Будущее уже было

Юрий Анатольевич Кириллов, 2023

«Народ, забывший своё прошлое,обречён пережить его вновь»Схиархимандрит Илий (Ноздрин)Автор представляет свой жанр, как историческая фантасмагория.Произведение повествует о новых необычных похожденияхи приключениях с перемещениями во времени героев, уже известных по сценариям Александра Шевцова «Мы из будущего» и «Мы из будущего-2» ©ВГТРК (Россия-1). На этот раз им предстоит поучаствовать в гуще событий и сравнить произошедшее в Киеве в 2014-ом с тем, что пришлось пережить в Петрограде в феврале 1917 года, встретившись лицом к лицу с реальными и известными участниками событий настоящего и прошлого.

Петроградское противостояние

С каждым приближением к Таврическому дворцу, бушующая толпа всё громче кричала и всё быстрее вышагивала, двигаясь вперёд, при этом всё сжимая и сжимая ряды. Казалось, что это людское море Олега просто несёт потоком. И вот уже он буквально прижат к решёткам запертых перед дворцом ворот. Люди же в толпе продолжают громко скандировать лозунги: «В Думу!!! Долой войну!!! Долой самодержавие!!! Революция!!!»

По другую сторону ворот стоял со строгим видом и винтовкой за плечом средних лет охранник в форме прапорщика. По требованию народа он наотрез отказал открыть ворота и впустить на территорию всю эту массу. Один из штатских интеллигентов дерзко крикнул ему: «Ты, наверное, не понял?», и вошёл в караульное помещение со стороны улицы. Охранник не спешил сразу подчиняться призыву неизвестного и не спеша двинулся навстречу. Мужчина же нервно достал револьвер, нацелившись на военного, и потребовал: «Немедленно открыть!» Однако, на стойкого охранника такое поведение не подействовало. Наоборот, в ответ он вскинул своё ружьё. Но, в этот момент, прозвучали подряд два выстрела, и прапорщик присел на колени, схватившись за руку и медленно повалившись наземь. Толпа вокруг затихла. Мужчина в штатском, опустив револьвер, удивлённо посмотрел на подстреленного охранника, потом в сторону солдат, стоявших за воротами. Олег сразу понял, что стрелял не он, потому как пули попали сторожевому со спины, и звук выстрела был совсем близко. Опустив глаза вниз, он увидел рядом, присевшего на колено подростка, из ствола винтовки которого ещё струились слегка заметные остатки дыма. Мальчишка поднял глаза и с улыбкой воскликнул: «Вот так тебе, царская сволочь». Васильев с ожесточённым взглядам уже готов был одной рукой схватить этого малолетнего гадёныша, но тот быстро понял намерения «грозного мужчины», нависшего над ним, и, натянув на глаза кепку, отпрянул назад и вмиг скрылся в тесной толпе.

Мужчина, спрятав револьвер, распорядился другим караульным солдатам, находящимся рядом, перенести раненого офицера в лечебную комнату. Тут из дверей здания появился невысокого роста мужчина в широкополой шляпе и уверенным шагом направился к воротам. Он с ходу громко скомандовал: «Именем революционного народа, открыть ворота!» Караульный солдат кинулся к замку и со скрипом отворил решётки. Толпа в недоумении замерла, не решаясь сделать шаг вперёд. Заветные ворота больше не являлись преградой, но ни у кого не хватало смелости сделать этот шаг через невидимую черту. По рядам пробежал слегка слышимый гул: «Керенский… Керенский… Сам Керенский…»

Этот депутат, что уверенно стоял напротив огромной революционной массы, почувствовав момент замешательства народа, сделал небольшой шаг вперёд, и, взяв за рукав первого же попавшегося, кем оказался именно Олега, возможно, посчитав его, с кровавой повязкой на голове, самой колоритной и характерной фигурой среди других, и громко с пафосом произнёс: «Вы — теперь наша опора! Вы — теперь опора всей революции! Вы — первый революционный караул, первый почётный караул от свободного русского народа!!!»

Депутат подтолкнул слегка опешившего Олега вперёд, и положив руку на плечо, крикнул собравшимся: «Смелее, за мной!» и повёл в сторону Дворца. Вся разношёрстная толпа покорно ринулась следом, занимая всё пространство перед зданием. Депутат Керенский же, в ком уже узнали его многие, дойдя до входа, ловким движением вскочил на крыльцо, как на спонтанную трибуну, продолжая опираться одной рукой на плечо мужественного и колоритного Олега, остановившегося несколькими ступеньками ниже. Возвышаясь над всеми, кто стоял на площади, депутат громким скрипучим голосом крикнул: «Граждане-солдаты! Приветствую вас, поднявших своё оружие в защиту прав народа и свободы!.. Я призываю весь народ заключить сейчас один прочный союз против самого страшного нашего врага — против старого режима! » Пламенная и темпераментная речь гладко лилась из уст умелого оратора. Чувствовалось, что он хорошо знает, что и как сказать доверчивому народу, что именно ласкает слух обычного обывателя. И народ отвечал ему громкими криками: «Ура!»

Слышались выкрики: «Покарать деятелей старого режима!» Понимая, что это многотысячное людское море, словно загипнотизированное, готово подчиняться ему беспрекословно, депутат предложил начать борьбу не с кровавых расправ, а с арестов, предложив в первую очередь с ареста председателя Госсовета Щегловитого. Ликующая масса восприняла такое предложение с восторгом. Депутат, «купаясь» в овациях, продолжал зарабатывать доверие народа выкриками: «Верите ли вы мне?.. Если «нет», то можете убить и меня!»

Из дверей здания вышли ещё несколько представителей Думы. Керенский заканчивал выступление словами: «Солдаты, товарищи, Государственная Дума с вами!» На спонтанную трибуну вышел другой депутат, представившись Скобелевым. Олег отошёл в сторону вместе со своим «покровителем», продолжая изображать не то его личную охрану, не то товарища и соратника. Но, в любом случае в этот момент он оказался бок о бок с представителями власти и вместе с ними возвышался над многотысячной нескончаемой людской массой.

Депутат Скобелев, словно оправдываясь, как-то невнятно прокричал в толпу: «Старая власть падает… Она ещё сопротивляется… Сейчас проходит заседание Государственной Думы. Некоторые члены Госдумы ещё колеблются. Они не решаются взять власть в свои руки. Мы оказываем на них давление. Имейте, товарищи, в виду, что устроить государство очень трудно… Трудно составить новое правительство, очень трудно… Это может затянуться… день… Другой…Имейте терпение… Раньше всего нужно установить революционный порядок…» В ответ народ начал уже гудеть и возмущаться. Послышались недовольные крики: «Где новая власть?.. Где это ваше новое правительство?» Успокоить взбунтовавшееся население попытался следующий выступающий, на вид кавказской национальности. Призвав к совместной организации новой власти, он попытался перечислять какие-то, по всей видимости, малоизвестные народу фамилии. В первых рядах среди самых активных и дерзких бунтарей Олег вновь обратил внимание на того самого рабочего Ворошилова, стоявшего в расстёгнутом пальто, активно и громко отвечая выступающим в той же революционной манере. И в этот раз он громко крикнул: «Не нужны нам никакие Милюковы и другие, вы — наши вожди, вот вы сами и ведите за собой».

После этих слов депутат Керенский, вновь по-дружески похлопав стоявшего рядом Олега по плечу, повернулся, открыл дверь и пропуская того вперёд себя, проследовал за ним. Солдатская толпа, приняв это, как знак, уже не стесняясь, следом ринулась в двери, не желая больше слушать эти пламенные речи. Через несколько минут все коридоры внутри здания были заполнены самым разнообразным народом. Большинство просто от любопытства бродили по коридорам, другие важничали, с устрашающим видом нагло размахивая оружием, а кто-то просто уже хотел погреться в тёплом отапливаемом помещении после многочасовых уличных митингов. Но, каждый в этот момент ощущал себя значимым в этих решающих для страны обстоятельствах. Толпа заполонила каждый уголок здания. Солдаты, сложив рядом винтовки, расположились группами на полу. Некоторые, изображая из себя важных персон, разглядывали различные бумаги на столах депутатов, ровным счётом ничего не понимая, делали вид, что вникают в суть. Многие из них были сильно пьяны. Сами депутаты, что работали в кабинетах, с пренебрежением относились ко всему этому сборищу, не выказывая однако при этом явных признаков недовольства, чтобы не спровоцировать кого-нибудь на конфликт.

К Керенскому то и дело с разных сторон стали подбегать самые разные люди, учтиво обращаясь и спрашивая: «Александр Фёдорович, что делать? Чем помочь?», предлагая свои идеи. Олег находился рядом и наблюдал за всей этой чехардой. Расположившись тут же в коридоре у входа, депутат раздавал распоряжения, контроля за исполнением которых, не было никакого. Олег же высматривал в толпе тех, за кем он сюда и шёл. Неожиданно один из тех самых «интеллигентов» с улиц сам подошёл к столу депутата. Васильев уже порывался спросить его фамилию, но, тот сам представился Сергиевым, и предложил организовать охрану дворца. Керенский тут же дал согласие, и тот, не раздумывая кинулся хватать в коридоре первых попавшихся солдат, давая им распоряжение встать в караулы на различных постах. Однако Олег заметил, как буквально через некоторое время эти «новые первые караульные» уже вновь бродили по коридорам, или грелись, развалившись прямо на полу у тёплых батарей.

Ещё один депутат предложил поставить часовых у основных телефонов в здании, чтобы допускать переговоры только по делам революции. Керенский также согласился и отдал ему такое поручение. На столь ответственные посты вызвались три изрядно подвыпившие офицера невысокого чина. Другой депутат, несколькими минутами ранее втихаря прижимая к себе ту самую активистку Соню, сейчас держа её рядом за руку, тут же предложил лучше организовать специальный «телефонный комитет» из состава молодых студентов, так как телефонов в здании гораздо больше, к тому же они предназначены для народных дел. Керенский согласился и с таким предложением. Тут же ему поднесли подписать соответствующее распоряжение. Тот удивился, на столько быстрое грамотное выполнение поручения, и, подписывая, распорядился по каждому новому решению готовить соответствующую бумагу на подпись. Быстро за столом образовались несколько девушек-машинисток.

Теперь каждый, в здании по малейшему поводу бежал на подпись именно в «Штаб Керенского», расположившегося просто за длинным столом в вестибюле недалеко от входа, у которого постоянно толпилась и свисала масса самых разных людей. Печатные машинки стрекотали не переставая. Сюда стекалась информация обо всём, что происходит не только в здании, но и во всём городе. Сам же Керенский назвал это «Военной комиссией» и уже раздавал приказы о захвате зданий и складов с оружием. Отправлял группы и отряды на подавление сопротивлений, уполномоченных и представителей на переговоры, подписывая удостоверения и пропуски, хотя и без печатей. Неоднократно, при этом каждый раз пожимая руку Керенскому, подходил тот самый унтер-офицер Круглов, также получая различные распоряжения.

Олег же ощущал себя не иначе, как личной охраной самого «распорядителя» — коменданта Таврического дворца и всего Петрограда, начальника всех восставших войск. Лучшего места и представить было сложно. Он слышал каждого, кто обращался с тем или иным предложением, и каждого мог видеть в лицо. Оставалось только найти того самого Соколова. Олег уже неоднократно видел здесь тех «интеллигентов» из толпы, что были на улицах. Но, кто же из них тот Соколов?

Вот к столу подошёл тот, что со списком в руках выпускал из тюремных камер арестантов вместе с депутатом кавказской внешности, из тех, что выступали ранее у входа, и одним из тех самых бывших заключённых из «Крестов», только уже одетым в приличный костюм и стильной шляпе. Олег с твёрдым намерением начать действовать, решил подойти к одному из них и прямо спросить. Осталось дождаться, пока они закончат разговор с Керенским. Но, в этот момент неожиданно к Олегу с объятиями буквально налетел мужчина в потёртой кожаной куртке и рабочей фуражке. И это был Тарас. Он выражал искреннюю радость того, что его друг жив и невредим. На этот громкий восторг обратили внимание и стоявшие неподалёку депутаты, на время, прекратив разговор и обернувшись на обнимающихся друзей, после чего двинулись куда-то по коридору средь толпившихся масс народа. Олег, не успев ничего ответить другу, кинулся за ними, не желая потерять из виду, прихватив за собой и Тараса.

