Тень князя

Юрий Васильевич Пешкилев

Тяжкое ли это бремя – стать двойником правителя государства? Особенно, если правитель этот – человек, великий духом. Но, во что смотришься – в то и обращаешься. И главному герою книги предстоит сравняться духом со своим великим оригиналом.

Муж в Тверь — жена в дверь

В лето 6883 месяца июля в 29 день, на память святого мученика Калиньника, в день неделныи бысть знамение в солнци. Того же лета ходи князь великыи Дмитрии Ивановиць со всеми князьми и со всею силою рускою на князя Михаила Тверского, и стоя под Тверью 4 недели, и волость всю взяша и посад пожгоша, и полона много множество розведоша.

Новогородская летопись.

Мало что объединяет сильнее, чем битва против общего врага. В истории известно множество случаев, когда извечные соперники становились плечом к плечу, едва только понимали, что угроза одинаково опасна для них обоих. Мудрые правители всегда используют прием создания образа общего врага, осознанно или неосознанно, чтобы сплотить под своими знаменами разношерстную толпу. Победа становится яркой путеводной звездой, единственной целью, ради которой можно пойти на любые компромиссы. И горе тому, кто окажется на этом пути. Он будет сметен естественным историческим событийным потоком, несмотря на любые усилия.

Михаил Александрович Тверской, на свое горе, в это поворотное время оказался удобным врагом, против которого объединилась вся Северо-Западная Русь. А ведь Тверь могла стать для России таким же центром объединения, каким стала впоследствии Москва. Но уже к лету 1375 года русские князья сделали свой выбор: в первых числах августа передовые отряды объединенной рати вышли к мятежному граду. Для борьбы против Михаила были забыты старые распри, что столетиями терзали русскую землю.

Только теперь, на лесистых тверских просторах, стала видна мощь нового московского союза. Непрерывным потоком стекались к городу все новые и новые дружины десятков удельных князей. Ожидали и князя Суздальского, Дмитрия Константиновича. Долгое время он сражался с молодым князем московским Дмитрием, но впоследствии помирился и отдал за него свою дочь Евдокию. С запада подходили смоленский князь Святослав Иванович и брянский князь Роман Михайлович, бывшие участники похода Ольгерда на Москву, сыновья самого старого литовского князя и многие, многие другие бывшие враги, а ныне друзья Дмитрия Ивановича.

Ратников собралось уже более семи тысяч, а простого подсобного люда — вдвое больше. Войско готовилось к осаде с уверенностью и спокойствием охотника, готовящегося добить раненого зверя.

А вот за стенами Твери властвовали совсем другие настроения. Отчаянно били колокола, в церквях молились тоскливыми голосами чернорясые попы, город был наводнен посадскими людьми, забившими улицы телегами с рухлядью. Плакали женщины и дети. Яростно спорили и дрались мужики. Смятение осажденных было сильным, почти осязаемым.

Но, тем не менее, Михаил был уверен, что ему удастся выкрутиться из этой непростой ситуации. За зиму было достаточно времени, чтобы подготовиться к осаде. Город накопил еды, да и колодцы в Твери могли принести достаточно воды осажденным. Мало было дружинников, но этот недостаток тверской князь мог компенсировать крепкими стенами и помощью простых горожан. Но что придавало большей уверенности, так это принесенное крылатым посланцем весть о том, что иваново посольство получилось успешным. Тверь заполучила вожделенный Ярлык и войско татарское вскорости прибудет к стенам Москвы. Лишь бы простоять до этого времени!

Облаченный в расширенную на брюхе кольчугу, которую теперь почти не снимал, тяжело отдуваясь, он с волнением обходил городские стены. В данный трудный час, его воинам, как никогда, требовалось воодушевление.

— Гляди веселей, ребята! — Покрикивал командующий время от времени. — Покажем москвичам, на что тверцы горазды!

— Слава! — Грустно кричали его ребята, одетые в кольчуги победнее, а то и вовсе без оных.

— А чего не веселые такие? Сейчас на стену полезут, потеха начнется! Бей каждого второго. А каждого третьего — в полон бери. Злато-серебро будем с Москвы брать, — храбрился Михаил.

По указу его объявили в войске, что хан Орды наделил князя Михаила Ярлыком на великое княжение. Потому теперь все московское воинство — мятежники супротив законного правителя. И вскорости придет подмога с юга. Такие вести подняли настроение приунывшему войску.

Меж тем главный московский воевода приступил к организации правильной осады. Надо сказать, что штурм городских стен в те годы был труден и сопровождался большими жертвами со стороны нападавших. Поэтому чаще всего город предпочитали брать измором. Но Боброк не мог ждать. С юга к Михаилу шло ханское войско, это ему также было хорошо известно, как и тверцам. Но также ему было известно и большее — старый Ольгерд решил-таки воспользоваться противостоянием Москвы и Твери и самовольно прошелся по смоленским землям, ограбив местное население. Надо было торопиться и город брать одним-единственным, решительным приступом.

Тверь была окружена густо поставленными посадскими домиками, которые мешали осаждающим подойти к стенам. Поэтому решено было, в первую очередь, сжечь все дома. Такова была жестокая плата войне. Пожар бушевал три дня, за которые москвичи успели соорудить четыре осадные башни, подготовить таран. Численность армии позволяла атаковать сразу с нескольких направлений, тем самым уменьшая возможность осажденным перебрасывать силы с одного места на другое.

Ждали прихода смоленских и суздальских полков. В вынужденном бездействии маялись молодые князья русские, без боя, без удали. Верховодил у них младший брат московского князя, Владимир Серпуховский, человек, чье лицо носило на себе отпечаток какой-то отчаянной, безрассудной храбрости. Тонкие усики воинственно топорщились, а вот бородка подкачала — в отличие от солидных бород воевод, его подбородок украшала лишь небольшая щетинка. Впрочем, это было простительно, ведь ему шел только двадцатый год.

