Прогулка по карнизу

Юрий Глухих

Описываемые события разворачиваются во время спортивного путешествия группы горных туристов по Северному Памиру в середине восьмидесятых годов XX века.На маршруте путников подстерегают серьёзные опасности. Герои повести сталкиваются на своём пути со сложными препятствиями, которые мужественно преодолевают. Этому, несомненно, способствует своеобразный походный юмор, неизменный спутник горных туристов, создающий в коллективе единомышленников атмосферу дружбы и взаимовыручки.

Старый Памирский тракт

В четыре утра дежурные встали по будильнику и разбудили всю группу. В утренних сумерках, пока Коля и Янис готовили завтрак, остальные сворачивали лагерь. Что будет с обедом, было неясно, поэтому все плотно позавтракали и взяли с собой в дорогу сухой паёк из орехов, карамели и лепёшек. Фляжки наполнили чаем, которого приготовили в избытке.

После завтрака быстро собрали рюкзаки и выдвинулись к автобазе. Там началась охота за попутным транспортом. Семён Агатов, хорошо знакомый с местными нравами, договаривался с водителями, собирающимися в далёкий рейс по Старому Памирскому тракту, и раздавал команды всем участникам группы. Сам он планировал ехать последним.

На первой машине уехали Денис с Алёнкой.

— Юра, ты следующий! — крикнул Семён и ткнул пальцем в сторону цистерны на колёсах, — поедешь на бензовозе. Карауль его на выезде с автобазы. Он там остановится. Запомни! Машина идёт в Хорог, а тебе нужно выйти в Сары-Таше! Всё понял?

— Да! — ответил я утвердительно и тут же спохватился, — а где мы там встретимся?

— В центре у развилки дороги! Посёлок маленький, не потеряемся!

— Понял!

— Тогда пошёл!

Я закинул на спину рюкзак и поспешил, как только мог, к условленному месту. Ноша была непомерно тяжела. Никогда ещё до этого момента я не носил рюкзак тяжелее сорока килограммов.

***

Ждать пришлось недолго. Автомобиль с цистерной выехал за пределы автобазы и остановился. Не дожидаясь особого приглашения, я открыл дверцу кабины, поднатужившись, закинул рюкзак и следом влез сам. Едва захлопнулась дверь, бензовоз тронулся с места.

— Здравствуйте! — радостно поприветствовал я водителя. В ответ получил только лёгкий кивок головы.

Водитель, рослый киргиз мощного телосложения неопределённого возраста (уже не молод, но ещё не седой) оказался неразговорчивым, скорее всего, плохо говорил по-русски. «Вероятно, не служил в Советской армии: там бы быстро научился, — подумалось мне. — Хотя не факт». Я окинул оценивающим взглядом фигуру водителя и почему-то вспомнил артиллерийскую «учебку» в Горьковской области, где мне довелось служить первые полгода.

Был в нашей учебной батарее один азербайджанец двухметрового роста, так за полгода службы тот едва ли выучил десяток слов по-русски. Как он принимал присягу — одному богу известно. Я при этом не присутствовал. В батарейном строю по ранжиру этот верзила неимоверной силы стоял вторым, сразу за худосочным длинноногим литовцем по прозвищу Циркуль, которого при желании мог уложить в готовальню одной левой, ибо кулаки имел с мою голову. Не знаю, то ли он и правда был непроходимым тупицей, то ли так убедительно придуривался, но без труда добился того, что за все полгода ни разу не сходил в караул, а на занятиях по строевой подготовке ходил в строю прогулочным шагом. Вёл себя азербайджанец достаточно миролюбиво, никого не трогал и общался только со своими земляками на родном языке. Сержанты, на которых в «учебке» держалась вся дисциплина, его откровенно побаивались и старались не замечать, руководствуясь двумя пословицами: «не буди лихо, пока оно тихо» и «дуракам закон не писан».

Я ненароком присматривался к человеку, которому безоглядно доверил свою жизнь на опасной дороге. На суровом, почти непроницаемом лице водителя уловил едва заметные признаки интеллекта и немного успокоился. «Надеюсь, не угробит меня вместе с автомобилем на горном тракте», — промелькнуло в голове.

