Осанна!

Юрий Александрович Толкачёв

Жизнь, к которой мы привыкли, однажды закончится.Что Вы о ней думаете? Что думает о ней Бог?Мы привыкли жить поэтапно. Что нас ожидает после смерти?Кем и для чего мы пришли в этот мир?Наверняка, мы успеем исправить свои ошибки. Или нет?Что, если завтра мы понесём наказание за них?Все наши скрытые страхи уже обретают форму.Всё, во что мы верим, живёт внутри нас.Самое время читать Осанну.

— Область скорби —

Я снова ныряю в воспоминания. Набираю в легкие побольше смелости и ныряю так глубоко, что чувствую, как холодное дно правды обволакивает мое тело илом бесполезных и грязных поступков. Я открываю глаза и, сквозь мутную воду разочарований вижу, что люди, которые нуждались в моей заботе, лежат на камнях без движения. Много людей, очень много. Мне становится страшно потому, что я стольких мог спасти, но не сделал этого. Здесь моя мать, мой отец и лучшие друзья; многих я уже не вижу. Груда тел, с объеденными морскими обитателями, лицами. Им уже не помочь. Никогда. От этих мыслей мне становится больно. Никогда — это невероятно и печально. Мои уши закладывает немая вода. Глаза обжигает шлифованный песок. Где-то глубоко в груди начинает нестерпимо болеть. Я задыхаюсь. Сердце, лошадью на ипподроме, бьется о ребра, отбивая свою последнюю чечетку. Руки предательски дрожат, а ноги онемели и подкосились. И я падаю. Падаю на тела людей, проваливаюсь в них. Я уже под ними, под своими ошибками и бедами. Моя голова, от удара о камни, кровит, и я с широко открытыми глазами лежу на дне в полной темноте. Освобождаю легкие и жду смерти.

Темные потоки воды трепят мои волосы, создавая неуклюжую иллюзию водорослей. Мои глаза темнеют, а вместе со светом, из глаз уходит и моя жизнь.

Вдруг что-то больно бьет меня в грудь, затем швыряет меня в сторону так, что я отлетаю на пару метров, увлекая за собой камни и тела. Вода становится мутной. Я закрываю глаза и тону.

Я открыл глаза и понял, что лежу на траве где-то в открытом поле. Мне было слегка не по себе; я совершенно не помнил, как сюда попал. Хотя в этот момент совершенно не хотелось ни о чем думать. Я посмотрел в небо. Облака по-прежнему бежали к горизонту, порой они принимали форму животных или птиц.

Я вспомнил, что когда-то в детстве (как и все, наверное) видел в обычном необычное. Как всё же забавно видеть то, что другие даже не замечают. Именно в этот момент я понял, что эту возможность дает именно Бог. Взрослея, человек прячет в себе Бога и дар: видеть то, что видит Он. В раннем детстве и в старости любой человек постоянно совершает ошибки, и нуждается в заботе и внимании. Говорят, старик, как ребенок…

Быть может, человек так устроен, что чем ближе к Богу, тем более он зависим от Него. Отец наш Небесный хочет заботиться о нас.

Как-то очень вальяжно, хоть и прихрамывая, пошёл дождь, оставляя свои мокрые следы на некоторых участках дороги, словно указывая направление, в котором мне необходимо было двигаться. Асфальт делил с воздухом живительную влагу, испаряя воду, накопленную за две недели проливных дождей.

Солнце то пряталось за хмурые тучи, то, видимо, согласно сложившейся традиции, снова сушило мою рубашку; играло бликами в мелких лужицах асфальта и заливало оранжевым светом поле пшеницы.

Я встал и пошёл по обочине дороги, мягко ступая по песку или пробивающейся траве, кутая босые ноги в серых клубах пыли.

Город остался далеко позади, и моими попутчиками были только свежий воздух и мысли, которые часто одолевают скитальцев вроде меня.

Мне было спокойно и легко, словно небесная благодать опустилась на мои избитые постоянными стрессами плечи.

