Знак из зазеркалья

Юрий Вячеславович Ситников, 2021

Вот уж не ожидал Славка, что обычное онлайн гадание может стать для него целым приключением. На дне рождения у подруги ребята развлечения ради решают получить предсказания на одном Интернет-портале о духах, магии и гаданиях. Слава задает вопрос некоей графине Белозубовой, и с этого момента вокруг начинает твориться нечто странное. В зеркале он видит призрачную женщину, замечает, что за ним постоянно следит некто в черном, а незнакомый голос просит его о помощи. Устав бояться, Слава и его друзья решают разобраться в этой чертовщине и оказываются втянутыми в невероятную, полную загадок историю.

Глава первая

Начало всех начал

Когда двоюродная сестра пригласила меня на день рождения, сказав, что соберутся только самые близкие друзья, а родители (с этого надо было и начинать) на все выходные уедут на дачу, я, конечно же, согласился прийти. Купил Лизке накладные наушники, она давно о них говорила, сосчитал оставшиеся деньги, решив, что в субботу утром их хватит на букет цветов.

Как же сильно я ошибался — словами не передать. Нет, денег на цветы хватило, даже двадцать рублей осталось, а праздник разочаровал. Скука смертная! Сижу теперь один на кухне, смотрю в окно и проклинаю ту минуту, когда дал согласие приехать к сестре.

Вообще-то у нас с Лизкой нормальные отношения, как сестра она меня полностью устраивает, и лично к ней претензий нет, но её гостей я успел возненавидеть.

Они старше меня на два года. Скажете, два года не такая большая разница? Как бы ни так! Она незначительна, когда вам перевалило за тридцать, ну, или на худой конец за двадцать. А когда ты учишься в средних классах, а они в старших — разница колоссальная. Строят из себя… Хочется послать их всех куда подальше. Такие кадры. Козлы одни словом!

Для них я всего навсего «мелкий». В данной ситуации надо мной очень удобно прикалываться, и даже если я не спасую и смогу удачно парировать, из меня по-любому сделают посмешище. Они-то в большинстве, я — один. Не надо было приезжать к Лизке. Она тоже хороша, находясь в ударе, начала подливать масла в огонь, зачем-то ляпнула, как я в пять лет рассказывал стихи, стоя на стуле — все очень громко ржали. Потом вспомнила про Новый год в старшей группе детского сада, и меня в костюме зайца — ржачь стоял такой, что заложило уши.

Вечер окончательно потерян, для меня праздник не удался. Теперь чтобы ни произошло, а для Лизкиных гостей я буду лопоухим зайцем, стоящим на табуретке.

Я ел мандарин и рассматривал через запотевшее стекло опостылевший дом напротив. В нем двенадцать этажей, шесть подъездов, двести восемьдесят четыре окна… Или двести восемьдесят восемь? Опять сбился. А все они виноваты — ржут в большой комнате, веселятся. Ладно, начну считать снова. А может, плюнуть? Лучше пересчитаю кондиционеры и спутниковые тарелки. Раз, два, три, четыре…

Я был готов сойти с ума, когда вдруг дремавший внутренний голос очнулся и громко спросил, почему я до сих пор не рванул домой? А действительно, с какой стати я сижу на кухне оскорбленный и униженный, когда можно встать и громко хлопнуть дверью?

Я встал. Постоял и снова сел. Вспомнил, что в холодильнике стоит пятикилограммовый торт. Тортище! Его сделали на заказ и доставили только сегодня утром. Не прощу себе, если добровольно уйду, так и не попробовав кусочек. Нет, лучше кусок! Точно, съем огромный кусок. И сразу первую мысль сменила вторая, более хитрая и шальная. А что если не дожидаться остальных, открыть холодильник…

Меня настолько поглотила моя вероломная идея, что я напрочь отключился от реальности, и когда уже собирался достать с полки торт в виде шикарного букета бордовых и белых роз, услышал за спиной ироничный голос Ритки:

— Чего здесь застрял, иди к нам.

Ритка была толстой и на редкость несимпатичной. Удивляюсь, почему она не стала в своей компании объектом приколов и насмешек. Учитывая её внешность и страсть остальных над кем-нибудь поиздеваться, Рита просто обязана быть центром внимания приколистов.

— Я там уже был — не понравилось.

— Да ладно тебе, Саш, не сердись, мы шутили.

— На дураков не обижаются.

— Слушай…

— И я не Саша, я Слава.

— Тьфу ты! Прости. — Ритка попыталась меня обнять. — Пошли, Женька нас сфоткает сейчас.

Я не успел вывернуться и отскочить в сторону — Рита упорно тащила меня в коридор — а длинный Женька с идиотской ухмылкой уже нарисовался в дверях кухни.

— А у вас здесь весело, — заржал он и, повысив голос, крикнул: — Диня, подь сюды, у Ритки бой-френд новый появился.

— Жень, заткнись! — попросила Рита.

Из комнаты в кухню уже бежали любопытные. Женька в красках начал рассказывать про то, как толстая ручища Ритки лежала на моём плече, а я якобы смотрел на неё — на Ритку в смысле — с таким трепетом, что словами этого описать невозможно. Все смеялись, причем громче всех смеялась Ритка. Диня — я так понял, он был парнем Риты — шутливо толкнул меня в плечо, сказал что-то невнятное и в очередной раз я услышал ненавистное «мелкий».

Обдумывать свои действия было некогда — я взорвался. На Диню набросился резко, и он, не ожидая атаки со стороны «мелкого», получив удар, не устоял на ногах. Рухнув на пол, посмотрел на меня как на существо, прилетевшее с другой планеты, а потом схватил за руку. Завязалась потасовка. Разняли нас быстро, растащили по углам, сказав, что мы портим день рождения.

— Пацаны, давайте, миритесь, — потребовал Женька.

— Миритесь, — попросила Лизка. — Это вам не свадьба, чтобы драки затевать.

Мириться я не планировал, Диня, по всей видимости, тоже. Но нас заставили помириться в принудительном порядке.

Мы пожали друг другу руки, что-то пробурчали в ответ, и гости сразу вышли из кухни, поспешив в гостиную. Мы с Диней выходили последними. И в тот момент, когда нас никто не мог услышать, Диня нагнулся и сказал:

— Твоё счастье, мелкий, что нас разняли. Я б тебя по стенке размазал.

— Пошел ты! — ответил я, пожалев в трехсотый раз, что согласился прийти на этот злополучный день рождения.

…В одиннадцать вечера, когда половина торта была съедена, а на оставшуюся половину смотрели с полным равнодушием, все разбрелись по квартире. Официальная часть днюхи давно закончилась, есть-пить не хотелось, веселиться тоже, атмосфера из тусовочной плавно перетекла в непринужденно-расслабляющую.

Я сидел в маленькой комнате с Толяном и Олесей — из всей компании они единственные общались со мной на равных, и даже над приколами Женьки смеялись нехотя, что не могло меня не радовать. Мы болтали о пустяках, когда дверь в комнату с шумом распахнулась, и рыжая Нинка с порога объявила:

— Подтягивайтесь в гостиную, ща мы там спиритический сеанс устроим.

Олеся с Толяном переглянулись, я не смог сдержать улыбку.

В гостиной полным ходом шли приготовления к спиритическому сеансу. В центре стоял пустой стол, Лизка доставала из шкафа свечи и громко ругалась, так как не могла найти благовония. Рита твердила, что необходимо найти блюдце побольше, Нина настаивала на срочном изготовлении спиритического круга. Женька с Диней — никогда бы не подумал, что их может заинтересовать спиритический сеанс — вслух перебирали имена покойных знаменитостей, с духом которых были бы не прочь пообщаться.

— Необходимо приоткрыть окно, — сказала Рита.

— Зачем?

— Чтобы дух мог беспрепятственно пройти и выйти.

— А разве для духов существуют преграды? — недоверчиво спросила Олеся.

— Не знаю, но окно открыть надо.

— Нигде нет благовоний, — сокрушалась Лизка.

— Забей на зловония, — отмахнулся Женька, — без них обойдемся.

— Благовония, — поправила его Нина и расхохоталась.

— Ребят, а скатерть нужна?

— Да.

— Нет.

— Без разницы.

— Так нужна или нет?

— Забей на скатерть.

