Любовница на двоих, или История одного счастья

Юлия Шилова

Главная героиня романа Ольга была на грани чудовищной ошибки – она хотела продать своего будущего ребенка американцам за десять тысяч долларов. Но проснувшиеся на последнем месяце материнские чувства заставляют ее одуматься. Чтобы спасти себя и своего малыша, она совершает отчаянные поступки и всеми силами борется за жизнь. Погони, похищения, интриги и разочарования разворачиваются на фоне страстной и непростой любви. Ранее (в 2002 году) это произведение выходило под названием «Любовница на двоих».

Глава 7

Я не помню, как из комнаты уносили Дину. Я даже не помню, как меня привезли в какую-то клинику для беседы с психологом. В памяти всплывают лишь какие-то обрывки. Психолог не знал ни единого слова по-русски, нам приходилось общаться через переводчика. Я отвечала на вопросы, значения которых совершенно не понимала, и думала только об одном — о том, что сказала мне Дина перед смертью. Моего ребенка продадут, чтобы использовать как донора для пересадки органов. Я гладила свой огромный живот который мне становилось все тяжелее и тяжелее носить, и чувствовала безграничную любовь и жалость к еще неродившейся доченьке… Я даже пыталась представить, какая она родится и на кого она будет похожа. Динина смерть заставила меня взглянуть на все совершенно другими глазами. Я больше не испытывала ненависти и злобы к своему внезапно исчезнувшему жениху, не вынашивала планов мести. Я вспоминала о нем с благодарностью, потому что он подарил мне маленькое чудо, которое я полюбила больше жизни и которое я никому и никогда не отдам. Я представляла бессонные ночи, которые мне должна подарить моя доченька, и улыбалась блаженной улыбкой. Я буду носить ее на ручках, петь колыбельную и рассказывать сказку, где добро побеждает зло, где живут хорошие люди, ходят друг к другу в гости, пьют чай и создают только доброе, чистое, вечное.

Я буду кормить ее только грудью, потому что материнское молоко самое полезное, самое необходимое. Поначалу нам будет трудно. Я пополню огромную армию матерей-одиночек, но мы будем вместе и обязательно будем счастливы. Я улыбнулась, в который раз погладила свой живот и подумала, что я назову свою доченьку Диной.

— Почему вы улыбаетесь и гладите свой живот? — спросил меня переводчик. — Врача это очень беспокоит.

— Потому что я люблю свою доченьку, — произнесла я ласковым голосом и вновь улыбнулась.

После пятиминутного совещания мне вежливо показали на входную дверь. За дверью стоял Лев и вертел в руках увесистую связку ключей. Как только мы сели в машину, я вцепилась в своего гида и лихорадочно заговорила:

— Левушка, миленький, я очень тебя прошу, я тебя умоляю, родненький, помоги мне вернуться обратно. Христом богом заклинаю, помоги! Дай мне денег на обратную дорогу. Я как приеду, рожу, немного с ребеночком посижу, а затем устроюсь на работу, начну зарабатывать. Я все тебе до копеечки отдам!!!

— Куда ты собралась?! — Лев чуть было не поперхнулся.

— В Россию, Левушка, в Россию. Отправь меня, пожалуйста, домой. Ну, пожалуйста! Я же знаю, ты хороший парень, ты добрый, я тебе по гроб жизни обязана буду!

— Ну совсем дура!

— Левушка, я своего ребеночка никому не отдам. Это мой ребеночек, понимаешь, мой.

— Твой?!

— Мой, — жалобно заскулила я. — Только мой и ничей больше.

— А чем ты раньше думала?!

— То, что не головой, это точно. Это была ошибка, ужасная ошибка, но ведь еще не поздно все исправить. Еще не поздно!

— Поздно. Отцепись от меня. Нам пора ехать.

Я не послушалась и крепко вцепилась в своего гида. Мне казалось, что он единственный, кто мне может помочь, и что он обязательно это сделает, потому что он пережил трагедию, когда потерял свою жену и ребенка.

— Лев, а где Дина?

— Умерла.

— Я знаю. Я не про то. Ее тело на родину отправят?

— Зачем?

— Но ведь там ее муж. Он же захочет ее похоронить.

— А кто ее отправлять будет?! Это же денег стоит.