Дорога начала подниматься в горы. Мы ехали по Старому Памирскому тракту, построенному ещё в конце девятнадцатого века сапёрами русской армии с целью обеспечения возможности оперативной переброски войск из Ферганской долины в Алайскую и осуществления их эффективного снабжения. В тридцатых годах двадцатого века строительство дороги, имеющей стратегическое значение, было продолжено. Она соединила Ош с Хорогом, а несколько позже Хорог с Душанбе и получила название Большой Памирский тракт. Дорога до сих пор является единственной жизненно важной артерией, которая связывает Памир с цивилизацией.

Серебристая лента дороги струилась в долине мимо наполненных жизнью зелёных лугов, огибая массивные возвышенности, нередко подрезая горные склоны и обнажая скальные породы, пролегала через небольшие населённые пункты с преимущественно неказистыми одноэтажными домами, перепрыгивала по мостам многочисленные ручьи и речки.

Первый перевал на пути — Чыйырчик (2402 м). Дорога начала петлять и забираться всё выше. Двигатель машины натужно ревел, преодолевая крутой уклон. Навстречу нам попалась отара овец, невозмутимо бредущих прямо по проезжей части, лениво погоняемых чабаном. Водитель бензовоза вынужден был остановиться, чтобы пропустить животных. За отарой выстроилась длинная вереница встречных машин. Какой-то водила нервно сигналил, пытаясь хоть как-то ускорить движение тупоголовой скотины, но это не помогало. Мы терпеливо ждали. Наконец отара прошествовала мимо, и мотор бензовоза взвыл, медленно сдвигая с места предельно загруженный автомобиль. Движение продолжилось.

С перевала открылся великолепный вид в долину реки Джайлы-Суу. Но южное солнце, поднимаясь всё выше над горизонтом, слепило мне глаза, не позволяя наслаждаться живописным пейзажем и созерцать красоту окружающего мира. Кабина раскалилась. Лишь настежь открытые окна спасали от лютого зноя. Однако за этот естественный обдув приходилось расплачиваться внешним видом: густая пыль из-под колёс впереди идущего транспорта, разогнавшегося на спуске, оседала на потном лице, покрывая его толстой коркой грязи.

Ближе к устью реки Джайлы-Суу показался районный центр Гульча с едва различимыми за густой зеленью многочисленных деревьев невысокими домами. Мы проехали мимо мусульманского кладбища, где наряду со скромными надгробьями возвышались величественные мавзолеи, выполненные из кирпича и обработанного природного камня, представлявшие, несомненно, архитектурную ценность. Дорога поворачивала на юг и пролегала по берегу реки Гульча, снова набирая высоту.

Ландшафт становился всё более суровым. Чувствовалось близкое дыхание высокогорья. Небо затянулось облаками, и жара заметно спала. Приближаясь к Алайскому хребту, дорога извивалась, будто гигантская змея, и серпантином ползла на перевал в заоблачные дали. Впечатляющее зрелище буквально завораживало своим великолепием, и я зачарованно смотрел на длинную вереницу машин, устремлённых в небо. Вероятно, бандерлог из сказки Киплинга так же взирал на гипнотический танец смерти в исполнении питона Каа.

Как нельзя некстати начался дождь. Мы с водителем, не сговариваясь, подняли боковые стёкла. Дорожное полотно намокало и становилось скользким, осложняя и без того нелёгкую задачу нашему бензовозу на подъёме. Мой молчаливый сосед врубил пониженную передачу, и машина медленно, но уверенно ползла в гору, закладывая крутые виражи на серпантине. После каждого поворота направо автомобиль двигался по внешнему краю дороги, и моё сердце замирало от страха, когда на этом участке попадался встречный транспорт. Чтобы разъехаться на узкой и к тому же скользкой дороге, водитель бензовоза вынужден был прижимать свою машину к самому краю пропасти. Терпеть не могу, когда в рискованной ситуации от меня абсолютно ничего не зависит. Я посмотрел в боковое стекло и увидел где-то далеко внизу груду искорёженного металла, когда-то называвшуюся грузовиком. Печальное зрелище не добавляло мне оптимизма. Воспалённое воображение рисовало жуткую картину, как наш бензовоз срывается в пропасть, многократно переворачивается и взрывается. Я чувствовал, как холодеет от пота моя спина и выступает испарина на лбу.

На очередном повороте автомобиль остановился, прижавшись вплотную к отвесной стене, чтобы пропустить встречные машины. На дороге лежали крупные камни. Видимо, совсем недавно произошёл обвал, и двустороннее движение стало невозможно. Я с опаской посматривал вверх в лобовое стекло и думал: «Если камни посыплются снова, то я даже дверь открыть не смогу».