Группа депутатов вошла в просторный кабинет с открытой дверью, где их ждали уже другие, среди которых были и несколько военных. Наши друзья проследовали следом. В разговоре речь шла о создании какого-то нового временного исполнительного комитета, или Совета рабочих депутатов, который должен взять на себя инициативу создания властного органа. Стали создавать список из проверенных и надёжных людей, который попросили составлять всё тому же «интеллигенту», к которому обращались исключительно, как «адвокат». Олег внимательно стал прислушиваться к фамилиям, что заносились в этот список. Первыми внесли самого Керенского и депутата-кавказца по фамилии Чхеидзе. Следом вписали одного из тех бывших заключённых, что успел переодеться, по фамилии Гвоздев. Дальше стали просто записывать по кругу тех, что присутствовали в кабинете, при этом, каждую кандидатуру поддерживали всеобщим «единогласным голосованием», путём поднятия рук. Некоторые уже просто не опускали руки. Дошла очередь и до Тараса, который, вероятно, внешним видом со своими стильными усами и бородкой и длинными сальными волосами, а может и близким тёплым знакомством с «охранником» самого Керенского, почему-то всем присутствующим сразу внушил доверие. На вопросительный взгляд «адвоката» украинский друг лишь ответил:

— Тарас… Тарас Карпенко.

— А кем делегированы, товарищ?

Тарас замешкался, но, Олег, посмотрев на руки друга, не похожие на тех, что стоят у станка, похлопывая по плечу друга, тут же добавил:

— Водитель он… Шофёр с Путиловского. В большом авторитете у товарищей.

— Шофёр — это хорошо, — тут же отметил Керенский. — Кстати, нужно срочно организовать Автомобильную команду, чтобы иметь контроль над всем транспортом.

Присутствующие вновь проголосовали единогласно, и «адвокат» внёс Тараса в список, после чего, мельком посмотрев на Олега и не спросив ни слова, почему то, перевёл взгляд на следующего. После того, как все были записаны, Керенский со свойственной ему хитрой усмешкой напомнил «адвокату» не забыть и себя внести в список. Тот же сам, казалось бы, ещё сомневался, но, под пристальным взглядом товарища вписал фамилию: «Соколов…»

Это не ускользнуло и от глаз Олега. Теперь и он пристально смотрел на «адвоката», дожидаясь, когда можно будет подойти ближе. Но, группа депутатов спешно поднялась и удалилась из кабинета. Васильев кинулся в коридор, но не успел, они скрылись среди людской массы, толпившейся в коридорах. Однако, Олег всё-равно был рад, ведь теперь он знал этого Соколова в лицо. Оставалось найти возможность для разговора, но с этим можно было и повременить, пока успокоится вся эта суета. Тут Олег неожиданно повернулся к Тарасу и спросил:

— За все годы знакомства я впервые узнал твою фамилию. Почему ты раньше не говорил?

— Так раньше никто и не спрашивал.

— А у отца твоего как имя и отчество?

— Тебе-то что до этого?

— Ну, если спрашиваю, значит, есть для чего, — ответил Васильев. — Знавал я одного Карпенко. Политрук… Мировой мужик…был. Погиб здесь недалеко под Питером… Тьфу ты, чёрт, точнее, погибнет… В 42-ом. Никак не могу привыкнуть, что мы в прошлом. До войны ещё жить, да жить.

— А ты уверен, что мы до того времени сами сможем вернуться домой? — как-то уныло произнёс Тарас, искоса посмотрев на друга. — За 25 лет жизни здесь много воды утечёт. Так день за днём и до Великой отечественной… За эти годы можно будет солидную карьеру сделать.

— Ага, не каркай давай, — возмутился Олег, но тут же мечтательно поразмыслил. — Хотя, я, наверное, действительно тут смог бы «подняться». Я реально могу войти в историю. В учебниках напишут, что был такой революционер Олег Васильев… Стал бы генералом или видным политиком…

— А ты уверен, что мы с тобой уже не вошли в историю?

— Между прочим, среди тех, кто здесь сегодня, некоторые действительно известными военачальниками станут, — поделился Олег, после чего вновь воспрянул и резко воскликнул. — Нет, нам тут задерживаться надолго никак нельзя. Меня дома Маша ждёт… Поэтому, надо быстрее искать этого Соколова, и…

***

Прапорщик Емельянов заметил стоявших в стороне двух солдат, которые показались ему крайне знакомыми. Помахав им рукой, они тут же робко подошли ближе, будто бы только и ждали сигнала. Это действительно оказались солдаты из 4-ой роты его подчинения. Они коротко объяснили, что большая толпа сейчас стоит тут рядом на Басковой улице, но солдаты не желают бунтовать, просто мирно и спокойно выжидают. Они хотели бы вернуться в свои казармы, но боятся, что их теперь будут расстреливать. Солдаты ждут, чтобы офицеры их успокоили.

Полковник Кутепов находился рядом и отчётливо услышал этот разговор. Он тут же подозвал тех офицеров, что толпились группой и предложил построить и привести сюда мирно настроенных солдат. Офицеры с ужасом в глазах отпрянули назад и наотрез отказались идти к солдатам. Кутепов крайне возмутился:

— Удивляюсь, что вы боитесь своих же солдат. Вы должны исполнить свой последний долг перед ними. Если вы боитесь к ним пойти, значит пойду я сам.

Тут же подскочил прапорщик Емельянов:

— А разрешите, я приведу солдат? — и, не дождавшись ответа, кинулся на угол Басковой и Артиллерийского переулка.

Но, полковник уже был решительно настроен своим личным примером показать трусливым офицерам, как нужно разговаривать с подчинёнными, и уверенным шагом направился в ту же сторону. Сергей еле поспевал следом. Зайдя за угол, взору открылась нескончаемая солдатская беспорядочная толпа. Навстречу Кутепову вышел всё тот же прапорщик Емельянов. Держа руку под козырёк, отчётливо отрапортовал:

— Господин, полковник, солдаты хотели бы пойти в свои казармы, но боятся, что за всё, что произошло, их будут расстреливать.

Командир карательного отряда посмотрел в солдатские лица и сделал несколько шагов навстречу:

— Всякий, кто построится, и кого я приведу, расстрелян не будет. Я обещаю! — крикнул он в их сторону.

Тут солдаты, что шли следом, вдруг неожиданно подхватили офицера сзади и буквально на руках приподняли, поставив на бетонную возвышенность. Емельянов крикнул:

— Скажите это всем ещё раз, чтобы услышали.

Полковник, казалось, нисколько не испугался подобной эмоциональной выходки со стороны солдат. Наоборот, стоя на возвышенности, он, как настоящий главнокомандующий, мог разглядеть всех, оценить обстановку и руководить массами. Офицер постарался крикнуть так громко, чтобы слова докатились до самого крайнего солдата в толпе:

— Те лица, которые сейчас толкают вас на преступление перед государем и родиной, делают это на пользу нашим врагам-немцам, с которыми мы воюем. Не будьте мерзавцами и предателями, а останьтесь честными русскими солдатами!

Из толпы крикнули:

— Мы боимся, что нас расстреляют.

Неожиданно с разных сторон стали громче и громче слышны возгласы:

— Товарищи! Он врёт!.. Не верьте ему. Нас расстреляют!,.

Сергей хотел увидеть этих провокаторов, но, сам он не находился на возвышенности и не мог видеть всех лиц. Понять, кто подначивал толпу, было невозможно. При этом офицер, возвышаясь над солдатской массой уверенно заявил:

— Я — полковник лейб-гвардии Преображенского полка Кутепов, только что приехавший с фронта. Если я вас приведу, то никто из вас расстрелян не будет. Я этого не допущу. Я вам это обещаю! А посему, приказываю вам — построиться.

Спрыгнув при помощи тех же солдат с постамента, полковник отдал распоряжение унтер-офицерам строить свои роты. Толпа зашевелилась. Было принято решение, в связи с тем, что отряды сильно перепутались, а у многих попросту не было командиров, строить по названию казарм. Некоторые строем сразу направлялись в свои близлежащие места расположения.

Но, Сергей обратил внимание, что среди солдат встречались лица в штатской одежде и револьверами за поясом. Именно они, уже удаляясь вместе с солдатскими группами, продолжали выкрикивать: «Нельзя верить. Нас расстреляют. Бей его!» И отряды, уже движущиеся в направлении казармы, вновь рассыпались. Целые группы откалывались и бежали в сторону Преображенского собора.

Солдаты разошлись, и возле полковника осталось лишь несколько офицеров. Кутепов, подойдя к Емельянову, протянул руку с благодарностью: «Господин прапорщик, вы отважный офицер, а посему, в сложившихся обстоятельствах, я назначаю вас временно командовать всеми Волынскими ротами, которые вернутся в казармы».

***

Олег в поисках адвоката Соколова кинулся к столу, где располагался Штаб восстания, и где, с большой вероятностью можно будет вновь его встретить. Но, вернувшись к тому самому месту, «штаба» там уже не оказалось. Стол также стоял на месте, но за ним уже расположились изрядно подвыпившие рабочие, расставив стаканы и бутылки, разбросав повсюду хлеб, рыбу, семечки, вытирая замасленные руки свежими газетами и оставшимися бумагами. На столе вульгарно сидели несколько развязных девиц-курсисток, размахивая в руках револьверами.

Олег поинтересовался: «Где же штаб?» Никто внятно ответить не смог. Девицы же, распахивая накинутые на плечи шинели, кокетливо предложили: «Присоединяйся к революции». Тарас посоветовал вернуться в тот кабинет, где заседает Совет, так как Соколов входит в его состав и обязательно должен вернуться. Возвращаясь обратно, Олег сквозь толпы блуждающих по коридору вдалеке увидел силуэт Керенского. Он быстро устремился вслед и уже почти догнал депутата у заветной двери, но тот, вдруг вошёл в соседнюю. Васильев проследовал за ним и оказался в таком же просторном кабинете, где вокруг большого длинного стола расположилось десятка два солдат и офицеров самых разных мастей и родов войск. На Керенского смотрели молодые возбуждённые лица. Стол был обильно накрыт различной закуской и спиртным. Унтер-офицер Круглов, находящийся здесь же, уважительно протянул Олегу с Тарасом наполненные рюмки.

Следом в кабинет вошли ещё несколько представителей из списка Совета, в том числе и тот самый адвокат Соколов. Керенский произнёс небольшую речь, обращаясь к военным: «Таврический Дворец, как центр революции, нуждается в надёжной охране и сплочении вокруг себя солдатской массы. Соответствующие отряды могут и должны быть образованы из таких солдат, тяготеющих к Государственной Думе, как к центру духовного сплочения, физического прибежища и безопасности». Один из офицеров невысокого ранга, впрочем, других тут и не было, предложил себя в распоряжение тех, кто встанет во главе этого дела. Другие активно поддержали и выпили «за успех революции».

Вошли ещё двое мужчин. Один высокий плотного телосложения, опрятно и дорого одет, по всей вероятности тоже из депутатов, другой в офицерском мундире. Из обращения присутствующих к депутату, Олег понял, что это не кто иной, как сам председатель Госдумы Родзянко. Этот, формально главный человек в здании, объявил всем об образовании Временного комитета с целью водворения в городе порядка. Пришедшего с ним офицера он представил, как полковника Энгельгардта и нового коменданта Петрограда. Соколов тут же гневно запротестовал и возразил:

— Штаб уже сформирован, и менять руководство вредно и опрометчиво. Сложившийся штаб — это детище Совета рабочих депутатов. Будет крайне несправедливо отстранять назначенных Советом руководителей от управления советским же органом.

— Я крайне возражаю!!! Кандидатура полковника одобрена Государственной Думой, — с негодованием прокричал Родзянко, но в ответ лишь услышал от адвоката эмоциональную ругань в матерных выражениях. Председатель Госдумы в долгу не остался и ответил тем же. Казалось ещё чуть-чуть, и они сцепятся друг с другом в драке. Конфликт пришлось погасить присутствующим военным, которые встали между разъярёнными оппонентами. Родзянко с Энгельгардтом демонстративно покинули комнату. Половина из присутствующих офицеров тут же последовали за ними. Оставшаяся половина недоумённо смотрела на Керенского. Тот лишь молча пожал плечами и, извинившись, вместе с Соколовым и другими представителями Совета тоже вышли из кабинета, прихватив с собой и наших друзей. Уже в коридоре Соколов вдруг неожиданно остановился, и, повернувшись обратился к Тарасу с просьбой «принять участие в создании революционного автомобильного парка».

