Великие музыканты-исполнители из «черты оседлости» России

Юрий Зильберман

Книгу о великих исполнителях из черты оседлости писать трудно потому, что данные о них содержатся в разных источниках: от словарей до специальных исследований. Автор сохранил текст различных словарей, энциклопедий, иногда добавив к ним текст исследователей, либо свой. Ссылки в конце книги даны для тех, кто интересуется исполнением.

Владимир Горовиц (1903—1989)

Владимир Горовиц родился в Киеве в 1903 году (оговоримся, что в прессе иногда случаются «открытия», указывающие на это, т.к. в 40 — томном словаре Гроу он, во-первых родился в Бердичеве, во-вторых — в 1904 г. — Авт). С пяти лет начал заниматься игре на рояле под руководством матери, Софии Бодик-Горовиц, ученицы Владимира Вячеславовича Пухальского, в свою очередь, ученика Теодора Лешетицкого. С десяти лет — Владимир Горовиц, ученик Киевского музыкального училища (класс В.В.Пухальского). Официально, по документам, в 1918 году он перешел в класс ученика Аннет Есиповой — Сергея Тарновского, который уехал в конце весны 1918 г. гастролировать в Крым и отсутствовал до марта 1920 года, когда Владимир Горовиц перешел к Феликсу Блуменфельду. Именно так рассказывают документы [7]. Старший брат Владимира, Яков, учился в консерватории и был призван в армию в 1916 г. Судьба его не известна — в «Деле» Самоила Горовица, которое ему приходилось писать собствнноручно (думается, из-за неграмотности следователя) состав семьи: жена — Софья, дочь Регина, сыновья — Григорий, Владимир. Так как не упомянут Яков, становится ясно, что в семье его нет.

В 1920 году Владимир оканчивает Киевскую консерваторию, впрочем диплом об окончании он так и не получил, так как к этому времени сумел освоить только программу 2 класса гимназии. В конце 1921 г. Владимир Горовиц знакомится со скрипачем из Одессы, Натаном Мильштейном. Затем, в 1922 году в начале осени, его отец, Самоил Горовиц едет в Москву и, благодаря своему знакомству с основателем и концертмейстером оркестра «Персимфанс», Львом Цейтлиным, устраивает пианисту и скрипачу концерт с этим коллективом в ноябре 1922 года. Натан Миронович утверждает, что он играл Концерт для скрипки А. Глазунова, а Владимир Горовиц — 3-й Концерт С. Рахманинова. В действительности (исходя из Программы, опубликованной газетой «Известия») они вечером 27 ноября 1922 года играли: Концерт для скрипки с оркестром Ф. Мендельсона ми минор и 1-й Концерт для фортепиано с оркестром Ф. Листа ми-бемоль мажор.

Уже 12 декабря в газете «Известия» появляется обширная статья «Музыканты революции» (в книге Н. Мильштейна «From Russia to West» названа «Дети Революции») некоего Антона Углова (под этим псевдонимом скрывался всесильный Министр Просвещения молодой Советской республики Анатолий Луначарский). Вот с этого момента на скрипача и пианиста обрушились приглашения в города России. Почитайте книгу воспоминаний Натана Мильштейна. Он довольно подробно описывает их совместное пребывание осенью 1922 года в Москве, где они знакомятся с учеником Теодора Лешетицкого, замечательным немецким пианистом Артуром Шнабелем, художником Леонидом Пастернаком и его сыном, Борисом, Министром Обороны Михаилом Тухачевским, его заместителем Иеронимом Уборевичем, ведущими артистами МХТ. Приведу маленькую цитату из этой книги в переводе Алены Цыгановской, чтобы раз и навсегда «усовестить» любителей измышлений, о «выдавшем разрешении Льве Троцком, Михаиле Тухачевском, Иосифе Сталине» и других: «Уборевич выдал нам официальный документ от имени могущественного Революционного военного совета. В нем было написано: «Революционный военный совет республики не возражает против поездки за границу товарищей Мильштейна и Горовица с целью артистического совершенствования и культурной пропаганды». [9, Р.70—71].

Документально подтверждены их концерты в Баку, Тбилиси, Саратове, Ростове-на Дону, Одессе, Киеве, Петрограде, Москве, Таганроге, Харькове, Полтаве, Нахичеване, Симферополе, Севастополе, Екатеринодаре, Новороссийске, Гомеле.

В 1923 году брат Владимира, Григорий (Жорж), являясь уполномоченным Дирекции филармонии, устраивает Владимиру Горовиц и Натану Мильштейну два концерта — один 25 марта, второй — 27-го, т.е., обрамляя дату торжественного открытия «Киевской Государственной Филармонии» — 26 марта 1923 года. Таким образом, они становятся известными киевской публике и выступают в городе множество раз.

