О СССР – без ностальгии. 30–80-е годы

Юрий Безелянский, 2021

«О СССР – без ностальгии» – книга воспоминаний и дневников одного московского интеллигента в очках. О детстве, о школе, об институте и работе в советских учреждениях, с подробностями и проблемами ушедшего времени. Поиск своего места в жизни. Повествование о том, как автор данной книги шёл трудно, набивая себе шишки, к заветной цели: стать писателем. Современному читателю будет интересно узнать, что читал мальчик-юноша-молодой человек, что видел, с кем встречался, во что верил и в чём сомневался. В книге много отчаяния, стихов и рассуждений о жизни. Книга рассчитана на массового читателя: для старшего поколения – в усладу узнавания ушедших лет, для молодых – в назидание и в урок, как жили их отцы и деды, начиная с 30-х годов прошлого века. Без восхищения и ностальгии, а с некоторой болью и иронией. Субъективно? Несомненно. А если иначе, то нудно и скучно…

1948 год — 15/16 лет. Стиляга

Собственно, дневник я начал вести 9 ноября 1948 года, в 16 лет, с такой примечательной фразы: «Снова дома вместо школы». То есть прогульщик. Что сказать с позиции лет? Конечно, был глупый. Конечно, был наивный. И конечно, не задумывался о своём будущем.

Первые тетради дневников по соображениям семейной цензуры я уничтожил, о чём сегодня очень сожалею. Но последующие дневники, начиная с 1950 года, сохранил. Уничтожил 1948 год, жалко провала в хронике лет, и поэтому попытаюсь что-то восстановить по памяти.

Энциклопедический справочник Larousse выделил в политической жизни СССР несколько событий: восстание заключённых Печорских лагерей, убийство в январе спецслужбами выдающегося актёра Соломона Михоэлса и смерть в августе 52-летнего Андрея Жданова, отвечающего в Политбюро партии за культуру в стране и ставшего инициатором зловещего постановления ЦК о литературных журналах.

Итак, Жданов умер, и, казалось бы, мне, ученику, закончившему 7-й класс и перешедшему в 8-й, дела нет до сталинского сатрапа (конечно, таких слов я тогда не произносил и не знал их, до разоблачения культа личности тогда было ещё далеко), и тем не менее дату 31 августа я запомнил. Мы с дружком Славой пошли в парк Горького на танцверанду «шестигранника» потанцевать, — и облом: «в связи со смертью товарища Жданова все культурные мероприятия отменяются». Мы не скорбели, мы, мягко говоря, огорчились: при чём тут Жданов, когда всем молодым хочется потанцевать, постилять…

И тут, разумеется, есть повод поговорить о танцах и джазе. Соседка по дому Лида Николаева начала меня учить танцам лет в 14 — танго, фокстрот, вальс почему-то не давался. А потом в моду вошёл американский джаз, разные там буги-вуги, и молодёжь с ума сходила по музыке, исполняемой оркестром Гленна Миллера, Дюка Эллингтона и других джазистов. «Александер регтайм», «Караван» и прочие музыкальные шлягеры. Не буду сейчас напрягать мозги, а лучше процитирую свою публикацию «Сан-Луи — город нашей юности», напечатанную в январском номере 1997 года газеты «Мир печати» (и такая была). Вот этот текст:

Сегодня никого ничем не удивишь. Ни войной, ни модой, ни сексом, ни некрофилией, ни киллерством — ничем. Привыкли. С экрана и с эстрады можно увидеть и услышать такое!.. Хорошо ли, плохо ли, но можно… А вот были времена совсем другие. Светлые, советские. О них некоторые седовласые граждане льют слёзы. СССР как оплот мира и социализма, ни преступности, ни проституции, — порядок, как в казарме. И тишина! Только по праздникам литавры, пафос и ликование под портретами вождей. Золотые гулаговские времена!