Я стоял у входа, наблюдал за всеобщим оживлением и не верил, что это происходит наяву. Спиритический сеанс. Мрак!

— Славка, не мешайся. Отойди. Лиз, достань другие свечи.

— А чем эти не устраивают?

— Здесь две поломанные.

— И что?

— Достань другие, говорю!

— Хорошо-хорошо, достану. Когда начнем, ровно в полночь?

Я посторонился, а Лизка и её гости продолжали безумствовать.

— Ещё нужен маятник.

— Не обязательно. Слав, принеси из комнаты маркер.

— Зачем тебе маркер?

— Стрелку на блюдце надо нарисовать.

— Слав-Слав, и мел захвати, — попросила Рита.

— Откуда я тебе его возьму?

— Лиз, — Ритка сделала удивленное лицо. — У тебя нет мела?

— Не-а.

— Ну все, тогда мы обломались!

— Не нужен нам мел, — Нина начала расставлять на столе свечи, а Лизка наконец нашла благовоние.

— Ну вы даете, — не выдержал я и от души рассмеялся. — Вы реально верите в духов?! Капец.

— Здесь только один капец — это ты! — съязвил Женька.

Я пропустил его остроту мимо ушей.

— Бросьте, это ерунда. Духов не существует, во всяком случае, вызвать их невозможно. Это туфта!

— Моя сестра с подругами вызывала духов, — ответила Нина, не глядя в мою сторону. — И они к ним пришли.

— Не верю!

— Спорим?

— Не буду спорить.

— Тогда умолкни, — прикрикнул Диня.

— Как хотите, — хмыкнул я и вышел в коридор. До сих пор не пойму, кто дернул меня за язык едва слышно назвать всех шизиками. Но я был услышан, и насильно втянут Женькой в комнату.

— Кто шизики, мы? Ты за свои слова отвечаешь?

— Пусти его, — крикнула Ритка. — Пусть валит в другую комнату. Он боится до одури спиритического сеанса, поэтому и говорит, что не верит.

— Боюсь?! — вспыхнул я.

— А то нет.

— Да я ночью могу по кладбищу пройтись.

— Да, конечно. Это ты здесь заливаешь.

— Могу!

— Динь, отвезем мелкого на кладбище?

— Не вопрос.

— Идите вы! — я выбежал в коридор.

На кухне просидел минут тридцать. Домой уже не уедешь — поздно. Лизка живет на другом конце города, надо было раньше валить отсюда. А почему я не уехал? А-а… соблазнился тортом. Дурак! А он оказался самым обыкновенным: кроме громадных размеров и пафосных цветочков ничего удивительного в нем нет. Чересчур сладкий, приторный. Какая гадость!

Как бы отомстить Женьке? Ничего в голову не приходит. Но отомстить надо. Он в компании заводила, пока молчит, все хорошо, а как рот откроет, ему начинают поддакивать. Стадное чувство. Лизка тоже хороша, обещала веселую тусу, а пригласила на какой-то праздник шизофреников. Спиритический сеанс устроили, духов вызывают, благовония жгут — каменный век.

Задумавшись, я не услышал, как в кухню прошла Лизка.

— Славик, а почему в темноте? — она включила свет, а я сразу зажмурил глаза.

— Выключи.

Щелкнув выключателем, Лизка подошла ко мне, и положила руки на плечо.

— Не называй меня Славиком, знаешь же, не нравится.

— Что высматриваешь?

— У тебя на редкость скучный двор. Полный штиль.

— А тебе бы хотелось, чтобы там началась перестрелка?

Я промолчал. Лизка открыла холодильник, вытащила половину торта и посмотрела на меня.

— Будешь?

— Нет.

— Не понравился?

— Слишком сладкий.

— А я люблю сладкое.

— Знаю. Поэтому у тебя кликуха — толстозадая.

Лизка разинула рот.

— Что ты сказал?!

— А ты не знала?

— Кто меня так называл?

— Твои друзья.

— Врешь!

— Не веришь, сама спроси у них.

— И спрошу, — Лизка положила торт на стол и выскочила из кухни.

— Стой, Лиз, — крикнул я. — Пошутил.

— Дурацкие у тебя шутки. Хватит здесь на стекло дышать, пошли в комнату.

— Не хочу я никаких духов вызывать.

— Спиритическим сеансом позже займемся, мы сейчас на сайте одном зависаем. Супер сайт! Там гадать можно в онлайн режиме.

— Знаю я такие сайты. Их в инете сотни.

— Этот — особенный. Прикинь, можно вызвать дух, задать ему вопрос и получить ответ через тридцать секунд.

— Лиз…

— Я вызывала дух Мэрилин Монро.

— Пришла?

— Ну да.

— Гонишь ты.

— Ответ на вопрос я получила.

— Только не от Мэрилин Монро.

— И что? Прикольно ведь. — Лизка засмеялась. — Ритка вызвала дух Людовика XIV, спросила у него, как к ней относится Диня, в ответ ей написали, что Диня её не любит. Ритка сидит, рыдает.

— Да ладно?

— Серьезно. Диня её успокаивает.

— Здорово, — у меня вдруг начало подниматься настроение.

— А ты что у Монро спросила?

— Как ко мне Женька относится.

— И?

— Все у нас будет хорошо.

Лизка так заразительно и так искренне смеялась, что я решил одним глазком взглянуть на этот сайт. Динамо это, конечно, полное, зато посмеяться можно.

Когда мы пришли в комнату, Толян пытался вызвать дух Пушкина. Для этого он ввел в графу «Вызываемый дух» его имя и фамилию, представился сам и нажал на «Отправить». Все погрузились в ожидание. И я тоже стал ждать. Правда, не ясно, чего именно мы ждали.

— Нас сейчас с Пушкиным соединят? — спросил я.

— Заткнись! — шикнула Нинка.

Прошло две минуты, прежде чем на экране появилась мерцающая надпись: «Александр Сергеевич Пушкин приветствует вас».

Я засмеялся. Лизка с Женькой тоже прыснули. Толян оставался серьезным и сосредоточенным.

— Толь, задавай свой вопрос, — торопила его Олеся.

— Дай сконцентрироваться.

— Концентрируйся быстрее, — съязвил Женька, — а то Пушкин уйдет.

Я опять засмеялся.

— Толян, не тормози. Спроси у Пушкина, какие будут темы сочинений по русишу?

— О, Толь, точно, про темки спроси.

— Я вообще-то хотел про мотоцикл спросить.

— Забей ты на мотоцикл.

— А нельзя спросить у Пушкина и про мотик и про темы? — удивился я.

— Нельзя, — ответила Нинка.

— Почему?

— По одному вопросу.

— Кто это сказал?

— Я сказала! Хватит бубнить. Толь, решайся.

И Толян решился. Он спросил у Пушкина о темах сочинения, и ровно через минуту получил ответ: «Анатолий, Вы обидели близкого Вам человека. Сделайте ему подарок и все у Вас наладится».

— Пушкин рулит! — сказала я, и сразу получил подзатыльник от Нинки.

— Стремное гадание, — хмыкнул Женька.

— Ты только сейчас это понял?

— Идемте в гостиную, пришло время провести спиритический сеанс.

И снова я остался в меньшинстве, снова отправился на кухню и начал жадно есть мясо и крабовый салат. Наевшись, вернулся в гостиную, но меня оттуда быстро выставили, заявив, что я могу испортить возникшую атмосферу.

Комп в маленькой комнате был включен, станицу с сайтом гаданий Лизка не закрыла. Сев за стул, я ради прикола обновил страницу и задумался. Всем можно, а мне, что ли, нельзя? И к кому бы обратиться с вопросом? Думай, Славка, думай. Вот, блин, невезуха — появилась возможность «пообщаться» с духом знаменитости, а выбрать не из кого. Может, вызвать дух Чапаева? Или Наполеона? Не то! Ёлки-палки, кого ж вызвать?

В итоге я представился и написал, что хочу задать вопрос графине Белозубовой. На экране появились песочные часы. Прошла минуты, вторая, третья… Однако, что-то задерживается дух графини, подумал я с усмешкой. Наверняка в базе фамилий, представленных на сайте, нет никакой Белозубовой, вот сайт и тормозит — не может сообразить, как выкрутиться.