После ожидания в Тбилиси Регины и Натана Мильштейна, Владимир Горовиц в январе 1925 г. он вернулся в Ленинград и продолжил серию концертов, (15, 17, 19, 22, 24, 26 октября; 2, 6, 7, 8, 9 ноября; один концерт в декабре 1924 г. и 2, 6, 9, 10, 11, 13, 16, 18 января 1925 г.) Во всех 20 концертах программы не повторялись! Всего В. Горовиц исполнил 155 произведений. Вырисовывается картина молниеносного овладения репертуаром молодым пианистом! Будучи стариком, он неоднократно с грустью говорил, что в молодости у него было 12 программ, а сейчас — всего 3.

За 10 дней до отъезда Владимира Горовица за границу, 17 сентября 1925 года был осуществлен последний концерт на территории СССР. Звучал си-бемоль минорный Концерт для фортепиано П.И.Чайковского в Ленинграде, в Государственной Академической капелле. В. Горовиц также исполнил фа-минорный концерт Шопена — любимый концерт своего учителя В.В.Пухальского. Оркестром Ленинградского театра оперы и балета дирижировал В.А.Дранишников. На концерте присутствовал и отец пианиста, Самоил Иоахимович, давший ему удивительный по императивности, но и по проницательности совет: «Никогда не играй Шопена, только Чайковского». «Самуил считал, что знаменитый и более яркий Чайковский лучше для его сына-виртуоза», — много десятилетий спустя оценивает ситуацию Г. Шонберг [21, Р. 65]. Концерт для фортепиано с оркестом П.И.Чайковского по меньшей мере три раза будет еще способствовать стремительному взлету молодого пианиста: в Гамбурге, Париже и Нью Йорке.

27 сентября 1925 года Владимир Горовиц покидает СССР, чтобы вернуться через 61 год — в 1986 году. Впрочем, зачем возвращаться в страну, где так грубо и мерзко поступили с его семьей: 1921 — арест отца и 5 лет концелагерей, 1930 — гибель мамы на операционном столе, арест и 3 года ссылки брата Григория в Москве, 1937 — арест и гибель отца, 1945 — арест и смерть брата Григория в Таганроге, запрет на выезд сестры Регины, козни КГБ — она ведь и умерла «преподавателем», даже не «доцентом»?

В Берлине, куда пианист направился, сольные концерты (два), запланированных его импресарио, Александром Меровичем, прошли без особого успеха. В Германии того времени было много талантливых музыкантов, художников, литераторов из России и концерт одного из них, пусть и обладавшего невероятной техникой, не предствлял какого-то эффекта разорвавшейся бомбы.

Если пианистическая карьера В. Горовица на родине завершалась Первым концертом Чайковского, то за границей им же открывалась. 8 января 1926 г. пианист играл его в Берлине [20, Р. 78; 21, p.77], с Берлинским симфоническим оркестром под руководством Оскара Фрида, и это было всего лишь третье его выступление в Западной Европе (план гастролей продумывал и осуществлял А. Мерович). Перед этим Горовиц дал в немецкой столице два сольных концерта — 2 и 4 января, причем известно, что они прошли лишь с относительным успехом, и пианист надеялся, что Концерт Чайковского — его первое заграничное выступление с оркестром! — спасет положение. Так и вышло — Берлин был если не завоеван, то и не проигран. Во всяком случае, влиятельная «Deutsche Allgemeine Zeitung» писала об этом событии не без восторга: «вряд ли кто-либо из молодых пианистов, играя с Берлинским симфоническим оркестром, имел такой ошеломляющий успех, как Владимир Горовиц. Исполнение Концерта… Чайковского — это волнующее событие, и он не смог бы увлечь, если бы не был исполнен с таким напряжением, с огненным темпераментом, а… октавы не были такими стремительными и динамичными».

Уже менее чем через две недели Горовиц завоевывал гамбургскую публику. История, случившаяся на следующий день, и окончившаяся, несмотря на экстремальные обстоятельства, безусловным триумфом Горовица, в подробностях описана с его слов всеми биографами. 20 января, ближе к вечеру, в гостиницу, где остановились Горовиц и Мерович, вбежал взволнованный менеджер оркестра и сказал, что через 45 минут нужно выступить с оркестром и играть Концерт Чайковского, так как объявленная солистка — Хелен Циммерман — заболела. Знаменитый дирижер Ойген Пабст, встретивший мало кому известного В. Горовица холодно, если не неприязненно (нечто подобное повторится в Нью-Йорке с дирижером Бичемом — см. далее), только и успел сказать пианисту: «…Следите за моей палочкой, и… будем надеяться, даст Бог, ничего страшного не произойдет». Можно лишь представить себе, каково было Горовицу, отличавшемуся известной импульсивностью, играть после такого напутствия! Но далее произошло нечто невероятное, с завидной эмоциональностью и в красках описанное Абрамом Чезинсом:

