Голубь с зеленым горошком

Юля Пилипенко, 2018

«Голубь с зеленым горошком» – это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни… …Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.

Стамбульские чаевые

Похищена при неизвестных обстоятельствах из хранилища Центра Помпиду в 2001 году.

Текущий статус: в 2014 году картина была перехвачена американской службой таможни на пути из Бельгии. Ее передавали почтовой службой «FedEx» в качестве рождественской открытки стоимостью $ 37. Возвращена Франции.

Спасатели «Reid’s» быстро потеряли ко мне всяческий интерес и переключили внимание на моего женевского «знакомого». Можно было, конечно, воспользоваться благоприятной возможностью и нырнуть в океан, но меня словно пригвоздили к ступенькам лестницы. Не знаю, каково бы мне было, окажись я в воде, но волны били по телу с таким диким остервенением, что сделать шаг в сторону оказалось невозможно, даже ухватившись за прикрепленный к скалам трос. Синяки, однозначно будут синяки из-за низких тромбоцитов. Появление мужчины из самолета не прибавило мне ни сил, ни уверенности. Он обратился по-итальянски к одному из членов спасательной команды и попросил, чтобы они разобрались с его водным мотоциклом. Я очень давно не практиковалась в разговорном итальянском, но языки давались мне с неприличной легкостью, и словарный запас позволял понять каждое произнесенное ими слово:

— Конечно, синьор Инганнаморте, мы все сделаем. Дайте знать, когда снова захотите поиздеваться над стихией. Как тест-драйв? Мощный аппарат, верно?

— Неплохой. Но хотелось бы, чтобы он был мощнее.

— Но мощнее не бывает. Это самая последняя модель. — Итальянец активно жестикулировал в свойственной его нации манере. — В прошлом году у вас была модель послабее.

Синьор Инганнаморте собирался что-то ответить спасателю-итальянцу, но в этот момент заметил мою скромную фигурку. Сперва он просканировал черты лица, затем пробежался глазами по верхней составляющей части яркого купальника и на секунду задержал взгляд на моем мерседесовском шраме — пожизненном сувенире от семнадцатилетней печени, которая в один не очень удачный день отказалась работать. Мерсовский значок очень выгодно смотрелся на фоне моего пресса и бледноватой, еще не успевшей загореть кожи.

Какие же у него были глаза… Холод, лед и расчетливость, утонувшие в самом сердце бесконечности. Я пыталась хоть примерно определить его возраст, но бесполезно. Смуглая, с бронзовым оттенком кожа, легкая седина на висках, подкачанное тренированное тело — ему можно было дать от сорока до сорока восьми. О таких людях обычно говорят: красивый до безобразия. Ничего, абсолютно ничего в его мимике, реакции и поведении не выдало ни замешательства, ни удивления. По всей вероятности, он просто-напросто меня не узнал, что в глубине души немного ранило и расстраивало. У меня же сомнений не оставалось: из Женевы мы летели одним и тем же самолетом. Ладно мой шрам и перерезанный вдоль и поперек живот… Но как же ты заполучил свой от шеи до самой груди? Это явно не хирургических рук вмешательство.

— А что вы слетелись над ней, как коршуны? — спросил он у коренастого итальянца.

— Девушка хотела поплавать, но мы вынуждены были запретить. Слишком штормит.

— Так помогите ей выбраться из воды. Не похоже, что она сама справится.

Один из спасателей обратился ко мне по-английски и предложил отпустить канат, чтобы ухватиться за его руку. Операция прошла вполне успешно, если бы не последняя фраза:

— Правильно сделали, что не пустили ее в воду. Не хватало только нанести урон репутации отеля из-за полиции и трупа девочки на пляже. На Мадейре и так негде хоронить людей. Отправьте ее загорать с молодежью. — Под молодежью он подразумевал двух ухоженных, укутанных в полотенца девчушек — современниц Черчилля, Рильке и Бернарда Шоу.

Итальянец громко захохотал, а мне стало откровенно не по себе. Мерзко и противно понимать смысл чужого неприятного разговора, когда ты являешься действующим лицом. Тебе так репутация отеля дорога? Да кто ты, мать твою, такой, чтобы так шутить над моей смертью или жизнью? Я уже собиралась открыть карты и выдать тираду на итальянском, как пронзительный женский крик, заглушивший даже океанический рев, свел к нулю все мои намерения.

