Дитя порока, или Я буду мстить

Юлия Шилова

Евгения наделена всем, что может сделать женщину счастливой: молодостью, умом, талантом, красотой, да к тому же и в деньгах не нуждается. Казалось бы, чего еще можно желать? Однако красивая сказочная жизнь для девушки превратилась в страшную реальность. Семья оборачивается для нее тюрьмой, любовь – предательством, а человеческое достоинство ее растоптано… И тогда Женя бросает вызов всем, кто хочет помешать ее женскому счастью. У нее на вооружении приемы врагов – обман, шантаж, насилие, убийство. В результате головокружительных поворотов событий – бесконечное число жертв. Кто-то уцелеет… Но кто?

ГЛАВА 1

Я дала себе слово никогда не вспоминать ту кошмарную ночь, потому что было очень страшно. Так страшно, что от зловещих воспоминаний у меня начинается самая настоящая истерика…

Зазвонил телефон. Говорить ни с кем не хотелось. В конце концов я не выдержала и сняла трубку.

— Слушаю, — сухо сказала я.

— Женя, здравствуй. Это Роберт. Прими мои соболезнования по случаю смерти отца, — звонил мой сводный брат.

— Принимаю, — я глубоко вдохнула.

— Извини, что не успел на похороны. Меня не отпустили с работы. Ты же знаешь, как я сильно загружен. Любой простой — катастрофическая потеря денег, — распинался брат, пытаясь оправдать свое долгое молчание. Я резко перебила его:

— Можешь не продолжать. Извиняю.

— Женя, ты сильно не расстраивайся. Я прекрасно понимаю, как много для тебя значил отец. Он тебя вырастил и любил как родного ребенка. Наверно, даже больше, чем меня… Ты держись. Ты только держись. В общем, я завтра прилетаю. Ты сможешь встретить меня в аэропорту? Записывай номер рейса.

У меня задрожали руки, комната поплыла перед глазами, но я записала все, что продиктовал сводный брат.

— Женя, и еще, я буду не один.

— Не один?

— Я приеду со своей девушкой.

— У тебя появилась девушка?

— Да, я скоро женюсь, — восторженно сообщил брат и, словно пытаясь успокоить самого себя, сказал: — Как-никак тридцать лет. Пора бы остепениться.

— И когда ты собрался остепеняться?

— Через пару месяцев. Можешь меня поздравить. Вчера мы подали заявление. Шестнадцатого сентября состоится бракосочетание.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Я тебя поздравляю.

— Ну ладно. Все остальное обговорим при встрече.

Как только в трубке послышались короткие гудки, я швырнула ее на пол, налила себе виски, плюхнулась в огромное белоснежное кресло и закурила.

Интересно, о чем мой братец собрался говорить со мной при встрече?! Об этом огромном доме, который больше похож на замок или самый настоящий сказочный дворец, о моем так называемом отце или об этом проклятом завещании, которое он оставил?! Через два месяца мой дорогой братик женится, а это значит, что появится еще один претендент на наследство. Два месяца… Два месяца на то, чтобы единственным претендентом на отцово наследство осталась я… Я заслужила этот роскошный дом, эту умопомрачительную обстановку… Я выстрадала все это и имею на это полное право.

Я пошла в каминный зал и тупо остановилась перед фотографией отца, висевшей над камином. Потом сняла ее и внимательно всмотрелась в это до боли знакомое лицо. В камине еще горел огонь. Сев на корточки, я стала отрывать маленькие кусочки картона и кидала их в огонь. Когда фотография полностью сгорела, я нехорошо улыбнулась, зажгла свечки и с подсвечником в руках стала бродить по дому.

Наверное, обычный человек чокнулся бы, попав в этот дом с его огромными, погруженными в темноту комнатами. Может быть, потому, что я сова, я боюсь света — в солнечные дни чувствую себя особенно уязвимой и незащищенной. То ли дело, когда темно! Я раба ночи и ее преданное дитя. На моих окнах рольставни. Я практически их не открываю. Не пользуюсь и выключателями: ненавижу яркие люстры, которые обожал мой отец и навешал их по несколько в каждой комнате. Я всегда передвигаюсь по дому с подсвечником и люблю запах догорающей свечи. Каждый месяц отец уезжал в командировку, и тогда весь дом погружался в беспросветную темноту… Но он возвращался, открывались жалюзи, горел свет, работал телевизор, играла музыка… В те дни, когда он был дома, я становилась мрачной, чувствовала себя ужасно подавленной и глубоко несчастной. Он снова уезжал, я брала подсвечник и погружалась в свой собственный мир, понятный только мне одной.