— Господи, пронеси! — самопроизвольно прошептали мои губы.

Встречные машины проехали. Теперь бы тронуться с места. Водитель включил первую передачу и вдавил в пол педаль акселератора. Двигатель взревел от натуги, как раненый зверь. Колёса пробуксовывали, но автомобиль всё же медленно-медленно сдвинулся с места и продолжил свой нелёгкий путь.

С набором высоты мы пересекли нижнюю границу дождевых облаков, и видимость резко ухудшилась. Порывы ветра усилились. Крупные капли дождя нервно барабанили в лобовое стекло. Дворники едва справлялись с отводом потоков воды. Ума не приложу, как водитель ориентировался в таких жутких погодных условиях, умудряясь продолжать движение буквально наощупь.

Внезапно дрога пошла вниз, и мотор мгновенно среагировал, сменив надсадный вой на довольное урчание. Я понял, что перевал Талдык (3615 м) пройден. На душе стало веселее, хотя расслабляться было ещё рано: на спуске, как правило, опасностей подстерегает ещё больше. Главное — не дать машине разогнаться. Бензовоз, управляемый мускулистыми руками матёрого водилы, спускался по дороге на пониженной передаче, тормозя двигателем.

Вскоре дорога стала выравниваться, последовал не очень крутой и непродолжительный подъём на перевал «40 лет ЛКСМ Киргизии», после которого начался долгожданный спуск в Алайскую долину. Машина вырвалась из плена свинцовых облаков, плотно окутавших Алайский хребет. Видимость сразу улучшилась, ветер стих, но солнца по-прежнему не было видно. Редкие капли дождя, смахиваемые дворниками с лобового стекла, уже не пугали. Я с облегчением почувствовал, что самый опасный участок Старого Памирского тракта пройден, и мы всё быстрее удалялись от злополучного места.

Дождь прекратился. Впереди показались одноэтажные дома. Бензовоз пересёк по мосту речку Арык-Суу и въехал в посёлок.

— Сары-Таш! — громоподобным голосом объявил водитель и остановил машину у развилки дороги.

Я вздрогнул от неожиданности, будто со мной заговорил каменный идол: оказывается, водитель умеет говорить.

— Рахмат! — поблагодарил я киргиза на его родном языке, отчего взгляд сурового горца заметно смягчился. Полезно иметь в словарном запасе десяток — другой слов из местных наречий на такой случай.

Я заметил у обочины знакомую парочку в армейских шляпах, рассчитался с водилой и, захватив рюкзак, покинул кабину бензовоза.

***

— А вот и я! — радостно крикнул я Денису и Алёнке. — Давно вы тут околачиваетесь?

— Привет, Юра! — обрадовалась Алёна. — Да мы уже минут двадцать здесь скучаем!

— Теперь втроём скучать будем, — пообещал Денис. — Юра, ты случайно примус не захватил?

— Нет.

— Значит, будем Бугорского ждать. Оба примуса у него, — Денис досадно развёл руками. — Автоклав есть. Продукты есть. А обед приготовить не на чем.

— А вы что, сухпай уже приговорили? — спросил я удивлённо.

— Долго ли умеючи! — рассмеялась Алёнка. — У меня на перевале от страха такой жор проснулся! Кстати, ты видел грузовик в пропасти?

— Видел.

— Шофёр нам рассказал, что машина неделю назад сорвалась. Два человека разбились, один насмерть, другой чудом выжил. Всё случилось на его глазах.

— Да там один остов! Наверное, уже год валяется, — не поверил я своим ушам.

— Наивный! — усмехнулась Алёнка. — За неделю всё на запчасти растащили!

Я мысленно протестовал всеми фибрами души. Терпеть не могу, когда меня называют наивным. Это задевает моё самолюбие. Я хотел было поделиться своими впечатлениями от перевала, но после обидных слов в свой адрес демонстративно потерял интерес к теме разговора и достал из-под клапана рюкзака свой нетронутый мешочек с сухим пайком. Уловив заинтересованный взгляд Алёнки, неспешно развязал узел, стягивающий горловину мешочка, и вынул карамельку.

— Хочешь? — поинтересовался я лукаво, соблазняя Алёнку, словно змей-искуситель.

— Нет, спасибо! — она старательно изобразила равнодушие и отвернулась.