«Вслед за оркестровой интродукцией вступил Горовиц. Услышав сокрушительные аккорды солиста, Пабст удивленно посмотрел вокруг себя. После следующих [-] он спрыгнул с подставки, подбежал к роялю и недоверчиво уставился на руки Горовица. Так он простоял до конца первой каденции. Лицо его выражало недоумение, в то время как палочка механически тактировала, но не в его, а в горовицевском тем. Когда все кончилось…, весь зал, как один человек, вскочил с мест, истерически визжа». Позднее Горовиц сказал: «Слава Богу, я знаю, как играть Чайковского, и не упустил свой шанс. А результат был похож на сказку». Последствием этого стало то, что, как отмечает Г. Пласкин, состоявшийся через несколько дней «второй концерт (сольный. — Авт.), первоначально запланированный в том же маленьком зале гостиницы, был перенесен в огромный зал на три тысячи мест» [20, Р. 84]. Триумф действительно не вызывал сомнений; именно этим коннцертом началась успешная карьера пианиста в Германии и далее по всей Европе и в Америке.

Далее действие переносится в Париж. Горовиц играет Концерт Чайковского в зале Консерватории (5 декабря 1926 г.), после чего во французской столице начинается нечто вроде «горовицемании». Обозреватель «Le monde musical» писал, что никогда раньше Концерт так не звучал, что «фразировка была величественна, энергична, а звучание страстным», что поражала «потрясающая техника, великолепное умение использовать разнообразные тембры и ритмы» [21, p. 85].

Кстати, именно в Париже Боелеслав Яворский (профессор Киевской, затем Московской консерватории), был уполномочен А.В.Луначарским послушать пианиста и определить степень его участия в Первом международном конкурсе пианистов имени Фредерика Шопена (Варшава, 1927 г.). И когда пианист провел за границей уже два года, советские официальные власти «назначили» его как представителя Украины на конкурс Шопена.

Еще один удачный концерт, где вновь звучало интересующее нас сочинение Чайковского, состоявшийся 11 октября 1927 г. в Кёльне (на этот раз дирижировал Г. Абендрот), достойно завершает картину заграничных дебютов Горовица и предысторию триумфа в Карнеги-холл. 12 января 1928 г. Владимир Горовиц играл в Карнеги Холле Концерт для фортепиано с оркестром П.И.Чайковского (дирижировал Томас Бичем, Великобритания). Успех этого концерта дал возможность молодому пианисту в 1929—1939 гг. ежегодно гастролировать по городам США.

В 1932 году Маэстро получил письмо от Артуро Тосканини с предложением играть 5-й Концерт ми-бемоль мажор Л. Бетховена для фортепиано с оркестром в апреле следующего года (закрытие сезона в Карнеги Холле). Так как этот Концерт был не в реппертуаре пианиста — пришлось разучивать его (правда Сергей Лыфарь в своих воспоминаниях пишет, что именно 5-й Концерт Л. Бетховена В. Горовиц исполнял на выпускном экзамене консерватории). В. Горовиц после концерта познакомился на вечеринке с дочерью А. Тосканин, Вандой и в декабре 1933 года женился на ней. Об этой свадьбе (Милан) говорили многие в Европе и Америке. Говорили всякое: и то, что молодой пианист «возжелал» породниться с Артуро Тосканини ради карьеры, и то, что молодые страстно влюблены друг в друга…

Лето, как правило, проходило в Швейцарии у Сергея Васильевича Рахманинова. (Кстати, когда Сергей Васильевич умирал в марте 1943 года, он разрешал к нему допускать Федю (Шаляпин) и Володю (Горовиц). — Авт.). К молодым музыкантам. (Владимир Горовиц, Натан Мильштейн) в 1929 г. присоединился виолончелист Григорий Пятигорский. Таким образом, их было трое и А. Мерович называл их «Три мушкетера». В октябре 1934 года пианист получил два подарка: второго октября 1934 г. Ванда Горовиц родила дочку, Соню (первого октября — день рождения самого пианиста) и Самоил Горовиц, его отец, посетил молодую семью и ездил с сыном на гастроли в ноябре 1934 г. по городам Италии, Бельгии, Швейцарии и Франции (он свободно говорил по немецки и французски).

Как правило, они (молодые музыканты) снимали жилье неподалеку от виллы Сенар и довольно часто общались с Сергеем Васильевичем Рахманиновым. В 1936 году Владимир уговорил друга (Н. Мильштейна) лечь на операцию аппендикса. Врачи уговаривали их не делать этого, но пример смерти мамы на операционном столе стал поводом боятся перетонита (хотя воспаления аппендикса у них не было). Н. Мильштейн встал с постели довольно быстро, а В. Гровиц три года страдал от болей в брюшной полости и от флебита (воспаление вен). В отпуске в Гштааде, в 1938 году, Мильштейн и Горовиц однажды вечером сидели и слушали радио. Неожиданно они услышали: «А теперь вы прослушаете музыку в память о пианисте Владимире Горовице. Новость о его безвременной кончине только что пришла из Парижа». Горовиц побледнел и сказал: «Это не правда!» Затем он добавил: «Но какая хорошая реклама!» Все три года (первый перерыв в концертной деятельности) он пытался вернуться на сцену, но боли не позволяли это сделать.