— ДЖЕЕЕЕН-НАААААА-РООООО!

По направлению к нам неслась навороченная брюнетка лет тридцати пяти.

— Ну, куда же ты запропастился? Мы повсюду тебя искали. Все, как всегда — незаметно появляешься и незаметно исчезаешь, — щебетала по-английски роскошная барышня, приобнимая ненавистного мне женевского красавца. — Мы собираемся на пятичасовой чай в «Quinta da Casa Branca». Ты с нами? Моя подруга была бы очень счастлива.

— Дорогая Франгиция, ни в коей мере не хочу тебя обидеть, но твоя подруга делает меня несчастным. Почему вы не остаетесь на пятичасовой ланч в «Reid’s»? Или они изменили традициям?

— Нет, что ты. Здесь ничего не меняется годами. Сегодня холодно и все постояльцы забились внутри отеля. Ты же знаешь, они не очень активны в передвижениях. Ланч забронирован и на 15.30, и на 16, и на 17.00. Fully booked^[10]. Так ты с нами?

— Вынужден отказаться. Мне нужно съездить на «Choupana Hills»^[11], но вечером мы, возможно, сможем поужинать.

— Никак не могу понять, зачем тебе апартаменты в двух отелях? Чем тебе плохо здесь? Нет, конечно, в «Choupana Hills» шикарный сервис, и они завоевали все португальские награды, но все же? Что ты вечно торчишь на этом холме?

— Ты права. У них отличный сервис. И тишина.

— Но там же нет океана! Отель без океана — bullshit^[12]! Ладно… Дело твое. Составишь мне компанию по пути наверх? Я полдня тащилась на этот пляж, чтобы тебя разыскать.

— С удовольствием, — сказал он. — Но повторяю: я вынужден буду вас покинуть. И заранее предупреждаю, что твои уговоры бесполезны.

— Знаю, знаю, — пролепетала она, взяв его под руку.

Они медленно зашагали в сторону отеля, обмениваясь короткими репликами. Я не могла объяснить для себя причину, но эта девушка чем-то меня зацепила. В лучшем смысле этого слова. Она была такой веселой, раскрепощенной и жизнерадостной, что просто не могла не понравиться. Франгиция — потрясающее имя. Впрочем, как и Дженнаро. Как там спасатели к нему обращались? Синьор Инганнаморте? Дважды два — Дженнаро Инганнаморте. По коже пробежала пара миллионов мурашек, и из глубин памяти непроизвольно всплыл женевский терминал с тихим ресторанчиком «La Terazza». Невысокий человек с крокодиловым портфелем. Он произносил какое-то другое имя. Даже не имя, а фамилию. Это было что-то короткое. Значит, на террасе сидел один мужчина, а в самолете — другой. Просто они были очень похожи. Логика логикой, а как быть со шрамом? Да и какая разница? Я не из олигархического мира «Reid’s», не из мира Франгиции и традиционного аристократического чаепития в пять часов по местному времени. И вообще, пора отсюда отчаливать.

Я прошла мимо едва подающих признаки жизни бабушек, одарив их очаровательной улыбкой. «Отправьте ее загорать с молодежью», — вспомнилось мне, и я рассмеялась, несмотря на внушительную долю обиды внутри.

Столик в «Cipriani» был забронирован на 19.30, поэтому я располагала достаточным количеством времени для того, чтобы пешком прогуляться домой, не отказывая себе в удовольствии насладиться пропитанным цветочными ароматами воздухом и респектабельными фасадами «Савоев», «Карлтонов» и прочих пятизвездочных сооружений. Звонок Жоржа застал меня примерно на середине живописного пути.

— Джулия, дорогая, как ты? Как твой день? — интересовался заботливый владелец мадейрской недвижимости.

«Ох, Жорж, если бы ты сегодня утром увидел свой балкон, ты бы не спрашивал, как мой день. Ты бы вообще больше никогда со мной не разговаривал».

— Спасибо, Жорж. Все неплохо. Я уже успела влюбиться в остров. Сказочное место. Знаешь, во время пробежки все двадцать шесть мужчин-таксистов отвесили мне низкий поклон. Это было трогательно. А еще мне повезло с «Cipriani» в каком-то смысле. Удалось забронировать столик в «Reid’s».