Наконец графиня Белозубова меня поприветствовала. Вопрос я собирался задать самый простецкий, заранее не рассчитывая получить правдивый ответ. Все-таки сайт предназначен для развлечения, потому и вопрос ерундовый.

«Как и где я проведу летние каникулы?».

Отправил. Сижу, жду. Даже интересно стало, что мне ответит графиня. Сам-то я прекрасно знаю, что летом поеду на дачу, и буду тусить там все три месяца, и другие варианты не рассматриваются.

И вдруг пришел ответ: «Жди».

И все? Это они называют ответом на мой вопрос? Ради приличия могли бы написать более-менее подходящий ответ. А то — ни туда, ни сюда. Чего ждать? Где ждать? Когда ждать?

Нет, Лизкин день рождения не удался. Скука!

***

Я встал и прошелся по комнате. В зеркало посмотрел случайно, по инерции. Шумно вздохнул и отпрянул назад.

Тело покрылось потом, у меня затряслись руки, а в желудок как будто бросили кубик с острыми концами. Во рту пересохло, язык отяжелел, перед глазами появилась пелена, которая мешала видеть то, на чем было сосредоточено моё внимание.

Я стоял перед зеркалом и вместо своего отражения видел бледное лицо незнакомой женщины. Лицо изнеможенное: узкий подбородок, впалые щеки, леденящий взгляд, пристальный и властный.

На голову был наброшен капюшон, из-под него выбивались две пряди волос: одна доставала до переносицы, вторая, более длинная, спускалась по правой щеке, заканчиваясь у края тонких губ.

Я не мог пошевелиться, хотя прекрасно понимал, что должен закричать и выскочить вон из комнаты.

Нелепица! Я смотрю в зеркало и вижу женщину, а она видит меня. И надо что-то делать, но что? Что?!

Внезапно женщина подняла руку, как будто намеривалась выйти из зеркального мира и дотронуться до меня. Я отшатнулся. Женщина едва заметно вздрогнула, продолжая тянуть руку вперед. Я увидел, как рука прошла сквозь зеркальное полотно, и уже не по ту, а по эту сторону зеркала появились сначала тонкие пальцы, а затем ладонь целиком.

Закричал я громко, истошно — и сразу все вокруг погрузилось во мглу. Мне было холодно и легко, я куда-то летел и ничего не боялся. Я потерял сознание.

…В себя пришел, ощутив легкие, но настойчивые удары по щеке. Меня кто-то бил. Ладонью! Это она — женщина! Я открыл глаза и, закричав, попытался лягнуть ногой того, кто стоял рядом.

— Он сбесился, — услышал знакомый голос.

— Слава богу, жив! — надо мной склонилась перепуганная Лизка. — Слава, что с тобой случилось?

Ритка плакала, бледная Нина сидела в кресле, с ужасом глядя на меня, Женька — лягнул я именно его — стоял рядом и зачем-то начал махать у меня перед глазами ладонью с растопыренными пальцами.

— Сколько пальцев видишь?

— Пять.

— А сейчас?

— Два.

— А теперь?

— Отвали, — я попытался подняться. Голова кружилась, было жутко холодно и страшно.

Ребята выглядели не лучше: бледные, испуганные, дерганные.

— Слав, может, тебе врача вызвать? — это спросил Толян.

— Нет.

— А воды хочешь?

— Да.

Выпив стакан сока, я начал озираться по сторонам.

— Куда она делась?

— Кто?

— Женщина?

— Какая женщина?

— Из зеркала, — я обернулся, и едва взгляд скользнул по зеркалу, тело начал сотрясать озноб.

— Ты прикалываешься?

— Лизка, нет. Нет!

— Что произошло, ты можешь сказать?

— Я… Я видел женщину. В зеркале. Она долго на меня смотрела, потом потянула руку и я… Закричал, и сразу оказался в темноте.

Все переглянулись.

— Женщину, говоришь? — скептически спросил Диня. — А не от страха ли ты в обморок грохнулся?

— От страха, — не стал я изворачиваться. — Ты бы тоже рухнул.

— Никого он не видел. Остался один в комнате, сидел, таращился в зеркало, нагнал сам на себя страха и в отключку ушел.

— Придурок, я её видел.

— За придурка отвечать придется.

— Отвечу, — я поспешно встал с кровати, на которую меня перенесли, и чуть не упал. Ощущалась слабость, к тому же к горлу подступила тошнота.

— Да гонит он все, — услышал я голос Дини, когда Лизка с Толяном повели меня в ванную.

— Не гоню. Лиз, я видел её. Клянусь!

— Ладно-ладно, Слав, это уже не столь важно.

— Для меня важно. Пойми, я видел… видел…

— Слава, забудь о ней, — Толян протянул мне полотенце. — Тебе выспаться хорошенько надо, а утром мы поговорим.

— Только моим ничего не рассказывай, — попросила Лизка. — И своим родителям ни слова. Договорились?

Я кивнул. Меня душили обида и беспомощность. И страх, который никак не хотел отпускать.

Глава вторая

Паническая атака

Прошло две недели…

У Таньки Петрищевой был не только голос нудный — она сама была нудной, скучной и неинтересной. Отличница, любимица всех учителей, всегда первая, всегда вся такая положительная — белая и пушистая. Правда, друзей у Таньки нет: стремление быть впереди планеты всей, плохо скрываемый подхалимаж к учителям, прохладное и немного высокомерное отношение к одноклассникам не способствовало развитию дружбы.

Танька была сама по себе, типичная ботанка с завышенной самооценкой и желанием во что бы то ни стало и любыми способами угождать тем, кому хотела понравиться. В школе, если не брать в расчет учителей, она никому не нравилась, поэтому, угождала Танька только учителям, с безумным рвением и усердием выполняя их многочисленные просьбы.

— Короче, — сказала Петрищева нудным голосом, — через неделю у нас контрольная по алгебре, постарайся выздороветь. Ты понял меня?

Я посмотрел на Таньку и подумал, что лет через шестьдесят из неё получится отличная злющая старуха. Я даже прикинул, как она будет смотреться немного располневшей, с седыми волосами, крючковатым носом и кривоватыми губами. Жесть!

— Ты понял, что я тебе сказала? — повторила Петрищева. — Чтоб через неделю выздоровел!

Или прикидывается или действительно не понимает, что ангина за два-три дня не пройдет, и терапевт ясно сказал, в школу я отправлюсь недели через две. Не раньше.

Но для Таньки это пустой звук, что ей моя ангина, если через неделю у нас контра по алгебре. А я плевать хотел и на контрольную, и на алгебру и на Таньку Петрищеву в придачу. Кем она вообще себя возомнила, или считает, если староста, то имеет право вваливаться после школы к одноклассникам и трепать им нервы? Кто её сюда звал, кто просил тащить домашнее задание — можно подумать я буду его делать — ха!

— Петрищева, вали отсюда. У тебя дома собака с ума сошла от одиночества, её выгуливать пора. Принесла задание и топай.

— Я тебя предупредила — контрольную пишем на следующей неделе.

— Повтори ещё пять раз, а лучше на обоях красным маркером напиши. Здесь же все идиоты, с одного раза никто ничего не понимает.

Танька чихнула.

— Во! Видишь, значит, я прав. Давай, ещё разок про контру скажи. Когда, говоришь, она у нас? Через месяц?

Чих повторился.

— Будь здорова, Петрищева. Не боишься, что заражу тебя прямо перед контрольной?

— Меня ангина не возьмет, я закаленная, и в отличие от некоторых не болею каждый год. У меня иммунная система сильная.

— Иди со своей сильной иммунной системой к себе домой, я спать хочу.

Танька встала со стула и чихнула так, что у неё заслезились глаза. Потом она проверила, правильно ли я переписал домашнее задание, снова повернулась ко мне, но я не дал ей раскрыть рта.

— Отваливай!

В коридоре эта малолетняя фашистка сказала моей маме о контрольной по алгебре, что-то там прогундела об ответственности, опять чихнула и, попрощавшись, хлопнула входной дверью.

— Неужели свалила? — крикнул я, не веря своему счастью.

— Слав, — мама зашла в комнату, придвинув стул, на котором сидела Петрищева к компьютерному столу. — Что за выражения, откуда ты их нахватался. Не свалила, а ушла. Спасибо скажи Танюшке — заботится о тебе, домашнее задание приносит. Другая бы по телефону позвонила, а Таня лично заходит. Ответственная она.