В это время группа из нескольких молодых разнузданных молодцов с винтовками за плечами и револьверами за поясом, расталкивая локтями людское месиво, буквально тащили за собой высокого седовласого мужчину, накрытого старым потёртым брезентовым бушлатом. Керенский, сразу узнав арестанта, сделал шаг навстречу. Откуда-то появился и Родзянко и тут же приказал: «Немедленно отпустить важного гостя». Молодые люди пренебрежительно посмотрели на председателя Думы, нагло рассмеявшись в лицо, покручивая в руках обнажённые сабли. Керенский же громко и строго произнёс: «Иван Григорьевич Щегловитов, вы арестованы!» Потом медленно огляделся вокруг, остановившись на соратнике по депутатскому корпусу Родзянко, после чего вновь переведя взгляд на арестанта, смягчив тон продолжил: «Иван Григорьевич, ваша жизнь в безопасности. Знайте, что Государственная Дума не проливает кровь».

Несмотря на уверенный тон, по всему была видна некоторая растерянность властного депутата от незнания, что делать с такими арестованными. Адвокат Соколов тихо на ухо предложил выделить для арестованного, и всех, кого ещё будут приводить, отдельную комнату. Керенский тут же открыл дверь просторного кабинета, назвав его «министерским павильоном», и, после того, как вооружённые молодчики втолкнули престарелого арестованного внутрь, самолично закрыл дверь, демонстративно положив ключ себе в карман.

Наблюдая за происходящим, Олег чуть было вновь не упустил уз виду уже скользнувшего в толпу народа адвоката. Он быстро поспешил вслед за Соколовым, и, нагнав того на лестнице, начал сходу:

— Извините, ради Бога за странный вопрос… У вас, случайно, нет сына Егора?

Адвокат с удивлением посмотрел на «солдата», но, понимая, кто именно перед ним, с улыбкой ответил:

— Позвольте, в сложившихся обстоятельствах вопрос действительно несколько странный и столь необычен?

— Возможно это и, действительно, звучит немного странно. Но, я ищу своего… давнего знакомого Егора Соколова, — немного замявшись, попытался оправдаться Олег. — Знаю только, что служит в городе… в гарнизоне… Хотелось бы повидаться, передать кое что нужно… но, не знаю, где найти. Вот я и подумал, а вдруг это ваш сын?.. Ну, или, хотя бы, родственник?.. Дальний?

— Право, забавно. Искать сходу по фамилии. Хотя, вероятно… Я, наверное, на вашем месте поступал бы также, — вновь улыбнувшись, ответил депутат. — Только вот, поспешу огорчить Вас, к величайшему сожалению, у меня нет сыновей.

— Простите, пожалуйста, — смущённо, и, делая шаг вниз как бы вновь оправдываясь, огорчённо произнёс Васильев.

— Впрочем…, — останавливая его, и продолжал разговор теперь уже сам адвокат. — У моего двоюродного брата три взрослых сына. Он тоже Соколов. И все сыновья служат. Одного из них как раз зовут Егором. Но, в каком полку служит, я, к сожалению, подсказать не смогу. Давно не общаемся. Разошлись во взглядах.

— Где же мне найти вашего брата? — с интересом загорелись глаза Олега.

— Полагаю, что, как всегда — на работе. Он врач. Найдёте его в госпитале Красного креста на Литейном. Сегодня много раненых туда свозят. Георгием Дмитриевичем его зовут.

Поблагодарив за такую важную и крайне необходимую информацию, Олег воодушевлённый кинулся к выходу. По пути у дверей кабинета, где заседал Совет, он натолкнулся на Тараса со связкой каких-то ключей. Олег сходу разъяснил ситуацию, но, друг решил не ходить вместе с ним, а остаться в здании, пока не раскрывая планов, лишь хитро подмигнув. Товарищу, окрылённому новой надеждой, ничего не оставалось, как вновь отправиться на поиски одному.

***

Сергей со своим приятелем, всматриваясь вдаль проспекта, наблюдали, как впереди бегали отдельные люди и беспорядочно палили в солдатский, продвигающийся вперёд строй. Полковник Кутепов приказал открывать ответный огонь по любому, кто появится на Литейном проспекте, особенно по Орудийному заводу, откуда велась прицельная стрельба. Оставшийся и без того малочисленный отряд, командир продолжал дробить на ещё более мелкие группы, одну из которых направил к Суворовскому проспекту открыть огонь по толпе, если там таковая будет, другую — по Басковой к Преображенскому собору, чтобы очистить Сапёрный переулок. Оставшиеся продолжали двигаться вперёд. Тут уже и другие офицеры засомневались в правильности таких действий. Группы становились ещё меньше, а, следовательно, ещё более уязвимые. К тому же, ему напомнили, что солдат следует накормить, на что полковник ответил, что уже послал гонца в штаб с требованием доставки пищи. Такой ответ не сильно вдохновил военных, офицеры промолчали, но среди солдат пробежал гул недовольства.

Со стороны Невского отчётливо слышался приближающийся цокот копыт. И действительно, через пару минут на горизонте показалась группа всадников. Ротмистр, что был впереди, приблизившись к полковнику, не сходя с лошади спокойным тоном отрапортовал:

— Эскадрон Гвардейского Кавалерийского запасного полка прибыл в ваше распоряжение на помощь карательному отряду! — и, не дожидаясь ответа командира, с нескрываемым раздражением продолжил. — Наши лошади плохо подкованы, по мостовой все копыта разобьют. Мои люди с большого перехода устали, не ели, надо бы отдохнуть.

Такое поведение окончательно взбесило Кутепова. Он уже и до того был на грани нервного срыва, но, такая беспардонность не могла остаться незамеченной:

— Как вы приветствуете старшего офицера по чину, ротмистр? — буквально заорал он.

Командир эскадрона наконец сошёл с лошади и сделал шаг навстречу. Остальные всадники последовали за командиром и выстроились вряд. Кутепов продолжил:

— Удивляюсь, господин офицер, что в такой обстановке вы просите у меня отдых, — полковник при этом указал рукой на то, что творилось вокруг — выстрелы, разруху, клубы дыма и пулемётные очереди, после чего очень уверенно скомандовал. — Я отстраняю вас от командования эскадроном!

Назначив временно командовать всадниками какого-то поручика, полковник отдал распоряжение эскадрону двигаться к цирку с целью выяснения обстановки в районе Марсова поля и действовать там, в случае надобности, очень решительно. Сергей с прапорщиком Емельяновым лишь покачали головой, удивляясь таким решением и понимая, что силы распыляются и рассылаются в разных направлениях с практически невыполнимыми заданиями.

Неожиданно где-то неподалёку вновь раздались пулемётные очереди, и солдаты, рассредоточенные по всей ширине улицы, стали падать замертво. Громко крикнув от боли, и, как подкошенный, повалился наземь и Емельянов. Сергей лишь успел подхватить его, пытаясь закинуть себе на плечо. Прапорщик держался за ногу, но, стиснув зубы, пытался терпеливо не издавать звуки от боли. На улице уже смеркалось, и откуда именно ведётся стрельба, было не очень понятно, вероятнее всего со стороны Сергиевского собора. Солдаты кинулись прятаться за ворота и другие заграждения. Убитые и раненые оставались лежать на мостовой.

Полковник находился неподалёку от Сергея и скомандовал заносить всех раненых в здание госпиталя, возле которого и стоял отряд. Сам первым вбежал в двери и сходу приказал организовать перевязочный пункт и принять всех раненых. Встретивший на входе врач не возражал, а напротив, представившись хирургом Георгием Дмитриевичем Соколовым, стал спешно раздавать распоряжения санитаркам по размещению и оказанию помощи пострадавшим. Сергей, пытаясь придерживать своего товарища, двинулся в сторону к врачу. Он хорошо и отчётливо услышал фамилию хирурга, но, Емельянова с другой стороны тут же подхватила санитарка и повела в другую сторону. Прапорщик же, стесняясь помощи, попытался было сам встать на ноги, но, тут же повалился, ещё сильнее стиснув зубы и крепко сжав глаза от нестерпимой боли. Сергею ничего не оставалось, как довести приятеля до кушетки, где и расположили раненого. Филатов попытался хоть как-то успокоить товарища, но, посмотрев на волевое и мужественное лицо служивого, не смог найти нужных слов. Да они ему сейчас и были совсем не нужны. Наоборот, любые слова поддержки послужили бы ему упрёком и воспринимались, как жалость, а этого молодой фронтовой офицер в данном случае никак не приемлет.

Стрельба за окнами не стихала. Полковник, не выходя из здания, продолжал раздавать приказы через солдат, что вносили раненых, для своих командиров групп: «Действовать более решительно! Немедленно перекрёстным огнём погасить обстрел отряда». У дверей в здание он организовал дежурное отделение. Посыльный доложил о прибывшей роте на подмогу, полковник вышел. Сергей осмотрелся вокруг, врача уже нигде не было. Санитарка, что помогала, предположила, что тот может быть где угодно, но, чаще всего в операционной комнате. Повсюду сновали врачи и медицинский персонал. В ушах стоял несмолкаемый гул от стонов и криков. Пол от размазанных луж крови стал уже совершенно скользким.

***

Вырвавшись из дверей Таврического Дворца, Олег увидел беспорядочно заполненную самым разным народом всю полукруглую площадь перед зданием. Нестройными рядами вышагивали гвардейцы с самыми разными нашивками на рукавах. Это означало лишь то, что все полки между собой давно перепутались, но, ими пытались командовать новые взводные. Тут же многочисленными группами распивали и буянили какие-то молодые студенты. Обвешенные оружием рабочие, мамочки с детьми, снующая ребятня, кого только здесь не было в поисках свободы и правды.

Пробравшись сквозь этот заслон, Олег быстрым шагом побрёл назад по Шпалерной в сторону Литейного проспекта. Вскоре он нагнал идущий впереди многочисленный солдатский отряд, растянувшийся по всей ширине улицы. От командира в офицерской форме с красным бантом на груди, он узнал, что направляются они на усмирение карательной группы на Литейном. Олег поинтересовался у офицера о местонахождении госпиталя, оказалось, что им как раз по пути.

Так весело вышагивая, наш герой вместе с отрядом вновь оказался на том же месте, где прямо по центру улицы ещё утром была хаотично воздвигнута баррикада. Судя по всему, это нагромождение всяческого хлама так и не пригодилось. Всё вместе с орудиями запорошено снегом. Уже смеркалось, и от стелившегося дыма догорающего здания суда на улице было совсем темно. Все фонари были побиты, а некоторые и вообще повалены вместе со столбами. Вооружённые люди продолжали беспорядочно сновать повсюду, разбивая стёкла первых этажей и что-то вынося с собой из помещений. То и дело с разных сторон слышны отдельные выстрелы и крики. Мимо со стороны моста с криками, воплями и беспорядочной стрельбой пронеслись около десятка грузовиков, до отказа набитых рабочими.

***

Филатов вышел за дверь госпиталя вдохнуть свежего воздуха и перевести дух. Он размышлял, что этот Соколов никуда из здания не денется, нужно будет только найти момент для разговора. Из спустившегося сумрака со стороны Литейного моста сквозь уже затихающие выстрелы отчётливо послышался рёв моторов, и появились силуэты автомобилей, похожие на ежей с торчащими в разные стороны иглами из винтовок и потрёпанных флагов. Рабочие, беспорядочно стреляя в разные стороны, полностью облепили машины — сидели в кузове, стояли на подножках и даже лежали на крыльях. Эта автоколонна стремительно вылетела из сумрака прямо навстречу строю солдат. В ответ по приказу полковника Кутепова был тут же открыт шквальный огонь из всех орудий. Не успев опомниться, разухабистая рабочая молодёжь стала вываливаться из кузовов наземь. Первый грузовик вспыхнул и остановился, едва не перевернувшись на бок. Следующий за ними на всей скорости врезался в зад горящему с такой силой, что из кузова люди буквально посыпались на мостовую. Не успевая подняться на ноги, они тут же были подкошены пулемётным огнём. Огонь быстро перекинулся и на второй автомобиль.

Остальные машины попытались увернуться от столкновения и даже развернуться на дороге, но лишь создали затор друг другу. В итоге, побросав грузовики, испугавшиеся мятежники повыпрыгивали из кузова и стали убегать прочь обратно в темноту, пытаясь неловко отстреливаться.

Вдруг разом всё стихло, слегка слышны были только немногочисленные стоны. Кутепов сам лично с небольшой группой солдат прошёл вперёд к догорающим грузовикам и склонился к одному из раненых рабочих:

— Они все чертовски пьяны, — с явным пренебрежением сделал он заключение и распорядился разместить всех раненых и убитых в сараях ближайшего дома.

