение будет более чем компенсировано созданием примерно 960 тыс. новых рабочих мест, особенно в IT-сфере и цифровой аналитике (BCG 2015).

По существу речь идет о качественном усложнении и ином масштабе диверсификации номенклатуры материального производства, которую невозможно воспроизвести в рамках одной, даже экономически мощной, страны. Новым требованиям соответствуют долговременные значительные затраты на науку и технологии, составляющие не менее 3% от ВВП, чем не может похвастаться Россия. В 2013 г. в России все затраты на НИОКР составили 1,12% от ВВП. С 2003 по 2013 г. Россия снизила по отношению к ВВП свои расходы на научные и инновационные разработки с 1,29 до 1,12%. В 2013 г. в Германии на эти цели было направлено 2,85% от номинального ВВП, в США — 2,81, в КНР — 2,02, в Японии — 3,47, в Израиле — 4,21, в Республике Корея — 4,15%.

В то же время в России сохраняется высокий относительный уровень оборонных расходов. В 2014 г. они составили около 4,5% ВВП (в 2007 г. — 3,3%). Для сравнения: аналогичные показатели в 2014 г достигали в США 3,5% ВВП, в Китае — 2,1, во Франции — 2,2, в Германии — 1,2% ВВП5. Поэтому неизбежно возникает вопрос, в каком диапазоне можно вернуть и развивать утраченные Россией в последние десятилетия научные школы, высококвалифицированные кадры и технологические заделы, необходимые для структурной модернизации.

В связи с четвертой промышленной революцией в мире наблюдается взрывной рост научной сферы. Сложные конечные изделия объективно становятся объектом для экономической и научной кооперации разных государств в рамках так называемых цепочек добавленной стоимости.

Правда, еще в 1960–1970-е годы стало ясно, что создание универсальных по набору базовых отраслей народнохозяйственных комплексов, фактически навязанное СССР своим тогдашним союзникам — европейским странам народной демократии, малоэффективно по сравнению со специализацией и кооперированием производства в рамках международного, хотя и ограниченного социалистическим лагерем, разделения труда. Уже в то время в научных работах открыто стала критиковаться концепция опоры на собственные силы, показываться ее неэффективность, особенно для небольших стран. О несостоятельности этой концепции я также писал в своей первой монографии «Совершенствование отраслевой структуры и социалистическая интеграция» [Хейфец 1978]. В качестве альтернативы в монографии анализировалась так называемая структурная политика ГДР 1970-х годов, основанная на селективном выборе приоритетных производств, которые отвечали бы определенным критериям, в том числе отличались бы наивысшим научно-техническим уровнем развития и были бы конкурентоспособны на мировом рынке6.

Кстати, идея подобного селективного подхода была предложена в «Стратегии 2020», вывешенной на сайте МЭР РФ в августе 2008 г., т.е. накануне глобального кризиса, который затронул и Россию и заставил отказаться от ее реализации даже с учетом внесенных в нее впоследствии поправок. По мнению разработчиков «Стратегии 2020», проведение избирательной политики позволило бы сформировать технологический профиль российской экономики, определяющий ее конкурентные преимущества по отношению к странам-лидерам — США, Китаю и Европе. Они считали, что в перспективе Россия может достичь доли в 5–10% на рынках высокотехнологичных товаров и интеллектуальных услуг по восьмидесяти позициям, включая ядерные технологии, авиастроение, судостроение, программное обеспечение, вооружение и военную технику, образовательные услуги, космические услуги и производство ракетно-космической техники. Среди других приоритетных направлений, где потенциально Россия могла бы претендовать на лидирующие позиции в мире, назывались нанотехнологиии, производство композитных материалов, биомедицинские технологии жизнеобеспечения и защиты человека и животных, отдельные направления рационального природопользования и экологии и ряд других.

Выбор данных точек прорыва объяснялся имеющейся у России технологической конкурентоспособностью, т.е. без учета возможностей создания новых конкурентных преимуществ.

По оценкам МЭР, Россия входила в число лидеров по ряду важнейших направлений исследований и разработок, в том числе в таких областях как нанотехнологии, живые системы, охрана окружающей среды, атомная и водородная энергетика, энергосберегающие системы, разработки прикладных программных средств и др. В ядерной энергетике уровень применяемых технологий по отношению к мировому, по оценкам, составлял в среднем 95%, в ракетно-космической промышленности — 85, спецметаллургии — 70, авиационной промышленности — 60%. В то же время в станкостроении технологический уровень оценивался лишь в 35% от мирового, в электронной промышленности — 20, химической промышленности — 55, в лесной промышленности и текстильной промышленности — 20%7.

В дальнейшем назывались и другие приоритетные области, причем их состав может меняться, что требует системного анализа и долгосрочного прогнозирования. В этом плане интересна работа, проводимая Институтом статистических исследований и экономики знаний Высшей школы экономики, который осуществляет постоянный мониторинг тенденций технологического развития. В его докладе, выпущенном в начале 2016 г., «Глобальные технологические тренды» описаны 63 технологии, которые в ближайшие 10–15 лет окажут значительное влияние на мировую экономику. Это информационно-коммуникационные технологии, биотехнологии, медицина и здравоохранение, транспортные средства и системы, новые материалы и нанотехнологии, рациональное природопользование, энергоэффективность и энергосбережение. Россия представлена только в 3% глобальных исследовательских фронтов, а вклад нашей страны в динамику публикаций по этим направлениям составляет лишь 1%. Из 63 трендов, выделенных в докладе, уровня «мирового лидера» в России нет ни одного и всего шесть — на уровне «паритет» (уровень российских исследований не уступает мировому). Большинство же российских достижений представлены оценками «белые пятна» (существенное отставание от мирового уровня, отсутствие (или утрата) научных школ) и «задел» (наличие базовых знаний, компетенций, инфраструктуры, которые могут быть использованы для форсированного развития соответствующих направлений исследований) [Трофимова 2016].

Это лишний раз говорит о необходимости взвешенной селективной структурной политики, которая должная стать основным рычагом усиления конкурентоспособности российской экономики и повышения эффективности использования ее ресурсов на современном этапе. Именно с таких позиций следует, на мой взгляд, подходить и к политике импортозамещения.

Селективное импортозамещение

В принципе тотальное импортозамещение — это путь к самому неэффективному расходованию государственных инвестиций, что недопустимо в виду ограниченности ресурсов. Степень самодостаточности экономики определяется балансом интересов эффективного развития и интересов национальной безопасности. В условиях сложной геополитической обстановки центр тяжести может смещаться в пользу национальной безопасности, но такая политика не должна выливаться в элементарное расточительство средств под прикрытием хороших намерений. Курс на импортозамещение, а фактически, на экономическую изоляцию, не может быть альтернативой задаче стимулирования технологичного экспорта.