— Почему ты говоришь, что повезло в каком-то смысле? В каком тебе не повезло?

— Мне не разрешили искупаться в океане.

— Спасатели?

— Да, они самые. — «И не только они», — добавила я про себя.

— Понимаю, но сегодня погода не очень. Поверь мне, у тебя еще будет возможность поплавать. А где ты сейчас?

— Иду в сторону твоего дома, а что?

— Если тебе позволяет время, мы можем устроить небольшой ланчинг.

— Я с радостью! Это точно удобно?

— Конечно, удобно.

— Помнишь улицу, по которой ты спускаешься к океану от своего дома?

— Ты хотел сказать «от твоего дома», но мне очень приятно. Да, помню, конечно.

— Я сказал именно так, как хотел сказать, — в динамиках айфона прозвучал мелодичный смех Жоржа. — Эта улица выходит к ресторану на пирсе. Там готовят отличный «прего эспешиэль».

— Черт, Жорж, я пока не сильна в португальских названиях, но ресторан знаю. Встречаемся там?

— Буду через десять минут.

Мы удобно расположились в плетеных креслах и без умолку болтали о жизни. Жорж с неподдельным интересом расспрашивал меня о моих книгах, а я задавала ему десятки вопросов, связанных с островом, Португалией и местными жителями. «Прего эспешиэль» оказался двойным стейком, разрезанным пополам и утрамбованным по соседству с ветчиной, сыром и помидорами между обжаренными ломтиками мадейрских лепешек. Другими словами, до изнеможения аппетитная штука.

— Скажи мне, а что это за традиция пить чай в пять вечера? — В моей голове без конца крутились обрывки бомондного разговора на пляже.

— Ты имеешь в виду пятичасовой ланчинг? Эта наш старый обычай. Его придерживаются лишь немногие заведения и отели. Избранные. «Reid’s», «Quinta da Casa Branca»…

— Я уже сегодня слышала это название. Это ресторан?

— Отель. Если ты захочешь, мы съездим туда на ланчинг. Владелец — мой хороший приятель. Он был первым человеком, открывшим официальное представительство «Mercedes» на Мадейре. Даже раньше, чем на континенте. А что касается «Quinta da Casa Branca» — прежде это был старинный английский особняк, принадлежащий очень состоятельным британцам. Со временем его переделали в пятизвездочную гостиницу с садами, парком и бассейном. Там уютно. Тебе понравится.

— Так а что с этим ланчем? Вы просто пьете чай в пять вечера?

— Нет. К чаю подают несколько видов сэндвичей и португальских десертов. Видов восемь-десять.

— Так это же английская традиция. Почему десерты португальские?

— Это португальская традиция, которую от нас переняли англичане, до исступления бьющие себя в грудь и кричащие «это все придумали мы!» Одна наша принцесса была настолько «в теле» и испытывала такое непреодолимое влечение к еде, что не могла пережить разрыв между обедом и ужином. Вот тебе и ланчинг…

— Да уж, ребята-англичане вечно кичатся первооткрывательством и своей изобретательностью.

— Кстати, слово «TEA» они тоже у нас украли.

— Ты шутишь? — Я чуть не подавилась остатками лепешки.

— Нет, — улыбнулся Жорж, — не подавись, пожалуйста. Я не хочу потерять такого милого гостя. Ты знаешь, что «tea» — это аббревиатура?

— Нет…

— Когда портовые работники загружали на корабли ящики с сухой травой с Азорских островов, они выкрикивали «TEA» в целях экономии времени. TEA — это аббревиатура от «транспортиш эрвиш ароматикош».

— Что такое «эрвиш»?

— «Эрвиш» — это трава на португальском. Тот самый чай, который мы пьем.

— Чертовы плагиаторы… эти англичане, — вырвалось у меня.

— Джулия, девочка, к сожалению, мне пора уезжать. — Жорж метнул взгляд на стрелки часов. — На меня очень много всего навалилось в последнее время. Я готов общаться с тобой бесконечно и рад, что ты находишь для меня время. Кстати, тебе тоже пора поторопиться, если не хочешь пропустить закат солнца над обрывом в «Villa Cipriani».

— Я нахожу время??? Это тебе огромное спасибо, что уделяешь мне столько внимания.