Когда это было? Конец 40-х — начало 50-х годов. Нам по 16–18 лет, и мы бросаем вызов обществу. Нет, не политический и не экономический (об этом не могло быть и речи!), а примитивно бытовой. Мы против серых неказистых одежд. Мы против бодряческих и маршевых песен. Мы — это так называемые «стиляги», — за новые отношения между молодыми, где есть место не только подвигу, а простым человеческим «вещам» — любить, петь, танцевать, веселиться. Мы как бы инстинктивно чувствовали, что с возрастом ЭТО пройдёт, и старались своё получить сполна.

О, Сан-Луи, город стильных дам,

Крашеные губы он целует там.

Девушка хохочет,

Полная любви огня,

С ней мой любимый хочет

Позабыть меня…

«Сан-Луи» — одна из любимых песенок стиляг, хотя по тексту и немудрящая, и глупенькая.

В те годы было много популярных песен. И про артиллеристов, которым «Сталин дал приказ», и про весёлый, вольный ветер, который «обшарил всё на свете», и про паровоз, который летит вперёд, а там впереди — «в коммуне остановка» и т. д. Но почему-то подобное петь не хотелось, тем более открыто призывное: «Вперёд, в поход, герои-патриоты, / Родной страны — родные сыновья, / Стрелки, танкисты, снайперы, пилоты…» А если я, к примеру, не танкист, а артист балета, то что тогда? Ты родине не нужен?..

Нет, нам, молодым, не хотелось всего этого официального и насквозь пропагандистского, душа требовала иного — камерного, личного, интимного, чего-то иностранного, вроде «Бесаме мучо» — что-то тягуче завлекательное…

Стиляги — обычные парни, которые жаждали новизны и поэтому с упоением пели: «Падн ми, бойз, из дет Чаттануга-чуча!..»

Всё это прорывалось сквозь железный занавес и запреты на всё чужое, инакое. А как известно, всё запретное всегда сладкое, и мы с придыханием смотрели и «Серенаду солнечной долины», и «Девушку моей мечты», и прочие западные фильмы.

Расскажи, о чём тоскует саксофон,

Голосом своим терзает душу он…

Или вот ещё была иностранная песенка с русскими дурацкими словами: «Мы идём по Уругваю, / Ночь — хоть выколи глаза. / Слышны крики попугаев / И гориллы голоса…»

Охочих до «Уругвая» и «Сан-Луи» хватала милиция, их прорабатывали на комсомольских собраниях, о них печатали хлёсткие фельетоны, короче, боролись в «нездоровыми явлениями в молодёжной среде». Сага о стилягах неизменно попадала в рубрику сатирического журнала «Крокодил» — «Вилы в бок». Печатались язвительные басни, типа:

Ты его, подруга, не ругай!

Может, он залётный попугай,

Может, когда маленький он был,

Кто-то его на пол уронил…

Но били по стилягам и похлеще, с политическим прицелом:

Сегодня он играет джаз,

А завтра родину продаст…

…Сегодня умудрённый опытом, седой и уже старый, я с завистью смотрю на молодых, но при этом мало что понимаю в их новой молодёжной субкультуре: у каждого поколения свои песни, своя «Чуча». И Бог им в помощь!.. (Перепечатано с сокращениями 17 декабря 2018 г.)

Ещё немного добавлю в тему. 25 января 1996 года писатель и драматург Виктор Славкин, с которым мы вместе снимались в ТВ-сериале «Старая квартира», подарил мне свою книгу «Памятник неизвестному стиляге» с дарственной надписью: «Юрию Николаевичу мой посильный вклад в библиотеку». В книге Славкина представлена снискавшая большую популярность пьеса «Взрослая дочь молодого человека», посвящённая воспоминаниям компании повзрослевших стиляг.

«Наш Бэмсик — первый стиляга факультета, король джаза. А как ходил, как ходил!.. небрежно! На голове кок. Галстук с драконами болтается по полу… пиджак, плечи на вате — во! „А мой пиджак, а канареечного цвета, тот не чувак, кто не носит узких брюк…“»

Славкин привёл в своей книге много всяких перлов: и как восхищались стилягами, и как ими возмущались, девушки-патриотки решительно говорили: «Я не лягу / Под стилягу…»

Но вернусь к себе. Я танцевал на многих верандах и площадках: парк Горького, Сокольники, Мытищи, ресторан «Москва», дворец ЗИС (потом сменили на Лихачёва), «Спорт», клуб «Каучук» и т. д. В кинотеатре «Ударник» с упоением слушали выступление джаз-оркестра под управлением Лацци Олаха перед сеансом кино.