Риски импортозамещения уже проявляются в конкретной практике. Например, при госзаказе после введения ограничений на приобретение иностранной машиностроительной продукции в июле 2014 г. значительно подорожали: грейдеры — на 55% (первое полугодие 2014 г. к тому же периоду 2015 г.), микроавтобусы — на 59, тракторные прицепы и полуприцепы — на 82%. В среднем цены госконтрактов из-за импортозамещения выросли на 40% [Мереминская 2016]. При этом такое повышение в первую очередь связано со снижением конкуренции, а не с высокой долей импортных комплектующих в готовых изделиях.

Помимо роста цен при импортозамещении страдает качество и безопасность конечной продукции. Вместо модернизации во многих случаях происходит процесс перехода на выпуск менее качественной готовой продукции или отдельных комплектующих, что сказывается на всей производственной цепочке. Но даже если удается организовать производство конкурентоспособной продукции, для поддержания такой конкурентоспособности требуются серьезные затраты на НИОКР, которые многократно возрастают при опоре только на собственные силы, и часто не соответствуют современному уровню.

Поэтому не случайно, что политика импортозамещения «любой ценой» вызывает озабоченность у экспертов. Так, главный экономист «Альфа-банка» Н. Орлова подчеркивает, что «самым опасным для России сейчас было бы использование накопленных государственных резервов для поддержания внутренних производителей, которые в условиях санкций теряют планку качества, ранее задававшейся импортной продукцией» [Орлова 2015].

Г. Идрисов и Е. Пономарева считают, что политика импортозамещения будет скорее ответом на сложившуюся в экономике ситуацию, а не способом предотвращения подобных ситуаций в будущем, ведь производство российских аналогов отдельных видов продукции совсем не гарантирует ее рентабельности и конкурентоспособности [Идрисов, Пономарева 2015. С. 66].

В. Иноземцев подчеркивает, что в 1960–1970-х годах под лозунгом «Освободимся от зависимости от западного оборудования и промышленной продукции» были начаты реформы во многих странах «социалистической ориентации»: от Танзании и Ганы до Кубы и некоторых государств Латинской Америки. По этому пути пошли даже Индия и Бразилия. Ни один промышленный товар из этих стран не стал глобальным брендом. Опасность современного импортозамещения в России В. Иноземцев видит в том, что оно консервирует прежнюю структуру производства, которая в прошлом уже доказала свою неэффективность [Иноземцев 2015].

Любопытно, что такой же точки зрения придерживаются многие чиновники, ответственные за проведение политики импортозамещения. Согласно опросу Международной аудиторско-консалтинговой компании КПМГ, большинство таких чиновников считают, что политика импортозамещения в текущем варианте имеет вынужденный и запоздалый характер. А пятая часть опрошенных (21%) вообще сомневается, что ее стоило инициировать в сложившихся условиях [Кичанов 2015].

В предыдущие годы Россия оказалась в чрезмерной импортной зависимости по важнейшим видам продовольствия, лекарствам, промышленным товарам ширпотреба, изделиям электроники. В стране были ликвидированы многие отрасли обрабатывающей промышленности, которые в СССР производили высококачественную продукцию для внутренних нужд и экспорта. Среди них тяжелое машиностроение (доля импорта 60–80%), станкостроение (свыше 90), радиоэлектроника (80–90), медицинская промышленность и фармацевтика (70–80), легкая промышленность (70–90%) [Стратегия 2014]. Даже в базовых топливнодобывающих отраслях, имевших большие доходы в 2000-е годы, Россия оказалась в чрезмерной импортной зависимости. Так, по трудноизвлекаемым залежам доля импортного оборудования составляет почти 50%, по традиционным месторождениям — менее 20, по сжиженному природному газу — 80 и по шельфу — более 80%. По отдельным видам технологий доля импортозависимости составляет от 80 до 90% [Роснефть 2015].

Такая импортная зависимость в принципе ненормальна для страны со 146-миллионным населением, которая занимает огромную территорию и обладает уникальным набором природных ресурсов. Не следует забывать и о никуда не исчезнувшем, несмотря на уменьшившийся экономический потенциал, менталитете бывшей самодостаточной супердержавы. Всего 40–45 лет назад на СССР приходилось около 9% мирового ВВП, в стране насчитывалось почти 270 млн человек населения. Поэтому не вызывает сомнений необходимость восстановления многих важнейших базовых производств, развития отраслей, осуществляющих более глубокую переработку вывозимого сейчас сырья, которая может увеличить добавленную стоимость конечного продукта8.

Такой вывод в полной мере относится к производству жизненно важных для населения товаров, прежде всего продовольствия, хотя и здесь нельзя не учитывать сложившиеся за последние десятилетия потребительские предпочтения.

Наконец, к более широкому импортозамещению толкает современное геополитическое положение России, требующее поддержания отраслей оборонно-промышленного комплекса. Здесь не применимы принципы теории сравнительных конкурентных преимуществ.

В то же время не стоит упрощать стратегическую проблему национальной безопасности за счет отгораживания от внешнего мира и создания альтернативных собственных производств. Было бы большой ошибкой экономической политики, если бы приоритет эффективности и конкурентоспособности при импортозамещении отодвигался на второй план.

Задача № 1 — повышение конкурентоспособности

В новой «Стратегии национальной безопасности Российской Федерации», принятой в декабре 2015 г., низкая конкурентоспособность и сырьевая зависимость экономики выделены в качестве важнейших угроз безопасности [Российская газета 2015].

Задачу повышения конкурентоспособности и диверсификации структуры экспорта современная Россия ставила неоднократно (как, кстати, и СССР в 1980-е годы). Формально в последнее время были достигнуты определенные успехи в этом отношении. По индексу конкурентоспособности ВЭФ в 2015–2016 гг. Россия поднялась на 45-е место (в 2014–2015 гг. было 53-е; в 2012–2013 гг. — 67-е) [World Economic Forum (2015)].