— Я подвезу тебя домой.

Жорж — эрудит, интеллектуал и парень из очень уважаемой португальской семьи. В машине он рассказал мне, что его отец умер три месяца назад и все весомые проблемы семейного бизнеса обрушились на его плечи. Тем не менее этот человек беспокоился, не завяли ли стрелиции в моей вазе, разобралась ли я с плазмой и написала ли хоть одну страницу для новой книги. Оказалось, что папа Жоржа ушел в мир вечности в возрасте восьмидесяти четырех лет. Маме шел восемьдесят первый год, и она очень сильно переживала по поводу своей утраты. Жорж был поздним и единственным ребенком в семье. Его брату и сестре так и не посчастливилось увидеть волшебные краски острова, потому что их короткие детские жизни оборвались практически сразу после появления на свет. В чем-то мы с Жоржем были похожи.

Меня настолько тронуло то, с какой нежностью и уважением Жорж говорил о своем отце, что, оказавшись на пороге квартиры и смахнув с ресниц пару повисших на щеках слезинок, я первым делом по очереди обзвонила родителей, чтобы сказать, как сильно я их люблю.

Часы оповестили меня о том, что через тридцать минут было бы неплохо отправиться в «Cipriani», если во мне все еще живет желание пройтись пешком. Я рассматривала развешенные в шкафу наряды, которые совсем не радовали меня своим разнообразием. Вещей-то я прихватила достаточно, но большая их часть представляла собой гардероб в стиле casual. На остров все-таки летела… Конечно, парочку достойных платьев я захватила. И небезызвестные туфли из нашумевшего клипа «Ленинград». Ладно, красное, чуть выше колена платье, лабутены, приобретенный в правильном уголке Парижа клатчик, распущенные волнистые волосы и… из зеркала на меня смотрела вполне мишленовская девушка. Губы красить лень, а вот ресницы — можно. Готово. Только вот один вопрос: как я дойду на таких каблуках до пункта назначения, если по пути встречаются участки, где даже в удобных кроссовках можно рухнуть без оглядки и сломать пару длинных ног? На сколько я там страховку покупала в визовом центре? Неделя — не густо. Если что, ноги придется чинить за деньги сочувствующих граждан.

Отхватив небольшую порцию страданий и неудобств, я оказалась на фуншалской набережной. Через три шага во мне чуть было не проснулась звездная болезнь, потому что обычно сдержанные в проявлении своей страсти португальские мужчины откровенно не выдержали испытания. Они слегка приопускали очки-авиаторы, периодически отвешивали поклоны и задаривали меня миллиардом сияющих улыбок. Должна признать, что красный цвет таки восхитительно смотрится на фоне океанического прибоя. Водитель открытой машинки, которая развозила вдоволь нагулявшихся туристов, окликнул меня с просьбой подвести в отель. Его слова прозвучали почти как мольба, но я отказалась:

— Нет, спасибо большое. Я с удовольствием прогуляюсь.

— Мисс, тогда подойдите на секунду. У меня кое-что есть для вас. — При этом он нырнул в глубь автомобильчика и достал потрясающей красоты алый цветок с желтой серединкой.

— Господи, как же красиво! Спасибо! Неужели он настоящий?

— Конечно, настоящий, — заверил меня смуглый парнишка. — Настоящий, как и все на Мадейре. Возьмите! Для самой красивой девушки Фуншала! Он ждал вас целый день.

Я аккуратно обхватила пальцами зеленый стебель и традиционно чмокнула парня в обе щеки. Как же все-таки мило, приятно и душещипательно… Последние семьсот метров по дороге в «Reid’s» дались с особым трудом: на меня оборачивались не только свободные португальцы, но и временно или навсегда «забронированные».

С цветком в руках я и перешагнула порог «Cipriani». Меня встретил вышколенный официант лет шестидесяти пяти и сопроводил к столику на террасе. От открывшейся перспективы я на пару секунд перестала дышать, восхищаясь обрывом и величаво возвышающимся над ним розовым зданием «Reid’s». Солнце как раз спланировало траекторию посадки на грозные волны, поэтому оттенок неба напоминал осветленную карамель, разбавленную нежными лепестками пурпурных бутонов. Официант по имени Паоло помог мне присесть за столик, учтиво отодвинув стул, и вложил в мои руки меню:

— Прошу прощения, синьорина. У вас очень красивый цветок. Вы хотите, чтобы я поставил его в вазу? — Паоло словно читал мои мысли, так как я не понимала, куда можно приспособить подарок парнишки.