— Она навязчивая подхалимка! — парировал я. — По-твоему, она по доброте душевной ко мне заявилась? Ага, жди. Шестерит Танька, а домашку принесла, чтобы классухе угодить.

— Кому? — не поняла мама.

— Классухе нашей.

Минут пять пришлось слушать лекцию на темы: «Говорим и пишем правильно» и «Избавляемся от словесного мусора». В итоге, чтобы поскорее остаться в комнате одному, я сослался на усталость и отвернулся к стенке.

— Поспи, во сне организм лучше с болезнью борется.

— Ага, — наиграно зевнул я. — Посплю. Хочу иметь сильную иммунную систему, как у Петрищевой.

Как все-таки много несправедливости, рассуждал я, лежа с закрытыми глазами. Я болею ангиной, хожу с перевязанным горлом, пью лекарства, то есть, получается, я уже несчастный человек. Тогда зачем меня пытаются сделать ещё несчастнее, принося ежедневно домашнее задание? Я на больничном. Имею полное право ничего не делать!

…Проболел я ещё ровно две недели. Контрольная по алгебре, как и коварная ангина, осталась в прошлом, чему я был несказанно рад и даже начал скучать по школе. Завтра понедельник, первым уроком у нас по всем законам подлости алгебра, но меня вряд ли вызовут — как-никак я после болезни, математичка должна быть снисходительна.

Ночью не спалось, я ворочался на кровати, переворачивался с боку на бок, представляя в каком гнусном настроении приду в школу. На алгебре точно буду спать, и опять Галина Егоровна скажет какую-нибудь колкость, напомнит про оценки и, усмехнувшись, добавит, что кому-то придется остаться на второй год. Любимая фразочка, чуть что не по ней — останешься на второй год. А когда она это скажет, на её круглом лице появится злорадная улыбка, точно такая же улыбка будет замечена на губах Таньки. Петрищева всегда действует в унисон с учителями.

Да нет, успокаивал я сам себя, перевернувшись на спину, до конца года время ещё есть, я успею исправить свои тройки, поднапрягусь к концу четверти, посижу за учебником.

Внезапно на потолке и стене я увидел отблеск света. Обычно такое происходит, когда во двор приезжает машина с включенными фарами. От света фар на потолке и стенах появляются отблески и хитросплетения теней отбрасываемых высокими березами и тополями, растущими под самыми окнами.

Вставать с кровати не следовало, но я зачем-то встал, сунул ноги в тапки, нехотя подошел к окну. Машины внизу не было, я обернулся, на стене отражался свет. Странно, откуда он появился? Я поднял глаза, и у меня от удивления отвисла челюсть. Над нашей школой, её видно из окна моей комнаты, появилось яркое сияние, оранжево-желтого цвета.

Сначала мне показалось, горит школа, но счастье длилось недолго — загорится она, как же! — приглядевшись, я понял, горят мусорные контейнеры у дома напротив. Они находились как раз за вторым школьным корпусом, в котором у нас спортивный и актовый залы, столовая и кабинеты труда.

У окна я простоял минуты три, и внезапно мне сделалось не по себе. Появился страх, он возник из ниоткуда, медленно, но решительно окружая меня со всех сторон. Наконец, он взял меня в кольцо, и я буквально физически почувствовал его липкое прикосновение. Страх начал сжимать мне горло, я согнулся, закашлял, вспомнил день рождения Лизки, маленькую комнату, включенный компьютер, зеркало и… Женщину из зазеркалья.

Едва у меня перед глазами появилось её уставшее лицо, как наваждение закончилось. Исчез страх, исчезло ощущение необъяснимой тревоги, им на смену пришел долгожданный сон. Он-то и свалил меня на кровать, не дав как следует подумать о случившемся.

…Перед первым уроком я рассказал о внезапном неконтролируемом ночном страхе Кирюхе. Сказал, что подобное случилось впервые, и здорово меня напугало, принеся с собой рой негативных мыслей никак не жалеющих выветриваться из гудящей головы. От Кирюхи и его сестры-двойняшки Лильки у меня нет секретов, им можно говорить все и всегда, и быть полностью уверенным: сказанное останется строго между нами.

Кирюха — лучший друг, и этим все сказано. Мы познакомились три года назад, когда его семья переехала в наш дом, и мы стали учиться в одном классе. Первое время — недели три, а быть может, около месяца — Кирилл держался в стороне от коллектива. Дружбу ни с кем не заводил, на контакт с одноклассниками шел неохотно, как и все новички был осторожным: присматривался, приглядывался, прикидывая, сможет прижиться в нашем классе или придется не ко двору.

Мы о нём ничего не знали, кроме того, что его отец военный, мать домохозяйка, а сестра Лилька в конце августа сломала ногу и начнет ходить в школу не раньше октября.

О прошлом Кирюхи первым узнал я, и то совершенно случайно. Как это часто бывает, над новичками обычно прикалываются с особым цинизмом, проверяют на прочность, и в свою очередь решают, принимать в компанию или сделать изгоем. Не избежал подколок и Кирилл. Правда, вел он себя более сдержанно, конфликтных ситуаций старался избегать, умело обходя острые углы, и даже там, где некоторым из наших приколистов следовало дать по шее, не предпринимал никаких действий.

Я уже решил, что новичок стопроцентный хлюпик, но в один из дней на школьном дворе завязалась драка. Кирюха против Михи. Никто не сомневался — Миха расквасит Кириллу физиономию в два счета: наверняка сломает нос, возможно, выбьет один или несколько зубов, и наш новичок недели две будет вынужден отсиживаться дома. Но ничего подобного не произошло — драки, как таковой не получилось. Не успел Миха, ухмыляясь и перекатывая во рту жвачку, толкнуть Кирюху в плечо, как тот ловко сбил здоровяка с ног, заломил руку и спокойным голосом попросил больше на него не наезжать и по возможности обходить стороной. Миха едва не завыл от боли, прилюдно попросил у Кирилла прощения, пообещав впредь не лезть на рожон.

Кирюха спокойно встал, и ни на кого не глядя, пошел домой.

Я его нагнал у первого подъезда нашего дома, сказал, что он был крут и сам того не осознавая, заработал в школе достойный авторитет. Кирилл ответил, что такой спорный авторитет ему не нужен, и он бы предпочел заработать его более дружелюбным способом.

Оказалось, что с семи лет Кирюха занимался борьбой, принимал участие во всевозможных соревнованиях, занимал первые места и, по словам его тренера, подавал большие надежды. В десять лет Кирилл стал серебряным призером по борьбе, а ровно через три месяца заработал травму колена. Все оборвалось в один миг, о борьбе пришлось забыть, хотя в памяти навсегда останутся четыре года жизни отданных любимому занятию. Тренировки, сборы, соревнования, поездки, чемпионаты… Я ему по-хорошему завидовал, в отличие от меня, чья жизнь протекала серо и однообразно, ему было чем похвастаться и что вспомнить.

Мы подружились. В школе Кирилла зауважали, как никак, местная знаменитость, серебряный призер, к тому же поставивший на место борзого Миху.

Между мной Кириллом и Лилькой завязала крепкая дружба. Двойняшки быстро освоились, влились в наш коллектив и стали своими в доску. Со временем от спокойствия и рассудительности Кирюхи не осталось и следа. Дисциплинированность и собранность, к коим его приучил спорт, в школе оказались лишними. Они мешали. Трудно оставаться дисциплинированным, когда вокруг одни пофигисты и приколисты. Кирюха стал одним из них.

Они с Лилькой двойняшки, но ни внешне, ни тем более по характеру друг на друга не похожи. Конфликты между ними вспыхивают по пять раз за день. Шутки и приколы Кирилла Лиля воспринимает чересчур серьезно, злится на брата, с тоскою вспоминая времена, когда он всерьез увлекался спортом и был идеальным братом.

Сама Лилька твердая хорошистка, её не напрягают занятия, многочисленные контры и тесты, компьютеру она предпочитает книги, обожает просиживать за чтением каких-нибудь энциклопедий, узнавать что-нибудь новое и с огромным удовольствием участвует во всех школьных мероприятиях.