В это время в СССР: в 1927 г. Регина Горовиц вышла замуж за экономиста Евсея Либермана, который был ей известен по Киеву (окончил Киевский университет), в 1930 — м арестован брат пианиста, Григорий Горовиц, которого осудили на три года высылки на о. Соловки (за «контрреволюционную пропаганду», естественно), на операционном столе умерла мать, Софья Горовиц-Бодик (перетонит, аппендикс). Отец — Самоил Горовиц через два года женился во второй раз, взяв в жены молодую женщину.

После 2 сентбря 1939 года, когда уже шла Вторая мировая война, Натан Мильштейн, Григорий Пятигорский, Артуро Тосканини, Ванда с ребенком, Владимир Горовиц сели на парход, направляющийся в США. На северной окраине Нью Йорка (Филдстоун), неподалеку от виллы Паулин, которую снимал Артуро Тосканини, Владимиром Горовицем был снят дом, в котором они с Вандой и Сонечкой поселились.

Нужно сказать, что расставание с импрессарио Александром Меровичем, имевшим «устный контракт» с отцом Владимира, Самоилом Горовицем произошло в 1934 году. Поэтому, работа у всесильного Артура Джадсона не отличалась разнообразием: с мая по октябрь — летние каникулы, октябрь — апрель — сезон, в котором запланированы концерты. Зачастую, это происходило в маленьких городках Америки, коих «несть числа». Иногда Владимир Горовиц имел до 70 концертов, иногда это число возрастало до 90 или 100. Главное: жизнь всегда была, что называется, «на колесах». Да и публика требовала играть все меньше серьезных сочинений. Иногда В. Горовиц сталкивался с комичными случаями, когда местный устроитель концерта по приходу поезда становился на колени и умолял: «Не играйте, пожалуйста…, например, Сонату С. Прокофьева, Н. Метнера, Д. Кабалевского. Вы-то уедете, а бить будут меня!».

С сожалением Маэстро отметил в интервью в 1987 г. «В юности в моих руках было 12 программ, теперь — 3».

Летом 1942 года он получил письмо от Натана Мильштейна, предлагавшего ему совместно с Сергеем Васильевичем Рахманиновым дать концерт в пользу армии. Переговоры продлились до весны 1943 г., т.е. до смерти С. Рахманинова. 30 ноября 1942 г. Г. Моргентау (Министр финансов США) предложил ему играть с оркестром NBC, которым будет дирижировать его тесть, Артуро Тосканини. 25 апреля 1943 года в нью йоркском Карнеги Холле произошел беспрецендентный для мировой истории концерт, выручка которого перевалила за 1 миллиард долларов, по сегодняшним ценам! В поздравительном письме Г. Моргентау упоминает, что только первые 3 ряда принесли 10 миллионов долларов.

О благотворительности Владимира Горовица, при том, что не один автор книг и статей о нем упоминал его крайнюю скупость, можно составить мнение, пользуясь письмами к нему: он, например, жервовал на нужды армии свои гонорары, разрешал офицерам и солдатам армии сидеть на сцене, играл для них на грузовиках на открытом воздухе и многое другое.

В 1953 году праздновалось 25-летие (Серебряный Юбилей) американского дебюта В. Горовица. Он мечтал, что отметят также 10-летний юбилей со дня смерти С.В.Рахманинова и 100-летний юбилей фирмы Стейнвей и сыновья. В январе и феврале он дал 3 концерта в Нью Йорке… и замолчал на долгих 12 лет. Двенадцатилетнему молчанию предшествовала ссора с Вандой, с 1949 по 1953 они даже жили врозь и Маэстро снимал номер в гостинице (сначала на 54-й улице, потом — на 74-й).

В 1945 году он купил у известного нью йоркского драматурга Кауфмана дом на 94 улице неподалеку от Метрополитен-музея. В доме на втором этаже, где находился кабинет с роялем, его друг, Джозеф Пфайфер, которого называли Джек, установил аппаратуру для записи и Маэстро записывался (вышло несколько грампластинок с записью). Не утруждая читателя подробностями перехода от одной фирмы звукозаписи к другой, скажем, что за эти 12 лет Владимир Горовиц записал сонаты Л. Бетховена, рапсодии Ф. Листа, множество пьес К. Сен-Санса, А. Скрябина, С. Рахманинова, К. Дебюси, И. Брамса, Ф. Шуберта, П. Чайковского, С. Прокофьева.