— Да бери! — я запихнул конфету девушке в ладонь, давясь от смеха.

— Ну ладно, уговорил! — как бы нехотя согласилась Алёна и одарила меня своей очаровательной улыбкой.

Я достал вторую карамельку и, руководствуясь исключительно правилами приличия, предложил её Денису, но тот ещё не полностью израсходовал личный запас и предпочёл подкрепиться орехами и куском лепёшки из своего кисета. Не могу сказать, что его отказ меня сколько-нибудь огорчил. С чувством исполненного долга, без угрызений совести я развернул конфету и картинно отправил её в свою голодную пасть, жмурясь от удовольствия. Заметил озорной взгляд Алёнки, которая испытывала аналогичные чувства от карамельки за щекой и выглядела в этот момент немногим лучше меня. Мы откровенно ржали друг над другом, отчего сами становились ещё смешнее.

— Какие-то странные у вас конфеты! — Денис смотрел на нас, как на двух придурков под кайфом, не сдерживая улыбки.

Раздался противный звук трения шин об асфальт. Возле нас резко затормозил автомобиль ЗИЛ-130, из кабины которого вывалился изрядно помятый и чумазый Блондин, светлые волосы которого приобрели пепельный цвет от дорожной пыли и стояли дыбом. Едва захлопнулась дверь кабины, грузовик сорвался с места, оставив за собой клубы пыли.

— Олежка приехал! — радостно воскликнула Алёна.

— Живой! — криво улыбнулся Блондин, утирая рукавом пот со лба. — Фу, ребята, страху то натерпелся! Это же камикадзе, а не водитель! Лихач хренов! — Олег погрозил кулаком вслед умчавшемуся автомобилю. — Думал, уже не доеду. Вы машину в пропасти видели?

— Видели! — в один голос ответили мы с Алёнкой, смеясь.

— Чего вы ржёте? — недоумевал Олег. — Между прочим, пять дней назад там люди погибли. И ваш покорный слуга сегодня мог запросто разделить их участь!

Мы с Алёнкой переглянулись.

— Пять дней, говоришь. А куда колёса делись? Там же один скелет остался! — проявил я любопытство, пожелав услышать версию Олега.

— Чудак-человек! За пять дней всё, что можно было, уже сняли. Не пропадать же добру! — снисходительно ответил Блондин.

— Ну, ну… — съехидничал я. — Ты всё это сам придумал, или кто подсказал?

— Да мой водитель свидетелем катастрофы был! — разгорячился Олег.

Денис и Алёнка не сдерживали эмоций, почувствовав себя персонажами анекдота. А Блондин в недоумении злился, считая, что ему не верят.

— Я, между прочим, сразу понял, что нам лапшу на уши вешают, — давился от смеха Денис, обращаясь к Алёне.

— Кто, я лапшу вешаю? — негодовал Олег.

— Да не ты, успокойся! — одёрнула его Алёнка. — Шофёр!

Она стала пересказывать Олегу версию катастрофы, услышанную в машине по дороге через перевал, сопровождая свою речь выразительной мимикой и жестикуляцией, забавно изображая завравшегося водителя. Блондин постепенно смягчался и к концу рассказа расплылся в широкой улыбке.

Следующим приехал Викторов Николай. Он вылез из кабины ГАЗ-53, словно заправский гонщик, в защитной каске жёлтого цвета, на которой красовалась римская цифра V из синей изоленты, оставшаяся с последних соревнований, чем несказанно развеселил заскучавшую было компанию. Его приветствовали радостными воплями и весёлыми восклицаниями.

— Виват, Николай! — я поднял руку, сложив пальцы в виде цифры на Колиной каске.

— Коля! Защитные очки забыл надеть! — потешался Блондин

— А где обвязка и кошки? — смеясь, развивала тему Алёнка.

— Самостраховку потерял! — откровенно глумился Денис.

— Вам ха-ха! А голова у меня не казённая, — жаловался нам Николай, расправляя затёкшие плечи, и сумбурно, взахлёб, делился своими свежими впечатлениями, — всю дорогу трясло… А кабина маленькая… Головой бился… Пришлось каску надеть… А на перевале — жуть… Мы же чуть в пропасть не сорвались… А вы видели, там грузовик валяется? Шофёр сказал, что это его приятель три дня назад разбился. Представляете, за одну ночь всю машину по винтикам разобрали!

Вся компания взорвалась от хохота. А Коля хлопал непонимающими глазами…