Однако практических результатов в виде роста ВВП и стабильного дохода от участия в мирохозяйственных связях реально не ощущается. По большому счету у России конкурентоспособны только топливно-сырьевые отрасли, продукция которых составляет основу экспорта. Но и здесь конкуренция постоянно ужесточается, так как спрос на нее падает, а предложение увеличивается со стороны новых экспортеров. Это уже привело к падению соответствующих цен до уровня, когда многие российские компании становятся неконкурентоспособными. Россия реально «проспала» революцию в энергетике, где происходит серьезные сдвиги в структуре производства и потребления, прежде всего за счет замены ископаемых источников энергии возобновляемыми. В США, например, на эти цели в 2014 г. было израсходовано 270 млрд долл. (в 2004 г. было — 45 млрд долл.). Германия намечает к 2030 г. увеличить долю энергии из возобновляемых источников в энергобалансе страны с нынешних 26% до 40–45%. Не говоря уже о росте добычи сланцевой нефти и газа, которая сделала США экспортером углеводородов, создании революционных технологий хранения электроэнергии, доступных для домашних хозяйств, и т.п.

Принципиальные технологические изменения происходят и в других сферах экономики. При этом во многих зарубежных странах усиливается внимание к вопросам конкурентоспособности национальной экономики. Так, в Великобритании с 2009 г. начался процесс активной разработки промышленной политики, направленной на повышение конкурентоспособности отдельных отраслей. Во Франции в 2013 г. была принята стратегия «Новая индустриальная Франция» («La Nouvelle France industrielle»), нацеленная на улучшение конкурентоспособности французской промышленности [Сколковский институт науки и технологий 2014].

В 2014 г. премьер-министр Индии Н. Моди анонсировал запуск программы «Make in India», которая должна стимулировать иностранные и индийские компании создавать конкурентоспособные производства в Индии. Она предусматривает увеличение доли обрабатывающей промышленности с 15% в настоящее время до 25% и создание почти 100 млн новых рабочих мест.

В марте 2015 г. в Китае была анонсирована программа с похожим названием «Made in China 2025», которая стимулирует активизацию промышленности через развитие умного производства (smart manufacturing). Она должна помочь стране конкурировать с промышленностью таких развитых стран, как Германия и США.

Повышение конкурентоспособности крайне важно в связи с уже проявившимися тенденциями трансрегионализации, которые в ближайшие 10–15 лет существенно трансформируют глобальное экономическое пространство и всю систему международного разделения труда. Речь идет о формировании новых мегапартнерств, таких как Транстихоокеанское партнерство (ТТП), Трансатлантическое торговое и инвестиционное партнерство (ТАТИП), Региональное всестороннее экономическое партнерство (РВЭП) и ряд других. Дело в том, что в их рамках создается практически беспошлинное пространство для межгосударственной торговли товарами и услугами, а также устраняются нетарифные барьеры. В ТТП, например, обнуляется 99% всех импортных пошлин, в РВЭП — 90%.

Пока негативный эффект для российской экономики от новых мегапартнерств не велик, так как на преобладающие в российском экспорте товары топливно-сырьевой группы низки или отсутствуют вообще импортные пошлины. С. Воскресенский оценивает негативный эффект от ТТП для сегодняшней структуры российской экономики в пределах погрешности около 0,01% ВВП [Калачихина 2015]. Эти оценки совпадают с оценками экспертов Института международной экономики Паттерсона, которые прогнозируют небольшой негативный эффект для России и от другого партнерства — РВЭП — в размере 0,2% ВВП (табл. 1).

Таблица 1

ПРИРОСТ (+) / СНИЖЕНИЕ (-) ВВП ДО 2025 г. В СВЯЗИ С СОЗДАНИЕМ НОВЫХ ЭКОНОМИЧЕСКИХ МЕГАПАРТНЕРСТВ

Источник: Petri, Plummer, Zhai. 2014.

Однако с точки зрения улучшения структуры российского экспорта и экономики в целом, где необходимо увеличение удельного веса товаров с более высокой добавленной стоимостью, негативный эффект от новых мегапартнерств в перспективе может возрасти. Кстати, одной из целей, декларировавшихся при вступлении России в ВТО, было получение недискриминационного доступа на рынки продукции обрабатывающей промышленности.

В данной связи эффективным ответом на трансрегионализацию может быть только выпуск конкурентоспособной продукции, которая способна преодолеть существующий уровень таможенно-тарифной защиты стран — участниц мегапартнерств для внешних акторов. В том числе путем снижения цен, т.е. уменьшение нормы прибыли, что в принципе является допустимым, но нежелательным путем. При этом речь может идти не только о технологиях hi-tech, а и о востребованной на рынке, особенно в развивающихся странах, продукции перерабатывающей промышленности low-tech.

В связи с реальным углублением в перспективе мирового продовольственного кризиса и растущим спросом на экологически чистые продукты нужны принципиальные изменения к политике по развитию сельского хозяйства, ряд отраслей которого мог бы стать значимым источником экспортных поступлений. В 2015 г. российский экспорт продовольственных товаров и сельскохозяйственного сырья превысил 15 млрд долл. (примерно 5% всего экспорта), что уже сопоставимо с экспортом вооружений.

Большие резервы повышения международной конкурентоспособности имеются у сферы услуг. В этом плане показателен пример Индии, которая за относительно небольшой период времени стала вторым в мире экспортером IT-услуг (в 2015 г. — 112 млрд долл., что сопоставимо с 1/3 всего российского экспорта, в то время как в 2000 г. этот экспорт был около 5 млрд долл., а в 2006 г. — 30 млрд долл.). Это значительно превосходит российский экспорт программного обеспечения, который показывает высокие темпы прироста (см. рис. 3). Пока на экспорт компьютерных и информационных услуг приходится только 10% российского экспорта услуг. У России также имеется большой потенциал увеличения экспорта транзитных транспортных, коммуникационных, туристических, строительных и ряда других видов услуг.

Рис. 3. Экспорт программного обеспечения из России, млн долл.

Источник: Russian Ventures 2015. С. 6.

В целом, по оценкам Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, для того чтобы обеспечить в период 2020–2040 гг. среднегодовые темпы роста ВВП на уровне в 3–5%, потребуется к 2030 г. увеличить стоимость чистого экспорта на 150–200 млрд долл. (в ценах 2015 г.) [ИНП РАН 2016].

Еще одним вариантом ответа на трансрегионализацию, который должен тесно сочетаться с повышением конкурентоспособности экономики, является создание Россией преференциальных торговых и инвестиционных партнерств, поиск зарубежных партнеров и альтернативных вариантов развития производственной и научно-технической кооперации.

* * *

Системные сдвиги в мировой экономике и международном разделении труда, связанные с трансрегионализацией и четвертой промышленной революцией, требуют более ответственной внешней и внешнеэкономической политики России. Если мы не хотим окончательно увязнуть на периферии мировой экономики, необходимо приложить титанические усилия, чтобы сменить вектор губительной для будущего страны экономической изоляции на повышение конкурентоспособности экономики и расширение разнообразных связей с зарубежными странами. Это настоятельно требует нормализации международных отношений России по критическим направлениям, появившимся в последние годы.