Со стороны улицы Моховой появился бледный растрёпанный с оборванным погоном командир одной из заградительных групп, что были посланы командиром отряда для ограждения флангов. Он сообщил, что его рота смешалась с толпой, пытавшейся его самого избить, вырвав из рук шашку. Полковник был озадачен и выглядел обескураженным. Тут же доложили, что и в другой группе убит прапорщик Кисловский. Сергей начал понимать, что его предположения сбываются. Нельзя было разбивать отряд на мелкие группы, которые легко поддались настроениям бунтующей толпы.

***

В кабинете градоначальника царила суета. Виталий предпринял очередную попытку проследовать за секретарём, чтобы оказаться в кабинете, где располагался временный архив. Генерал Хабалов распорядился уничтожить всю документацию, и Бероев понял, что у него остался последний шанс. Чтобы оказаться рядом, воспользовавшись неразберихой, он вызвался помочь. Бумаги уже были свалены в папках на большом длинном столе. Виталий тут же начал искать нужные списки на букву «С». Ненужное он сбрасывал в коробки, предназначенные для уничтожения. Подчинённые выносили эти коробки на внутренний двор, где уже полыхал костёр. Бероев нервно перебирал документацию. Он боялся только одного, что нужная информация будет уничтожена секретарём, который занимался тем же самым с другого края стола. Виталий нервно взглядом осматривал все папки под руками напарника. Подходящих списков не оказывалось — «Б», «К», «Ш». Но, нужной ему буквы так и не обнаруживалось. Неожиданно краем глаза и каким-то невероятным чутьём Бероев обратил внимание на коробку, которую уже держал в руках солдат, готовясь на выход. Среди кучи бумаг, уже заваленную сверху, он заметил в глубине заветную «С». Выхватив нужную папку, не обращая внимания на возмущённый взгляд солдата, что держал в руках коробку, он быстро пролистал страницы: «Савельев», «Савушкин», «Селезнёв»… «Соколов!!!» Но, секретарь, что также перебирал документацию, как то неслышно подошёл сбоку и, со словами: «Не положено», неожиданно вырвал папку из рук Бероева. Бросив обратно в коробку, приказал солдату: «Это с собой в повозку». Виталий лишь понял, что не вся документация подлежала уничтожению. Значит нужные ему списки будут рядом.

В кабинет вошли ещё несколько офицеров, чтобы ускорить процесс. Минут через пять стол уже был полностью очищен. Из окна можно было наблюдать, как во дворе полыхал большой костёр. Туда сносилась документация и из других кабинетов.

Вернувшись в кабинет, Бероев застал Балка за уничтожением своих личных бумаг. Вытаскивая всё из выдвижных ящиков, он, не стесняясь присутствующих, сжигал их тут же, разрывая на части. Кабинет значительно опустел. Остались только высшие чины. Генерал обратился к офицерам:

— Прошу вас, господа, находиться при мне. В случае несчастья со мной, старший из вас вступит в исполнение обязанностей градоначальника.

Офицеры разом ответили:

— Слушаем!

Потом кто-то из них добавил:

— В переживаемую минуту ещё больше, нежели когда-либо, считаем своим долгом оставаться при вас, господин генерал.

Александр Павлович был тронут столь благородным порывом своих подчинённых. Для каждого из них картина падения власти уже вырисовывалась. Со всех сторон докладывали, как войска переходят на сторону бунтовщиков, или в лучшем случае, бездействуют. Многие полицейские участки разгромлены и подожжены. Полицейские, переодеваясь в штатское, разбегаются и ищут пристанища у знакомых. Толпа всюду преследует их, издевается и, всласть натешившись, измученных и измождённых, тут же убивают. Доложили, что уже некоторые должностные чины свозят в Государственную Думу. Многие из несчастных страдальцев сами идут туда сдаваться, считая это единственным способом сохранить свою жизнь. Обо всём этом здесь было известно каждому. Виталий для себя понимал, что теперь и ему, чтобы добраться до заветных списков, нужно оставаться рядом. Вероятно, в суматохе, теперь это будет сделать гораздо проще.

Уже спускаясь вместе с остальными по парадной лестнице, к градоначальнику обратился какой-то лакей с вопросом:

— Ваше Превосходительство, что делать с горячим обедом?

Только сейчас после этих слов Виталий почувствовал внутренний голод. Балк пристально посмотрел и на другие, не менее голодные лица, но, понимая, что уже нельзя терять ни минуты, покачал головой и двинулся вперёд. Хабалов со своим Штабом и нарядами уже уехали, а значит, следовало поспешить.

Выходя из здания последним, генерал попросил смотрителя, запереть здание Градоначальства, и обо всём докладывать в Адмиралтейство. На улице уже совсем стемнело, лишь яркий свет фонарей освещал засыпанную свежим, падающим хлопьями, снегом, площадь перед зданием. После столь длительного пребывания в душных кабинетах, свежий февральских воздух дурманил воображение. Казалось, что ничто не может омрачить умиротворённого состояния. Но, отдалённые звуки пулемётных выстрелов, возвращали задумчивых мыслителей к действительности. Генерал Балк с подчинёнными сел в автомобиль, остальные же двинулись через парк напрямую к Адмиралтейству.

***

Уже почти дойдя до Кирочной улицы, Олег отчётливо услышал впереди пулемётные очереди. Два грузовика, отстреливаясь в темноту, возвращались обратно. За ними, спотыкаясь бежали рабочие и солдаты. Олег сразу понял, что машины нарвались на засаду, а значит и их отряд не сможет пройти вперёд. «А ведь до госпиталя, где, возможно как раз сейчас, находится этот врач Соколов, осталось совсем немного», — настойчиво мучила его мысль.

Дойдя до перекрёстка, отряд остановился. Сквозь сумрак впереди на другой стороне были видны силуэты военного строя. Офицер с казалось бы потускневшим уже бантом на груди, возглавлявший отряд, скомандовал: «Стоять на месте», а сам при этом в полной тишине двинулся навстречу силуэтам, подняв руку вверх и выкрикивая: «Не стреляйте! Я иду к вам!»

***

Улицы совсем не освещались, но было заметно, как со стороны Литейного моста подошёл многочисленный солдатский отряд. Кутепов распорядился приготовиться к бою, однако солдаты стояли на месте, не проявляя никакой агрессии. Навстречу им из темноты навстречу шёл, подняв руки кверху, лишь один офицер. С каждым шагом его приближения к карательному отряду отчётливо проявлялся ярко красный бант на его груди. Каждый стук сапога отдавался в глубине сердца у полковника. В какой-то момент ему вдруг пришла мысль, что это спланированная провокация, он неожиданно вскинул револьвер и, скомандовав: «Стрелять на поражение!!!», сам лично несколько пуль разрядил прямо в грудь приближавшегося парламентёра. Офицер с красным бантом остановился, опустил руки, присел на колени и замертво упал лицом на мостовую. В ответ на выстрелы с той стороны толпа с рёвом и ответным шквальным огнём тут же ринулась через перекрёсток. Завязалась беспорядочная перестрелка. Все стреляли друг в друга и непонятно в кого.

Полковник спешно покинул место боя, направившись к дверям госпиталя. Пробегая мимо Филатова, он, как бы оправдываясь, заявил, что, якобы, нужно немедленно доложить в штаб о сложившейся обстановке. Сергей вошёл в дверь за ним следом. За окнами разгоралась бойня. В госпиталь начали забегать уже смертельно раненые офицеры, истекающие кровью. Кутепов с унынием в глазах смотрел на них и ничего не мог сказать. Санитарки подхватывали раненых. Сам же он быстро кинулся по коридорам в поисках начальства и телефона. Проходя вслед за командиром сквозь многочисленные ряды раненых, находящихся здесь же в коридорах, Сергею хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть этот ужас. Точно такой же ужас и страх читался и в глазах самого полковника.

Найдя на втором этаже кабинет с руководством этого госпиталя, Кутепов попросил связать его с Градоначальством. В ожидании, пока соединят, он нервно прохаживался по кабинету. За окнами сквозь опускавшуюся темноту было видно, как толпа уже хлынула со всех переулков, слышался звон разбитых окон и фонарей. Девушка, что пыталась дозвониться, робко ответила:

— На другом конце провода от штаба нет ответа.

Полковник властно распорядился:

— Срочно выделите большую комнату для моих оставшихся солдат и офицеров и заприте наглухо все входные двери!

На это пожилой, по всему виду профессор и руководитель госпиталя, в очень жёсткой форме ответил незваным гостям:

— Требую немедленно освободить помещение здоровым солдатам, заполонившим коридоры здания!

Кутепову ничего не оставалось, как, молча выйти в коридор. Собрав всех тут же в большом вестибюле, он обратился к оставшимся:

— Мои верные соратники. Увы, но мне ничего не остаётся, как просить вас — сложить прямо тут всё оружие и возвращаться в свои казармы.

Филатов понял, что это уже конец, и, оставив полковника, быстро пошёл искать того самого врача Соколова. Санитарка показала ему, где находится операционная комната, но, там он нашёл лишь другого хирурга, представившегося Иваном Виноградовым:

— Георгий Дмитриевич, вероятно, сейчас оказывает помощь крайне тяжёлым больным, — пояснил тот.

Сергей спешно продолжил поиски, заглядывая в каждую комнату. В одной из таких палат он неожиданно натолкнулся на своего приятеля Емельянова, сидевшего на кровати с перевязанной ногой. Прапорщик восторженно встретил знакомого и объяснил:

— Рана незначительная, пуля прошла навылет и совсем не задела кость, а значит, я готов обратно в строй.

На что Сергей лишь ответил:

— Так некуда уже больше идти, никакого карательного отряда больше нет.

Опираясь на костыль и плечо товарища, Емельянов приподнялся. Так вместе они прошли по коридору до того кабинета, где на этот момент уже находились полковник с несколькими другими оставшимися в живых офицерами. На столе лежал тот самый хлеб и колбаса, закупленные ещё по дороге для солдат. Кутепов сразу предложил:

— Присоединитесь, господа. Не стесняйтесь.

Емельянов, пренебрежительно посмотрев на стол, вдруг ответил:

— Несмотря на то, что все действительно сильно голодны, в таких обстоятельствах как-то совсем кусок в горло не лезет.

На что командир лишь пожал плечами, продолжая спонтанную трапезу.

***

Вся уже перемешанная толпа из солдат, рабочих и просто горожан с оружием с криками и беспорядочной стрельбой в непроглядную темноту на другой стороне перекрёстка ринулась вперёд, обгоняя Олега, который бежать под пули не стремился. Нескончаемая масса народа бежали и слева и справа, не замечая перед собой никого и ничего. Васильев же неспешным шагом мимо догорающих грузовиков вышел к центру перекрёстка и натолкнулся на лежащее на земле тело того самого отважного офицера, с которым ещё несколько минут назад сам разговаривал. Его китель уже полностью побагровел, сливаясь одним цветом с тем самым бантом, приколотым на груди. Опустившись на колено, Олег ещё некоторое время смотрел в эти открытые «живые» искренние глаза, и медленно, накрыв своей ладонью, закрыл их.

Вокруг в его ушах в этот момент, как будто бы всё затихло, весь гул и стрельба превратились в одно очень отдалённое эхо. Олег всё никак не мог понять — «Зачем это всё? Зачем столько смертей?» Все куда-то бегут. Все чего-то хотят. Краем глаза в этот момент он заметил, что у тела офицера он не один. Рядом также присел один ещё совсем молодой солдат. Васильев заметил, как тот неумело пытался расстегнуть кобуру.

— Ты что делаешь? — возмутился Олег.

— А что? Ему уже всё равно не нужен, а я о таком давно мечтал.

Солдат нервно достал револьвер и быстро сунул его себе за пояс.

— Такое оружие солдату не положено. Это только для офицерского состава, — вдруг почему-то попытался протестовать Васильев.

— А я, может быть, и стану когда-нибудь офицером. Обязательно стану! — твёрдо заявил юнец.

Внимательно осмотрев этого солдатика, Олег, сменив строгий взгляд на более благосклонный и улыбнувшись, спросил:

— Тебя как звать-то, малец?

Тот робко ответил:

— Вася.

— Разве пристало так представляться будущему офицеру?

— Василий Казаков! — тут же отчеканил тот.

— Вот, то-то, Василий. Ну, значит, точно станешь. А ну-ка подай-ка, — тут же попросил его Васильев, указывая на валявшуюся возле обгоревшего грузовика шинель.