За эти 12 лет записал множество грампластинок. Возвращение к концертной деятельности откладывалось. В 1957 году в семье случилось два несчастья: в январе умер почти 90-летний Артуро Тосканини (1867—1957); в июне — Соня врезалась в столб, обгоняя автобус на мотоцикле, на узкой дороге в Италии, сильно повредив голову.

Владимир Горовиц очень тяжело перенес болезнь дочери (он считал, что она пыталась покончить собой). 9 мая 1965 г. В Карнеги Холле состоялся концерт-возвращение. Маэстро получил после концерта тысячи поздравлений. Секретарь едва успевал написать «спасибо» поздравлющим.

Последний перерыв в концертной деятельности наступил с 1969 по 1974 гг. В. Горовиц чувствовал себя отвратительно: обострились болезни юных лет. Его измучил колит, он чувствовал себя все хуже и хуже. Лечивший его доктор, велел принимать успокоительное. Он принимал в день гигантское количество таблеток, но они приносили лишь новые приступы боли. «Этим летом у меня было ухудшение состояния здоровья, — говорил он другу — это похоже на нервный срыв, но телесный, совершенно телесный. Мой мозг в полном порядке. Это только потому, что не работает нервная система. Я совершаю прогулки. Я все делаю. Но я все время чувствую усталость. Что бы я ни делал, я устаю». «Он не давал интервью и не выступал публично, однако со временем, как и прежде, он начал уставать от своей бездеятельности, и тогда он возобновил свою карьеру несколько в ограниченном виде, стал делать записи. На протяжении последующих четырех лет студия Columbia выпустила пять новых альбомов: «Горовиц играет Шопена» (1971 год), «Горовиц играет Скрябина» (1972 год), «Владимир Горовиц: любимые сонаты Бетховена» (1973 год), «Горовиц: «Лунная соната» Бетховена, Экспромты Шуберта» (1973 год) и «Владимир Горовиц: новые записи Шопена» (1974 год). Зимой и весной 1974 г. В. Горовиц начал усиленно заниматься: Соната М. Клементи до-диез минор, А. Скрябин «К пламени», «Детские сцены» Р. Шумана. Концерт был не в Нью Йорке, а в Кливленде. Несмотря на новый зал, который Маэстро не очень жаловал, он играл 12 мая концерт и получил оговоренные им 80%.

ГОРОВИЦ СНОВА ИГРАЕТ, ПОРАЗИТЕЛЬНО — гласил заголовок газеты New-York Times, — В 69 ЛЕТ ЕМУ ВСЕ ЕЩЕ НЕТ РАВНЫХ В ИГРЕ НА РОЯЛЕ, — сообщалось в газете Chicago Tribune.

17 ноября 1974 года состоялся знаменитый концерт в Метрополитен-опера в Нью Йорке, на котором были: Жаклин и Аристотель Онасис, Вэн Клайберн, Исаак Стерн, Леонард Бернстайн, Даниэль Баренбойм, Герберт фон Караян. По словам Гарольда Шонберга это была «сенсационная» интерпретация (Пятая Соната А. Скрябина. — Авт.): «Ни у одного из живущих пианистов, даже у Рихтера, не было такого глубокого проникновения в суть музыки Скрябина. Сила, тембр, феноменальная техника, нарастающий ритм, четкая мелодическая линия — все было здесь. Исполненные им соната Клементи фа диез минор, „Детские сцены“ Шумана, и „Интродукция и Рондо“, Баллада соль минор и две мазурки Шопена также были очень хорошо приняты публикой» —

10 января 1975 года Ванда и Владимир Горовиц получили телеграмму из Женевы, где жила их дочь. В телеграмме было страшное известие о ее смерти. Гарольд Шонберг вспоминал:

«Ванда после похорон Сони вернулась в Милан обезумевшей от горя. Однажды вечером на Девяносто четвертую Восточную улицу пришли некоторые друзья, чтобы выразить свои соболезнования. Вера Майкелсон, менеджер по связям с общественностью, была соседкой по Коннектикуте, где у Ванды и Горовица был летний домик, рассказывала, что Горовиц спустился к ним, и это был первый раз, когда она видела Горовица таким измученным, неопрятным и выглядевшем так, как будто он не спал много недель подряд.

Миссис Майкелсон и её муж вскоре сказали, что им надо уходить.

«Нет, — сказал Горовиц, — я хочу играть». Он подошёл к роялю.