Где-то далеко в небе зарождалась гроза. Глухие раскаты грома бойко отзывались в покойном небе, которое не отваживались покорить даже птицы.

Я спокойно шёл, не обращая внимание на угрозы неба. Делал вид, будто глух к предупреждениям о буре; лишь изредка бросал косой взгляд на яркие стрелы, которые разбивали небо на осколки. Поднялся резкий ветер, который то и дело подталкивал меня в спину, намекая на то, что мне следует поторопиться в поиске укрытия от разгулявшейся стихии.

А я просто шёл вперёд, всматриваясь в даль. Мне некуда было торопиться. Меня ждала лишь мама, как и положено всем матерям. С одним только минусом — она ждала меня уже много лет.

Я потерял её в раннем детстве, когда так легко верится в добро и чудеса, когда жизнь определена, когда уверен в том, что мама всегда права и всегда сможет помочь в маленьких, но довольно слёзным проблемах. Приятно было осознавать, что с тобой ничего не может случиться, потому что мама рядом. А теперь её нет.

Я был очень капризным ребёнком, и мать всегда потакала моим шалостям. Она готовила мне «особенную» еду, сочиняя при этом забавные истории, благодаря которым я с лёгкостью уплетал ужин и давал ей возможность отдохнуть от забот, которыми вдоволь её награждал. Она, вероятно, отдала всю себя мне, без остатка даже для собственной жизни. А мне так хочется отдать половину себя; большую часть, с той надеждой, что она снова будет рядом.

Знакомые говорят, что, если бы она была жива, то, возможно, я бы не так сильно любил её. Но для меня их слова обычный бред и непонимание, с которыми они пытаются поделиться, чтобы произвести впечатление критика жизни.

Порой я думаю, что сам Господь отобрал её у меня для каких-то целей. Но за какие грехи, понять не могу. Лишить детства ребёнка…

Однако есть судьбы, куда печальнее моей.

Не торопись оплакивать родных,

Творятся судьбоносные дела,

И кто-нибудь другой, за них,

Вам скажет главные слова…

Этими строками я успокаиваю себя каждый раз, когда становится совсем тяжело, но, впрочем, это слабая отговорка. Хочу услышать от Всевышнего сам, в чём дело, и за что я так наказан. Быть может мою мать забрали за те скверные дела, которые я совершу в будущем. Эта мысль меня пугает.

Моя дорога режет лес на две части. Под крышей величавых сосен спокойнее, но жутко ощущать себя одиноким в этом царстве немых великанов. Я чувствую дуновение ветра, который мчится только вперёд, оставляя за собой сломанные ветки и пыль, вырванную из объятий сна. Ветер несёт запах свободы и лёгкости, вкус новых свершений и надежд. Я бы хотел быть вольным ветром, заигравшимся ребёнком, бездумно парящим в облаках.

Хлынул дождь, огромными, наверне, литровыми каплями. Он за мгновение намочил мою одежду до последней нитки.

Может этот дождь вовсе не напоминание о том, что Господь однажды разгневался на нас? Может с неба льются слёзы покойных родных, которые просят за нас, ныне живущих?

Стянул с меня ветер шкуру овечью,

Пошёл сильный дождь из слёз человечьих…

Погост, на котором мой бедный отец схоронил жену, находился далеко за городом, в деревне. Там было всегда как-то особенно тихо. Эта самая тишина, дополненная шелестом листьев вековых деревьев и блеском ярко-выкрашенных крестов, благотворно влияла на меня.

Сегодня передо мной стоял наполовину сгнивший забор с выгоревшей на солнце краской. Сломанные сучья деревьев угрожающе свисали над надгробьями покойных, создавая образ неминуемой гибели всего, что существует в этом материальном мире.

Увиденное мной, походило на таинственный и унылый спектакль, виновницей которого, вероятно, была буря.

Могила матери поросла колючей травой. Серый гробовой камень потемнел. Я аккуратно протёр фотографию и даты, указывающие на временной отрезок жизни самого близкого мне человека. Я не знаю, что тогда чувствовал. Может быть, печаль или горячую обиду на судьбу, на себя и на все правила, которыми мы окутаны с рождения.