Солдат быстро метнулся и, притащив, они вместе накрыли убитого офицера с головой.

— А я вас узнал. Вы ведь тот самый?..

— Тот самый, — лишь и смог ответить Олег.

«Знал бы ты, ещё какой именно тот?», — с усмешкой подумал он, поднявшись и продолжив путь уже вместе с юным товарищем.

В первом же здании от перекрёстка, которое Васильев ещё с детства знал, как библиотеку, сейчас он увидел тот самый госпиталь, к которому так стремился. Не раздумывая, он тут же вошёл в дверь, куда уже зачем-то ломилась большая толпа бунтующего народа. Молодой солдат теперь уже следовал за ним. Пробираясь сквозь эту массу, Олег вдруг почувствовал, как кто-то рукой останавливает его за плечо. Он уже хотел было оттолкнуть сдерживающего его от целенаправленного желания добраться до того помещения, где находится врачебный персонал, и встретиться наконец уже с тем самым доктором, но, обернувшись, был крайне удивлён увидеть перед собой того самого Дёмина, который ещё утром спас его от верной гибели.

От души сильно обняв своего нового приятеля, Олег в первую очередь справился у того:

— Ну, как твоё здоровье, друг?

— Да, неплохо, хромаю вот только, — ответил тот, добавив, — а ты-то как? Как голова? Не маленько ведь тоже досталось.

— Да тоже в поряде. А тебя значит тоже сюда определили?

— Ага, хорошая больничка. И врачи очень хорошие.

— Слушай, а ты не знаешь здесь такого Георгия Дмитриевича Соколова? — с интересом спросил Олег.

— А как же. Замечательный хирург. Это он меня и штопал, — радостно ответил товарищ.

— И где мне его сейчас можно найти? Мне он позарез нужен, — воскликнул Васильев.

— Ну, пошли на второй этаж — покажу. А тебе он зачем? Тоже поранен?

— Да, нет, больше не ранен… Я потом расскажу, — с нескрываемым нетерпением потащил он вперёд своего приятеля.

***

Солдаты из недавнего карательного отряда, выходя из здания госпиталя, тут же смешивались с бунтующей толпой. Многие из тех, кто несколькими минутами ранее встречал протестующих ожесточённым огнём, теперь обнимались и уже вместе распевали песни. И этих солдат встречали бурно и с распростёртыми объятиями. Ненависти к ним никто не испытывал, однако все жаждали именно офицерской крови. Поэтому, как только двери отворились, в здание тут же хлынула оголтелая толпа.

Сергей, ещё проходя по коридору, увидел вдалеке фигуру того самого хирурга Соколова, а потому и быстро поспешил вслед за ним. Нагнать получилось у просторного коридорного зала, где и было складировано солдатское оружие. Но, в это время с лестницы гурьбой поднималась взбунтовавшаяся толпа. Всюду из дверей палат госпиталя выглядывали любопытствующие лица раненых солдат. Впереди ворвавшихся шли двое молодых развязных нагловатых рабочих, размахивая наганами. Следом, расталкивая других, пробирался плотный высокий мужчина с измусоленной повязкой на голове. Внимание Сергея было настолько приковано к доктору, что он даже не заметил и не узнал в нём своего друга Олега. Эти же двое в этот момент, уже в упор подойдя к мужчине в белом халате, буквально ткнув ему в живот стволами, заявили:

— А, ну, показывай, где тут офицерьё прячется!

Врача такое хамское поведение не смутило, и он гордо уверенным тоном ответил:

— Прошу всех покинуть медицинское помещение. Здесь находятся раненые и оказывается помощь пострадавшим… в том числе и вашим же пострадавшим.

Но, такие доводы для подвыпившей молодёжи были не уместны, и, скорее даже наоборот послужили раздражителем. Тот, что был понаглее, тут же толкнул врача кулаком так, что он, споткнувшись, упал на пол, однако, быстро поднялся, но не успев сделать и шага, прозвучали два громких выстрела. Белый халат хирурга тут же окрасился красными пятнами крови. Схватившись за грудь, он повалился назад прямо на руки Сергею.

Олег, не ожидая такого поворота событий, и со злости от того, что весь его путь, проделанный сюда, теперь может быть напрасным, одним ударом кулака отчаянно снёс сразу этих обоих щуплых молодых и обнаглевших. Те разом повалились на пол. Прапорщик же Емельянов, уже вскинув свой револьвер, неожиданно выстрелил в то самое место, где секунду назад стоял один из этих нападавших. Пуля угодила в окно, пролетев буквально в сантиметре от уха приятеля Олега, поднимавшегося рядом. Теперь уже тот мигом вскинул руку для выстрела в ответ по офицеру, который и произвёл выстрел в его сторону.

В тот же момент, Сергей, освободившись от повалившегося на него врача, резким выпадом оттолкнул в сторону Емельянова, и пуля угодила в стену за его спиной. Оба они упали на стоявший у стены диван. Прапорщик вскрикнул от дикой боли и замер. Филатов, перехватив из его руки оружие, нацелился в сторону стрелявшего и готов был уже спустить курок, но, Олег неожиданно сделал шаг вперёд, встав грудью на траектории полёта пули, заслонив собой своего приятеля. С силой перехватив вскинутую и напряжённую руку своего рядом стоящего товарища, Васильев громко крикнул Сергею:

— Борман, не стреляй! Не надо!

Филатов только сейчас увидел перед собой своего друга. Не опуская пистолета, он ответил:

— Он же чуть не убил Емельянова… Нашего «старшину Емельянова».

Олег удивлённо посмотрел на молодого отважного офицера, распластавшегося без сознания на диване, как будто бы пытаясь узнать в нём знакомого, и ответил:

— А ты Дёмина чуть жизни не лишил, — после чего тихо добавил. — А у него ещё и даже сын не родился… Тот самый сын…

При этих словах Олег своей рукой, сильно сжимавшей запястье приятеля, опустил вниз его револьвер. Сергей точно также медленно опустил своё оружие, пристально вглядываясь в глаза своего будущего родственника — прямым потомком которого является его любимая Настя.

— Вот ведь какие переплетения судьбы, — задумчиво лишь смог ответить он.

Сергей опустился к Емельянову, пытаясь привести того в чувства. Любопытные уже разбрелись по коридорам. На полу зашевелились и те пьяные хлипкие молодцы. Олег двумя мощными мускулистыми руками приподнял обеих с пола и прямо в ухо одному попытался доходчиво объяснить:

— Что же вы наделали?.. Убивать хирурга было лишним, и вообще не следовало! Врачи сейчас стране крайне нужны!

Потом осмотрелся беглым взглядом вокруг и добавил:

— Всё, вот это лежащее здесь оружие, вы сейчас же соберёте и перенесёте в Таврический. Знаете, где это?

Получив утвердительный ответ, он продолжил:

— Найдёте в Совете рабочих и солдатских депутатов Тараса Карпенко и сдадите всё под запись. Скажете, что от Олега Васильева — помощника товарища Керенского. И не дай Бог, хоть что-то пропадёт по дороге. Сам лично по списку проверю.

Внимательно выслушав старшего товарища, «новобранцев революции» будто бы тут же протрезвели и закивали головами.

— А тебе быстро мне представились, чтобы я точно знал, кому поручаю столь ответственное задание, — строго продолжил он.

— Слесарь Порохового завода Андрей Хрулёв, — произнёс тот, что постарше.

— Слесарь Матвей Захаров, — отчеканил второй.

— А, чтобы ничего по дороге не пропало, за вами проконтролирует мой приятель — Вася Казаков. Заодно и помощь вам, как-никак, — Олег подвёл к ним того юного солдата, с которым познакомился несколькими минутами ранее.

Все втроём, понимая, что перед ними «очень важная персона» новой революционной власти, молодые юноши беспрекословно взялись пересчитывать лежавшие на полу винтовки и ленты с патронами.

Сергей в это время пока привёл в чувства прапорщика. Тот уже открыл глаза, но, продолжал молча корчиться от боли. Филатов склонился к врачу. По всему тот был уже мёртв. Посмотрев на то, как Олег ловко уладил конфликтную ситуацию и уверенно регулирует положением, Сергей с восхищением усмехнулся:

— Я смотрю, ты тут совсем вжился, важной шишкой уже стал.

— Да я вообще мог бы здесь себе такую карьеру сделать, — важно ответил «гость из будущего».

— А ты вообще понимаешь и отдаёшь себе отчёт, кто у тебя сейчас в подчинении и кому ты распоряжения отдаёшь? — тихо на ухо спросил Филатов друга.

— Молодые революционеры! — с гордостью ответил тот.

— И будущая гордость страны.

У Васильева на лице читался непонимающий взгляд. Сергей, глядя на шустрых парней, попытался разъяснить:

— Вот тот, что постарше, который врача убил, и тем самым нам последнюю надежду и ниточку к солдату Соколову оборвал, это ни кто иной, как будущий генерал — начальник тыла страны и нарком путей сообщения. И это именно благодаря его стараниям и усилью потом вовремя будут доставлены грузы и вооружение и в Сталинград, и на Курскую Дугу.

— А эти пацаны? Неужели это те самые?.. — с удивлением произнёс Васильев.

— Правильно мыслишь. Действительно это те самые будущие легендарные маршалы страны.

— Но, как они тут оказались все вместе?

— А ты не думаешь, что, возможно, это именно ты сейчас и направил их юную неуёмную энергию в нужном направлении, задав вектор движения, задав им жизненный смысл и цель? Возможно, всё их будущее складывается именно сейчас, именно после твоих слов, после этого дня.

— Так это что, получается, значит всё-таки мы здесь не зря?! — задумчиво произнёс Васильев.

— Да, уж. Не устаю удивляться насмешкам судьбы, — подтвердил историк.

— Вот только Соколова-то теперь где искать будем? — посмотрев на тело хирурга, с горечью в голосе спросил Олег. — Я ведь сюда шёл именно к нему. У него три сына, все служат, и один из них, как раз Егор. Только вот где он теперь?

— Вот только не надо отчаиваться и вешать нос, — подбодрил друга Сергей.

— А я не хочу здесь оставаться и воспитывать будущих маршалов. Я их сегодня уже столько повидал, — возмутился тот. — Меня, между прочим, дома молодая жена ждёт.

Сергей лишь молча похлопал друга по плечу. Дёмин, у которого рана была не столь значительна, попытался помочь раненому Емельянову, который без посторонней помощи не мог подняться. Тот сначала отказывался, но, после смирился. Солдат же, который несколькими минутами ранее чуть не застрелил молодого офицера, попросил подоспевших медиков в белых халатах разместить того рядом с собой в одной палате.

По коридорам продолжали сновать разнузданные военные в поисках высшего руководства. С разных сторон слышались возгласы: «Кутепов!.. Где Кутепов?!» Сергей помнил из исторических материалов, как отчаянные солдаты сейчас должны будут выбросить из окна «кровавого командира» и, буквально живьём разорвать там на части. Самым верным решением в данной ситуации, было бы, не вмешиваясь в ход истории и спокойно уйти. Но, Филатов размышлял: «Если мы уже и так своим присутствием достаточно здесь наследили, то, почему бы не принять участие и в судьбе этого легендарного полковника?»

С такими мыслями он кинулся к тому кабинету, где полковник оставался доедать колбасу. Олег последовал за ним. Кабинет находился в самом конце коридора, куда толпа ещё не добралась. Открыв дверь, их взору предстали взволнованные офицеры с оружием в руках, готовых к последнему бою. Кутепов непринуждённо сидел на небольшом диванчике, будто уже смирясь со своей участью. Офицеры же чувствовали себя неуёмно и ещё не упускали надежду найти запасной выход. При этой мысли и у полковника блеснули глаза, а потому он безоговорочно благословил подчинённых на поиски. Но, не прошло и минуты после их ухода за дверь, как с коридора послышалась стрельба, крики санитарок и звуки падающих где-то рядом на пол. Кутепов лишь перекрестился, продолжая молча спокойно сидеть на месте в ожидании участи, лишь вздрогнув от звука резко открывшейся двери.

Но в кабинет вбежали не разъярённые повстанцы, а врач Иван Виноградов.

— Господа, толпа приближается. Здесь есть медицинские халаты, переоденьтесь, пожалуйста, — предложил врач. — Вас сочтут за персонал госпиталя. Я смогу подтвердить.