Раздался телефонный звонок, от неожиданности я вздрогнула. Наверняка опять брат. Да какой он мне, к черту, брат! Так, человек, с которым прошло мое унылое, беспросветное детство!

Я сняла трубку и затаила дыхание.

— Женечка, здравствуй. Это дядя Игорь тебя беспокоит.

— Здравствуйте, — буркнула я и напряглась как струна. Звонил один из многочисленных знакомых отца. Я никогда не любила его знакомых… Наверное, это оттого, что очень сильно не любила отца.

— Женечка, через час к тебе подъедет один из моих доверенных людей. Дело в том, что твой отец не успел мне передать очень важные для меня бумаги… Я заплатил за них твоему отцу приличные деньги, но так и не получил…

— Но ведь он скоропостижно умер…

— В том-то и дело. В общем, к тебе приедет мой человек. Ты ему отдашь папки. Ты же знаешь, я принял довольно активное участие в похоронах, внес посильный вклад…

— Но я не знаю, какие бумаги вам нужны. Я вообще ни разу не заходила в кабинет после смерти отца. Там, наверное, целые горы бумаг.

— Мне нужны бумаги по делу Чичерина. Там должна быть такая тоненькая серая папочка. У тебя еще целый час. Зайди в кабинет, поищи. Будь умницей и сделай то, о чем я тебя прошу. Если не сможешь найти сама, тебе поможет мой человек.

— Хорошо, — вздохнула я и слегка прикусила губу.

Взяв подсвечник, поднялась по старой дубовой лестнице на второй этаж. Посветив на висящую на каменной стене картину, я ухмыльнулась. Эту картину нарисовала я. На ней был мой отец. Вернее, о том, что это отец, знала только я одна. Черное, мрачное, трехголовое чудовище со звериным оскалом и длинным торчащим пенисом… В эту картину я вложила всю свою ненависть, которая накипела во мне за многие годы. Я подарила ее отцу в день его рождения и сказала, что написала ее от души. Отец пришел в дикий восторг и повесил над центральной лестницей. Он так и не понял, что это он. Он думал, что это злобное существо — плод моего воображения, моей фантазии, моего безумия. После смерти отца я уничтожила все его фотографии. Сегодня — последнюю. Оставила только этот портрет.

— Здравствуй, папа, — подмигнула я чудовищу и провела ладонью по холсту.

Чудовище представляло собой самое настоящее исчадие ада и смотрело на меня холодными глазами. Полюбовавшись на свой шедевр, я вошла в кабинет. Отец не любил, чтобы я отвлекала его от работы, и никогда не впускал меня сюда. Его кабинет, где он пропадал сутками, много курил, думал, делал важные звонки, и моя мастерская, заставленная мольбертами, банками с краской и множеством безумных картин, находились совсем рядом. В мастерской прошло мое детство, моя юность. Это был мой мир, понятный только мне. Дни напролет переводила я здесь на полотна мое безумие. Я тихонько толкнула дверь кабинета. Она легко открылась. Старинный письменный стол был завален бумагами. Я принялась за дело. Перебрав гору папок, фотографий, каких-то записок, поняла, что документов о Чичерине нет…

Я подошла к шкафам. Боже мой, сколько барахла! Когда я стану полноправной хозяйкой, вытащу весь этот хлам на улицу и разожгу самый настоящий костер. Я буду плакать и смеяться, глядя, как жарится этот ненужный хлам. Вот так. Столько лет жизни отец собирал все эти листочки, аккуратно подшивал их в папки, не разрешал к ним даже прикасаться. А я просто взяла и сожгла… Даже не знаю, сколько времени я провозилась в кабинете. Прервал мои поиски звонок в дверь. Открыв ее, я сморщилась от дневного света и смахнула выступившие слезы. Проклятая светобоязнь… Дойдя до массивного каменного забора, посмотрела в глазок и увидела молодого мужчину. Он был довольно симпатичен, аккуратно выбрит и создавал впечатление преуспевающего человека. Почувствовав, что кто-то подошел к глазку, он представился:

— Я от Игоря Николаевича. Мне нужно забрать папку с документами по делу Чичерина.