— Но ведь ему хотя бы сообщить нужно.

— Мы не благотворительная служба. В Москве твоя Дина будет считаться пропавшей без вести.

— Как это пропавшей без вести?!

— Так это.

— А кто ж ее хоронить будет?

— В крематории сожгут.

— А пепел?

— Выкинут. Кому он нужен, этот пепел?!

— Мне.

— Зачем?

— Ты отдай мне пепел и дай ее адрес. Я его ее мужу отвезу. Ведь это же святое…

— Дети — это тоже святое, а ты своего ребенка еще совсем недавно продать хотела.

— Я же сказала, что мы все совершаем ошибки. Самое главное вовремя их исправить. Дура я была…

— А сейчас умная стала?

— Сейчас поумнела. Лев, отдай мне пепел. Я отвезу его Дининому мужу.

Лев пристально посмотрел на меня и не произнес ни слова.

— Ты что так на меня смотришь?!

— Как?

— Ты на меня посмотрел, как на обреченную. Ты посмотрел на меня так, словно я никогда не вернусь на родину… Скажи правду, какой бы суровой она ни была. Скажи, после того как я рожу ребенка, меня убьют?!

— Вот дура!

— Знаешь, а ведь я все поняла по твоему взгляду. Я же понятливая. Я ведь очень умная. Я только с виду такая дурочка. Только с виду. Я знаю, что меня убьют, а моего ребенка продадут на органы. Скажи, такова и судьба всех, которые по этим контрактам едут рожать за границу?!

— Заткнись, не неси ерунды!

— Это не ерунда, это голая правда. Ведь вы никакая ни фирма. Ни ты, ни второй браток, ни Ден, ни те люди, которые так вежливо встречали меня в своем офисе. Вы мафия!

— Ох ты как закрутила! Криминальных книжек начиталась?

— Ничего я не начиталась.

Я тихонько всхлипнула:

— Лев, помоги мне спастись. Помоги.

— Подруга, я здесь совсем ни при чем, — раздраженно произнес Лев и закурил. — Я выполняю свою работу, и в зависимости от того, как я ее выполню, мне платят.

— А ты, оказывается, черствый сухарь. Тебе безразлично, что будет со мной и с моим ребенком. Тебе самое главное получить деньги. Чтобы они тебе поперек горла встали! А они встанут, вот увидишь! Грязные деньги не могут принести счастья.

— Еще совсем недавно тебя интересовали такие же денежки и ничего больше.

— Совсем недавно все было совсем по-другому, — тихо сказала я и отвернулась к окну.

Всю остальную дорогу мы ехали молча. Неожиданно для меня самой ко мне вернулась привычка из детства, от которой я избавилась уже много лет назад. Я стала грызть ногти: это помогало думать. А думала я о том, как выйти из этого дурацкого положения с наименьшими потерями. Перед глазами предстала лежащая на полу Дина и ее огромный живот с еще нерожденным сыном…

Как только мы вернулись в мотель, Лев провел меня в столовую. Там нас ждал Ден. Он был невозмутим, как и в прошлый раз улыбался своей белоснежной улыбкой.

— Здравствуй, Ольга! Ты очень хорошо выглядишь! Настоящая красавица!

Я молча села и тупо уставилась в окно.

— Понимаю, — заговорил Ден. — Ты скорбишь по той русской девушке. Но уже ничего не вернешь. Слабое сердце. Нам искренне жаль. Это так называемые издержки производства.

— Что вы сказали? Издержки производства?

— Совершенно верно. Ольга, у меня к тебе вопрос. Когда ты в последний раз видела свою домработницу?

— Я уже на него отвечала. Я ее видела перед тем, как ложилась спать.

— А ты не замечала в ее поведении чего-нибудь необычного?

— Ее поведение нельзя назвать обычным. Оно ненормальное во всем.

— Так я и думал.

Ден перевел взгляд на Льва и достал большую сигару. В его движениях улавливалась нервозность, которую он неудачно пытался скрыть.

— Эта старуха никогда не внушала доверия. Она сбежала вместе с деньгами. Ее нужно найти.

Когда Ден ушел, Лев сел напротив меня.

— Старуха сбежала? — спросила я своего гида.