Литература

1. Идрисов Г., Пономарева Е. (2015). Политика импортозамещения и конкурентоспособность российской экономики // Экономическое развитие России. — 2015. — № 10 (http:// www.iep.ru/files/RePEc/gai/ruserr/464Idrisov.pdf).

2. Иноземцев В. (2015). Импортозамещение по-путински (https://snob.ru/selected/entry/ 88560).

3. ИНП РАН (2016). Восстановление экономического роста в России / Отв. редактор В.В. Ивантер. — М., 2016. — С. 29.

4. Кичанов М. (2015). Удивительное импортозамещение (http://expert.ru/siberia/2015/46/ udivitelnoe-importozameschenie/).

5. Калачихина Ю. (2015). Россия поставит блок США // Газета.Ру. 4 декабря.

6. Мереминская Е. (2016). Государство защищает машины // Ведомости. 16 марта.

7. Орлова Н. (2015). Импортозамещением не спасешься: Зачем России пробиваться на внешние рынки // РБК-daily. 24 сентября. Российская газета (2015). Стратегия национальной безопасности Российской Федерации. 31 декабря.

8. Сколковский институт науки и технологий (2014). Публичный аналитический доклад по развитию новых производственных технологий (https://reestr.extech.ru/docs/analytic/reports/ new%20technologies.pdf).

9. Стратегия (2014). План-снижение импортозависимости в России. 11 июля (http://strategyjournal.ru/news/promyshlennost/plan-snizhenie-importozavisimosti-v-rossii/).

10. Трофимова Е. (2016). Через 15 лет люди будут есть пищу из отходов и ездить на беспилотниках (http://www.ridus.ru/news/214023).

11. Хейфец Б.А. (2011). Российский бизнес в странах ЕврАзЭС. Модернизационный аспект. — М.: Экономика.

12. Хейфец Б.А. (1978). Совершенствование отраслевой структуры и социалистическая интеграция. — М.: Наука.

13. BCG (2015). Industry 4.0. The Future of Productivity and Growth in Manufacturing Industries. April.

14. Bruton H. (1989). Import substitution. Elsevier Science Publishers B.V.

15. Ernst&Yang (2015). European Attractiveness Survey. Comeback time (http://www.ey.com/GL/en/Issues/Business-environment/ey-european-attractiveness-survey-2015).

16. Irwin G., Gratowski T., Smotrov A. (2015). Multinationals in Russia in 2015. Global Counsel.

17. MGI (2014). Global f lows in a digital age: How trade, finance, people, and data connect the world economy. McKinsey.

18. Petri P., Plummer M., Zhai F. (2014). China in the TTP (http://asiapacifictrade.org/wp-content/uploads/2012/10/Adding-China-to-the-TPP-4feb14.pdf).

19. Russian Ventures (2015). Перспективы развития экспорта товаров и услуг российских интернет-компаний до 2025 года (http://www.export2025.ru/#1.1).

20. World Economic Forum (2015). The Global Competitiveness Report 2015–2016. — Geneva.

«Гайзергейт» в Республике Коми: Неработающие институты авторитарного администрирования и политический порядок

В.А. Ковалёв

Ковалёв Виктор Антонович — доктор политических наук, профессор Сыктывкарского государственного университета.

Во множестве книг, статей, комментариев относительно политики в постсоветской России, в том числе о ее региональных аспектах, их авторы высказали немало ценных идей и метких наблюдений по поводу установившегося в Российской Федерации и ее регионах политического режима. Но при этом часто, например, коррупция выносится за скобки и рассматривается как отдельная проблема или как-то стыдливо забывают про такую сторону существующего порядка, как криминализация власти. То есть многие авторы пытаются объяснить с помощью сложных схем и концептов те явления и процессы, которые обусловлены именно проникновением уголовников во власть на всех уровнях. Последнее сопровождается соответствующим целеполаганием российских властей на всех этажах: спорить о программах развития или идеологиях не вполне уместно там, где речь идет просто о «распилах и откатах».

Между тем криминальные кланы, безусловно представляющие огромную угрозу национальной безопасности, встроившись в систему российской власти, неотделимы от природы существующего режима. Если, к примеру, взять уровень субъекта Федерации, то фактическая невозможность поменять губернатора на свободных альтернативных выборах прямо обусловливает чувство безнаказанности региональных «элит» при грабеже подконтрольных им ресурсов. В свою очередь, замешанные в антиправовых деяниях руководители и их обслуга-окружение в виде «депутатов», «общественников», «журналистов», криминальных авторитетов и даже клерков на «теплых» местах просто не хотят, да и не могут допустить проведения очередных выборов на демократической основе, дабы потом ненароком не попасть под статью УК. Таким образом, криминализация власти и ее авторитарный облик в нынешней России, как, впрочем, и везде, являются сторонами одной медали и могут быть трансформированы только в комплексе, с учетом этой «двусторонности».

Сейчас в РФ смена региональной власти возможна лишь при вмешательстве Центра или / и при «посредничестве» прокуратуры или Следственного комитета. Судя по всему, такое вмешательство не помешало бы во многих случаях, но пока оно является скорее исключением. Наиболее известными скандалами такого рода в 2015 г. стал арест сахалинского губернатора Александра Хорошавина в марте и особенно — задержание в сентябре прошлого года сразу почти двух десятков руководителей Республики Коми (в том числе губернатора, его первого зама, бывшего сенатора, спикера Госсовета и т.д.) наряду с криминальными авторитетами. Последовавшие после этого уголовные дела, возбужденные против мэров Сыктывкара и Инты и некоторых депутатов законодательного органа республики также произвели некоторый шум в средствах массовой информации.

Подробнее рассмотрим криминально-региональный «кейс» Коми9.

В субботу 19 сентября минувшего 2015 г. удивленные россияне узнали из СМИ об аресте главы Республики Коми Вячеслава Гайзера и его группировки, которым со стороны СК были предъявлены весьма серьезные обвинения. По сообщению информационных агентств, в этот день главу Коми Вячеслава Гайзера, предполагаемого главаря преступного сообщества, задержали в Москве. Он готовился вылететь за рубеж. Следователи провели обыски дома и в рабочем кабинете Вячеслава Гайзера. На кадрах оперативной съемки было видно, что Гайзер при этом присутствовал лично. При обыске обнаружили крупную сумму денег и коллекцию дорогих часов. На видео видна коллекция часов губернатора из более чем десятка наименований. Стоимость одного из экземпляров составляет около 1 млн долл., утверждает ТАСС. В рамках уголовного дела следователями Следственного комитета России совместно с оперативными сотрудниками ФСБ России проведено более 80 обысков в Коми, Санкт-Петербурге и Москве. В результате проведенных следственных действий в местах жительства и работы фигурантов уголовного дела было изъято много разных «ценностей». Среди них — более 60 кг ювелирных изделий, 150 часов стоимостью от 30 тыс. долл. до 1 млн, более 50 печатей и штампов юридических лиц, задействованных в реализации офшорных схем, финансовые документы по легализации похищенных активов на общую сумму более 1 млрд руб.