Открыв железную калитку, я постаралась выдавить улыбку:

— Я просмотрела черт знает сколько папок, но папки с фамилией Чичерин нигде нет.

— Предоставьте это мне. Я могу пройти в дом?

— Да, конечно.

Я закрыла калитку и последовала за ним. Дойдя до входной двери, молодой человек резко остановился и посмотрел на меня ничего не понимающим взглядом:

— Там беспросветная темень…

— Не обращайте внимания. У меня есть свечи.

— У вас что, проблемы с электричеством?

— Нет. Просто я не люблю дневной свет.

Захлопнув входную дверь, я направилась к лестнице.

— Вы живете в полной темноте?

— Да. Я полная противоположность своему отцу. Он обожал дневной свет, а я его просто не выношу.

— А как же телевизор?

— Его можно смотреть в темноте…

— Вы довольно странная.

— Может быть.

— Вы работали на отца?

— Нет. Я художница. Я рисую картины при медленно догорающих свечах.

Поднявшись по лестнице, мужчина остановился у портрета отца, достал платок и смахнул выступивший на лбу пот.

— Это ваша работа?

— А как вы догадались?

— Такую картину мог нарисовать только человек с больным воображением.

— Оно у меня и в самом деле больное. Я этого не стыжусь.

— Как вы придумали это чудовище? Оно вам приснилось? — мужчина посмотрел на меня заинтересованным взглядом.

— Зачем мне его придумывать? Это чудовище сопровождало меня всю жизнь. Это мой отец.

Глаза гостя округлились, он закашлялся.

— Вы считали своего отца чудовищем?

— Я его хорошо знала.

— Надо же, а мне он был симпатичен.

— Вы были знакомы с ним лично?

— Да. Он очень часто приезжал к Игорю Николаевичу.

— Я не хочу больше говорить о своем отце, — резко сказала я и убрала подсвечник от картины. В кабинете показала на выключатель: — Можете зажечь свет.

— Спасибо. А вы искали документы без света?

— В темноте я ориентируюсь намного лучше.

Мужчина зажег свет. Я слегка сощурила глаза и махнула рукой на соседнюю дверь.

— Если я вам понадоблюсь, я в своей мастерской.

Дверь кабинета оставалась открытой, и у себя я умышленно неплотно закрыла дверь, оставила маленькую щелочку. Буквально через несколько секунд послышался голос гостя:

— Алё! Игорь Николаевич. Это Виктор. Я в доме адвоката. Еще пока не нашел. Сейчас буду искать. Я не знал, что у него умалишенная дочь. Знаете, я подумал, а есть ли у него еще дети? Если у него только эта единственная дочь, то ей место в дурдоме. Тут такие хоромы. Можно неплохо заработать. Старик слишком много нажил добра. Ладно, поговорим при встрече.

Как только голос умолк, я появилась у входа в кабинет. Увидев меня, мужчина улыбнулся и потер ладони:

— Ну что, принимаюсь за поиски. Тут столько папок…

— У адвоката есть сын, — сказала я ровным голосом. — Он тоже является полноправным наследником этого дома. Так что ищите свою папку и убирайтесь вон.

Мужчина пришел в полнейшее замешательство. От яркого света огромной старинной люстры у меня выступили слезы. По всей вероятности, гость подумал, что это от того, что мне пришлось услышать. Он нервно достал сигарету и закурил.

— Извините. Я не хотел, чтобы вы заплакали…

— Не стоит извинений. У меня просто светобоязнь, — резко перебила я незнакомца и взяла платок.

Мужчина сел на стул и нервно забарабанил пальцами по столу. Затем пристально посмотрел на меня и тихо сказал:

— Ты даже не представляешь, как ты красива. Первый раз я увидел девушку, которая поистине красива. Ни грамма косметики, ни грамма загара. Нереально белая кожа, без единого намека на ямочку или прыщик… Огромные черные глаза и совершенно правильные, восхитительные линии тела… И при всем при этом ты сумасшедшая. Устроила тут самый настоящий склеп и сидишь в этой зловещей темноте, как ненормальная, рисуя какие-то идиотские картины.

— Я нормальная, — сухо сказала я.

— Если ты нормальная, то я приглашаю тебя вечером в ресторан поужинать.

— Я не люблю рестораны. Я была там всего пару раз с отцом. Мне там не понравилось.