Я пытался запомнить те милые черты лица, которые со временем начал забывать. Я разговаривал с матерью всю ночь, рассказывал о своих достижениях, просил прощения за многие недостойные меня поступки. Просил её беречь себя, пока мы снова не окажемся вместе.

Ночь прошла очень быстро. Солнце снова заняло свое почетное место. Выйдя на асфальтированную дорогу, я понял, что ничего не чувствую. В теле не было ни легкости, ни усталости.

Я посмотрел на свою руку, которой прикрывался от солнца. Она была бледно синей.

«Неужели я умер?» Эта мысль протекла в моей голове очень медленно.

Все движения мои были плавными и мягкими. Мне пришлось пройти не менее десяти километров, чтобы увидеть первый населенный пункт. Это был небольшой поселок с трехэтажными домами, построенными очень давно. Он казался абсолютно пустым.

Метрах в ста от меня, прямо на асфальте лежали люди. Мне казалось, они были мертвы.

Тишина, которая меня окружала, закладывала уши. Я видел, как лёгкий летний ветер трепал мою одежду. Я попытался уловить дуновение ветра руками, но ничего не почувствовал.

— Эй, есть кто живой? — спросил я, в полной уверенности, что никто мне не ответит.

В стоящем рядом доме скрипнула дверь. Затем ещё раз и ещё. Это единственный звук, который я слышал. Вероятно, это ветер игрался на солнце.

Неожиданно из поворота дороги в мою сторону выскочила повозка. Старая повозка, которую несла в мою сторону огромная черная лошадь. Стук копыт об асфальт гулко отражался от стен и казался невыносимо громким посреди этого летнего утра.

Небо надо мной разбилось: звон стекла и человеческие крики заставили меня вздрогнуть.

Люди на верхних этажах домов начали неистово кричать. Выбитые ими стёкла и оконные рамы падали на землю. Затем раздались выстрелы. Грохот пальбы буквально пригвоздил меня к асфальту.

Кто-то с верхних этажей стрелял в повозку, но из-за яркого солнца и шума я не мог понять, кто в кого стрелял. Лежавшие на улице мёртвые люди вдруг начали оживать, кричать и ползать по земле, ища укрытие или спасение.

Я очень испугался, когда увидел, что мёртвые поползли в мою сторону.

Передвижения по улице превращались в паническую бойню. Я слышал только крики и пальбу.

Повозка остановилась в двух шагах от меня. В ней сидел мужчина с платком на лице. Он крикну нам: «Кто хочет жить — садитесь!»

В этот же момент двери стоящих рядом домов, открылись и на улицу выбежали люди также с платками на лицах, в медицинских масках и капюшонах. У них в руках было оружие: пистолеты, ножи и топоры.

Без каких-либо криков, угроз или вопросов они начали убивать всех, кто был на улице. Это была настоящая война. Война одной улицы, война крови и плоти.

Я видел, как молодому парню лет двадцати отрубили голову одним ударом. Видел, как с широко открытыми глазами голова катилась под ноги другим жертвам.

Многие, из лежавших около меня на мостовой, отчаянно отбивались, но люди из домов были сильнее, они убивали спокойно и сосредоточенно. Все их действия были отточены, удары точны. Хладнокровие нападавших буквально пронизывало меня насквозь. У меня тогда впервые сложилось впечатление, что они делают это не в первый раз.

Человек из повозки схватил меня за горло и толкнул в сторону лошадей.

— Живее, иначе сдохнешь тут!

От неожиданности я споткнулся и упал возле колес повозки.

Мой спаситель вытаскивал из толпы таких же жертв, как я, и толкал их ко мне.

Улица наполнилась запахом пороха и пота.

Абсолютно голая женщина бежала через всю толпу в моём направлении. Я махнул ей рукой и крикнул: «Скорее!»