Среди документов, найденных при обыске: проект приобретения самолетов Bombardier Learjet и Hawker 800XP и документы на офшорные компании на Кипре (Greettonbay Trading Ltd) и Сейшелах (Afina Management Ltd). В Петербурге задержали спикера республиканского парламента Игоря Ковзеля. Кроме того, задержаны заместитель главы Коми Константин Ромаданов, член Совета Федерации и бывший депутат Госдумы РФ от Коми Евгений Самойлов, а также Павел Морущак, отвечавший в правительстве Коми за работу информационного отдела (и ограничивавшего в пользу семейного и связанного с ним медиабизнеса работу региональных изданий — «идеология» была не при чем!). По делу были задержаны 19 человек, в том числе: заместитель Гайзера Алексей Чернов, предприниматель Валерий Веселов, руководитель Фонда поддержки инвестиционных проектов Коми Игорь Кудинов, местные предприниматели Фаерштейн, Либензон, директор ООО «Советник» Моторина.

В Следственном комитете РФ заявляли, что Гайзер, Чернов, Веселов, а также Александр Зарубин (успевший сбежать за границу) входили в преступное сообщество, которое, предположительно, возглавлял губернатор. По словам официального представителя ведомства Владимира Маркина, управлением по расследованию особо важных дел СК 18 сентября возбуждено уголовное дело в отношении 19 руководителей и участников преступного сообщества, совершивших в период с 2006 по 2015 г. преступления, предусмотренные статьями 210 (преступное сообщество) и 159 (мошенничество) УК РФ. «Целью деятельности… сообщества было совершение тяжких преступлений, направленных на завладение преступным путем государственным имуществом»10.

Уголовные дела подобного рода плохо вяжутся со сложившимися в последнее десятилетие в России порядками, когда региональные административные режимы, сохраняя полную политическую лояльность Центру, пользовались значительным иммунитетом относительно своих местных «шалостей». Они выстраивают в регионах уже собственные «вертикали», далеко не свободные от криминальной составляющей. В политическом плане мы неоднократно уже анализировали эти процессы [3], но указание на негативные последствия сложившихся порядков в РФ мало кого интересовало.

Для аналитиков арест Гайзера, Чернова и Ко тоже был определенной сенсацией. Посмотрим на биографию криминального губернатора Коми.

В.М. Гайзер родился в 1966 г. в Инте. С 1996 г. он занимал должности заместителя председателя, председателя правления коммерческого банка «Коми социальный банк». (Банк В. Зарубина — организатора преступных схем и финансиста избирательной кампании предыдущего Коми губернатора В. Торлопова. Когда начались аресты по делу «гайзергейта», Зарубину удалось скрыться за границей.) В 1999 г. Гайзер окончил Московский государственный университет экономики, статистики и информатики по специальности «Финансы и кредит».

В 2002 г. Вячеслав Гайзер стал первым заместителем министра финансов Республики Коми. 22 июля следующего года Указом главы Республики Коми он был назначен министром финансов Коми, а 27 мая 2004 г. — заместителем главы Республики Коми. С февраля 2009 г. входил в список лиц, включенных в «первую сотню» резерва управленческих кадров, находящихся под патронатом президента Российской Федерации. 20 мая того же года распоряжением главы Республики Коми он был назначен на должность первого заместителя главы республики.

В январе 2010 г. президент России Дмитрий Медведев внес на рассмотрение Государственного совета Республики Коми его кандидатуру для наделения его полномочиями главы Республики Коми. 15 января депутаты Государственного совета Коми утвердили его кандидатуру. В 2014 г. был переизбран на свой пост голосами почти 4/5 участвующих в выборах жителей РК.

В сентябре 2015 г. арестован.

Итак, глава Республики Коми управлял богатым ресурсным регионом с 2010 г. До ареста он был членом Высшего совета партии «Единая Россия». (Потом был срочно из него исключен — как и при КПСС судить члена партии власти нельзя, его надо сначала от этой партии отлучить — sic!) Гайзер был практически идеальным губернатором в системе власти путинско-медведевской РФ. Он обеспечивал высокий процент голосования за так называемую «Единую Россию», поддерживал все инициативы Кремля, вел блог, бегал с олимпийским факелом, зачистил (при помощи Чернова и Марущака) оппозицию и независимые СМИ в республике и даже в социально-экономическом отношении показатели региона не выглядели провальными — так за что наказываешь, Начальник!?

С другой стороны, о преступной деятельности руководства Коми информации в Сети было вдоволь. При этом весьма сомнительно заявление СК о том, что деятельность преступной группировки (условно «гайзеровской») продолжалась с 2006 г. Те, кто «в теме», хорошо помнят, как еще в середине прошлого десятилетия Рунет (сайты с компроматом) были забиты материалами разнообразных журналистских расследований. Регион Коми в этом потоке «грязи» был не главным лидером, но занимал весьма заметное место. Очень много писали, к примеру, о финансовых махинациях. Навскидку, вспоминаются сюжеты о странном маневре с перепродажей воркутинских шахт, махинациях с закупкой томографов, «подвигах» правительства «вахтовиков» (питерских бизнес-менеджеров Н. Левицкого, А. Кабина и П. Орды, приглашенных в республику главой Торлоповым), при которых и начался карьерный взлет арестованного губернатора, при них он становится министром финансов, а его недавний заместитель, приехавший из Санкт-Петербурга Алексей Чернов, — помощником губернатора Владимира Торлопова. Неоднократно публиковались материалы о головокружительных кадровых назначениях, счетах, недвижимости, разнообразных махинациях и т.д. И в «лихие девяностые», и в «нулевые» политико-криминальная жизнь в РК, как и по всей стране, била ключом. Политические подробности описаны в моих книгах [4; 5].

Да, судя по всему, преступники действовали не один год и объявленные сроки (с 2006 г.) вызывают сомнения. Например, еще в 2013 г. в «Красном знамени» (от газеты сейчас остался только сайт!) публиковалась серия статей Сергея Сорокина: «“Зарубинкорпорейтед”: 12 лет в Республике Коми» [9]. Возможно «зарубинцы» в Коми просто слишком заворовались, что заставило следственные органы «оперативно» отреагировать — и каких-то полутора десятков лет не прошло.