— Спасибо, но мы не будем изображать этот маскарад, — заявил в ответ полковник. — Такой поступок я расцениваю, как трусость, недостойной русского офицера!

Услышав шум толпы уже где-то поблизости, Олег решительно вышел за дверь. Неподалёку в коридоре уже стояло несколько солдат, проверявших соседние кабинеты. Из дверей напротив вышла вооружённая группа во главе с тем самым Тимофеем Кирпичниковым. Увидев Олега, он тут же улыбнулся знакомому, спросив лишь:

— Что там?

— Да, проверил уже, никого, — уверенно ответил Васильев. — Один медперсонал.

При этом он даже слегка приоткрыл дверь, и из кабинета вышел врач Виноградов, прикрывая собой образовавшийся проём:

— Тут госпиталь, господа. Здесь уже и так достаточно крови, — взмолил доктор. — Мы лечим ваших же собратьев — раненых товарищей и сослуживцев. Позвольте нам продолжить свою работу в спокойной обстановке. У нас масса серьёзных раненых, требующих немедленного оперирования.

Кирпичников уважительно посмотрел на хирурга, снисходительно кивнул, изображая поклон, и громко скомандовал так, чтобы было слышно даже в самом отдалённом уголке:

— Всё! Уходим! Здесь больше делать нечего.

Голос эхом разлетелся по всему длинному коридору, и толпа не спеша потянулась к лестнице, покидая здание. Однако, чтобы всё-таки никто из возможно укрывшихся не смог беспрепятственно покинуть госпиталь, у дверей выставили охранный дозор. Было понятно, что этот командир повстанцев не поверил, что полковник смог незаметно покинуть здание. Он ещё долго пристально всматривался в окна со стороны улицы, предполагая, что Кутепов всё же скрылся где-то в этих кабинетах.

Возле дома продолжали сновать сотни вооружённых самых разнообразных личностей. Полковник же из-за плотной шторы смотрел в окно, наблюдая, как его бывшие подчинённые веселятся вместе с взбунтовавшейся чернью.

— Это и есть их зачинщик? — спросил он у Филатова, внимательно всматриваясь в лицо Кирпичникова. — Мерзкий тип. Как за таким могли пойти сотни тысяч? Что он может им дать?

— Обещание!.. Обещание свободы — вот самый главный подарок, что слаще всякого пряника, — ответил Сергей. — Это ласкает ухо, это греет душу, это даёт надежду…

— Надежду на что?

— Надежду на светлое будущее.

— Но, это ведь всё бред и пустота. Это же фикция, — возмутился полковник. — Ничего этого нет, и не будет.

— Зато вдохновляющие эмоции останутся. Даже, если завтра утром наступит отрезвляющее похмелье и раскаяние в содеянном, эти впечатления и чувства мимолётной свободы останутся навсегда. И он смог им подарить эти чувства. Под страхом смерти, но подарил. И тем острее ощущения, потому что дороги назад у них уже нет. Только вперёд, и только до победного.

— И чего хочет теперь этот Кирпичников? Что дальше? Ну, не станет же он претендовать на место императора? Тьфу ты, бред какой то…

— Сам он, конечно же, не станет. У него мозгов для этого маловато. Он своё дело уже сделал. Теперь найдутся другие — более разумные и более прагматичные личности, которые с холодной головой подхватят знамя этой толпы и обернут силы в своих интересах, для достижения своих политических целей? — попытался разъяснить историк.

— Каковы же их цели? — удивился офицер.

— А вы не догадываетесь? Конечно же — власть. Единая и полноценная. Без царя. Без самодержавия.

— Но, невозможно разрушить одним днём, всё то, что создавалось веками.

— Поверьте, господин полковник, возможно, — выдохнул Филатов. — Я вам скажу больше — это уже свершилось.

— Что вы такое говорите? Вы — провокатор, — возмутился Кутепов. — В самое ближайшее время в столицу подойдут войска и усмирят этих зарвавшихся наглецов Кирпичниковых вместе с их пьяными взбунтовавшимися отрядами.

— Хотелось бы, конечно, в это верить, но, увы, к сожалению, этого уже не произойдёт.

— Откуда вам знать? — удивился полковник.

— Уж, поверьте, знаю, — тихо ответил Филатов.

— Мне даже показалось, что вы знали и исход сегодняшнего дня. Надо признать — вероятно, в какой-то степени сегодня вы были правы, когда давали дельные советы. Мелкими группами, отряды действительно, было легче увлечь на свою сторону. Будь они вместе при мне, уж я бы этого не допустил.

— На мой взгляд, нужно было единым отрядом пробиваться вперёд по Литейному и захватить, к примеру, Орудийный завод, занять там оборону и ждать прибытия войск. Это было бы выгодным плацдармом для дальнейших действий. Укрепившись в стратегически удобном месте, фактически в центре города — между Невским и Литейным. С таким количеством орудия и артиллерии, что имеется на заводе, можно было бы угрожать и Таврическому дворцу, и Выборгской стороне. А там неподалёку ещё и Петропавловская крепость. Таким образом, мы бы не растеряли весь состав. Никто бы не перешёл на сторону бунтарей, а, наоборот, увидев силу, могли бы вернуться и другие — присоединяться к подавлению восстаний, безусловно, только после обещания абсолютной амнистии.

— Обещания? — удивился полковник.

— Вот именно — обещание на обещание. Нужна подмена понятий — подмена одних обещаний на другие, чего, кстати, они и ждали, уже всласть и вдоволь нагулявшись по улицам, вкусив весь этот запах свободы, полностью им надышавшись и насладившись.

— Вы — грамотный стратег, как я посмотрю. Из вас получится хороший офицер.

— Из меня уже получился хороший… историк, — тихо себе под нос, чтобы никто не услышал, пробурчал Филатов.

***

Колоссальное здание Адмиралтейства с семью воротами и семью подъездами с огромными тамбурами, занимал целый квартал, четырьмя фасадами выходя на все четыре стороны света. Бероев вместе с высшим офицерским составом вслед за нарядом вошли с южного фасада со стороны улицы Гороховой. Градоначальник, вместе с другими офицерами, был неприветливо встречен помощником начальника Морского Штаба. Он сходу неприязненным тоном заявил:

— Обращать Штаб в военный лагерь без разрешения начальника Штаба допустить не могу, так как это повлечёт приостановку текущих дел.

Генерал Хабалов понуро молчал, повернувшись к нарядам, тихо наблюдавшим за происходящим в стороне. На переговоры решительно выдвинулся молодой генерал Занкевич, что-то доходчиво объяснив несговорчивому офицеру, чего ни Бероев, ни другие прибывшие уже не услышали. Дело было быстро улажено, и вся масса ввалилась внутрь. Солдат разместили в главном вестибюле и бесконечных коридорах двух этажей той части здания, окнами выходящего на Дворцовую площадь. Конницу расположили во дворе между сараями. Офицерскому составу выделили просторную комнату с телефоном на первом этаже недалеко от входа, где вместе с другими разместился и Виталий.

И вновь началось ожидание. Несмотря на то, что начальства очень много, было видно, что никто из них не знал и не понимал, что делать, как поступить. Полдня это военное начальство демонстрировало свою непригодность там, и вот сейчас также ни один из генералов не действовал. Виталий, продолжая конспектировать и излагать в своих записях всё, что видел и как сам чувствовал ситуацию, лишь понял, что все ждут прибытия ещё двух батарей с пулемётами и эскадрона. Прислушиваясь к солдатам в коридорах, он понимал, что и их настроение уже также ухудшается, они тоже крайне деморализованы, беспорядочно блуждая по коридорам и вокруг здания.

Спустя какое-то время ожидания вдруг послышался гул на улице от входящего во двор отряда. Все внутри оживились. Доложили, что, наконец, прибыла хоть одна гвардейская батарея в полном составе с боевыми снарядами. Прихрамывая и опираясь на костыль, но с очень важным видом вошёл командир этой батареи, представившись полковником Фоминым. Он браво доложил о беспрекословном подчинении своих подчинённых, и том, как, только что, направляясь сюда, на площади Мариинского театра разогнал революционную толпу, окружившую отбивающийся саблями жандармский эскадрон.

После такого воодушевлённого рассказа генерал Хабалов, подскочив с места сразу взбодрился. Он тут же своим приказом подчинил все пехотные части вновь прибывшему полковнику, а генералу Занкевичу распорядился принять меры по охране Адмиралтейства.

Виталий лишь наблюдал из окна, как этот молодой генерал выстроил отряды на площади, вышел к ним, поздоровался и произнёс какую-то речь о переживаемых событиях. Он ещё о чём-то недолго поговорил с солдатами и развёл роты по четырём главным подъездам. Одна из групп начала баррикадировать ворота, что вели на Черноморский переулок. На второй этаж начали стаскивать пулемёты, расставляя их в окнах. Во двор выкатили артиллерию.

На улице к тому времени уже значительно похолодало. Однако, Виталий обратил внимание, что солдаты в охране были одеты совсем налегке и ёжились от холода. Бероев размышлял: «Военное начальство об этих бедных даже не задумывается. И о какой вообще в таких условиях серьёзной охране может идти речь? А ведь им предстоит здесь продержаться, как минимум ещё сутки, как предполагает Хабалов, пока с фронта не прибудет целая дивизия».

Один из присутствующих офицеров вдруг предложил:

— Полагаю, следует вызвать ещё неподалёку размещённые военные пехотные училища и школы прапорщиков. Там юноши давно рвались на подавление бунтов. К тому же они находятся в полной боевой готовности. Можно ещё и состав военной школы шоферов с броневыми машинами вызвать.

Но, генерал на такую инициативу отреагировал крайне отрицательно:

— Вот не следует ещё и молодёжь привлекать к политике.

В кабинет вошёл молодой офицер и сообщил, что наладили телефонную связь. Хабалов попросил оповестить всех министров правительства о том, что Штаб располагается в Адмиралтействе, и готов защищать каждого, кто прибудет. Спустя некоторое время этот же, ответственный за связь доложил:

— Господин генерал, из министерств ответов не последовало.

Хабалов нахмурился, а тот протараторил:

— Однако только что поступили сообщения о том, что другая пулемётная команда, которую вы ожидаете, не подойдёт, так как её не выпустили взбунтовавшиеся солдаты, — и ещё после некоторой паузы продолжил. — Не будет и эскадрона, потому, как в тот момент, когда кавалеристы садились на коней, в манеж ворвалась толпа и, овладев лошадьми, увлекла солдат на братание. После этого самим офицерам уже пришлось спешно спасаться от самосуда.

Наступила некоторая тишина, которую прервал полковник Фомин, обратившись к генералу:

— Не лучше ли отряду вообще выйти за город и занять, к примеру, Пулковскую высоту. Там и подождать двигающиеся к Петрограду войска. И уже вместе с ними обрушиться на бунтующий город.

Хабалов вновь наотрез заявил:

— Я не считаю возможным оставить Петроград. О выходе отряда из города не может идти и речи!

***

Время уже приближалось к полуночи. Во двор госпиталя вместо санитарной повозки, которая постоянно подвозила раненых, на этот раз въехал красивый крытый легковой автомобиль, на каких обычно возили важных персон. Солдаты, охранявшие входные двери, о чём-то уважительно поговорили с водителем.

Через несколько минут в кабинете, где находились Кутепов с Филатовым появился Олег и сообщил, что можно ехать. Полковник с удивлением посмотрел на Сергея. Тот махнул головой в знак того, что полностью доверяет другу. Нерешительно, но, полковник всё же согласился. Многие уже спали, поэтому в коридорах никто не встретился. Выходя на улицу, Васильев вскинул винтовку, придав грозный вид «конвоирующего». Офицер, обернувшись, озадаченно посмотрел сначала на Олега, затем на Сергея, и покорно продолжил движение вслед за ним. Полусонные солдаты, охраняющие в это время здание, ничего не заподозрив, лишь расступились, создав живой коридор, и сопроводили взглядом, как «пленных» офицеров сажают в автомобиль. Старший из охраны всё же спросил:

— Куда их?

— Туда же, куда и всех других арестованных — в Государственную Думу, — ответил Васильев, закрыл за собой дверцу, и автомобиль рванул со двора госпиталя, но только в противоположную сторону — к Невскому.

За рулём с важным видом восседал Тарас. Лишь отъехав на приличное расстояние от гуляющей по улицам толпы, друзья, не обращая внимания на присутствующего здесь рядом важного офицера, дружно воскликнули и с воплями от радости начали по-дружески дубасить друг друга ладонями и кулаками. Полковник плохо понимали, что происходит. Было ясно только одно, что эта компания, в чьих руках сейчас находится его жизнь, хорошо знакома и очень дружна.

