Почти смешно. Рассказы: улыбнемся, погрустим

Юрий Гаврюшенко

В книге представлены короткие рассказы, преимущественно юмористические, но не только. Автор подмечает в нашей жизни такие ситуации, на которые мы порой не обращаем внимания, и превращает их в забавные и увлекательные истории.

Обостренное чувство справедливости

Я футболист. Играю в премьер-лиге. В последнем матче сильно ударился головой о штангу, потерял сознание. Увезли меня на скорой прямо со стадиона.

Утром очнулся на больничной койке. Голова вроде в порядке, ничего не болит. Так, небольшой туман в глазах. Напротив меня сидит больной в трусах и в майке, смотрит на меня. Я ему говорю:

— Что-то мне нехорошо!

— Может, врача позвать? — отвечает.

— Да нет, у меня ничего не болит, на душе нехорошо, слишком несправедливо все это.

— А что так?

— Понимаете, у меня очень большая зарплата, ну прямо слишком большая.

Я привстал со своей кровати и шепнул ему на ухо.

— Ого, — сказал больной, — а разве такие бывают?

— К сожалению, бывают!

— Гляжу я на тебя, и что-то мне не верится. Столько даже министры не получают.

— Так вот и я о том же. За что мне такие сумасшедшие деньги? Что я сделал такого великого? Может быть, изобрел лекарство от тяжелой болезни? Или обеспечил мир во всем мире? Так нет же! Всего-навсего мячик гоняю!

Больной посмотрел на меня внимательно и говорит:

— Вы сегодня температуру мерили?

Тут мои ребята из команды заходят:

— Да ты, братец, совсем здоров! Ждем через три дня на тренировку.

— Никакой тренировки не будет! — отвечаю. — Я больше не могу играть за такой большой контракт. Совесть не позволяет. Вы понимаете, что мы делаем? Мы за одну игру получаем больше, чем сталевар у мартена или шахтер под землей за месяц тяжелого изнурительного труда! И слово-то какое — игра! Не работа, заметьте, а игра. Разве можно платить за игру на свежем воздухе? Это мы должны зрителям платить за то, что они бросили свои дела и пришли на нас посмотреть. Так сказать, удостоили нас высокой чести. Я не намерен дальше получать такую зарплату.

Ребята сидят молча, слушают, переглядываются. Как-то странно на меня смотрят. Тут жена заходит в палату. Видит, что со мной все в порядке, улыбнулась, поцеловала меня. Я говорю ей:

— Дорогая, нам придется вернуть все излишки с наших счетов. Я не должен был получать эти деньги. Я только сейчас осознал, что все недра нашей страны принадлежат всему народу, а не только футболистам.

Она перестала улыбаться.

— А те, что потратили? — спрашивает.

— А те, что потратили, будем постепенно выплачивать. Другого выхода нет. Тебе придется на работу устроиться. Ты же бывшая модель.

— Какая я модель, у меня уже не те параметры!

— Ну худей тогда или иди селедкой торговать.

— Какой селедкой?

— Какой? Не знаю какой! Может, тихоокеанской или атлантической!

Вышли они в коридор, что-то говорят вполголоса. Потом ушли. Заходит медсестра, сообщает, что укол сделать надо. Я ее спрашиваю:

— Вы, наверное, тысяч двадцать-тридцать зарабатываете?

— Да вроде того, — отвечает.

— Вот видите, а я только за один удар по мячу пять тысяч получаю, а если не попал, то все равно пять тысяч.

Она говорит:

— Ложитесь на живот.

Я улегся и продолжаю:

— Было бы справедливо, если бы вам тоже за укол пять тысяч платили, если не больно, конечно. А если больно, то, пожалуй, и двух тысяч хватит.

— Жалко, что вы не министр здравоохранения! — согласилась медсестра.

Я хотел еще что-то сказать про справедливость, но сестра напомнила мне, что ее другие больные ждут.

После обеда заходит в палату пожилой человек с бородкой. Говорит мне:

— Здравствуйте, я профессор Непреображенский, мне надо с вами поговорить.

— Хорошо, давайте поговорим. Вы сколько зарабатываете? — спрашиваю его.

— У меня хорошая зарплата — сто тысяч.

— Вот видите, вы профессор, ученый, науку двигаете, лекции читаете, а я, молодой парень, получаю столько за один день, даже когда отдыхаю.

— А почему вы тогда расстраиваетесь? — говорит профессор и улыбается.

— Как почему? Ведь это нечестно! Понимаете, профессор, мы, футболисты, забираем львиную долю денег. На остальные виды спорта крохи остаются. Потом, у меня друг на заводе работает. Так вот если он сделал брак, то с него высчитывают, а я иной раз с трех метров по воротам попасть не могу, и ничего, та же зарплата. Бред какой-то.

— Но ведь у вас контракт!

— Вот именно, а зачем я тогда подписывал такой большой контракт, о чем я думал? Головой, что ли, ударился? Я понимаю, когда у Роналду или Месси контракт на сто миллионов долларов, — так их весь мир знает. А кто меня знает? Я за матч наношу всего в среднем десять ударов: три удара в аут, два — на угловой, три удара мимо ворот и два удара по ногам соперника. Я не знаю, что мне теперь делать?

Конец ознакомительного фрагмента.