Последовательность событий довольно показательна. Сначала, в единый день голосования, 13 сентября, на «выборах» в Госсовет РК убедительное преимущество набрали региональные единороссы, получив около 60% голосов, в итоге контролируя 26 из 30 мандатов регионального «парламента». Таким образом, в РК «список Гайзера–Ковзеля» (республиканского губернатора и спикера с брендом ЕР) получил подавляющий перевес.

А 19 сентября В. Гайзер, И. Ковзель и еще некоторые персонажи из их «списка» были арестованы по обвинению в совершении тяжких преступлений; было объявлено, что деятельность созданной вокруг губернатора преступной группы отличалась особой изощренностью и сплоченностью. Аресты на этом не закончились. Третья серия — «посадка очередного столичного мэра» — ждала публику в следующую пятницу 25 сентября, когда был задержан глава администрации МОГО Сыктывкар Иван Поздеев, как раз в то время, когда проходил суд над предыдущим градоначальником Романом Зенищевым, которого обвиняли в аналогичных преступлениях. Был арестован мэр Инты и еще один депутат ГС. (Уголовные дела против глав администраций в Коми не являются новостью — в предыдущие годы они были возбуждены против нескольких руководителей районов РК, но республиканский уровень до 2015 г. не трогали.) Уже в конце 2015 г. было возбуждено уголовное дело (правда, по обвинению в превышении должностных полномочий) против бывшего спикера Госсовета РК Марины Истиховской, которая, покинув пост спикера посреди срока, была продвинута на пост ректора Сыктывкарского университета и избиралась региональным депутатом в сентябре 2015 г. по «списку Гайзера». Уголовные дела продолжают расследоваться…

Между тем в республике многие недоумевают — почему взялись именно за Коми, ведь аналогичные процессы, возможно, протекают и в других регионах. Если в довольно многочисленных арестах региональной верхушки был скрыт некий путинский мессидж, то непонятно, в чем он состоит и что за этим последует. К примеру, в ряде обсуждений по горячим следам сенсации некоторые бизнес-эксперты настойчиво продвигали «нефтяную» версию, согласно которой в Коми, как и на Сахалине, речь шла о доступе «Роснефти» к «трубе». Оправдается ли эта гипотеза? Пока предполагать можно все, что угодно, в том числе и самое удивительное. Например, что в РК и впрямь после более чем десятилетней «слепоты» началась, и по-настоящему, борьба с коррупцией на губернаторском уровне. А может быть, вдруг нашелся какой-нибудь честный прокурор или настойчивый следователь?!

А в чем еще может состоять посыл «дела Гайзера» — прежде всего, в политическом отношении? Во-первых, безусловно, он направлен губернаторам, если брать шире — региональным властям, чтобы не так лихо воровали. Во-вторых, это может означать подготовку возможности ребрендинга самой партии власти. Не секрет, что «Единая Россия» в сознании довольно значительной части населения устойчиво ассоциируется со словосочетанием «партия жуликов и воров», а теперь еще — «бандитов и коррупционеров». Мем «жулики и воры», удачно запущенный оппозицией, намертво пристал к «ЕР» (в ее нынешней версии «партии власти»). Пока у «Единой России» никаких реальных конкурентов на политическом поле нет, оно полностью зачищено. Но надолго ли сохранится такое положение?

Касается это и нынешнего состава губернаторского корпуса. Как указывают авторы недавно вышедшей коллективной монографии: «Объективно роль руководителей регионов в российской политике должна возрасти, но такое изменение будет сопряжено с радикальным обновлением губернаторского корпуса, каким бы путем и по какой причине оно бы ни осуществлялось» [1, с. 285]. Просто ребрендинг партии власти будет иметь не очень продолжительный эффект, если общий, глобальный и российский кризисы будут усугубляться. Потребуются уже более принципиальные решения. Кем они будут проведены и куда будут направлены: в сторону дальнейшего и жесткого «закручивания гаек» или все же появится возможность для реальной демократизации и обретения устойчивой общественной поддержки?

Придерживаясь варианта убывающего ресурсного «пирога», хотелось бы обратить внимание на то, что речь идет не только о дележке среди «верхов», но и положении «низов». Сейчас никаких перспектив у России, кроме массового обеднения в условиях кризиса и нарастания всяческих сопутствующих проблем, не просматривается. В этих условиях Центр уже просто не может больше закрывать глаза на миллиардные хищения на региональном уровне и тогда «дело Гайзера» в этом ряду, возможно, не последнее. Этим можно объяснить и расчет на реакцию населения. По мере обнищания люди, естественно, будут менее благодушны, нежели в «тучные» годы, и для их успокоения нужно периодически кого-то «бросать на копья». Проворовавшиеся губернаторы для этого — объект идеальный. К тому же распространение в обществе неостали-нистских настроений и ностальгии по «эффективному менеджеру» может подтолкнуть к применению схожих методов удержания «в узде» постсоветской номенклатуры через репрессии, пусть и в карикатурном виде.

Но не чревата ли такая «ротация кадров» опасными издержками? Да, лес рубят — щепки летят. Пока это предположения, однако в таких перспективах может усматриваться и опасность. Если «лес рубят — щепки летят», то сколько может быть таких «щепок»?!

И следствие, и суд в современной России отягощены многочисленными проблемами, а также в значительной степени депрофессионализировались. Недавний казус с делом «Оборонсервиса» это показал. А в Коми, кстати, есть тоже очень страшный и показательный пример: желающие могут легко найти материалы про тянувшуюся несколько лет трагически-скандальную историю с поджогом «Пассажа» в Ухте, когда в огне погибли невинные люди [7]. Правоохранительные органы очень долго расследовали это страшное преступление, а в судах выдвигались всё новые и новые проблемы [6]. История и до сих пор выглядит довольно «тёмной»…

А в сентябре 2015 г. после ареста руководства РК «на хозяйстве» единственным не задержанным остался только председатель правительства республики (этот пост в регионе был недавно введен, до того его обязанности фактически были в руках главы республики). Но примечательно, что в РК не нашлось ни политических возможностей, ни кадровых ресурсов для преодоления неожиданного кризиса власти и руководитель республики был прислан со стороны. 30 сентября президентом страны был назначен врио губернатора, им стал Сергей Гапликов, бывший руководитель «Олимпстроя», чиновник, успевший поработать в правительстве РФ, Москве и Чувашии.

