Тандем по праву лет

Юрий Бевзюк

Везде ярем святит венец, / везде злодей – иль малодушный, / тиран бездушный, низкий льстец, – / иль предрассудков раб послушный…

Сталин, Ленин и Хрущев

…На самом излете сталинщины, через полтора года после смерти самого вождя, — совершенно нечаянно на еще подростка меня навалилась в начале восьмого класса над самой крупной школой в крае та уникальная, только тогда возможная власть, какую сейчас нельзя и представить (не только над школьниками-сотоварищами — и на два класса даже старше!, — но и — значительным моральным влиянием — и над директором слабым и над учителями: за что вскоре же пришлось расплачиваться: — мстило мне учительство в 10-м классе за ту, давно не представимую уже для школьника, власть, — лишив, более чем кого достойного меня, — более чем заслуженной «медали»… Тот совершенно бескорыстный, совершенно не представимый сейчас, энтузиазм, какой мне напоследок довелось в школе создать восьми-девятиклассником, — требованием лишь выполнять комсомола устав, — невозможно нынешним даже 72-тидвухлетним, младше меня лишь на год-два, — даже и представить!..…Но был оборван внезапно в конце 56-го марта дебильным Хрущева докладом «под занавес» съезда КПСС 20-го… Еще до конца учгода в школе инерцией порядок, мною в 8-м классе, полтора года назад, заданный — в еще действовавшем излетающе последние месяц-два поле «сталинщины»! — держался, мне уже после 9-го класса поход 58-мидневный (судьбоносный для меня) до Хабаровска тайгами, с Сидатуна по Иману и Уссури сплавом уникальный (сейчас такое невозможно и представить!) летом 56-го еще удалось организовать.…С сентября 56-го в школе — полный развал: с меня на бюро райкома в феврале 57-го спрашивают (пришлось мне согласиться и в 10-м классе на зам комитета комсомола секретаря) — я и сказал: учителя по-прежнему уповают на команду, а время то миновало, — не хотят, не могут развиваться, убеждением действовать, пример собственный давать; директриса Бевз Александра Павловна, сидящая со мной рядом, — просит таких учителей назвать — простодушно (не «провокационно» ли? «Сжигая» за собой конформизма мосты!) троих таких называю!!!…Дальнейшее мог бы и представить (будь по природе конформист я! Будь то есть я — не я!) — если бы не спонтанно-подсознательная (моральная, для себя) необходимость-обязанность за прошлым (тогдашним) мосты сжигать! Дабы иметь теперь моральное право, более полувека спустя, — в будущее путь другим прокладывать (собственного мало осталось)…Трудненько, понятно, было мне в лет-то всего 17 заранее, в момент, — последовавшую от учительства обструкцию представить — за то в благодарность, что порядок для них два учгода сначала создавал, — и до конца 55-56-го учгода, даже после сокрушительного Хрущева доклада, — уже лишь инерцией, мною заданной, тот порядок-энтузиазм держался (повторяюсь, — но в другом ракурсе): сразу же после того бюро (в конце февраля райкома комсомола) началась меня учительством травля, я на неделю в марте даже прекратил занятия посещать, — за что, не за знания, «физик», парторг школы, и директриса-«англичанка» (на бюро за язык меня потянула, провокаторша выставили в третьей четверти мне «тро`яки» (хотя по физике-то я зачастую так — проще! — решал задачки, что «физик» сам, имея решения в конце своего задачника, не мог разобраться)… Накрылась, ясно, моя «медаль»… Ну да ладно! Тогда бы совсем «свел с ума» отца: уже осенью, вскоре после того похода уникального, полторы недели и занятий в сентябре забравшем, — объявил я дома дурацки в «институт» сначала не поступать, на завод податься… что тут и дома и в школе началось!.. А была бы медаль — только вот сейчас начинаю причину подсознательную своего заявления на том бюро до конца понимать! — и не пошел бы в «институт» без экзаменов я (дабы на «собственную блевотину», тот же комсомол — от которого в девятом классе начал уставать, поняв, что всё движется моим давлением, моей командой, — ну, а после того Хрущева доклада архидурацкого, — одна лишь «шкурка», как после линьки у змеи, — одно лишь лицемерие осталось; — на собственную блевотину, назад, — в ту же систему командную (царившую, всё загнивая, до самого в конце 91-го Совсоюза распада, 34 года еще, — чтобы в совсем уж перейти криминал, — на наших вот глазах, вот теперь, в конце 2012-го — и два-три-четыре года еще — отгнивающий)… Никак не мог назад, на собственную блевотину, я возвращаться — и поступок «рубиконный» тот, то заявление на бюро, мне «медаль» отсекавшее, — только сейчас постигаю окончательно!.. Уж если бы я пошел на завод в работяги и «с медалью» — никто бы меня тогда не понял, — а главное: — отец, в того времени «достигаевского» подвластии, в детях тщеславный весьма, — мог бы совсем «съехать» с ума, — главное… Он и так не съехал едва ль, бедняга… Трудновато было мне всей махине психики общественной тогдашней достигаевской противостоять……но выстоял, ничем не поступился в той первой важной (и главной!) жизненной коллизии — не уступил конформизму я…

Конец ознакомительного фрагмента.