К слову сказать, я эти мероприятия на дух не переношу. Танька Петрищева меня не раз спрашивала, почему я не принимаю участия в школьной жизни. Глупый вопрос. Я и так отдаю школе лучшие куски своей жизни. Утром, вместо того, чтобы поспать, встаю и тащусь в школу. До двух часов сижу в школе. От родителей постоянно слышу о школе: школа то, школа се. Она у меня уже в печенках сидит.

Не скажу, что мне не нравится учиться, просто в силу характера, учеба дается мне трудно. Я взрывной, импульсивный, не могу долго усидеть на месте, не могу долго заниматься одним делом. Мне становится скучно, я нуждаюсь в постоянном движении, в драйве. Я могу делать сразу пять дел одновременно, но ни одно из пяти дел не доведу до конца. Становится скучно, неинтересно. Я пытаюсь успеть всюду, и почти никогда не успеваю. А ещё хочу объять необъятное и совершить какой-нибудь подвиг.

Что-то я отвлекся. Итак, в понедельник я рассказал Лиле с Кирюхой о своих ночных страхах.

— Спина взмокла, — говорил я увлеченно. — А шею как будто кто-то сжимал. Лизка перед глазами маячила, а потом показалось, что я умру. Странные ощущения: страх и легкость, я мог позвать родителей, но не захотел, понимаете, сам не захотел никого звать, хотя мне реально было плохо. Все прошло в одну секунду. Что это было?

— Это был атас, — ответил Кирюха.

— Славка, расслабься, — сказала Лиля. — Ты стал жертвой панической атаки. Как правило, они представляют собой неожиданные приступы тревоги и страха, сопровождающиеся различными неприятными телесными ощущениями: головокружением, одышкой, различными болями, сердцебиением.

— Это опасно?

Кирилл похлопал меня по плечу.

— В дурку могут увести.

— Не слушай его, Славка. Я уверена это твоя первая и последняя паническая атака.

— Думаешь?

— Да все в порядке будет, Слав. Лилька права, ночью у тебя сдали нервишки, с кем не бывает.

Лиля посмотрела на часы.

— Ребят, пошли в класс, сейчас новая училка придет.

— Как новая? — удивился я.

— Разве ты ему не сказал?

Кирюха стукнул себя ладонью по лбу.

— Забыл! Слав, нас ещё в пятницу предупредили, Галина заболела, с понедельника замена будет.

Я был удивлен и обрадован одновременно. Удивлен, потому что Галина Егоровна никогда прежде не болела, а если даже и температурила все равно приходила в школу и стоически гнусавила у доски новые темы. А обрадовался я по понятным причинам: мне всегда казалось, и казалось не без основания, что наша математичка ко мне несправедлива, я незаслуженно впал к ней в немилость, поэтому появление новой учительницы оказалось как нельзя кстати.

Урок начался, мы сидели на своих местах, училка опаздывала. Не очень-то прилично с её стороны — опоздать в класс в первый рабочий день. Минут через десять пришла наша классная, а с ней новая математичка.

Познакомившись с классом — она поочередно называла наши фамилии, а мы вставали — училка открыла толстую тетрадь, сделала какие-то записи и вызвала меня к доске. Меня! Сразу после трехнедельной болезни. Я, конечно, намекнул ей, что сегодня в школе первый день после ангины, мол, имейте снисхождение, войдите в моё положение, но мои доводы показались ей малоубедительными.

— Я тоже сегодня первый день в вашей школе, — сказала она хорошо поставленным голосом. — Задание двести девятнадцатое. Третье уравнение. Решай!

— Но…

— Бери мел и смотри на доску.

Мел-то я взял, на доску смотрел, только толку от этого было чуть. Я понятия не имел, как решать уравнение. Переписав его из учебника, повернулся назад и встретился взглядом с Кирюхой. Он развел руками, мол, извини, сам не знаю.

Лилька начала подсказывать мне с первой парты громким шепотом:

— Иск квадрат, плюс игрек…

— Что за разговоры! — училка сердито уставившись на Лилю.

Мне не оставалось ничего другого, как рисовать внизу доски черточки и кружочки. Просто так, чтобы убить время.

Минуты через три «добрая» учительница — для меня она уже была врагом номер один — прочеканила:

— Садись. Два!

Я вытер руки о мокрую тряпку и вернулся за парту. Прошло минуты полторы и меня с позором выгнали из класса за болтовню с Кирюхой. Ну и денек сегодня, думал я, спускаясь на первый этаж. Каких сюрпризов мне ещё ждать от первого после болезни понедельника?

Охранника как обычно не оказалось на месте, чем я не преминул воспользоваться — толкнул дверь и вышел на крыльцо.

Глава третья

Привет из зазеркалья

День был хмурым, накрапывал дождь. Кто-то успел раскрыть зонт, другие только доставали зонты из сумок и пакетов, а парень — он шел быстрым шагом мимо школьных ворот — накинул на голову капюшон синей толстовки.

Мне нравится дождь, люблю (когда не сильно льет) пройтись без зонта, ловко обходя мелкие лужи и ловя на себе любопытные взгляды прохожих. Я бы и сейчас не прочь прогуляться до ближайшего супермаркета, но боюсь, не успею вернуться к английскому — опоздаю на урок.

Я хотел зайти в школу, но внимание привлекла женщина в длинном плаще, стоящая недалеко от ворот под широким черным зонтом. Она стояла на тротуаре и совсем не брала в расчет тот факт, что мешает людям; её обходили стороной, что-то говорили сердито, пытались добиться от неё ответа, но безрезультатно. Она продолжала стоять как вкопанная.

Внезапно прогремел гром, сработало несколько машинных сигнализаций, а стайка птиц — по-моему, воробьи — поспешно перелетела с березы на росший в глубине школьного двора мощный тополь. Женщина опустила зонт. Я замер.

Я узнал её сразу, не мог не узнать. Это лицо до конца жизни будет преследовать меня, напоминая о том субботнем вечере, дома у Лизки. Женщина, не моргая, смотрела на меня. Как и в тот раз, ночью, когда она смотрела на меня из зазеркалья, я прочел в её взгляде немой вопрос.

Стало не по себе. Я дернулся назад, в памяти яркими вспышками замелькали картинки того вечера: комната, компьютерный стол, монитор, дурацкое гадание, шутки Лизкиных друзей. Потом я в комнате один, зеркало и она, незнакомка, тянущая ко мне руку с растопыренными пальцами.

Прозвенел звонок, я потянул на себя дверь, заметив, как женщина, сойдя с тротуара, начала спешно переходить дорогу, приближаясь — о ужас! — к школьным воротам.

Я рванул внутрь. Пробежав мимо охранника, вроде он даже толком не понял, что это было, прильнул к окну в узком коридоре, откуда отлично просматривался вход в школу. Женщина стояла у самых ступеней, подняться на крыльцо она не решалась, колебалась, на лице застыла неуверенность, робость.

Трудно описать, каких усилий мне стоило держать себя в руках и не начать паниковать прямо здесь и сейчас. Если Лилька права и минувшей ночью со мной действительно случилась паническая атака, то её новый приход не за горами. Мне опять нехорошо, опять трудно дышать, сильно колотится сердце, вспотели ладони, спина, лоб, я чувствую себя так, словно несколько часов провел в парилке и теперь, еле живой, вырвался наружу.

Когда на крыльцо вышли старшеклассники, женщина в плаще быстро пошла прочь. Она не оглядывалась, шла к торцу здания, а, поравнявшись с мусорным контейнером, остановилась. Я уже знал, что за этим последует, недаром смотрю ужастики, наизусть выучил правила жанра, оттого и покрылся липким потом, крепко держась за подоконник. Медленно, нарочито медленно и неестественно, женщина начала поворачивать голову в мою сторону.

Мне бы следовало отскочить от окна, но я прирос к полу. И даже когда она впилась в меня взглядом голодного хищника, говорившего о том, что моя песенка спета, сопротивляться бесполезно и ловушка вот-вот захлопнется, я продолжал смотреть на неё, замерев от ужаса.

— Ты инглиш сделал? — чья-то рука коснулась моего плеча.

Кирюха не ожидал, что я поведу себя не совсем адекватно, но с реакцией у него был полный порядок. Поэтому едва я замахнулся, чтобы нанести удар, он ловко перехватил мою руку.