Миссис Майкелсон рассказывала, что не помнит, что он играл, за исключением того, «что музыка не была грустной и похоронной». Миссис Майкелсон смотрела на Ванду, пока Горовиц играл. «Она смотрела на него с такой необычайной любовью и в тот момент была безумно в него влюблена», — вспоминала миссис Майкелсон. Горовиц играл приблизительно два часа. Это была дань, которую бы Соня оценила и, вероятно поняла бы». [21, p.238]

После 1975 года Ванда и Владимир отправляются в большое турне: 20 концертов в США и Канаде. В 1981 году Владимир Горовиц переходит в звукозаписывающую компанию Colambia Artists Management, Ink. (CAMI), Именно в это время Питер Гелб возобновил свои отношения с Горовицем. Он понимал, что количество снотворного, антидепресантов, которое В. Горовиц принимал, скорее всего приведет к трагедии. Так и случилось. Маэстро дал концерт в Лондоне и собрался в Японию. «Ужасно!» — это слово было произнесено самим Маэстро. В газете «Times» была опубликована статья, где разбиралась игра В. Горовица: «Много неправильно сыгранных, перепутанных аккордов и искаженные ритмы. Знаменитая точность Горовица проявлялась лишь эпизодически». Под влиянием Ванды, Маэстро перестал употреблять наркотические лекарства и почти отказался от услуг врачей-психоневрологов, «убийц в белых халатах», как называла их его жена.

В марте 1985 г. Питер Гелб пришел навестить 82-летнего Маэстро и нашел его подтянутым и готовым к «свершениям». Он перестал принимать лекарства и начал «звучать, как прежний В. Горовиц». Питер Гелб посоветовал снять фильм о Великом Маэстро, что и было сделано в конце 1985 г..

Можно было сказать, что произошло чудо: беглость пальцев, туше, поистине горовицевский звук, оркестральное фортиссимо — все было вновь обретенным и от этого казалось, что 82-летний пианист снова король королей фортепиано! Незадолго перед ставшим знаменитым московским выступлением, он посетил Париж и имел здесь концерт. Один из критиков сначала перечислил все недостатки, а потом написал: «Величайший пианист в истории музыки». Уже находясь в Европе, Маэстро посетил Милан.

Триуфальная поездка в Москву и Ленинград после 61 года (1925 — 1986) характерна тем, что Маэстро хотел почувствовать теплоту́любовь, обожание, которыми характеризовалась публика СССР. Кстати, произошла там и замечательная встреча одной из «зеленых девушек», досаждавших молодому пианисту в 1924—1925 гг. Из Ленинграда, Маэстро направился в Гамбург, где у него произошел разговор с дочерью Ойгена Пабста (дирижер того самого концерта в 1926 г.) и в том же Гамбурге пишет письмо Кириллу, Лене (дети сына Григория, Пети, внезапно умершего в Москве). Далее — Берлин, где он пробыл целую неделю.

Концерт в Токио, куда пианист ехал «оправдаться» после провала 1983 г. (он очень настаивал на Токио), был спланирован так внезапно, что все центральные залы были уже заняты и Маэстро пришлось играть в зале универистета им. Шова в западном районе города. Возвратившись в США, Маэстро узнал, что в начале октября (как известно, 1-го октября — день рождения Владимира Горовица) приглашен в Белый Дом играть перед Президентом Рональдом Рейганом. Действительно, 5 октября он выступал в Восточной комнате Белого Дома. Приветствуя пианиста, Рональд Рейган неоднократно подчеркивал его роль в сближении двух стран (США и СССР). В этом концерте присутствовали: Исаак Стерн, Йо-Йо-Ма, Зубин Мета, Посол СССР Юрий Дубинин и много, много пианистов, директоров библиотек и музеев, концертных залов, руководителей обществепнных организаций, официальных лиц, музыкантов — короче, сливок общества…

Еще летом, Ванда и Владимир Горовиц, благодаря своему другу и продюсеру, Томасу Фросту — выпускнику Йельского университета, начали передавать университету фотографии, личные вещи, письма А. Тосканини, создавая личный архив (в библиотеке хранятся личные архивы Л. Армстронга, А. Копленда, С. Барбера и других выдающихся музыкантов США). В 1986 г. официальный договор между Вандой Тосканини, Владимиром Горовицем и Йельским университетом был заключен. Думается, что передавая письма и документы, Ванда перечитывала их (или заставляла мужа это сделать, если написано было по-русски), чтобы «не уронить достоинство мужа и отца». Впрочем, делалось это в понимании этого «достоинства» Вандой, поэтому среди писем, например, к Владимиру Горовицу не оказалось ни одного письма мамы (а он получал эти письма), отца (хотя Самоил писал сыну до своего последнего ареста), Регины (первое письмо датировано 1945 г.), няни (хотя его биографы уверяют нас, что оно есть), очень многих знакомых…

В последние месяцы перед смертью Маэстро занимался с Эдуардосом Халимом — студентом Джульярда, которого привел ему Дэвид Дюбаль, читающий в Джульярд-институте лекции по истории пианизма. «Он был 86-летним пожилым человеком с большим запасом энергии. О, да!» — говорила о нем его помощница Вирджиния Бах. В августе 1989 г. его друг и продюсер Том Фрост выпустил альбом с названием «Горовиц дома», В нем: Соната В. Моцарта си-бемоль мажор, три сочинения Шуберта-Листа, песни и танцы В. Моцарта и разные обработки Ф. Листа. Последняя запись Маэстро состоялась за четыре дня до его смерти: 1 ноября 1989 года. Эта запись включала в себя музыку, которую он никогда не исполнял в концертах: Соната ми-бемоль мажор Й. Гадна, этюды Ф. Шопена опуса 25 №1 и №5, ноктюрны ор. 55 №1 и №2, фантазия-экспромт.