— Сбежала.

— А куда?

— Хрен ее знает. Будем искать. К ней в этот день заехали наши пацаны и отдали долг, который она должна была передать нам на следующий день. Старуха скрылась вместе с этими деньгами.

— А много денег?

— Достаточно для того, чтобы сбежать. Она бы здесь столько не заработала.

— И все же, сколько?

— Зачем тебе?

— Просто мне интересно, сколько должно быть денег, чтобы пойти на такой риск?

— Двадцатка штук.

— Двадцать тысяч долларов?!

— Двадцать тысяч долларов. Старая сука! Я как чувствовал. Не хотел, чтобы ей завозили эти деньги. Вообще-то она у нас уже давно работает, и за ней раньше ничего особого не замечали. Но раньше ей и не завозили такие суммы.

— А вы в ее комнате искали?

— Да мы там уже все перерыли.

— И что?

— Ничего. Пусто.

— Куда ж она их дела?

— С собой прихватила. Видела, у нее бюст какой? Наверно, в лифак засунула и сквазанула.

Я почувствовала, как на моем лбу выступила холодная испарина.

— Ты что? — спросил Лев.

— Просто голова закружилась, — отмахнулась я.

— Ты, наверное, жрать хочешь.

В столовую вошла пожилая женщина, которая напоминала стукачку и, по всей вероятности, была новой домработницей.

— Это замена, — слова Льва только подтвердили мою догадку.

После обеда Лев уехал, а я пошла в свою комнату. Встав у окна, я смотрела, как он садится в машину и отъезжает от отеля. Когда машина скрылась из вида, я включила телевизор и тупо уставилась на экран. Услышав, как шевелится моя девочка, я положила руки на живот, погладила его своей теплой, немного вспотевшей ладонью и прошептала:

— Здравствуй, моя родная, здравствуй. Ты должна простить свою мамочку. Я очень сильно тебя люблю. Ты даже не можешь себе представить, как же сильно. Я еще никогда в жизни так никого не любила. Лежи смирно и постарайся больно меня не пинать. Я что-нибудь придумаю, и мы обязательно найдем выход из этой жуткой ситуации.

Я ни минуты не сомневалась, что моя доченька слышит и понимает мои слова. Она затихла, по всей вероятности, заснула. Перед глазами предстала мертвая стукачка с огромной, выпяченной грудью, словно в каждую чашечку безразмерного лифчика было положено по самому настоящему арбузу. Сумма в двадцать тысяч долларов никак не давала покоя и путала все мои мысли. Эти деньги могли бы мне очень помочь, я смогла бы вернуться на родину.

Деньги, проклятые деньги. Без них никуда. Все, буквально все построено на деньгах. Я потерла виски, напряглась, пытаясь вспомнить место, где мы похоронили стукачку. Это оказалось довольно сложно. Словно и не было этой ночи, или она была придуманной, нереальной. Кромешная темнота, густой лес, какие-то бугры, канавы… И все же… Если сильно постараться, можно и найти. Если постараться… А я старательная! Ох, какая же я старательная. Теперь мне нужно стараться за двоих. За себя и за своего ребенка. Там была здоровенная ель. Это я хорошо запомнила. Рядом с елью должен быть свежий бугорок, вернее бугор, потому что под бугорком стукачку явно не удалось бы упрятать.

Подумав о том, что мне придется выкопать труп и обыскивать его, почувствовала, как учащенно забилось мое сердце, и сделала глубокий вдох.

— Диночка, девочка моя, — сказала я, снова положив руки на живот, — слушай меня внимательно. Мы попали в беду. Мы в опасности. Мы должны выдержать новое испытание. Если мы его выдержим, обязательно вернемся на родину. И не просто вернемся, а вернемся с деньгами. Ты должна мне помочь и слушаться свою мамочку. А для этого не пинай меня, пожалуйста, в мой животик. Мне придется нести тяжелую лопату, а затем очень долго копать. Я, конечно, понимаю, что это доставит тебе неудобства, но от этого никуда не денешься. Нам обеим придется потерпеть и изрядно помучиться, потому что мы должны выжить. Если станет ясно, что нам отсюда не выбраться и мне придется рожать только для того, чтобы отдать тебя этим торговцам детскими органами, я сделаю так, что мы умрем вместе.