— Слав, ты чего?

— А, это ты, — промямлил я, быстро глянув в окно. Женщина исчезла.

— А ты кого ждал?

— Слушай, я, наверное, домой пойду. Вечером созвонимся.

— Подожди, а английский?

— Мне не до английского, плохо себя чувствую.

— Слав, постой, что-то случилось, — это был уже не вопрос, а утверждение. — Рассказывай.

— Кирюх, позже, не сейчас. Отмажь меня на ингише, хорошо?

— Вечером жду звонка, — сказал Кирилл, провожая меня беспокойным взглядом.

У выхода на меня налетела Петрищева.

— Где ты шляешься? — закричала Танька. — Всю школу обегала, пока нашла.

— Зачем искала?

— Так, если не ошибаюсь, ты должен составить текст о Глазго.

— Чего?!

Танька вытащила из рюкзака тетрадь, начала её судорожно листать, а отыскав нужную страницу, возликовала:

— Все правильно. За тобой Глазго! Короче, долго не затягивай. Минут десять — не больше. Сразу после тебя с докладом выступаю я. Он у меня длинный, минут на двадцать. Если ты…

— Подожди, Тань, я не врубаюсь, какой Глазго, какой доклад? Ты вообще о чем?

— Издеваешься? У нас сейчас английский.

— И что?

— Твоя очередь делать доклад о Глазго.

— Да ладно?

— Ты не подготовился?

— Нет.

— Почему? — Танька была и рада и огорчена. Рада, потому что появился шанс выступить со своим собственным докладом первой (болтать у доски Петрищева любила), а огорчилась машинально, на всякий случай.

— Впервые слышу о докладе.

— Я тебе раза три о нем напоминала.

— Значит, забыл. Что ты от меня хочешь, я первый день после болезни. Сначала математичка довела, теперь ты со своим Глазго привязалась, — я сделал несколько шагов к выходу, но Танька схватила меня за руку.

— Куда намылился?

— Домой.

— А английский?

— У меня голова болит.

— Так-так-так.

— Не так-так-так, а болит голова. — И я ничуть не лукавил. После встречи с женщиной в черном плаще голова разболелась нещадно.

— Болит голова, сходи к медсестре — даст таблетку.

— Обойдусь.

Танька достала из пенала ручку.

— К следующему понедельнику подготовишь доклад о Глазго.

— Подготовлю — буркнул я.

— Докладик небольшой — на один лист.

— На одни лист?! Это уже не доклад, а докторская диссертация.

— Можешь подготовить на одну страницу, — смилостивилась Танька. — И над произношением поработай, а то будешь окончания зажевывать.

— Англичане сами окончания зажевывают.

— Я тебя предупредила.

Отмахнувшись от Петрищевой, я вышел из школы. Не помню, как дошел до дома, как поел, включил комп и что-то искал в Интернете. Несколько часов жизни необъяснимым образом выпали из памяти. Я думал только о женщине из зазеркалья. Образ женщины не выходил из головы, он терзал меня, мучил, доводил до отчаянья, пугая своей настоящей сущностью, которую я, увы, не мог списать на богатое воображение и проделки разбушевавшейся фантазии.

Вечером в окно моей комнаты настойчиво билась птица; птицу не спугнули ни крики, ни взмахи рук, ни даже стук по стеклу, она улетела, когда я открыл окно и практически силой спихнул её с карниза. Птица, бьющая клювом по стеклу — плохой знак. И хотя в приметы я не особо верю, и никогда не паниковал при виде черных кошек, рассыпанной соли и числа «13», то в свете последних событий, моя непоколебимая уверенность, что все мистическое и потустороннее можно увидеть исключительно на экране телевизора, сильно пошатнулась. Теперь я верил во все сразу: в кошек, соль, числа, птиц, сны, пустые ведра, голоса и даже в домовых.

В четверть одиннадцатого позвонила Лизка. Без долгих предисловий она сообщила, что сегодня днём ни с того ни с сего треснуло зеркало. То самое, в котором я увидел женщину. Лизка, конечно, не придала этому значения — ну треснуло, значит, треснуло — но посчитала нужным поставить меня в известность.

И снова я напрягся, снова увидел прямую связь между появившейся у школы женщиной, птицей, упорно долбящей клювом по стеклу и треснувшим зеркалом.

В полночь, когда все домашние уже спали, я услышал в коридоре шаги. Прислушался. Кто-то прошел мимо моей комнаты, на миг задержался возле двери — я во все глаза смотрел на дверную ручку, опасаясь, что она начнет опускаться — а затем шаги стали удаляться. Неизвестный отправился на кухню.

Может, дед проснулся, мелькнула мысль. Они с бабушкой приехали к нам погостить, и дед часто ночами колобродит по квартире, мучаясь от бессонницы. Выйти, проверить? А если это не он? Что делать тогда, сидеть и ждать?

Рон спал возле двери, не проявляя беспокойства. Хороший знак. Если овчарка спит, значит ничего страшного не происходит.

— Рон, — позвал я пса.

Он открыл глаза, посмотрел на меня не то лениво, не то отрешенно и зевнул.

— Ты слышишь что-нибудь?

Рон вильнул хвостом.

— Иди ко мне. Ко мне, Рон!

Сев на корточки и обхватив Рона двумя руками за его мощную шею, я опять посмотрел на дверь. Шаги в коридоре возобновились. Рон оставался спокойным.

На цыпочках я подошел к двери, приложил к ней ухо, слегка дотронувшись пальцами до ручки. Рон навострил уши.

Шаг. Второй шаг. Третий. Тишина. Снова шаг…

Я распахнул дверь, в коридор упал яркий свет из комнаты. Никого. Зато я ощутил холод, будто сейчас была лютая зима, а у нас настежь открыты все окна.

— Дед, это ты? — на всякий случай спросил я.

Вместо ответа я услышал шаги на лестничной площадке, рядом с нашей дверью. Площадка была пуста, все, что я увидел в глазок это три двери, лифт и лестничный пролет.

Рон стоял рядом, тыкался мордой мне в бок и едва слышно поскуливал.

— Тебе бы только спать.

Рон гавкнул.

— Тихо.

Обидевшись, Рон опустил голову и поплелся в мою комнату. Там, не раздумывая, он прыгнул на кровать, потоптался и разлегся, как король, оставив мне место на самом краешке.

Заснуть я не мог. Как ни старался, как ни ворочался, а сон не шел. К тому же Рон сильно сопел над самым ухом, а то и похрапывал. Только я провалюсь в дрему, а тут сразу «Хр-р-р, хр-р-р».

Маразм какой-то, я стал излишне нервным и мнительным. Лежу без сна, а в голову всякая ерунда лезет. Мысли — одни чернее других. Даже наличие рядом огромной овчарки не спасает от странных необъяснимых страхов. Я боюсь засыпать. В это трудно поверить, но я действительно боюсь засыпать!

Сознание не прочь на время отключиться, оно нуждается в отдыхе, а подсознание настойчиво подает сигналы, запрещающие телу полностью расслабляться.

Я лежал и прислушивался к малейшим шорохам, скрипам и стукам. У соседей что-то упало на плиточный пол — я вздрогнул. За стеной скрипнула кровать — я привстал. А когда на улице послышался рев мотора и свист шин, терпение лопнуло.

Злость придала сил. Удивительно, но она смогла побороть и страх и тревогу, и чем больше я злился, проклиная женщину в плаще, чье лицо впервые увидел на том злополучном дне рождении, тем больше я успокаивался, ощущая потребность в отдыхе.

Я не сомневался, что теперь мне удастся заснуть без проблем, я смогу не обращать внимания на посторонние шумы, смогу расслабиться, потому что для себя твердо решил, чтобы ни случилось, а утром мне при любом раскладе тащиться в школу.

Но ничто, к сожалению, не вечно. И моя злость, а с ней заодно и кратковременное бесстрашие мгновенно испарились, едва я зашел в ванную, собираясь умыться. Я не увидел своего отражения в зеркале, я вообще не увидел там отражения, зеркало представляло собой абсолютно черное полотно. Как окно в никуда, в бездну. Сообразить, что произошло, я не успел, зеркало скрипнуло, и в последующую секунду я увидел массивную деревянную дверь с красивой резьбой и медными вставками. И сразу понял, скрипело не зеркало, скрип создавали тяжелые дверные створки.