В 1952 году умерла мама, я женился, и музыка ушла от меня в сторону. Но когда где-нибудь я слышу джазовые импровизации, я вздрагиваю, как конь, вспоминающий бега на ипподроме. И я готов запеть: «Были когда-то и мы рысаками…» Ну, и стилягами тоже. Как сказал поэт:

Это было давно, я не помню, когда это было.

Может быть, никогда…

И последняя фраза: было. Было! Однако увлечение джазом и танцами очень мешало учёбе в школе. Увы…

Надо заканчивать тему о том, как я был стилягой. Недолго: года три (1948–1950). Это было время увлечения так называемым «стилем». К ботинкам прибивались металлические маленькие подковки, что создавало эффект пристукивания, что-то вроде степа. Не случайно в театре «Летучая мышь» у Гурвича спустя годы шла ностальгическая постановка «Я степую по Москве». Танцы «стилем», демонстрационные прогулки по улице Горького, по «Бродвею», где был тогда притягательный первый в Москве «Коктейль-холл». И всегда была очередь, чтобы попасть туда, на второй этаж, заказать какой-то коктейль и медленно тянуть его через соломинку. И воображать, что мы не в Москве, а где-то «в притонах Сан-Франциско», и не хватало одного: лилового негра, который подаёт даме манто… О господи, сколько во всём этом было глупости.

В 1952 году все эти танцы-шманцы закончились, уже было не до них: передо мною встали реальные проблемы жизни. И танцплощадки были забыты, именно тогда, когда «стиль» уступил место новому увлечению — рок-н-роллу с элементами акробатики. А затем массы увлёк твист, и все безумно стали твистовать, изображая в танцевальных движениях профессию полотёра. Позднее появилось что-то ещё и т. д. Но это уже, как выразился безвременно ушедший поэт Борис Рыжий и по другому поводу: «Но только без меня…»

Ну, в заключение: покаяние. Каюсь. Я совершил маленький акт предательства к своему прошлому, к своему стиляжеству, и в пору студенчества в плехановской многотиражке «Советский студент» тиснул стишок на злобу дня, бичующий московских стиляг, под названием «Очнись, одиночка!». Вот начало этого позорного стихотворения:

Подчас и так у нас бывает:

В занятиях избрав особый стиль,

Он лекции почти не посещает,

Но всё ж пустить в глаза умеет пыль…

Ну и ударная концовка (чёрт дернул меня написать такое, а может, нависшая надо мною тень Сергея Михалкова?):

…Его забота — только быть красивым

И на груди чтоб галстук был не крив…

А ну, очнись, красавец-одиночка!

Взгляни на жизнь своей родной страны,

Не танцевальные шажочки,

А трудовые нам нужны шаги!

Оп-па! Деканат, ректорат и администрация Плехановского института были довольны: какие у нас есть ПРАВИЛЬНЫЕ студенты!.. А свой стыд за содеянное я тихо спрятал в тряпочку… (4 января 2019 г.)

Пока пишешь книгу, появляются всё время какие-то дополняющие публикации. И вот рецензия в «МК» о премьере мюзикла «Стиляги» в Театре наций — «Два мира — два Шапиро». Повторение киномюзикла Валерия Тодоровского в театральном варианте. Как написано в рецензии: «Сюжет построен на гиперболизированном конфликте между двумя образами жизни: советским — замкнутость, уныние, сплошные запреты и маршевый коллективизм, доведённый до тупости, и как бы американским — свобода, раскованность, многоцветность, рок-н-ролл, доведённый до идиотизма. В общем, „два мира — два Шапиро…“»

Такая вот трактовка спустя десятилетия. Ладно, не зацикливаемся и читаем-бежим дальше. Счётчик жизни стучит остервенело… (7 марта 2019 г.)