В политическом плане эффект от ареста губернатора, его заместителя и спикера Госсовета Коми, разумеется, был, но лишь временный. Депутаты из списка «Гайзера–Ковзеля» остались на своих местах и отделались легким испугом. При этом, находясь при власти и во власти, они, разумеется, не могли не знать или не догадываться о масштабных хищениях и прочих фокусах руководства РК. Но ожидать от них какой-то «принципиальности» было бы наивно. Прозвучало даже предложение самораспуститься и провести новые выборы, но оно, разумеется, было депутатами отвергнуто. После сессии, за работой которой наблюдали единороссы из Совета Федерации и Госдумы, все надеются, что всё будет продолжаться по-прежнему. Если, конечно, позволят правоохранительные органы.

Ситуацию в РК можно рассматривать и как некий эксперимент, поставленный в связи с неожиданным кадровым кризисом и «изъятием» власти. Драматичный опыт Коми показывает, что в кризисной ситуации регион может остаться беспомощным и в политическом, и в информационном отношениях. (Интересно было бы спроецировать такую ситуацию на федеральный уровень: поможет ли «в случае чего» какой-нибудь «вашингтонский обком»? А ведь проблема может встать во весь рост — положение в РФ в целом аналогично тому, что делается в субъектах Федерации.)

В связи с «комическими событиями» (в Коми это в какой-то мере трагифарс) говорят о существенном ослаблении позиций губернаторского корпуса. Это — не так. Региональные политики потеряли влияние гораздо раньше, когда почти единогласно согласились на отказ от прямых губернаторских выборов, т.е. от поддержки и контроля со стороны населения своих территорий. Сейчас «элиты» в субъектах РФ зависят практически целиком от решений Кремля и после показательных арестов чувствуют себя, мягко говоря, не очень комфортно.

На наш взгляд, это чревато самыми серьезными последствиями для безопасности страны. В ситуации с РК видна (пока на уровне региона) полнейшая политическая беспомощность местных социумов в преодолении возможных кризисов. (Пока кадровых, но что будет в случае разрастания экономических неурядиц?) Региональная политика была выхолощена в середине «нулевых» после отмены губернаторских выборов и профанации всего электорального процесса. Население фактически ничего не может сделать, чтобы изменить губительный курс своего руководства. Многие аналитики, в том числе и автор этих строк, предупреждали о негативных эффектах отмены выборов глав регионов [11].

По-моему, произошедший в «нулевые» годы отказ от реального, хотя и очень болезненного выстраивания политических институтов, в том числе на уровне регионов, привел к существенному сокращению экономических, политических и иных возможностей губернаторского корпуса для реагирования на ситуацию в условиях вероятного обострения кризиса или гипотетического ослабления центральной власти. Те, кто контролирует сейчас российскую политическую систему, просто не могут (в силу императива собственного сохранения, комфорта власти и доступа к сверхдоходам) пойти на усложнение системы. Без структурной же дифференциации возможности системной адаптации будут только понижаться.

Превращая политические институты, партии, парламенты в «симулякры», имитируя политику, «видимостью» становится и значительная часть нашей жизни. На всё это, в том числе и на выборы, тратятся немалые ресурсы. А что взамен? Отобранные на коррупционно-непотистской основе политические функционеры образуют «царство количества». Они бесполезны в условиях кризиса и взаимозаменяемы, как шурупы. Им нужна твердая рука, чтобы их «закручивать». А если такая рука ослабеет? К чему вообще напрасные усилия? Честнее было бы даже отказаться от депутатских, партийных и прочих имитационно-симуляционных образований. В свое время великий француз Ш.Л. Монтескье предложил теорию разделения властей, которая стала хрестоматийной и общеизвестной. Исполнительная, законодательная и судебная власти взаимно ограничивают, балансируют и контролируют друг друга. Об этом можно говорить очень много, но фактом является то, что в РФ и ее регионах решили поставить смелый эксперимент и отменить написанное в «Духе законов». Разделение властей было придумано и внедрено во многом именно для обеспечения безопасности общества от власти. В РФ же был поставлен традиционный для авторитарных режимов эксперимент, когда такое средство социальной безопасности было намеренно отключено. Вместо классических (с известными упрощениями) «трех ветвей власти» на практике реализовывалась иная триада, которая хорошо видна на примере Коми, после скандального задержания руководства республики. Во-первых, во власти годами действует хорошо организованная и структурированная преступная группа, во-вторых, «на местности» ее поддерживают «братки», и опирается она на «авторитетных» предпринимателей. В-третьих, и эта часть самая интересная: банда Гайзера (или ее аналоги) не могла бы действовать столь долго и столь успешно, если бы у преступников отсутствовало мощное ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПРИКРЫТИЕ. Значительное количество «активистов», «депутатов», «журналистов», «чиновников», «общественников», а также работников администрации, мэрий, министерств, избирательных комиссий и т.д. эффективно обеспечивали удобные и комфортные условиях для преступной деятельности группировки Гайзера. Некоторых арестовали, но другие «политики» и «общественники», не виновные формально, как ни в чем не бывало, продолжают свою работу. Один новоизбранный депутат из ГС РК Брагин, правда, предложил Госсовету самораспуститься, и провести новые выборы. Но, скорее, это предложение было сделано не всерьез, а из популистских соображений. Вскоре, кстати, и самого этого депутата от ЛДПР посадили, предъявив обвинение по нескольким статьям.

На примере Коми видно, как криминальные структуры проникали во все важные сферы и действовали безнаказанно на протяжении многих лет. И проблема эта носит не только правовой, но и политический характер. Региональный пример показывает, что у преступников политический ресурс был (и немалый!), а для противодействия криминальной деятельности политических возможностей в регионе (не только в РК, конечно) не было. Так называемое гражданское общество низведено до уровня редких локальных инициатив или его структуры имитируются и создаются властью, независимые СМИ истреблены как вид и почти нечего даже заносить в «Красную книгу». Оппозиция здесь столь бессильна, что не могла и не может воспользоваться таким казусом в правящей партии, т.е. «оппозиции» никакой на самом деле нет, и она тоже имитируется. Кто и что может противостоять угрозе со стороны криминальных кланов, если она актуализируется и перейдет, так сказать, в активную фазу.