Возникла дымка, дверь стала едва различимой, в зеркале появилось мое отражение: вытянутое лицо, вытаращенные от ужаса глаза с расширенными зрачками, чуть приоткрытый рот и взлохмаченные волосы.

Умываться я не стал, вернулся в комнату, сел на кровать и понял, что влип в какую-то очень неприятную историю.

…На следующий день после уроков, тщательнейшим образом обследовав наше зеркало и не обнаружив ничего необычного, Лилька пожала плечами.

— Не понимаю, как такое могло произойти. Во всяком случае, разумных объяснений у меня нет.

— А неразумных? — спросил Кирюха.

— Остается мистика.

— Это меня и напрягает, — признался я.

— Массивная дверь с резьбой, — проговорила Лиля, вернувшись в мою комнату. — Знак? Предзнаменование? Или, вероятней всего, предупреждение?

— Почему вероятней всего?

— Потому что здесь замешано зазеркалье. Известны случаи, когда люди, столкнувшись с миром зазеркалья, умирали от разрыва сердца или удушья.

— Ты веришь в это?

— Верю, — призналась Лилька.

— Какая туфта, — засмеялся Кирюха. — У Славки в ванной комнате обыкновенное зеркало. И нет там никакого зазеркалья. Развели тут детский сад. Помните, нам физичка рассказывала, как серебряные зеркала делают?

— Не помню, — признался я.

— Лиль, — Кирюху толкнул сестру в бок. — Ты ж помнишь. Расскажи.

— Сам мог бы прочитать. Отражающим слоем служит раствор серебра, потом на него наносится защитный слой специальных склеивающих химикатов. Плюс несколько слоев защитного лакокрасочного покрытия.

— Ты сама об этом сказала, — обрадовался Кирилл. — Тогда объясни, при чем здесь зазеркалье? Все просто, как утюг. Взяли стекло, покрыли всякой фигней — получилось зеркало. Где зазеркалье?

— Отстань. Зазеркалье существует. Это доказанный факт.

— Да? Слав, слышал, оказывается, уже доказали. Интересно, кто и когда?

— Кирилл, хватит ерничать! Зеркала наиболее опасные посредники между нашими мирами. В них всегда есть тайна, разгадать которую человек не в состоянии. Можно строить догадки, предполагать, но никогда ты не будешь до конца уверен, что твои выводы имеют отношение к правде. Зеркало — это вечная тайна!

— Ты чего, заучила наизусть текст из третьесортной передачки про сверхъестественное и теперь впариваешь его нам со Славкой?

— С тобой бесполезно разговаривать.

— Не разговаривай.

— Славка, ты мне веришь?

Я молчал.

— Веришь, ответь?! — настаивала Лиля.

— Он не верит.

— Замолчи, не с тобой разговариваю.

— Лиль, я тебе верю, и Кирюхе верю, и своим глазам верю. Я только не знаю, что мне дальше делать. Вот и все.

— Неспроста ты женщину в зеркале увидел.

— Самое отвратное, что я видел её у школы.

— Слав, — Кирилл погладил прокосолапившего в комнату Рона и быстро посмотрел на меня. — На дне рождении Лизки тебе ведь могло померещиться.

— Нет. Я на самом деле видел лицо женщины, и она тянула ко мне руку.

— Стопудово?

— Да.

— Сомнительно. Но даже если ты каким-то образом и увидел в зеркале бабу, это могло произойти из-за нервного перенапряжения или усталости. От недосыпа, в конце концов.

— Брось, Кирюх. Какой недосып? А когда она подошла к школе, а я смотрел на неё из окна, здесь тоже всему виной недосып?

— Тогда ты обознался.

— Исключено.

— Почему же исключено?

— Это была она!

— Хорошо, пусть так. Не заводись.

— Я не завожусь.

Рон несколько раз гавкнул, а Лилька после долгого молчания сказала:

— Остается надеяться, что тебя все-таки хотят предупредить, а не погубить.

— Лиль…

— Капец! — Кирюха понес к виску указательный палец. — Застрелиться можно.

— Иди, застрелись, — парировала Лиля.

— Только после тебя.

— Дурак!

— На себя посмотри.

— Лиль, Кирюх, заключите перемирие.

В комнате повисла тяжелая пауза.

Глава четвертая

Ночная слежка

С того дня я начал с опаской относиться к зеркалам. Смотрел в них нехотя и лишь по необходимости. Утром, когда умывался и чистил зубы, прежде чем взглянуть в зеркало, долго собирался духом, мешкал, боясь перевести взгляд и оказаться свидетелем очередного загадочного действа, объяснить которое я был не в состоянии.

Помимо прочего меня упорно преследовало нехорошее предчувствие: где бы я ни находился, куда бы ни пошел — везде мерещилась женщина в плаще. Дома я часто видел незнакомку из окна своей комнаты, в школе пару раз столкнулся с ней в коридоре, на улице она вообще была повсюду. Причем я осознавал, что видел её не наяву; мои нервы были настолько взвинчены, а психика расшатана, что в таинственную женщину из зазеркалья мог превратиться любой человек, встретившийся мне на пути.

Я боялся её увидеть, оттого и «видел» постоянно. Так не могло продолжаться бесконечно, рано или поздно — когда натянутые нервы лопнут от напряжения — я сойду с ума.

Кирюха и Лилька успокаивали меня как могли. И даже сегодня в школе, когда я, увидев в коридоре нашу географичку с журналом в руках, заявил, что это тетка из зазеркалья, Лилька отвела меня к окну и попросила сделать несколько глубоких вдохов.

— Не истерии, Славка, делай вдох и резкий выдох.

— Я видел…

— Показалось.

— Видел.

— Это Татьяна Анатольевна.

Я глубоко дышал, и у меня никак не получалось взять себя в руки.

— Татьяна Анатольевна, — повторила Лиля.

— У меня глюки.

— Скорее, видения на нервной почве.

— У здорового человека не бывает видений. — Я сам себя не узнавал. Куда подевался мой пофигизм, вечный оптимизм, бесшабашность и бравада. Я сдулся, как старый воздушный шарик, превратившись в неврастеника, вздрагивающего от каждого скрипа, говоря откровенно, я сам себе сделался противен.

И ещё эти бесконечные сквозняки, преследующие меня по пятам, здорово давили на мозги. Куда бы я ни пошел, я постоянно ощущал сквозняки, меня знобило, я кожей чувствовал, что где-то поблизости находится невидимый источник холода.

Ночами не спалось, одолевала бессонница, одолевали шаги, которые практически каждую ночь я слышал на лестничной площадке. Рон на них не реагировал, и от этого мне делалось намного хуже. Ведь получается, если собака остается спокойной, то на самом деле ничего необычного не происходит. И в действительности нет никаких шагов, их никто не слышит… кроме меня. Опять проблема во мне. Так жить нельзя. Где-то должен быть выход, но где? Где?!

Один раз в дверь позвонили — было без двадцати три ночи. Рон насторожился, зарычал, но с кровати соскочил нехотя. Я же выскочил из комнаты как ошпаренный. Звонок повторился. Я стоял, ни жив, ни мертв. Какое постыдное ощущение: потерять над собой контроль от обыкновенного звонка. Раньше я первый подскочил бы к двери, прильнул к глазку, совершенно не задумываясь, кто и зачем мог пожаловать к нам посреди ночи. А теперь боюсь двинуться с места, смотрю на Рона, усевшегося возле двери и жду последствий.

Из спальни вышел отец. Посмотрев в глазок, он громко выругался — на лестничной площадке никого не было. Ночной звонок списался на идиотскую шутку неизвестных приколистов. Но я-то знал, знал совершенно точно, нам в дверь звонила она — женщина из зазеркалья. Или может, все-таки приколисты? Или кто-то ошибся дверью? Ну, может же такое быть?

…Сегодня я заснул сразу, как только положил голову на подушку. Черно-белые сны пугали своей откровенностью и кровожадностью: сначала я бежал по темным аллеям, потом, споткнувшись, упал в глубокую яму. Чуть погодя меня преследовала толпа агрессивных гномов, а я пытался удрать от них на детском велосипеде. В итоге меня поймали, скрутили за спиной руки — даже во сне я ощутил боль — и поволокли в какую-то избушку.