— Я была бы вам очень признательна. Мне подарили его по дороге в «Reid’s». Я даже не знаю, как он называется. — Я доверила цветок надежным морщинистым рукам.

— Это антуриум. — Паоло слегка поклонился. — Цветок символизирует мужское начало.

— Надо же, — рассмеялась я. — Очень неожиданно…

— Я вернусь через минуту с вашим прелестным цветком и помогу определиться с выбором.

— Спасибо вам, Паоло.

Паоло порекомендовал мне отведать parmigiana di melanzane, какого-то крабика в венецианском стиле в качестве стартерсов и ризотто с морепродуктами как основное блюдо. Оставалось лишь определиться с вином. Пока опытный профессионал своего дела рассказывал мне о rose из Herdade de Malhadinha Nova, на террасу «Cipriani» заходили очередные гости.

— Это вино из очень интересного региона. Люди, которые его производят, поступили гениально: они разрешили маленьким детям разрабатывать дизайн этикеток.

— Синьор Инганнаморте! — приветствовали в это время официанты одного из гостей. — Мы очень рады вас видеть!

— Простите, Паоло, — я отвлеклась. — Вы говорите, что это хорошее вино?

— Очень. Не сочтите за дерзость, но оно ассоциируется у меня с вами. У вас немножко детское лицо.

— Спасибо, — улыбнулась я. — Отлично, я доверяю вашему вкусу.

Вино «Розе» с детской этикеткой, изображающей смешного динозаврика, не смогло отвлечь меня от присутствия синьора Инганнаморте и его компании: уже знакомой мне по пляжу жизнерадостной Франгиции, ее статного красавчика-кавалера и еще одной барышни с черными как смоль волосами. Когда Паоло возвращался во внутреннее помещение ресторана, мой женевский друг привстал и поздоровался с ним за руку. То, что он был всеобщим любимцем и завсегдатаем этого заведения, сомнений не оставляло. Впрочем, как и то, что он сразу меня заметил и этого не скрывал. Несмотря на мое умение владеть собой и довольно богатый опыт общения с мужчинами, обладающими высоким статусом и положением в обществе, его взгляд я выдержать не смогла. Сердцеедка с черными волосами забрасывала моего знакомого какими-то историями, а он отвечал ей имитацией бесконечной заинтересованности: обычно так смотрят на форель в специально отведенных местах. Красиво плаваешь, а убивать не хочется, да и готовить лень. Когда я заканчивала разделываться с умопомрачительным ризотто, он заскучал настолько, что перестал обращать на свою собеседницу даже мизерное внимание.

«Это тебе за шутки о моем захоронении на Мадейре, — подумала я. — Наслаждайся обществом интеллектуалки».

То ли он прочел мои мысли, то ли готов был сигануть с обрыва, лишь бы оказаться на моем месте в обществе цветка на клетчатой скатерти, но последующий его жест привел меня в замешательство: он приподнял красиво играющий в огоньках бокал с красным вином и едва заметно мне отсалютовал.

«И тебе салют моим детским «Розе», друг мой», — я тоже слегка приподняла бокал.

Поблагодарив Паоло за прекрасный ужин, я попросила счет, который оказался вполне приемлемым для ресторана с мишленовскими звездами и первоклассным обслуживанием. Неувязка возникла тогда, когда, рассчитываясь кредитной карточкой, портативный терминал не позволил добавить мне функцию ввода дополнительной суммы. Другими словами, я не смогла «электронно» оставить десять евро на чай, а количество наличных денег в моем распоряжении славно приравнивалось к опустошенному нулю. Ну, что ж за день такой? Утром ты сдираешь кожу и отдраиваешь стены, а вечером не можешь оставить tips^[13] галантному официанту. Вся надежда на содержимое моего клатча. Я максимально незаметно запустила руку во внутренности крохотной сумочки и наткнулась на горсть металлических монет. Спасибо Парижу и Стамбулу. Спасибо, что во всех моих сумках и кошельках всегда остается приличная горсть мелочи из поездок. Оставить металл на чай в мишленовском ресторане — моветон или не очень? Однозначно — лучше, чем не оставить вообще ничего. Я нащупала девять-десять весомых монеток эквивалентом в один евро и аккуратно вложила в счет. К моему огромному удивлению, Паоло вернулся через считаные минуты.