Кто-то сзади выстрелил ей в голову. Мне в лицо попала её кровь и куски мозга. Какой-то здоровяк из толпы подбежал к этой женщине и вырвал у неё глаза, а я просто стоял с открытым ртом, не в силах пошевелиться.

Убийца увидел меня и сделал несколько шагов мне на встречу. Что-то внутри меня вздрогнуло, и, мысленно, я уже представил себя убитым. В это же мгновение толпа из шести или семи человек сбила его с ног и подбежала ко мне. Меня, буквально, закинули в повозку, прижав к полу, и я услышал, как кучер крикнул лошадям: «Но!»

Примерно так я должен был умереть во второй раз.

Мы помчались прочь с этой улицы.

Ехали мы недолго, всего две или три минуты. Повозка резко остановилась, и нас силой погнали внутрь широкого пятиэтажного здания.

Внутри была паника и суматоха. Мужчины в оборванной одежде, больше похожей на лохмотья, перетаскивали ящики и забивали досками окна. Пятна крови на стенах и полу говорили о том, что здесь тоже была бойня.

— Свежих на второй этаж, я сейчас позову Комиссара. — прорычал наш спаситель и ушел куда-то в сторону.

Толкая в спину ружьями, два оборванца повели нас на второй этаж.

Там уже окна были забиты досками. Свет яркими полосками падал на пол. Нас оставили в центре комнаты и закрыли дверь.

Теперь я смог осмотреться.

Помимо меня было ещё 6 человек. Выглядели они странно, если не сказать жутко. Все были похожи на покойников: серо-синяя кожа, рваные раны на теле и абсолютно тусклые глаза.

Мы смотрели друг на друга и молчали. Скорее всего никто не понимал, что происходит.

Один из нас начал было говорить, но не смог, т.к. дверь на второй этаж снова открылась, и на пороге стоял молодой человек в военном мундире.

Он чем-то напоминал офицера обычной воинской части, ему не хватало только погон и шевронов, да и на ногах у него были беговые кроссовки.

В руках он держал большое надкусанное яблоко.

С ним в комнату вошли еще 10 человек. Семеро из них были одеты так же в военную форму, остальные — в новые спортивные костюмы. Оружие они держали наизготовку, как перед расстрелом. Страх запеленал мои глаза, картинка стала размытой, и я почувствовал ком, подкатывающий к горлу.

Они спокойно зашли в комнату и пристально посмотрели на нас.

Мы в свою очередь посмотрели на них глазами полными тревоги.

Они были живыми и улыбающимися, совсем не похожими на тех людей, которых я видел на улице. На нас они точно были не похожи.

— Добро пожаловать в Земли Живых! Отныне Вы свободные люди, пусть те, кто дрался на мосту, выйдут вперёд. — скомандовал какой-то невысокий человек, стоящий чуть впереди.

Двое, которые находились рядом со мной, вышли вперёд.

— Вы кого-то убили? — спросил коротышка, по-дружески улыбаясь.

— Мы с братом убили не меньше пятерых нападавших. Убили бы больше, но нас усадили в вашу повозку. Перед этим мне успели прострелить грудную клетку насквозь. Я не почувствовал боли, но сейчас рана начала кровить. Брат тоже ранен, нам бы медика. С каждой минутой становится все больнее. Помогите нам!

Тут же без слов коротышка выстрелил в головы обоим братьям и снова улыбнулся.

— Убивать нельзя! Смертный грех! — сказал он и вырезал глаза у убитых. — Слушайте своего хозяина! Вы бессмертны, пока ваши руки чисты. Эти двое оскорбили наш уклад жизни. Убив, они стали смертными. И умерли, как вы видите.

Тела братьев тут же потащили вниз мужчины в спортивных костюмах.