5 ноября 1989 г. гениальный пианист умер — остановилось сердце. Мюрей Перайа — очень известный в США артист-пианист и последний из пианистов видевших Маэстро (он был его учеником) сказал о нем: «Горовицу никогда не нравились преувеличения или приторный романтизм. Он, конечно, придавал большое значение рубато, но ему не нравилось, если пианист не мог отличить рубато от ритма. Всё должно быть естественно, а не искусственн. [21, p 307]

С. С. Прокофьев записал в своём дневнике за 3 ноября 1928 года:

«Вечером пошёл на Гизекинга. Это первоклассный пианист, один из лучших: Рахманинов. Горовиц и он».

Статья американского музыковеда Аллана Эванса, появившаяся в 1996 году переворачивает наше представление о пианистпе с ног на голову. Эванс приписывает В. Горовицу модернистское видение мира. Это смешно, но автор доказывает, что представление о «романтическом пианизме» В. Горовица — ошибочно (!), критикуя название фильма Питера Гелба «Последний романтик», утверждая «модернизм» В. Горовица. Аллан Эванс рассуждает о «романтическом пианизме» и делает, с моей точки зрения, непоправимую ошибку, утверждая, что Маэстро имел бОльшую приверженность к сочинениям Пуленка, Дебюсси. Кроме того, автор расуждает о В. Софроницком, говоря о близости последнего с В. Горовицем, намекает на романтическую поездку с Еленой Софроницкой, что совсем непростительно, учитывая, что ехали они, действительно, на пароходе, из «советской» Одессы в «советскую» Евпаторию летом 1925 года и, судя по письму Е. Софроницкой от 9.02.1976, — знакомы не были. — Авт.

«Огромный громоподобный звук Горовица и физическая способность совершать технические чудеса сделали его уникальным. Преподаватели фортепиано с ужасом ахнули, увидев низкое запястье, расположенное значительно ниже клавиатуры почти прямыми пальцами, анатомически «неправильное» для спокойной и точной игры на фортепиано. Тем не менее, телосложение Горовица позволило эту позицию и позволило ему, когда он хотел, достичь ровности и точности, бросая вызов тем, кто принимает правильную позицию. В последующие годы внимание, окружающее его, полностью исказило подлинное восприятие его искусства, объявив его «Последним романтиком». Такой стереотип является не только неправильным, но скорее несправедливым по отношению к его искусству, которое должно очаровывать то, как он отступил от романтизма, чтобы сделать Горовица одним из первых модернистов.

Оно развивалоь в то время, когда Россия взорвалась на культурном фронте: хотя революция и ее последствия в конечном итоге разрушили конструктивизм и эксперименты таких композиторов, как Моссолов, Лурье и другие, изобразительное искусство поддержало эти бешеные и инновационные стили гораздо позже, чем музыка могла. Хотя Горовиц избегал этой авангардной музыки и вместо этого опирался на стиль Рахманинова, Горовиц играл на пианино в манере, похожей на намеки Моссолова на индустриальные звуки на клавиатуре. Искусство Горовица, однако, было гораздо более сложным, и, исследуя интонационные оттенки своего инструмента, он в равной степени углубился в его более мягкие оттенки и нюансы. Его любовь к Пуленку или Дебюсси демонстрирует как точность, так и заботливость через приглушенную, но электрифицированную утонченность Вместо того, чтобы быть романтиком, который каким-то образом выжил в эпоху цифровых технологий, Горовиц был больше эстетом, который искал пульсирующую музыку в джаз-клубах Гарлема от Art Tatum настолько, насколько он был заинтригован на протяжении всей своей жизни Шуманом до такой степени, что он полагал, что он сосуществовал с ним в некотором роде. Жаль, что эти пункты игнорируются, но бесконечный поток его промоутеров сделал удобным (для них и их целей — продаж) запуск их уловки и встраивание даже в умы его трех биографов, так что их книги не объективно изучают его музыку.