— Синьорита, не сочтите меня бестактным, но я подумал, что вам могут пригодиться деньги из другой страны, — он говорил очень-очень тихо.

— Я не совсем понимаю вас, Паоло. Из какой другой страны?

— Вероятно, вы по ошибке разбавили евро турецкими монетами. Они практически идентичны, но мой коллега заметил разницу.

— Господи, Паоло, как же мне стыдно… — Я закрыла лицо руками. — Я исправлю ошибку. Не рассмотрела при свете свечей. Они действительно очень похожи.

— Ну что вы! — Паоло разразился неподдельным смехом, что было присуще далеко не всем мишленовским официантам с проседью в волосах. — Вы очаровательны! Вы так красиво смотрелись на фоне заходящего солнца. Просто я подумал, что вам могут пригодиться иностранные деньги. Знаете, люди в моем возрасте редко выезжают за пределы Мадейры.

Клянусь, я была готова разрыдаться. Слезы собрались в моих глазах дружной компанией, и я понимала, что их уже ничто не остановит. Мой женевский знакомец тактичным жестом остановил Паоло и что-то нашептывал ему на ухо. По всей вероятности, хотел рассчитаться за своих богемных друзей. Они переговаривались несколько секунд, и тогда… в тот самый момент, я впервые увидела, как улыбается человек по имени Дженнаро Инганнаморте. Его улыбка могла затопить Мадейру и все экзотические острова мира. Его улыбка завораживала, притягивала и не оставляла шансов. Только вот мне было не до смеха. Он испепелял меня взглядом, а я изо всех сил пыталась не моргнуть, чтобы проклятые слезы не испортили скатерть в ресторане над высоким обрывом. Как так можно? Ты привыкаешь к тому, что за тебя вечно платят. Привыкаешь, что за тебя оставляют чаевые в мишленах и дорогих заведениях. Привыкаешь к беззаботной жизни и определенному человеку, а затем все это летит в тартарары в долю секунды — точно так же, как твоя юная отказавшая печень. Как можно было не подумать своей рыжей головой и не снять хоть какую-то наличку в банкомате? Как можно быть такой приспособленной к свободе и не приспособленной к спонтанному одиночеству? Ну, вот. Первая покатилась. Сейчас размажет тушь по щекам. Давай, анализируй, разревись в «Cipriani». Исправишь ошибку? Да как же ты ее исправишь, интересно?

— Мадемуазель…

«Давайте, слезы, ненавижу».

— Мадемуазель… — повторил едва знакомый бархатистый голос.

Оторвавшись от созерцания океанической пены, я повернула голову в сторону террасы. Он стоял с винным бокалом в руке в шаге от моего стола и обращался ко мне по-французски, призывая к ответной реакции.

— Да…

— Простите, я вынужден по-португальски расцеловать вас в обе щеки в качестве приветствия. — При этом он медленно наклонился и, выдержав паузу между прикосновениями к правой и левой, поцеловал меня в следы от уже успевших скатиться слез. — Почему вы так расстроились? Подумаешь, не удалось обмануть официанта в «Cipriani».

— Вы издеваетесь? И почему вы упорно продолжаете обращаться ко мне по-французски? До меня дошел смысл каждого сказанного вами слова на пляже.

— Так вы говорите по-итальянски? — спросил он уже на соответствующем языке.

— Я не могу похвастаться ни своим настроением, ни своим итальянским. — Да уж. Мой итальянский оставлял желать лучшего.

— Так на каком языке вы предпочитаете со мной общаться? — Его губы застыли в едва заметной улыбке.

— На языке «silenzio»^[14]. Вы обидели меня на пляже. — Я перешла на английский.

— Обидел, чем? Тем, что не захотел, чтобы ваш труп вылавливали из океана?

— Я бы смогла…

— Нет. Не смогли бы. И никто из спасателей «Reid’s» не смог бы вам помочь. Океан — это стихия. Его невозможно ни очаровать, ни соблазнить. Он бы просто оставил вас себе в качестве сувенира.

— Но я же видела, что у вас получилось.