Пройдя несколько кругов по комнате, я немного успокоилась и вышла в коридор. Очутившись на крыльце, я нос к носу столкнулась с сидевшей на стуле новой стукачкой и облегченно вздохнула. Прямо за стулом, на крашеной деревянной стене висела лопата, а это означало, что у меня есть надежда на удачный исход предстоящей операции. Новая стукачка ничем не отличалась от старой. Даже манерой поведения. Сдвинув брови, она тяжело задышала и махнула рукой в сторону коридора.

— Надо вернуться. Улица нельзя. Нельзя, чтобы видел сосед. Может заявит полиция. Это плохо. Будет ругаться фирма. Есть кондиционер. Он свежий воздух. Русская девушка должна дышать комната.

— Извините, — глухо пробормотала я и вернулась обратно.

Время шло так медленно, словно оно вот-вот совсем остановится. Когда наконец стемнело, часы показывали всего одиннадцать, я поняла, что еще слишком рано, села на подоконник и принялась еще ждать.

Двадцать тысяч долларов… Сейчас это цена моего освобождения. За это стоит попачкаться. К тому же мне уже нечего терять. Все давно потеряно. Впереди темнота. Черная, кромешная мгла, смогу ли я пройти через нее — зависит только от меня самой.

Неожиданно я подумала о том, как все-таки здорово быть маленькой! Здорово, когда тебя любят не за что-то, а за то, что ты есть. Бог мой, как же сейчас мне не хватает маминой любви, ласки и заботы. Мне вспомнились Динины слова о том, что они со своим мужем жили бедненько, но дружно. Наверно, так же, как и я со своей мамой, но мы никогда никому не завидовали, всегда довольствовались тем, что есть. Как мне сейчас хотелось, чтобы жизнь моей доченьки сложилась благополучнее.

Мне вспомнился городской парк, в котором я прогуливалась вместе с отцом своего будущего ребенка. Я призналась ему, что беременна, и смотрела на него глазами, полными надежды. Идиотка. Господи, какая же я была идиотка! Наивная, доверчивая дура, поверившая первому встречному. Мой женишок побледнел, жутко разозлился и затряс у меня перед лицом руками. Я оторопела, но все же предложила жить вместе. Услышав отказ, я разразилась рыданиями и повторяла только один и тот же вопрос: «Господи, у тебя кто-то есть? Скажи, пожалуйста, кто у тебя есть? Кто она?» — «Не твое дело», — был ответ, прозвучавший как страшный приговор, поставивший жирную точку в наших отношениях. Посмотрев на раздраженного молодого человека, я почувствовала, как мной овладело холодное спокойствие. Спокойствие спокойствием, но все же я не смогла удержаться и ударила своего благоверного напоследок. Залепив просто шикарную пощечину, я умудрилась сдержать слезы, расплыться в улыбке и произнести вполне уверенным голосом: «Я хочу, чтобы ты знал, что это не ты от меня уходишь, а я от тебя ухожу. Это я тебя бросаю, и мне очень хочется, чтобы ты это учел. Ты всегда был отменным подлецом, им и останешься». «Ну и катись», — донеслось мне вслед. И я «покатилась», тихонько всхлипывая, не обращая внимания на прохожих, тревожно поглядывающих в мою сторону. Это была наша последняя встреча. Вскоре он куда-то исчез из поселка. Часы пробили полночь, пора приниматься за дело, я на цыпочках выскользнула в коридор и остановилась рядом с комнатой, принадлежащей стукачке. Из-за двери раздавался громкий протяжный храп, который свидетельствовал о том, что женщина заснула крепким сном. Немного постояв, я направилась к входной двери и отодвинула большую щеколду. Ночной прохладный воздух прибавил моментально мне сил. Я сняла со стены довольно тяжелую лопату и пошла в направлении леса. У первого же дерева я остановилась и прислонилась к стволу, попыталась отдышаться. Как я буду копать, оставалось только догадываться. Только бы все обошлось, только бы от переутомления не начались преждевременные схватки. Беременная женщина, которая не сегодня-завтра должна разродиться, копающая сырую землю, — это что-то феноменальное, просто из области фантастики.

Конец ознакомительного фрагмента.