Олег, сидя рядом с водителем, оказался в роли штурмана и указывал путь так, чтобы, минуя главные улицы, переулками и дворами добраться до нужной им Офицерской, более знакомой, как проспект Декабристов.

***

В здании Адмиралтейства неожиданно появился высокий статный знатный мужчина в ярком расшитом камзоле до пола. Виталий сразу узнал тот самый голос, что уже слышал в кабинете за шторой. И вот сейчас он своими глазами видит Великого Князя Кирилла Владимировича. Князь же был удручён обстоятельствами. Он с горечью высказался об упущенном времени и безнадёжном положении, после чего также быстро исчез, как и появился.

Спустя ещё какое-то время в кабинет вошёл, судя по выправке, ещё один высокий чин. По внешним воинским различиям Виталий ещё не научился различать звания, но, по манере изъясняться и держать себя среди других офицеров, было сразу понятно, что это «птица высокого полёта». О подтверждении своих догадок он понял из первого же разговора. Новым гостем оказался бывший командир гвардейского корпуса генерал Безобразов. Подсев к общему столу, он обратился к генералу Хабалову:

— Ваше Превосходительство, вам сейчас совсем не следует заниматься обороной Адмиралтейства. Насколько мне известно, сюда никто и не предполагает наступать. Вам бы самим прямо сейчас быстро перейти в наступление. Это мой вам совет. Если вы не перейдёте в наступление, можно считать, что всё пропало.

Хабалов в ответ лишь ухмыльнулся, не приняв такой совет серьёзным:

— В какое наступление? Против кого? Правительства уже нет. Как дальше действовать? Никто ничего не говорит…

— Знаете ли вы, где находится голова бунтовщической гидры? — вдруг спросил Безобразов.

Военачальник ответил что-то невнятное, что невозможно было разобрать, а гость продолжил:

— Голова гидры — в Таврическом дворце, в Государственной Думе. Отрубите её, и завтра в столице наступит спокойствие.

В разговор вмешался Занкевич, также скептически восприняв такой поворот невыполнимым:

— Посылать этих солдат против бунтовщиков очень рискованно. Как бы не увеличить ряды противников.

Гость понял отчаянное настроение офицеров, распрощался и тоже быстро уехал. Хабалова позвали к телефону, и вернувшись, генерал сообщил:

— Этого неврастеника Протопопова наконец сняли с должности министра внутренних дел, и новым министром назначен бывший военный прокурор генерал Макаренко. В канцелярии Морского Штаба уже печатаются соответствующие объявления, которые нам надобно расклеить по городу.

— Расклеивать объявления в настоящее время можно только при охранении расклейщиков особыми воинскими нарядами, — заявил Балк. — К тому же, нужны клей и кисти.

— Охранения дать не могу. Да и кистей с клеем тоже теперь не найти, — уныло заявил Хабалов. — Пусть ваши люди разбросают, а где можно, нацепят на ограду сквера объявления хотя бы рядом — в районе Адмиралтейства и Дворцовой площади.

Градоначальник пошел искать людей. В кабинете вновь наступила тишина. Часы тянулись. Виталий вышел на улицу. Он пронаблюдал, как Занкевич обходит посты и всматривается в лица усталых солдат. Возвращаясь, Бероев незаметно проследовал вслед за ним. В коридоре молодой генерал встретил Беляева и поделился мнением, что настроение солдат ему показалось ненадёжным:

— Если кто-нибудь начнёт наступать, солдаты откажутся сопротивляться. Дело проиграно.

— Надо думать, как с честью закончить это безнадёжное дело, — согласился военный министр.

— Погибать с честью лучше всего, обороняя Зимний Дворец, как эмблему Царской власти, — предложил Занкевич.

— Согласен. Надо уйти с отрядом в Зимний, — согласился с идеей Беляев.

Виталий не стал приближаться, чтобы не прерывать разговора двух военачальников. Когда же он вернулся в кабинет, там уже вовсю шли сборы. Генерал Хабалов уже отдавал распоряжения на выдвижение для защиты Зимнего Дворца. Таким скорым решением удивился лишь градоначальник, но возражать не стал. Остальные офицеры сходу согласились, да и вряд ли кого-то оно удивило или взволновало. Бероев и сам видел, что всех уже угнетали усталость, голод, сон, и главное то, что никто не желал произносить вслух, но, каждый уже осознавал, что войска не хотят активно выступать и, что начальство, уже чувствуя своё бессилие, всеми способами стараются отдалить решающий момент. Казалось, что апатия и полное равнодушие ощущалось уже даже к собственной участи.

В один момент все встрепенулись, отряды быстро засобирались, выстраиваясь во дворе в колонны, загромыхала артиллерия. Однако, Виталий также обратил внимание, что сборы происходят в тягостном молчании. Не звучат команды, ни ведутся разговоры. Лишь морское начальство любезно провожало, не скрывая свою радость от того, что отделались от опасных гостей.

***

Автомобиль, на котором «гости из будущего» перед носом у протестующих так ловко умыкнули важного офицера, затормозил у заветной двери парадного подъезда. Друзьям уже не терпелось поскорее разместить Кутепова на ночлег, спрятав от взбунтовавшейся людской толпы, и самим вдоволь поделиться мыслями друг с другом пережитым за этот полным событий день.

В квартире гостей встретила молодая парочка. Сергея лишь огорчила новость о том, что Виталий всё ещё не возвращался. Впрочем, об этом он узнал ещё на лестничной площадке от соседки, которая также надеялась встретить среди компании своего теперь уже настолько близкого друга.

Завидев на пороге офицера важного чина, Михаил с возлюбленной быстро скрылись в своей комнате, чтобы не мешать серьёзным разговорам. Полковник медленным взглядом обвёл гостиную, с важным видом расположившись на самом почётном месте по центру дивана. Но, обхаживать гостя никто не собирался. Друзья мечтали остаться одни. Они молча переглянулись, как будто задавая друг другу один и тот же вопрос: «Что дальше?» В итоге все взгляды остановились на Филатове. Тот пожал плечами, как бы отвечая: «А почему я?» Вдруг в дверь неожиданно постучали, и все от испуга, переглядываясь, встрепенулись.

«Неужели?», — пронеслось у каждого в голове.

«Неужели кто-то выследил?», — подумал Сергей.

«Неужели, обман?» — испугался полковник.

Дверь очень осторожно приоткрыл Олег, массивной фигурой прикрывая проём. На пороге стоял пожилой сосед — бравый отставник. Васильев смутился, не понимая, что старику в такое время у них понадобилось, и, хотел было уже того отправить восвояси. Но, Филатов, услышав ни с чем не сравнимый шепелявый говор и ласкающие слух: «Не сочтите за невежество, а исключительно из благих побуждений, позвольте в этот поздний для младенцев, но никак ни для гвардейцев час, восполнить офицерскую компанию?», тут же подскочил к двери, приглашая соседа войти. Теперь уже Олег, мало понимая, что именно происходит, спокойно доверился другу, впуская незваного весёлого старца внутрь.

Со словами: «Неужели?», «Сколько лет?», полковники с улыбками на лице и нескрываемой радостью в глазах учтиво и вдохновенно обнялись. Только теперь Кутепов почувствовал себя комфортно и в безопасности. Уже более расслабленно и, словно по хозяйски, он развалился на мягком диване, усадив старого знакомого рядом.

— Право, Матвей Митрофанович, вы пугаете своей осведомлённостью, — с удивлением начал разговор Сергей. — В городе крайне неспокойно. Я бы даже сказал опасно. А мы несём ответственность за нашего уважаемого гостя.

— Ну, друзья мои, вы же прекрасно знаете, что мои «глаза и уши» повсюду, и они держат меня в курсе всего, что происходит в городе. И, вы считаете, что при такой информированности я не узнаю, какой дорогой гость нанёс визит моим славным соседям?

— Хотелось бы верить, что такой же осведомлённостью не обладает и оголтелая взбунтовавшаяся братия с её новоявленными лидерами.

— О-о-о. Такова агентура неподкупна, ибо скреплена родственной кровью, — усмехнулся старый балагур.

— Но, на улицах ведь действительно небезопасно, — Сергей перевёл разговор на серьёзный тон. — Разъярённая толпа не щадит и не жалует сейчас действующих офицеров. Они срывают на них всю свою накопившуюся с годами ненависть и злость. Убивают на месте без зазрения какой-либо совести, если она у них вообще когда-либо была, и наоборот забавы ради, чтобы таким образом повеселиться и выплеснуть энергию, демонстрируя браваду.

— Это ничто иное, как дикость и безмозглость. И такова внутренняя суть этой тупой ничтожной черни, — с нескрываемым отвращением произнёс Кутепов.

— Однако, этой «дикой тупой и ничтожной черни», как вы выражаетесь, огромные массы, которые заполонили сегодня все улицы города, а такие, как вы, боясь расправы, скрываются по тёмным углам, и всё только потому, что с их мнением никто никогда не считался, а следовало бы! И вот их терпение кончилось, — с возмущением на одном дыхании высказался Олег.

Полковник, покраснев от ярости, подскочил на месте. С одной стороны, ему надо бы быть благодарным этому солдату за спасение, а с другой, выслушивать такое он не мог по внутренним убеждениям. Все затихли, ожидая продолжения. И весёлый отставник, в свойственной ему манере смачно причмокивая, умело сгладил напряжённую паузу, приобняв воинственного служаку и похлопав по плечу:

— Многоуважаемый, Александр Павлович, мы так давно с тобой не придавались воспоминаниям, коих нам хватит до самого утра, и даже более, дабы нет лучшего повода осушить бочоночек-другой отменного тифлисского коньяка многолетней выдержки ещё с тех славных времён.

Вероятно, Кутепов и сам был рад именно такому исходу так и не разгоревшегося конфликта. Откланявшись, гости покинули пристанище дружной компании. Уже на пороге отставной офицер еле заметно подмигнул Сергею, тот в ответ также незаметно улыбнулся и лишь слегка кивнул головой.

***

Стояла тихая морозная ночь. Ни одного прохожего и никаких войск на улицах, лишь слышалась редкая одиночная отдалённая стрельба. Под ногами всюду валялись свежеотпечатанные листы объявлений. Виталий, отойдя чуть в сторону и протирая очки, любовался просторами Невы, Петропавловской крепостью и величественным зданием Зимнего Дворца, так непохожим на знакомый с детства Эрмитаж. Стены его были совершенно неузнаваемы, потому как, почему то оказались непривычного тёмно-красного цвета.

Бероев с усмешкой наблюдал за странным медленным шествием, больше напоминающим похоронное. Возглавляли его военачальники и генералы, за ними офицеры помладше рангом. Следом уже шли пехота и артиллерия. Пулемёты, несли прямо на руках. И замыкал весь этот длинный караван уже кавалерийский эскадрон. Около моста свернули на Дворцовую набережную. Лишь один из офицеров почему то, не сворачивая, продолжил двигаться по мосту, исчезая в дымке на другую его сторону. Кто-то иронически воскликнул вдогонку: «Спасает шкуру».

***

Друзьям наконец-то выдался тот самый момент, которого они уже с нетерпением ждали, чтобы остаться в квартире одним без посторонних. Олег при этом продолжал негодовать:

— В один день просрали всю страну, офицерьё, бля, а теперь ещё и выпендривается тут. А не спасли бы сейчас его жопу, разорвали бы ему её на четыре части, и болтался бы на штыках той самой «безмозглой черни», как другие.

— А ты, смотрю, хорошо вжился уже в роль революционера? — с удивлением ухмыльнулся Сергей.

— А что, я не прав?

— Прав, конечно. Офицеры, действительно далеки от простого народа, потому и считают их быдлом и ничтожеством. Но, ведь согласись, что далеко не все?

— Не все…

— А тебе приятней было сегодня наблюдать за тем, как те самые офицеры, которые ещё вчера точно также считали всех солдат ничтожной серой массой, сегодня заискивали и пресмыкались пред ними, ради сохранения жизни? Готовы служить быдлам, только бы не убили и не покалечили. Тебе такие офицеры по душе?

— Ну, это уже тоже ниже собственного достоинства, — теперь ухмыльнулся Олег.

— Так что лучше, гордо сохранять своё достоинство и отстаивать принципы, или пресмыкаться и подстраиваться?