— Но вы — не я.

— Вот именно. Я — не вы. Возвращайтесь к своим друзьям. На меня и так смотрит весь ресторан после этих дурацких монет. А вы загораживаете им вид на ночные огни.

— Мадемуазель, весь ресторан смотрел и смотрит на вас не из-за дурацких монет. Вы обратили внимание, что средний возраст посетителей составляет примерно восемьдесят девять лет? Они смотрели на красивую одинокую девочку, сидящую за лучшим столиком на фоне заката, и где-то в глубине души сильно вам завидовали.

— Завидовали чему? Они живут в «Reid’s» и лениво пожевывают лобстеров по вечерам.

— Вы совершенно правы. Они живут в «Reid’s», разделывают лобстеров во время ужина, но все их деньги, — он обвел глазами террасу, — каждого из них и всех вместе взятых, не могут купить то, что есть у вас. Молодость, мадемуазель. Именно поэтому они на вас смотрят. Забудьте о металлических монетах.

— Спасибо, что подбодрили. Но мне, правда, очень стыдно. У меня не осталось денег на типс.

Он неожиданно рассмеялся, обнажив идеальный ряд белоснежных зубов:

— Вашего официанта зовут Паоло. Мы знакомы шесть лет, и он никогда не был обижен. Поверьте, более щедрых турецких чаевых он еще не получал. На Мадейре, в принципе, мало турков.

На этот раз сдалась и расхохоталась я.

— Я все прекрасно видела. И как Паоло вас встречал, и как без колебания сдал меня, когда вы ему что-то нашептывали на ухо.

— Я же вам честно признался: Паоло никогда не был обижен. Он выдает мне все секреты. Но в случае с вами он оказывал сопротивление. Вы очень ему понравились. Я считаю, что у нас есть повод его отблагодарить.

При этом он едва заметно вложил в мой счет бумажную купюру.

— Вы уже второй раз меня выручаете. Или третий. Я верну вам деньги для Паоло.

— Почему третий? — Он проигнорировал последнюю фразу.

— Моя книга. Это вы вернули ее в Женеве?

— Это сложно объяснить, да и не к чему. Сколько вы планируете пробыть на Мадейре?

— Пока не знаю. Месяц так точно.

— И когда вы планируете вернуть мне деньги? — Он-таки обратил внимание на мою реплику во поводу возврата евро.

— Тогда, когда у вас возникнет в них острая необходимость.

— То есть вы никогда не вернете мне десять евро?

— Верну, — я забыла о предшествующих слезах и засмеялась. — Не люблю долги.

— А я не люблю дарить деньги. Поэтому условия следующие: я открываю кредитную линию. Будете отдавать мне пятьдесят центов в день.

— Так дайте номер карты, — я заливалась от смеха. — Переведу всю сумму сразу.

— Вы сами сказали, что вернете деньги, когда у меня возникнет в них острая необходимость. Пятьдесят центов в день. И я выбираю, где вы передаете мне долг.

— Вы сумасшедший? Давайте номер карты.

— Если вы не согласны, то, — он поочередно загибал пальцы, — a) старый добрый Паоло остается без чаевых; b) вы никогда не поймете суть фразы на пляже, которой я вас якобы обидел. Судя по всему, вам просто мало знакома история острова; c) вы что-то говорили о книге? d) Выбор за вами. Мне действительно пора присоединиться к людям, которых вы так смело назвали моими «друзьями».

— Где мне передать вам первые пятьдесят центов?

— Где вы остановились? В «Reid’s»?

— Нет. Я снимаю квартиру.

— Адрес?

— Castada de Santa Clara, 16. Это напротив…

–…музея «Frederico de Freitas», — закончил за меня он. — У вас хороший вкус. Выходите из дома ровно в 13.00. Не будем создавать пробок. Улица односторонняя.

На прощание он произнес фразу, которая навсегда останется в моей памяти: «Мадемуазель, я так и не понял, что вкуснее: ваши слезы или детское вино, которое вам предложил мой старый добрый друг Паоло».

Улица действительно была односторонней. А он так и не спросил мое имя.

Примечания

10

Полностью забронирован (англ.).

11

Холм Чупана (англ.).

12

Х…рня (англ.).

13

Чаевые (англ.).

14

Молчание (ит.).