— Я — Комиссар, основатель этого города. Мы не носим здесь имен, потому что каждому имени полагается Ангел-Защитник, а нас с вами больше не защищают эти небесные птахи. Каждому из вас мы присвоим порядковый номер или прозвище, — слово взял Комиссар, — вы все пришли из разных мест, разных эпох и иллюзий. Вы все здесь за свои грехи. Единственное, что Вас объединяет, это бессмертие. Это последнее пристанище заблудших душ. Вы сможете выжить здесь, не нарушая лишь одно правило: Не убивайте себе подобных, защищайте друг друга и ищите убийц. Только так Вы сможете обрести вечный покой и счастье, иначе Вы все растворитесь в забвении, как эти двое. Те, кто убивает, тут же теряют последнюю милость Господа нашего. Те из вас, кто откажется искать убийц и приводить к нам новые души, могут спокойно трудиться на зернотоке, свиноферме или в саду. Трудитесь с миром, а остальное расскажут вам старшие братья. Запомните, как Отче Наш, свои номера. Встретимся на вечерней поверке.

С этими словами Комиссар и его помощники ушли снова, заперев двери на замок.

Чуть позже к нам допустили женщин, которые проводили нас в подвалы, где нас нехотя подстригли, переодели в дырявые, с пятнами крови спортивные костюмы. Мы должны были быть похожи друг на друга. Костюмы, вероятнее всего, были сняты с трупов тех людей, которые нарушили смертный грех.

В желтой от времени тетради мне присвоили номер 9141619171651. Что означали эти цифры мне так и не объяснили тогда. Лишь спустя время я разобрался с этим шифром. «За Господа» — имя без рода и звания. Для краткости на поверке, я отзывался на номер 1651…

Мне очень хотелось посмотреть в зеркало. Вокруг меня были только мёртвые люди, и я подозревал, что я один из них. Но зеркал я так нигде и не нашёл.

Тогда я ощупал свою голову и шею. Мне было интересно узнать, остался ли шрам от ножа ангела, однако вместо него я нашёл только глубокую колотую рану.

Я сунул палец внутрь, так глубоко, как мог. Внутри рана была сухая. Я вытащил палец, но крови так и не увидел.

В тот момент я осознал, что я тоже мёртвый, ни смотря на то, что был в Землях Живых.

Вскоре меня вывели из подвала в сад за домом. Там были яблони, небольшой огород и зерноток у реки. Свиноферма, как мне потом объяснили, была за тем полем, где я очнулся, глубоко в лесу. Это сделано для безопасности, ведь продукты были здесь дороже золота. Своих знакомых, из бойни на улице, я больше не видел никогда.

Все люди вокруг меня улыбались. Их улыбки казались мне неискренними и даже пугали.

Женщина, похожая на доктора или ученого, остановила меня у гряды с морковью. Она, по-дружески, попросила меня избавиться от сорняков.

Занятие совсем не хитрое и я решил, что мне оно подходит для того, чтобы разобраться в собственных мыслях и осмотреться.

Вскоре на помощь ко мне отправили мальчишку лет двенадцати в серой хлопчатой одежде, напоминавшей кимоно. Он забавно кряхтел, когда выдёргивал сорняки из сухой земли. Он тоже был мертвым, но ран на теле я не видел.

Я посмотрел на него и спросил:

— Ты здесь давно?

— Очень давно, дорогой брат.

— И как тебе здесь? — переспросил я.

— Мне всё нравится, меня никто не обижает. В тёплую погоду я работаю здесь, а зимой собираю хворост и топлю печи.

— Расскажи, как ты здесь оказался, и что меня ожидает?

Мальчишка хмыкнул и начал рассказывать:

— Я родился в 2037 году от рождества Христова в небольшом городке Марксе, что в Саратовской области. Когда я умер, мне было одиннадцать. Здесь я около шестнадцати лет, меня спасли Заступники Комиссара, когда я тонул в реке, недалеко отсюда. Мне дали работу и объяснили, почему я здесь.

— И почему ты здесь? — перебил его я.

Мальчик поднял на меня глаза и удивленно хмыкнул.

— А разве ты не знаешь?

Я покачал головой.

— Это мир для заблудших душ, мы не справились со своей жизнью и за это Господь отправил нас сюда. Мы искупаем грехи перед вечной жизнью в Раю. Говорят, что Комиссар здесь более тысячи лет. Он защищает добрых людей и поэтому мы живем для него.