— Ну, я даже не знаю, — совсем уже запутался Олег. — Просто, не нужно угнетать и гнобить подчинённых, относиться по-человечески, они и не тронут, продолжат уважать. Я сегодня реально видел, как одних офицеров солдаты сажали на штыки, а других буквально несли на руках, готовы были идти за ними по одному только слову.

— А это ничего, что, тех, что несли на руках, сегодня, по сути, предали свою страну, своё отечество, своего императора, которому присягали в верности? Получается, что ты восхищаешься предателями?

— Почему сразу, восхищаюсь? И, где этот император? Почему его словно вообще нет? Где его волевое слово? Почему не выйдет и не остановит эту толпу?

— Хороший вопрос. Вот только император сейчас занят войной. Войной с внешним врагом. В данное время, вообще-то, ещё идёт кровавая и ожесточённая война с Германией, если ты хоть немного помнишь историю. И у императора сейчас хватает забот, чтобы управлять войсками русской армии. А отбросы этой самой «русской армии», что не сгодились для выполнения на ответственных позициях, сейчас здесь — за его спиной, свергают того же самого императора. Это ли не величайшее предательство из всех предательств? Ради чего? Ради куска хлеба? Или ради мнимой свободы? А не того же самого требовали в незалежной? Не ради тех же мнимых требований собирались они на Майдане? И почему ты здесь их поддерживаешь, а там выступал крайне против — был на другой стороне?

— А при чём тут Украина? — удивился Васильев. — Там совсем всё по-другому.

— А что там другого? Точно такая же безмозглая управляемая толпа, обманутая сладкими обещаниями, — и, посмотрев на Тараса, всё это время молча наблюдающего за спорами, Сергей спросил того. — Разве не так?

Друг, изображающий революционного рабочего, ухмыльнувшись, промолчал.

— Вот, Тарас у нас — вообще молодец. Он и здесь среди рабочей массы и опять среди руководства восстанием.

— Зря ты ёрничаешь, — возмутился Олег. — Между прочим, Тарас действительно имеет некоторое влияние в сложившейся новой власти. Да, и я там не последний человек. И, между прочим, пока вы там вели задушевные разговоры с офицерским составом, кое что смог раздобыть.

На вопросительные взгляды друзей он не стал долго тянуть:

— Я поинтересовался у того врача Виноградова, что был с нами, о сыновьях Соколова. Они были дружны с убитым хирургом.

— Ну и?.. Не тяни, — настаивали приятели.

— Ну, и вот. Действительно, старшего сына зовут Егором. И он действительно служит. Но, не здесь, не в Петрограде.

— А где? Бабушка ведь отчётливо говорила, что в императорском гарнизоне. А гарнизон только в городе распределён, — пытался вспомнить Сергей.

— А вот и не только. Этот самый Егор, аж, в ставке самого императора. А точнее в роте сопровождения.

— Одно другого не легче, — выдохнул Тарас.

— Осталось добраться до императора, — не останавливался Олег.

— Где же мы его сейчас найдём? На фронте? — удивился украинский друг.

— А вот историк нам и расскажет, где сейчас отыскать императора, — посмотрев на Сергея, хитро усмехнулся Васильев.

Филатов, немного подумав, тихо произнёс:

— Вот тебе и повороты судьбы.

Друзья все вместе вопросительно смотрели на него и ждали ответа.

— В Бологое, — ответил историк. — Завтра к вечеру поезд императора прибудет в Бологое. Именно там мы сможем его перехватить.

— Значит, завтра едем в Бологое, — радостно почти в голос воскликнули остальные.

***

Отряд главного военачальника, больше похожий на растянувшийся караван, наконец, вошёл в Зимний Дворец. Виталий вслед за всеми также ступил в это величественно возвышающееся здание через один из подъездов и сразу оказался в лабиринте коридоров, где уже некоторые стояли, другие сидели, а кто и лежал, расположившись прямо на полу. Офицеры указывали места, где разместиться нарядам. Часть с пулемётами поднималась на второй этаж. Генерал Занкевич, заметив, что невольно отряд усилился ещё и двумя ротами из караула дворца, скомандовал распределение:

— Поставить два орудия в главных воротах… В коридорах у окон расставить пехоту… Эскадроны расположить на заднем дворе… Установить посты в угловых окнах…

Смотрителя Дворца он попросил распечатать, закрытые на зиму окна первого этажа.

Следуя за другими офицерами, Виталий оказался в огромной комнате, покрытой коврами и увешанной самыми разнообразными художественными картинами. Мягкие диваны и удобные кресла манили ко сну. Теплилась надежда, что, наконец, накормят и дадут передохнуть. Но, такое учтивое гостеприимство выказывали только доброжелательные лакеи.

Неожиданно появился заведующий этим самым дворцом и гневным тоном категорически заявил, что «без разрешения министра Двора никого не пустит и требует немедленно покинуть здание дворца». Старый военный генерал Хабалов молча выслушивал все эти оскорбительные выражения, опустив голову, словно провинившийся школьник. Уладить ситуацию вновь вызвался молодой генерал Занкевич. Он, совершенно не принижая достоинства, однако в абсолютно доброжелательной манере стал убеждать и объяснять положение в столице потревоженной ото сна высокопоставленной персоне. В итоге их разговор завершился на том, что заведующий дворцом учтиво позволил отряду остаться до тех пор, пока тот не свяжется со своим начальством.

Один из служащих Дворца, наблюдая за тем, насколько голодны и застужены гости, за большим столом быстро организовал горячий чай с хлебом. Виталий, пытаясь явно не выказывать дикого голода, всё же жадно откусывал булку мелкими кусками, подольше разжёвывая, чтобы продлить наслаждение. За общим разговором, генерал Беляев вдруг заметил:

— Вот уж действительно — горько и смешно. И в Адмиралтействе и во Дворце мы являемся помехой.

— По всей вероятности, на нас смотрят, как на обречённых, и нашей помощи не только не желают, а, скорее, даже боятся нашего присутствия, как повода к ответственности в будущем, — заметил генерал Занкевич. — Вследствие своего бессилия мы оказались для всех лишними… и даже опасными.

Виталий, слегка подкрепившись, вышел из комнаты. Ему не терпелось поскорее найти, куда выгрузили нужные коробки с архивными бумагами, к тому же хотелось и своими глазами насладиться красотой других залов дворца в том виде, какими они были именно сейчас. Ведь ещё с раннего детства много раз посещая Эрмитаж, он подробно знал здесь всё, но, то, что видел в этот момент своими глазами, в корне отличалось от будущей реальности. Глазея по сторонам и разглядывая золотую лепнину и картины на стенах, из полуоткрытой двери Бероеву послышался хорошо знакомый голос генерала Балка. Тот громко разговаривал с кем-то по телефону:

— Что у нас тут происходит?.. Да, в общем-то, уже всё произошло. А теперь вот генерал Хабалов со своими войсками не может найти себе места, где расположиться…

Из трубки еле слышно донеслось:

— Меня это не интересует. Я спрашиваю, наступил ли уже порядок в городе?

Генерал Балк откровенно ухмыльнулся, и с иронией в голосе ответил:

— Господин генерал, вероятно, вы ещё до сих пор недооцениваете всю серьёзность событий. Ситуация в городе такова, что ни полиции, ни, по сути, управляемой армии, ни самой власти, которая способна была бы хоть чем-то управлять, уже не осталось. Город полностью во власти бунтовщиков. Огромные толпы народа, состоящие из рабочих и солдат, с оружием сейчас подчиняются только указаниям революционных активистов из Государственной Думы.

— Я вас попрошу утром своевременно сообщить мне, если толпы направятся в Царское Село, — послышалось из трубки в ответ.

— Поймите вы меня, генерал, что полиции на местах уже нет, участки разгромлены, телефонная связь тоже завтра уже может полностью отсутствовать. Даже теми остатками войска, находящимся сейчас при генерале Хабалове, он распоряжаться не может, — эмоционально почти прокричал в трубку Балк.

— Что же дальше будет? — послышался тихий обеспокоенный голос.

— Если не придут к утру верные войска, то будет конец Царской России, — уверенно и откровенно выдал градоначальник. — Таково моё мнение.

После некоторой паузы в трубке попросили пригласить Хабалова. Виталий отпрянул назад, чтобы никто не заметил, как он подслушивает. Из двери выскочил посыльный и чуть не сбил его с ног. Вскоре появился и пожилой генерал. Он о чём-то долго разговаривал уже за закрытой дверью, после чего раздосадованный вернулся к остальным. Бероев осторожно вошёл в кабинет следом.

Хабалов с ходу обратился к командиру жандармского дивизиона, который сидел поодаль, с требованием поднимать эскадрон и выдвигаться в Царское Село в расположение Дворцового Коменданта. Но, начальник отряда кавалерии вдруг неожиданно возмутился и недовольным тоном крайне резко ответил:

— Я, конечно, всё понимаю, господин генерал, что ситуация очень сложная. И совсем не желаю офицерам ни зла, ни, уж тем более, смерти. Но, и вы нас поймите. Мы и себе не хотим того же. Мой эскадрон уже сутки без пищи и фуража. Мы из числа первых занимались бунтовщиками. К тому же, лошади не подкованы на острые шипы, и нам двадцать пять вёрст по такой погоде преодолевать, после чего вести там службу, будет сложно и не выполнимо. А потому, мы покидаем вас, и походным порядком возвращаемся в своё расположение. Эскадрон уже осёдлан. Прощайте.

Не выслушав даже ответа генерала, который так молча и продолжал стоять, начальник кавалерии, громко отдав честь под козырёк, хлопнув дверью, вышел прочь. За окнами послышался лишь удаляющийся цокот копыт. В кабинете вновь наступила гнетущая тишина. Осмотревшись вокруг, Хабалов не нашёл одного из своих помощников. Оказалось, что полковнику неожиданно не поздоровилось и того поместили в дворцовый госпиталь. Генерал попросил опытного полковника Фомина принять на себя обязанности помощника. Тот лишь молча кивнул головой, не посчитав нужным даже подняться с места. Он в это время тихо перешёптывался с генералов Беляевым, который всё больше и больше к тому времени терял равновесие и становился очень нервным. Военный министр сетовал на то, что начались аресты членов правительства, и его ждёт та же участь, удивлялся тем, что к нему плохо относятся в Государственной Думе. На что полковник вдруг неожиданно предложил:

— Возможно, следует связаться с Родзянко по телефону и получить уже, наконец, правильные сведения, что происходит в столице.

— Я с бунтовщиками переговоров не веду! — резко ответил Беляев.

— Тогда, возможно будет правильным направить телеграмму Его Величеству? — посоветовал Фомин.

И на это предложение последовало возражение:

— Я считаю, что совсем не следует беспокоить попусту Государя.

В кабинет вошёл один из дворцовых лакеев и, доложил, что во Дворец на ночлег прибыл Великий Князь Михаил Александрович и приглашает к себе для беседы генерала Хабалова.

Вернулся старый генерал с этой аудиенции полностью опустошённым:

— Великий Князь потребовал от меня увезти все войска из Дворца. Он не желает, чтобы военные стреляли в народ из дома Романовых. А посему, приказываю очистить Дворец от войск и… Снова перейти в Адмиралтейство.

Послышался недовольный и неразборчивый гул. Офицеры, с явным недовольством начали громко между собой совещаться. Такое решение брата государя произвело на всех удручающее впечатление. Уже не скрывая эмоций и обид, некоторые громко высказывались:

— Как же это гнусно, когда оставшуюся горстку верных долгу и присяге офицеров никто не желает поддерживать…

— Нас не только не поддерживают, а даже наоборот, мешают выполнять свой долг.

Генерал Балк неожиданно сделал предложение:

— Нужно занять Петропавловскую крепость.

На что Хабалов ответил:

— Я уже пытался позвонить коменданту крепости, однако, выяснилось, что площадь перед крепостью уже занята людской толпой, причём с броневиками. Да и мосты уже все тоже под контролем повстанцев. У нас не остаётся других вариантов, как вновь вернуться в Адмиралтейство.

Мороз на улице крепчал. Уже знакомое унылое шествие возвращалось обратно тем же путём. В здании Адмиралтейства после хорошо натопленных дворцовых помещений, было холодно и неуютно. Время уже приближалось к утру. Офицеры валились с ног. Виталий тоже чувствовал, как очень устал. Безусловно, именно сейчас, когда все заснут, самое время найти не разгруженный ещё с повозок архив, но, силы его уже покидали. Он зашёл в какую-то маленькую комнату, съёжившись, уселся на стул, склонил голову на стол и, даже не снимая очков, тут же задремал.