Одуванчики среднего запада

Юрий Вер, 2022

Представляю Вашему вниманию истории о пожилых эмигрантах из бывшего СССР. Тема старости имеет большую вероятность превратиться в унылое повествование. Надеюсь, мне удалось избежать этого. Персонажи мои живут на «обочине». Комфортной, удобной, но «обочине» новой жизни. Они приспосабливаются к новым условиям: кто-то молится на страну, которая накормила-обогрела, кто-то так и не прижился. В душе и те и другие остались советскими людьми. Смешное и грустное соседствуют рядом. Содержит нецензурную брань.

Мила

Мила, в девичестве Маневич. Отца звали Михаэль — в паспортном столе, не мудрствуя лукаво, записали «Михайловна». В институте Мила вышла замуж за Леонида Ивановича Голубкова, став Милой Михайловной Голубковой.

В девяностых, в период распада СССР, финансовой пирамиды МММ и Лени Голубкова, потянулась еврейская Одесса в заокеанские дали — Мила с семейством и родственниками, у кого хоть капля иудейской крови была, уехали.

Перед отъездом Мила ещё сомневалась, но Лёньчик убедил. «Америка — это страна, где всем везёт!», — говорил он, отметая всякие сомнения.

Америку Мила полюбила из практических соображений — социалка тут, что коммунизм, о котором мечтали. Поначалу звонила подружкам-одесситкам: «Живу при коммунизме!» И не преувеличивала: для бедных медицина бесплатная — катайся на скорой хоть каждый день. Чем не такси — звонок, и через пять минут карета подана.

Кто-то скажет — брак по расчёту, так и нет в этом браке ничего плохого, одно сплошное удовольствие.

К мужу Милы, тёзке популярного персонажа Лёни Голубкова, привязалось прозвище «ЭМ-ЭМ-ЭМ».

«Лёньчик, а деньги где?» — ехидничали знакомые. На что Лёньчику хотелось завернуть матерно, но, как человек интеллигентный, он отвечал: «В Караганде».

Лёня и Мила жили на пособие, поэтому утверждение Лёньчика было недалеко от истины. Лёня не унывал, записался на курсы английского, купил подержанный «Шевролет», надел кипу, что способствовало его трудоустройству в автомастерскую Славы Когана, где платили мало, но наличными. Пособие, плюс заработок в автомастерской подняли Лёню с Милой до уровня среднего класса. Неофициально, конечно. Афишировать дополнительный доход — что яму себе рыть.

Счастье длилось недолго. Леня пошёл вынести мусор, а заодно и перекурить, между первым и вторым этажом упал с сердечным приступом. Кипа слетела с головы Лёньчика, а с ней отлетела и православная душа Леонида Ивановича Голубкова. Потеря любимого мужа обернулась для Милы ужасным открытием, что в Америке люди тоже умирают.

После смерти мужа прозвище «ЭМ-ЭМ-ЭМ» перешло к Миле, прослеживалась в этом некая кармическая закономерность трёх «М» — Мила Михайловна Маневич.

В общем, на прозвище Мила не обижалась: «Рассудить здраво — в Америке кругом одни сокращения, и на вопрос — как тебя зовут? — часто можно услышать: Ди, Ти, Кей, Джей. Чем «ЭМ-ЭМ-МЭЙ» хуже? Почти что Эминей». «Эминем» — поправлял Дениска: «Баба, это рэпер классный, послушай!». Послушала — уши чуть не отвалились: одно «F». «Ну как? Понравилось?» — «Очень!» — и пошла песочить сына, что за музыку непотребную внук слушает. «Мам, ты не понимаешь! Все дети сейчас это слушают. Здесь их «F» — это не то, что наши «хэ» или «пэ». Это так, ненастоящее. В этом «фэ» ни силы, ни гармонии. Пустой звук. Не переживай. Вон, Дэнис на «отлично» полугодие закончил». «Денис! Какой Дэнис?! — Де-нис!», — не выдержала Мила. Всё в ней клокотало и протестовало против англоязычной версии имени.

Так что «ЭМ-ЭМ-ЭМ» не проблема. Дэнис — проблема.

За двадцать лет иммиграции Мила так и не слетала посмотреть на «шаланды полные кефали», на дворик, в котором выросла. Может, и правильно — многое в Одессе по-другому, и страна другая, и дворика того уж нет, и «сарая», в котором жили — нет. Комната в коммуналке: бежишь по коридору на кухню — тьфу! соль позабыла, бежишь обратно за солью; только прибежишь — тьфу! теперь поварёшку позабыла; и бегаешь туда-сюда — очень неудобно. Жили-то бедно, продукты в комнате держали; у кого холодильник на кухне, те замки вешали.

Писала подруга, что снесли их сараюху, перестроили, магазинов понатыкали. Зачем ехать к тому, чего уж нет. «Да и без нас, евреев, Одесса — не Одесса», — подводила черту Мила.

Полюбила новую страну.

Землю эту готова целовать. Живу, как королева, дети мои здоровы — большой дом у них, на двух машинах ездят, внуки колледжи позаканчивали.

«God Bless America!» — закатывала Мила глаза при каждом удобном и неудобном случае.

Дети, внуки, родственники — седьмая вода на киселе, все здесь, кроме старшей дочери Ривочки, та в Израиле за ортодоксом — семеро детей. Бедная. Говорят, в Израиле всё дорого. Мила со своего пособия Ривочке деньги каждый месяц переводит. Зачем старухе деньги? Не спится, не жуётся, не серется — одни сплошные «не». Проснулась — уже хорошо.

Не прочь была продемонстрировать знание английского, как зацепится языком с «аборигеном», не отцепить:

— Как у вас дела?

— Прекрасно, а у вас?

— Прекрасно. Погода сегодня хорошая.

— Да, хорошая погода. А вчера был дождь.

— Да, дождь, а сегодня солнце.

— Да, сегодня очень хорошо — солнце.

— Вы уже гуляли?

— Ещё нет, а вы?

— Собираюсь.

— Я тоже.

— Прекрасный день.

— Да, замечательный.

— Хорошего вам дня.

— И вам.

Порой разговор мог принять драматический аспект:

— Вчера свет отключили, не знаете, что случилось?

— Повреждение на линии. Весь вечер без телевизора. В планшете батарейка села.

— А я свечку зажгла.

— Какая прелесть, я люблю свечи, это так романтично! — восклицала англоязычная знакомая.

Конец ознакомительного фрагмента.