— Негоже ждать суздальцев! Со дня на день татары придут и всему нашему делу конец! — Страстно выражал он на общих советах мнение людей помоложе, да погорячее.

— Остынь, князь, — отвечал однообразно Боброк. — На приступ всем вместе надо идти. По частям пойдем, перебьют. А подмоги у нас еще пять тысяч воинов будет. Подождем.

— Если сейчас град возьмем, не надо будет тверской данью с Суздалем, да со Смоленском делиться! — Приводил Владимир веские доводы. Такая мысль нравилась москвичам больше.

Много говорил молодой князь, и поддержали его воеводы, и брат его, Дмитрий Иванович. Только Боброк был одинаково против. Но и он уступил под настойчивыми уговорами. Приступ назначили на восьмой день августа.

— Тимофей Васильевич, тебе первая, северная башня, — распределял воевода усилия атакующих. — Твои люди строили, им и с ней на приступ идти.

Три оставшиеся башни вели московские бояре Иван Михайлович Вараксин, Дмитрий Александрович Зернов, Иван Федорович Фоминский, которым подсобляли рати удельных князей.

— А таран я тебе оставляю, Владимир Андреевич, — обратился Дмитрий. — Только ты в нашем войске таран сможешь до стен довести, да ворота открыть. Здесь тверцы самый большой отпор дадут, потому что ворота — их самое слабое место. Откроем врата — город наш.

Князь Владимир еще не заслужил своего легендарного прозвища. Но храбрым его уже называли. А также и заговоренным. В любой битве этот отчаянный русский витязь словно смерти искал, а она его не находила. Везде он был справен — и в бою в чистом поле и крепостном приступе.

— Как такие хлипкие врата, да не открыть? — весело ответил Владимир. — Бог не выдаст, свинья не съест! И, обращаясь к Боброку, добавил. — А вот ежели еще ты мне дашь молодцев своих для подмоги, так откроем в два счета.

— Дам молодцев. Для такого тяжкого дела и учил, — скрепя сердце, согласился воевода. На том и порешили.

— — — — — — — — — — — —

В эти же дни разбойники Соловья готовились брать княжескую казну. Высокий терем, который правильнее было бы назвать дворцом, стоял среди боярских хором, словно высоченная башня. Здесь сидели все предки Дмитрия, отсюда дед его Иван Калита начинал плести хитрую паутину интриг, в которых запуталось немало князей. Здесь правил смело и гордо славный дядя его Симеон. Здесь скончался и отец Дмитрия, робкий Иван Красный, переводя на наш лад — Красивый.

— Как же мы внутрь-то проникнем? — В сотый раз спрашивали друг друга молодые разбойники. — Вона сколько охраны. Рта раскрыть не успеешь, как истыкают тебя сулицами немецкими, точно ежа.

— Атаману виднее. С нами он пойдет. Себя-то не обидит, и нас не забудет, — говаривали люди опытные, кто без глаза, кто без руки.

Ввечеру дня в конце августа собрал внезапно семерых своих ближних товарищей Соловей. Заперлись все в комнате одной, чтобы никто не сбежал, охрану княжескую предупредить.

— Дело будет сегодня ночью сделано, и пойдем все вместе, — объявил атаман. — А кто трусит, пусть сразу говорит. У меня для него кинжальчик острый готов…

Пожелавших попробовать кинжала не нашлось.

— В терем нас тайным ходом проведет жена человека одного из дружины. Падкая она на ласку мою, — самодовольно произнес главарь. — Муж в Тверь, жена в дверь! — складно пошутил он. И добавил.

— Как пройдем внутрь, надо будет замок хитрый взломать. На то у нас дельные ребята есть — Митяй да Бренк. Остальные на стреме стоять будут. Может, придется кого из дружины порешить, только делать надо это будет тихо, чтобы терем не переполошить. Если набросятся на нас — бежим, каждый за себя. А как вскроем замки на казне — каждый берет самое ценное для себя — злато, серебро. Но пятую часть потом в общий схрон вернуть надо!

— Прежде, чем на такое дело идти, помолиться бы следовало, а может, и исповедоваться, душу очистить, — заметил кровожадного вида разбойник в видавшем виде кафтане.

— Тебе, чтобы исповедоваться во всех грехах твоих, два года перед попом на коленях стоять надо, — захохотал атаман. — Но правда твоя, помолиться не мешает. Эй, Митяй! Ты же бывший поп? Уважь нашу братию, помолись за успех нашего дела!

Митяй, чье прошлое, как оказалось, таило в себе множество секретов, известных не всем, наскоро провел среди своих товарищей необходимый религиозный обряд.

Разбойники молились истово, искренне, исступлённо, как издавна на Руси молились преступники в тщетной надежде обрести прощение своих грехов. Это часто оказывает положительное воздействие на людей, склонных верить в божественное влияние на свою судьбу. Поэтому, они, лишь безлунная ночь пала на московские улицы, вдохновенно отправились на грабеж. Только слабый свет лучин из негасимых московских окон освещал их путь.

Как видно, молитвы Митяя возымели правильное действие, и в княжий терем отчаянная братия проникла без проблем. Шли тихо, крадучись, общаясь лишь знаками, примечая обратный путь. Казна находилась в подвалах дворца, и к ней вел настоящий лабиринт коридоров. Но, бог миловал, добрались до самой окованной железом двери. Зажгли свечи, в свете которых молодой и старый взломщик начали колдовать отмычками над замками.

Конец ознакомительного фрагмента.