Горовиц был действительно фигурой двадцатого века. Его искусство было ближе к современному пианисту, как Владимир Софроницкий, чем любая более ранняя фигура. Он и Софроницкий были коллегами и однажды отправились в поездку в Крым (с Еленой Александровной Скрябиной, женой Софроницкого) незадолго до того, как Горовиц покинул Россию без намерения возвращаться (неверно, т.к. сам пианист — Владимир Софроницкий даже не знал, что играл в одном городе — Одессе, в один вечер с другим пианистом — Владимиром Горовицем. — Авт). Другая дружба, возможно, центральная в его жизни и самая заветная, была с Рахманиновым. При прослушивании записи Горовица «Прелюдии» композитора мы можем испытать исполнение, которое порадовало бы самого композитора. То, что Рахманинов так высоко ценил Горовица, объясняется его отдаленностью и индивидуальностью в русском музыкальном мире. В то время как он начал сочинять в долгу перед Чайковским, развитие его индивидуальности привело его музыку и пианизм далеко от всеобъемлющего термина романтизма. Слушая собственные записи Рахманинова, особенно с партитурой, осознаешь исключительно личную природу не только музыки, но и ее исполнения. Вначале на его игру на фортепиано оказал большое влияние его двоюродный брат Александр Зилоти, ученик Листа. Некоторые из семьи Зилоти даже полагали, что игра Рахманинова была более убедительной, когда он был ближе к пути Зилоти. Хотя его музыка радикально не отошла от словарного запаса девятнадцатого века, его стиль превратился в уникальный аскетический режим, который настолько хорошо сбалансирован и наполнен подводным течением движения и напряжения, что сегодня он звучит как более современный, чем самые смелые полеты фантазии художников, таких как Гленн Гульд. Не нужно идти дальше, чем игра композитора на его «Восточном наброске», чтобы доказать свою точку зрения, чтобы услышать пианино с животной свирепостью и непредсказуемостью. Именно это привлекло Горовица к его музыке и к тому, чтобы создать свой собственный стиль на пианизме Рахманинова, перенося медные и бронзовые тона и лежащий в основе пафос до самого дна. И Рахманинов, и Горовиц часто играли произведения для двух фортепиано в частном порядке: одна из больших потерь для потомков заключалась в том, что их звукозаписывающая компания не предприняла никаких шагов, чтобы документировать их в сюитах Рахманинова, сонатах Моцарта и других произведениях.

Даже ранний репертуар Горовица был плохо представлен слишком малым количеством записей, сделанных в начале его международной карьеры. С дико растущей популярностью удивительно, что он не был уполномочен записывать больше в начале. Просматривая старые программы, мы находим вариации минорной сонаты Брамса и Паганини, сонату Листа Данте, этюд Мазепы, Орейджа и Фе Фольца и Исламея Балакирева. К счастью, у нас есть соната Листа этого периода: во время своей пятидесятой годовщины Горовиц повернулся назад, чтобы снова сыграть сонату и третий концерт Рахманинова, но они удалены от его более раннего уровня. К тому времени он превратился в такую легендарную фигуру, что все одинаково аплодировали с подавляющим энтузиазмом, даже когда однажды он пережил катастрофический сезон, когда антидепрессантные лекарства влияли на его контроль и ясность. Самым большим сюрпризом стали заключительные записи, сделанные пианистом, некоторые через неделю после его внезапной смерти. На Ноктюрне Шопена (в E flat, op.55 #2) он подражает игре своего друга и коллеги Игнаца Фридмана. Появляются произведения, которые он никогда не исполнял перед публикой, поскольку он поддерживал свой миф, отбирая произведения, одновременно привлекательные для него и с достаточным количеством сенсации для его публики. Ушла необходимость электрификации, и на его место пришло спокойное частное музыкальное творчество, которое отличалось от его концертной игры. Дома Горовиц страстно слушал записи прошлых певцов и играл целые оперные партитуры: как жаль, что он не давал записать некоторые из своих аранжировок увертюр и арий. Единственная подсказка к этой важной, а также упускаемой из виду, стороне его искусства — запись, редко упоминаемая его поклонниками. Песня Мусоргского «By the Water» из цикла Sunless входит в число его лучших дисков, поскольку в ней содержится аранжировка задумчивой песни, возникающей из меланхоличной глубины, но окутанной строфической регулярностью, которая еще больше подчеркивает ее пафос. Элегантная уравновешенность и модернистская мука, которую Горовиц привносит в эту работу, раскрывает его истинную сущность как рационально аналитического игрока, чья карьера, к сожалению, была построена на атмосфере цирка, его захватывающих вариаций Кармен или марша Соуза. Возможно, мы никогда не сможем получить полный портрет Горовица, поскольку его многочисленные записи отражают его любимую и ненавистную деятельность в качестве концертного пианиста. Но с этими ранними дисками можно услышать много направлений, доступных загадочному художнику, который никогда не переставал удивлять всех» © Аллан Эванс, 1996

Статья, с которой возможно соглашаться и не соглашаться. Вероятней всего, Маэстро сам не знал величие своего гения. Он был вполне удовлетворен, когда его считали «пианистом №1», не помнил никого и ничего из своей юности, не очень правдиво отвечал журналистам и никогда не изрекал ничего, что бы характеризовало его, как умного и проницательного музыканта, может быть потому, что английский язык — не родной, а русский — он попросту забыл, общаясь дома с Вандой на чужом.