А такого варианта исключать нельзя. Давайте посмотрим еще раз на сложившуюся ситуацию. Для поддержания хоть какой-то эффективности режиму требуются точечные репрессии, иначе «вертикаль» совсем перестанет функционировать. Воздействие на органы власти со стороны населения минимальны, правоохранительные органы на местах власть трогать тоже боятся. Остаются какие-то особые меры. Недаром в связи с делом Гайзера стали активно говорить о какой-то «Особой группе» (ОГ), созданной в рамках Следственного комитета. Допустим, что такое подразделение действительно есть, и вслед за Гайзером–Ковзелем–Черновым готовятся аресты ворья из других регионов. Некоторые сведения о задержании каких-то чиновников в Сибири, на Урале и в Поволжье как будто работают на эту версию. Но многое ли может любая ОГ, даже наделенная особыми полномочиями. Она может арестовать нескольких преступников и даже групп по доказанным эпизодам, но ведь круг соучастников этих преступлений гораздо шире. И эти соучастники — все на своих местах, они обладают немалыми ресурсами и будут противодействовать и следствию, и правосудию, и курсу на реальную борьбу с коррупцией. Можно напомнить о «верных друзьях» и «боевых подругах»: с точки зрения проведения «реформ», «модернизации» или «заботе об избирателях и населении» их деятельность бесполезна или контрпродуктивна, но ради своей выгоды они готовы на многое (такая вот порода выведена в РФ в результате «непродуманных реформ»). С точки зрения этого «количества» — довольно немалого и организованного — Москва, начиная решительную борьбу с коррупцией теперь и на губернаторском уровне, нарушает как бы негласное соглашение (во всяком случае, так многие его понимают в руководстве субъектов РФ) — «лояльность в обмен на безнаказанность», «голоса ЕдРоссам» в обмен на возможность обращать себе на пользу лакомые кусочки собственности. Фактически ведь произошло нечто подобное11.

А что теперь — на кого опереться «особым группам», где искать общественную поддержку, если их противники хорошо организованы и будут противодействовать не только следствию, но и возможному проведению курса на борьбу с коррупцией как таковому. После первых сенсаций с Сахалином, Коми и арестами ряда чиновников в других регионах, тем более, если история получит продолжение, не начнется ли организованное сопротивление проведению курса на борьбу с коррупцией? И кто будет помогать вмешиваться в такую политику, если учесть, где держат деньги и прочее наши клептократы. Куда они переправляют средства, наворованные непосильным трудом, и куда при случае собираются сбежать. Эти кадры — идеальный объект для манипулирования со стороны недружественных России государств. Само по себе такое положение очень опасно, а что будет, если потревоженные региональные политико-криминальные кланы решат перейти к организованному сопротивлению, спасая себя и свой «бизнес»? Стоит об этом задуматься. А если нет никакого «курса» и «особой группы», то вообще непонятно, зачем было огород городить — у политико-криминального «чуды-юды» взамен одной отрубленной головы будут расти несколько новых.

Поскольку криминальные группировки на разных уровнях власти имели и имеют соответствующее политическое прикрытие, то борьба с ними тоже должна опираться на мощный политический ресурс. Речь не идет о какой-то «романтике», например о народных дружинах в поддержку российской законности, хотя в условиях надвигающейся Смуты и народное Ополчение может оказаться не лишним (вспомним про роль ополчения Минина и Пожарского в одной из отечественных Смут!) Но нужно восстановить политические институты и заставить их работать, т.е. партии должны быть партиями, выборы — выборами, депутаты — депутатами и т.д.

И половинчатость здесь может быть только во вред. Чем обернется нынешняя борьба с коррупцией на региональном уровне можно только гадать. Начать и не закончить — это хуже, чем вообще не начинать.

В ходе этого громкого, но довольно скоротечного скандала с арестом руководства северной республики, шум вокруг которого стал уже затихать, выяснилось, что в регионе отсутствует какая-либо самостоятельная политика, автономные и независимые субъекты, акторы или хотя бы источники информационно-аналитического обеспечения политики, а также независимые СМИ. Все было «зачищено» и почти « стерильно». Наряду с этим мы видим, что на протяжении долгих лет, пока группировка бывшего губернатора совершала преступления, НИКТО из «политиков» в регионе даже не заикался об этом; все «ничего не знали», хотя, учитывая масштабы преступной деятельности, поверить в такую наивность попросту невозможно.

Конец ознакомительного фрагмента.

Оглавление

  • Россия вчера, сегодня, завтра
Из серии: Журнал «Россия и современный мир»

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Россия и современный мир №2 / 2016 предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Примечания

1

Статья подготовлена в рамках гранта Российского гуманитарного научного фронда «Денежно-кредитная и бюджетно-налоговая политика России на современном этапе глобализации» (проект № 15-02-0039).

2

WTO (2015) База данных (www.wto.org).

3

UNCTAD (2016) FDI recovery is unexpectedly strong, but productive impact // Global Investment Trend Monitor. N 22. P. 1, 6.

4

В первой промышленной революции сила воды и пара позволила механизировать производство. Во второй — электроэнергия использовалась для организации массового производства. В третьей — электроника и информационные технологии автоматизировали производство.

5

World bank (2016) База данных (www.worldbank.org).

6

Селективная структурная политика во второй половине XX в. обеспечила быстрый прорыв в экономическом и технологическом развитии Японии, Республики Корея, Малайзии, Тайваня и ряду других государств.

7

Данные «Концепции долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2020–2030 годов» (М.: МЭР РФ, 2008) и подготовленных к ней других материалов, которые впоследствии были удалены с сайта МЭР. Цит. по: Хейфец 2011. С. 82–83.

8

Например, наращивая объемы переработки первичного алюминия внутри страны, можно добавить как минимум 0,5% ВВП (600–700 млрд руб.), т.е. фактически увеличить в 1,5 раза долю алюминиевой промышленности, которая составляет сейчас 0,7–0,8%.

9

Оперативный анализ этих событий был предпринят нами в серии комментариев. См.: В.А. Ковалёв. Арест Гайзера: Публичная порка и сплошное недоумение. — http://rusrand.ru/actuals/arest-gayzera-publichnaya-porka-i-sploshnoe-nedoumenie

«Гайзергейт» в Коми и российское политическое продолжение. — http://rusrand.ru/ analytics/gayzergeyt-v-komi-i-rossiyskoe-politicheskoe-prodoljenie

Региональные криминальные кланы — угроза национальной безопасности страны. — http://rusrand.ru/analytics/regionalnye-kriminalnye-klany–ugroza-nacionalnoy-bezopasnosti–strany

10

http://www.newsru.com/russia/19sep2015/gaizer2.html

11

Повторим, что арестованные 19 сентября, вероятно, были удивлены, что их посмели тронуть, ведь план по голосам они исправно выполняли, оппозицию зачистили, во время памятного декабря 2011 г. митинг протестующих был жестко разогнан, а вопрос о возможных фальсификациях губернатор обсуждать отказался.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я