Мужчина почесал затылок:

— Знаешь, мы всегда думали, что адвокат прячет свою дочь потому, что она умалишенная…

— Я нормальная, и я ни от кого не прячусь, я просто так живу, — ледяным голосом произнесла я. — Ищи побыстрее папку и уходи. Я не люблю, когда в мой дом приходят посторонние.

Мужчина согласно кивнул и подошел к огромному старинному дубовому шкафу. С трудом открыв тяжелую дверь, он вскрикнул и отскочил в сторону. Из шкафа вывалился огромный кокон, обернутый плотной клеенкой и толстым скотчем. Я вцепилась в дверной косяк и почувствовала, что у меня перехватило дыхание.

— Господи, что это? Какой-то кокон!

— Понятия не имею.

— Твой отец здесь что-то спрятал.

Мужчина достал из кармана перочинный ножик и стал резать туго намотанный скотч. Когда наконец ему это удалось и он добрался до того, что находилось внутри, в лицо мне ударило тяжелое зловоние. В клеенке лежал мужчина, напоминающий мумию.

— Это труп, — с ужасом прошептала я.

— Я в этом не сомневаюсь, — растерянно произнес гость. — По-моему, он лежит здесь давно. Странно как-то… Он не сгнил, а высох… Прямо настоящий гербарий. Ты его знаешь?

— Кого?

— Ну, этого человека… Он когда-нибудь бывал в вашем доме?

— Нет, я его первый раз вижу, — еле слышно прошептала я.

— Твой отец был не так прост, как казался, — усмехнулся незнакомец и нервно закурил. — Я так понимаю, это его рук дело?

— Ну, понятно, что не моих.

— Ладно, это меня не касается. Я ищу папку с фамилией Чичерин и умываю руки.

— Как это ты умываешь руки? — опешила я.

— А что, по-твоему, я должен делать?

— Ты этот кокон достал, ты его открыл, а теперь собираешься сваливать? Ты это все обнаружил, ты его отсюда и уноси.

— Вообще-то я пришел сюда за папкой…

— Но тем не менее вместо папки ты умудрился найти труп. Послушай, будь человеком, помоги мне от него избавиться…

— А почему ты не хочешь вызвать милицию?

— Потому что труп уже все равно не оживет, а мне лишние проблемы ни к чему. Зачем мне лишние вопросы и полный дом любопытного народа? Я очень плохо переношу посторонних людей.

— К твоему отцу приходило очень много людей. Одного из них он убил и запрятал в этот шкаф. Возможно, что и инсульт случился именно на этой почве.

— Это только твои догадки, — быстро проговорила я и брезгливо посмотрела на мумию. — Может, отец совершенно непричастен к этому кокону, — задумчиво сказала я и вдруг замолчала. Я растерялась: — Но если не отец, то кто? Больше некому.

Мужчина тяжело вздохнул и совсем тихо сказал:

— Я этот кокон распотрошил, я его и заклею. У тебя есть скотч?

— Скотч?

— Ты не знаешь, что такое скотч? — раздраженно спросил он и снова закурил.

— Я не такая идиотка, как ты думаешь. Я знаю, что такое скотч, и я даже знаю, для чего он тебе нужен. Ты хочешь обратно заклеить этот чертов кокон и засунуть его в тот шкаф, откуда ты имел неосторожность его вытащить. Но ты подумал, как я буду жить в доме, зная, что в кабинете лежит труп?

— А почему я должен о тебе думать? — усмехнулся мужчина.

Меня охватил ужас. Покраснев до кончиков ушей, я сжала кулаки.

— Если ты не поможешь мне избавиться от трупа, то не получишь никакой папки с фамилией Чичерин!

— Если я не возьму эту папку сейчас, то Игорь Николаевич больше не будет обращаться к тебе с подобной просьбой. Он будет действовать по-другому.

— Как это — по-другому?

— Ну, более нахально, что ли… Он платил твоему отцу баснословные деньги на протяжении многих лет…

— Каждую копейку, которую платили моему отцу, мой отец отрабатывал по полной программе, забывая про отдых и болезни. Он никому и ничего не должен.

Почувствовав, что такая категоричность сейчас не к месту, я сменила тон:

— Очень тебя прошу, помоги мне избавиться от трупа. Я тебе хорошо заплачу.

— Хорошо, только деньги мне не нужны. Я тебе помогу только при одном условии.

— При каком?

— Мы избавляемся от трупа, и ты ужинаешь со мной в ресторане. Тебя это устраивает?

Я закивала.