— Но ведь Комиссар живой. Как он живёт здесь тысячу лет?

— За благие дела Господь одаривает его жизнью, он вдохнул в него жизнь, и его сердце снова забилось. Многие века нам придется прожить здесь, чтобы стать живыми. Может быть тогда, мы вернемся в свое время. Я снова пойду в школу.

— Почему же Комиссар не вернулся в свой мир?

— У любого стада должен быть пастух. Может быть его место здесь… — улыбнулся мальчик.

— Я видел, как Комиссар ест яблоко. А мы мёртвые не едим. Весь этот сад для него?

— Да, сад и огород для Комиссара и его Заступников. Последний из них не так давно ожил. Был большой праздник. Мне даже разрешили разливать им вино.

— А есть те, кто не любит Комиссара?

— Да, но таких не много. Женщина — врач, таскающая воду в баню, не слушается Комиссара, и разговаривать с ней нам запрещено.

Тут нашу беседу перебил пронзительный звук сирены. Этим звуком людей в обычном мире оповещают о бомбардировке.

Мальчишка уже на ходу мне объяснил, что нас зовут на вечернюю поверку.

Все люди со всей округи бежали в здание на третий этаж. Именно так проходила вечерняя поверка, на которой Комиссар рассказывал о том, как велик Бог и как Великий Бог дал ему силы для того, чтобы он спасал людей.

Нас, примерно сто пятьдесят человек, построили полукругом у большого стола, за которым сидел Комиссар и его Заступники. Всего их было двенадцать человек.

На столе было много различной еды: овощи, мясо, рыба, вино. Запаха я не чувствовал, но понимал, что это пир во время чумы.

Слуги в серых строительных комбинезонах разлили вино по стаканам на столе, и Комиссар начал говорить.

— Пейте вино, ибо это моя кровь, и ешьте еду, ибо это моя плоть… Вы утратили такую возможность, но соблюдая все десять заповедей, вы вновь станете людьми. Мы каждый день боремся со злым роком для того, чтобы каждый из вас имел право на спасение. Берегите себя и заступайтесь за ближнего, возлюбите труд, ибо до Рая нам ещё далеко. Ежедневно в полдень, на мостовой и у реки, оживают наши братья и сёстры; и мы должны спасти как можно больше людей, чтобы всё остальное зло в этом мире не возродилось и не ополчилось против нас. Каждый спасённый даёт возможность нам жить дальше. И завтра мы вновь пойдём за душами, и я прошу добровольцев выйти вперёд. Когда вы спасёте достаточно людей, вы вновь почувствуете ветер, вкус, запах, вы почувствуете боль и радость. Длань Господня коснулась моего плеча, и, с тех пор, я веду вас к свету. Пусть не угаснут лампады этой грешной Земли. Давайте вспомним героев, покинувших нас во имя рода людского. Начинайте поверку!

Один из Заступников взял в руки пожелтевшую тетрадь и начал называть номера: 5612… 4317… 2116… В начале списка шли номера погибших героев Земли Живых. Их называли на каждой поверке, отдавая последнюю честь каждому из них. При этом многие прижимали руки к груди, услышав знакомые номера. Далее перечислялись ныне живущие. Заступник каждый раз одобрительно кивал, когда видел поднятую руку в ответ на запрос номера. Я насчитал 137 человек, еще несколько десятков дежурили на свиноферме и зернотоке. Когда поверка подошла к концу, Комиссар снова встал.

— Жду добровольцев к утру. Помните, благое дело — Божий дар! Бессмертие нам в помощь! Привезите домой своих братьев! Тому, кто привезет живым неверного врага, я дам возможность отдыхать неделю. Целую неделю вы будете отдыхать в садах, нежиться под солнцем и ничего не делать. Не убей! Живи вечно!

— Не убей! Живи вечно! — подтвердили слова хором все присутствующие.

После этого нас снова отвели в подвал. Мне указали на рваный и прогрызенный крысами матрац.