Закричав, я проснулся в холодном поту. Два часа ночи. Темнота. Атмосфера зловещая, а если учесть, что я опять слышу шаги в коридоре, то можно представить моё состояние. Рон дрыхнет. Даже зло берет, со мной творится неизвестно что, а он спит.

Устав лежать, я встал и подошел к окну. На улице горели фонари, отбрасывая на тротуар и дорогу золотистый свет, во дворе выстроились в ряд два десятка машин, левее росли высокие колючие кустарники с кривыми ветвями. У бордюра, граничащего с детской площадкой, стояли две скамейки, чуть поодаль располагалась песочница. Дальше за низким заборчиком брала начало вторая детская площадка с многочисленными деревянными избушками, высокими фигурами гномов, качелями, горкой, цветной каруселью и ещё парой-тройкой «аттракционов» для самых маленьких.

Обычно ночью на детской площадке тусуются старшеклассники. Тусуются шумно, иногда настолько, что кто-нибудь из нашего дома, устав от бесконечного ора и взрывов смеха, вызывает полицию. Сегодня детская площадка пустовала, точнее на ней не было видно и слышно подростков. А вот в отдалении, между крайней избушкой и толстым гномом, под рассеянным желтым светом фонаря стояла одинокая фигура.

Я отпрянул от окна, Рон проснулся от шума, а фигура сделала шаг вперед. Мне некогда было раздумывать, я слишком устал от этих игр. Схватив телефон и набрав нужный номер, я зашептал свистящим шепотом:

— Кирюха, она на детской площадке!

Он понял меня сразу и не стал задавать лишних вопросов.

— Сейчас подойду к окну.

— Скорее.

— Где она стоит, Слав, я никого не вижу.

— Крайний домик. Между ним и гномом. Увидел?

— Да, — Кирилл ответил мне не сразу, а я очень хорошо представил выражение его лица: заинтересованное, напряженное и, пожалуй, взволнованное.

— Теперь ты не скажешь, что я обознался или мне померещилось?

— Слав, где гарантия, что мы видим женщину?

— Но ты же её видишь! — вскрикнул я, прижимая трубку к уху.

— Не кричи. Я вижу не её, а силуэт человека. Силуэт нечеткий, трудно понять, кому он принадлежит: женщине, мужчине или…

— Собирайся, — прервал я Кирюху. — Встречаемся внизу через пять минут.

— Что ты задумал?

— Я устал, надоело постепенно съезжать с катушек. Сейчас мы выйдем, и ты убедишься, что на площадке стоит женщина.

Кирилл колебался, а я, дабы пресечь его увещевание не пороть горячку и успокоиться, твердо добавил:

— С тобой или без тебя, но на улицу я выйду.

— Жди у подъезда, — сказал он и отсоединился.

Оделся я быстро, встал за занавеской, осторожно выглянув в окно. Женщина по-прежнему стояла у деревянного домика.

Звякнув в коридоре ключами, я беспрепятственно вышел из квартиры, борясь с нарастающей тревогой и чувством безответственности, на поводу которой пошел, решившись на ночную вылазку из дома.

Стоило мне появиться на крыльце, как женщина сразу пошла в мою сторону. Я струхнул, протянул руку к домофону, хотел зайти внутрь, но в этот момент к подъезду подбежал Кирилл.

— Ты уже? — спросил он, улыбнувшись вымученной улыбкой.

— Кирюх, она идет сюда.

— Скорее, убегает отсюда.

— Да нет, она… — я повернул голову, заметив, как женщина в плаще спешно уходит прочь. — Секунду назад она приближалась ко мне.

— Пошли. Кем бы она ни была, ей есть куда идти. Хочется верить, уйдет она не очень далеко.

Дойдя до торца соседнего дома, мы свернули влево и, полагаясь на удачу, пролезли между широкими прутьями решетки, оказавшись на территории детского сада. Там быстро обогнули два здания, добрались до задней калитки, через которую вышли на дорогу, ведущую в небольшой сквер.

Все это мы проделали для того, чтобы было удобней следить за незнакомкой, оставаясь незамеченными. Та дорога, по которой она уходила, вела в вышеупомянутый скверик, и если женщина не умеет летать и не превратится в невидимку, то при любом раскладе в ближайшие секунды она должна появиться в поле нашего зрения.

Напряжение нарастало, а с ним нарастал и трепет, мы во все глаза смотрели на дорогу и поворот, из-за которого ожидали увидеть её. И она появилась. Высокая, с прямой осанкой, с расправленными плечами и развевающимися на легком ветру волосами. Она шла гордо, величественно, я бы даже назвал её походку царской, если бы имел хотя бы малейшее представление о том, как ходят царские особы.

Очевидно, Кирилла посетили похожие мысли, потому что когда женщина, поравнявшись с кустами, за которыми мы прятались, пошла дальше, он прошептал:

— Видел, как идет?

— Волосы развиваются как у ведьмы, — ответил я.

— Ведьма не наша тема, — усмехнулся Кирюха. — Она вроде как тетка из зазеркалья.

— Теперь ты веришь?

— Не знаю, Слав.

— Но ты ведь её видишь.

— Вижу. Обыкновенная женщина. Не факт, что она ждала твоего появления. Может, просто решила прогуляться.

— Ночью?

— Мало ли чудиков в городе. Одни днем гуляют, другие ночью.

— Не гони, Кирюх.

У Кирилла зазвонил телефон.

— Да, — прошептал он, приложив его к уху. — Где-где — в Караганде! Чего надо? Нет, не у Славки, за бабой той следим. Потом расскажу. Все, не могу больше разговаривать. Пока.

— Кто звонил?

— Лилька. После твоего звонка я её разбудил, рассказал о тетке. Лилька хотела со мной выйти, но побоялась. Теперь звонками достанет.

— Поставь на вибрацию.

— Как полагаешь, куда она направляется? — спросил минуту спустя Кирюха, когда мы пробирались через кусты, в сторону супермаркета.

— Понятия не имею.

Недалеко от нашего дома находится заброшенная стройка. Что именно там собирались строить и построят ли вообще — неизвестно. Но стройка эта «мертвая» уже более трех лет. Территория огорожена высоким железобетонным забором — впрочем, в некоторых местах плиты давно упали — повсюду разбросаны разного диаметра трубы, арматура, плиты, бетонные блоки. По краям вырыты глубокие траншеи: весной и осенью они доверху заполнены водой. В центре стройки возведено трехэтажное сооружение без какой-либо отделки, окон, дверей и крыши. Типичный заброшенный недострой.

Туда и направлялась женщина в плаще, и туда очень не хотелось совать нос нам с Кириллом. Но выбора не было, а бросать дело на полпути как-то не серьезно, тем более, обоим казалось, стройка и есть конечный пункт назначения незнакомки.

И все-таки мы её потеряли. Вроде проскочили через лаз практически следом, но, очутившись на стройке, как ни старались, а взгляд не улавливал в темноте ни тени.

Глава пятая

Я и ты, они — она

— Ты слышишь? — Кирюха посмотрел на меня, подняв указательный палец.

— Вроде, смеется кто-то. Смотри, Кирюх, там огонь.

За строением появились отблески, я услышал потрескивание веток, и это меня нисколько не обрадовало, скорее напротив, заставило приготовиться к худшему. Стараясь не создавать шума, мы подошли к недостроенному зданию, ступили на грязную плиту, и я знаком показал Кирюхе, что надо двигать к лестнице, ведущей на второй этаж.

— Оттуда будет хорошо видна площадка, и нас не заметят.

Как только я ступил на лестницу, у Кирилла завибрировал телефон.

— Лилька! Слав, поднимайся, я сейчас.

Начав шептать, Кирилл отошел от лестницы, облокотившись плечом о квадратную колонну.

Оказавшись на втором этаже, я увидел на одной стене тени от играющих языков пламени. Мне осталось лишь подойти ближе к краю, взглянуть вниз и увидеть то, чего я бы предпочел никогда не видеть.

Детский смех становился громче, на стенах появились новые тени. Я дошел до края, остановился, посмотрел вниз.

Конец ознакомительного фрагмента.