— Отдыхай, завтра новый день! — прошептал знакомый мне мальчишка и отвернулся к стене.

«Странно…» — задумался я, — «Мертвым не нужен сон и отдых. Почему нас тогда держат в подвале? Комиссар со своей свитой точно хотят отдохнуть. Что же делать нам, всем остальным?»

Не успел я разобраться в этом вопросе, как услышал вопрос у дальнего входа в подвал.

— Истопчихе нужна помощь. Кто хочет прогуляться под луной?

Сон мне точно был не нужен, да и поглядеть на все владения Комиссара хотелось, поэтому я отозвался.

— Я могу прогуляться.

Заступник, задававший вопрос, махнул мне рукой, и мы вышли на воздух.

— Иди этой тропой и выйдешь к бане. Там скажут, что тебе делать.

Шел я не долго. Уже за садом я увидел слабый огонек «летучей мыши».

— Кому здесь нужна помощь? — спросил я, подойдя к кирпичной бане, вероятно переделанной из другой хозяйственной постройки.

Из темноты, ко мне под свет фонаря вышла женщина, которую я видел в огороде.

— Возьми ведра и пойдем к реке. Комиссар захотел в бане попариться, поэтому нужно натаскать воды и растопить печь. Как тебя зовут?

На секунду я задумался: «Стоит ли ему называть свое имя? Это может быть проверка на послушание.»

— Здесь нет имен. Мне дали номер 1651.

— Имя, данное тебе при рождении, остаётся с тобой и здесь. Можешь не бояться. Меня зовут Елена. Раньше я была терапевтом, но здесь мне лечить некого, кроме Комиссара и Заступников. Только они порою болеют. Не стоит забывать свое имя, как бы этого не хотел Комиссар.

— Мальчик мне сказал, что с вами нельзя разговаривать…

— А сам что ты думаешь по этому поводу?

— Я не знаю, что мне думать. Что здесь происходит?

— Я и сама задаю себе этот вопрос каждый день. — ответила Елена и покачала головой. — Ты прибыл в тот мир, который люди избрали сами для себя. Во всяком случае, так говорят. Однако, не всё выглядит тем, чем кажется.

— Я не понимаю…

— Когда ты очнулся в этом мире, там на улице, многие из людей вели ожесточенную борьбу за каждого из вас. Люди у поля хотят жить человеческой жизнью: принимать пищу, греться на солнце, чувствовать ветер. Мы — грешники утратили сей дар. Чтобы его обрести вновь, нам необходимо забрать жизнь. Как только мертвый убьет живого, раны на теле начнут оживать и болеть. Это нестерпимая боль. С каждым убийством человек все больше оживает и в конце концов становится живым. Так случилось и с Комиссаром, и с его людьми.

— Почему тогда все остальные остаются мертвыми?

— Не каждый готов отнять жизнь, да и не каждый знает об этом. Пока твоя грешная душа не знает убийства, ты бессмертен. Быть собой, значит не нести боль, не сеять смерть. Все убийцы продают душу нечистому и покупают билет в преисподнюю.

— Комиссар, говорят, здесь больше тысячи лет живет. Почему он не умирает? Почему дьявол не забирает его душу?

Елена поправила халат, а затем улыбнулась.

— Видимо, он нужен здесь, чтобы приносить все больше жертв нечестивому. Каждое новое убийство продолжает его жизнь.

— А зачем мы Комиссару? Зачем мы нужны другим людям с улицы?

— Вы можете быть и рабами, и охранниками, и жертвами. Однако, основной смысл в содержании вас, это охота. Вас заставят приводить ежедневно людей с улиц в Земли Живых. Убийц казнят сразу же и заработают новые годы жизни, а остальные будут приводить все новых и новых людей. Это бесконечная вереница греха и смерти. Люди привыкли выделяться из массы других. Когда-то это было богатство, роскошь, изобилие, слава… Теперь люди борются за здоровый цвет лица и сытое брюхо.

Конец ознакомительного фрагмента.