Прошу и обещаю. Повесть

Юлия Харченко

Когда нам плохо, мы просим божьей помощи. Мы можем пообещать что-то взамен. А когда ситуация складывается лучше, чем мы думали, мы забываем о благодарности и об обещаниях. Именно так и случилось в жизни Николая. А расплата не за горами…

Глава 4

Мы приехали домой. Только тогда, над дверью особняка, я разглядел выплавленный из золота фамильный герб с деревянной каймой, копия которого красовалась на всех документах. Это был оскал льва в полумесяце. Я решил узнать больше о себе, как о человеке, для начала по интерьеру дома и его комнат. Сначала я спустился со второго этажа по лестнице в гостиную, где находился центральный вход в дом, я проходил эту комнату несколько раз, но детально рассмотреть все не было времени. Дверь в гостиную с улицы находилась на небольшом подъеме и со стороны гостиной была окружена по бокам двумя большими колоннами, делящими комнату на две половины. Левая часть комнаты была меньше, чем правая. На полу лежал персиковый пушистый ковер, на стенах висели картины с видами старинного восточного города с проулками и мечетями, и пробегающими по брусчатой дороге ослами в повозках. Все было изображено в желто-коричневых тонах. Каждую картину освещали песочные резные светильники. В углу, непосредственно за колонной, находился белый большой диван с песочно-персиковыми подушками и журнальный столик из настоящей слоновой кости. Справа за колоннами на белом пушистом ковре стоял коричневый диван с белыми подушками. На коричневом дубовом журнальном столике ручной работы в стиле машрабейа лежала стопка глянцевых журналов. Две части комнаты были объединены огромной плазменной панелью. Под лестницей на второй этаж была арка, соединяющая гостиную с остальной частью дома. Следующей по ходу была огромная столовая, обитая деревом. Посреди нее стоял резной стол неимоверных размеров. Углы комнаты были заставлены глиняными горшками причудливых форм с оранжевыми цветами, похожими на петушки. На стенах висели написанные золотыми арабскими буквами цитаты из Корана на черном фоне в позолоченных рамках. Напротив столовой находилась другая столовая. Она была поменьше и попроще. Сначала я решил, что это обедня прислуги, но позже вечером я увидел обедающих в ней моих жен, и понял, что мужчины по обычаю кушают в разных с женщинами комнатах. Обе столовые имели выходы в ванные комнаты. Чуть дальше, за столовой, я обнаружил большой тренажерный зал с зеркальной стеной с одной стороны, стеклянной с другой, и закрытыми дверями на террасу с третьей. Там я нашел свою самую красивую жену, Айю, в спортивном костюме, упражняющуюся на велосипеде.

— Привет, дорогой. Вы уже вернулись? Тебе не кажется, что сейчас ты проводишь время с Ануар больше, чем со мной. Посидишь со мной немножко? Как твой день?

— Хорошо, я немножко устал.

— Наконец ты начал проявлять свои слабости. Конечно, устал, милый, ты постоянно работаешь, тебе надо отдохнуть. Может мы могли бы уединиться с тобой на пару дней где-нибудь на райском острове?

Я не знал, было ли бы это нормальным по отношению к другим женам, поэтому, отделавшись фразой «посмотрим, дорогая!», я пошел прилечь в свою комнату.

Когда наступил вечер и в темном небе проявился худой лик белой луны, я перешел к осмотру дальних комнат на первом этаже. В первой был большой крытый бассейн. Вторая была детской игровой комнатой, я понял это по большой площадке для детей с разнообразными игрушками, и милому детскому домику со своей маленькой кухонькой. Выйдя из детской игровой, я подошел к последней, совсем маленькой комнатке. Та была закрыта на ключ. Пошарив в кармане халата, я нашел маленький ключик, и с помощью него открыл дверь. Это был рабочий кабинет, которым уже давно не пользовались. Диван был накрыт покрывалом, все остальное было доступно взгляду, зашедшего в комнату гостя.

Когда я хотел подняться наверх, чтобы исследовать верхние комнаты, неведомая сила потянула меня в мечеть. Там я снова упал на колени и коснулся лбом пола. Когда я выходил оттуда, я заметил небесно-голубую линию воды Персидского залива. Я прошел через чудесный экзотический сад, окружающий мечеть. Он был усыпан не только разноцветными цветами, но и плодами. Отдаляясь от него, я приближался к лазурной водной глади, покрывающей белый песок. Я не мог понять, почему спальня хозяина не имеет прямого выхода к морю, находясь в непосредственной близости от него. Оно было чарующим и манило со страшной силой. Я обошел уходящую в море ограду и подходил все ближе и ближе к воде. Та отсвечивала серебряным блеском луну, которая пробивалась через могучие тяжелые тучи. Она переливалась на свету, создавая своим сиянием всевозможные геометрические фигуры. Я почувствовал соленый морской запах, увидел бьющиеся в небе крылья белых птиц. Пройдя дальше, я обнаружил каменную гору, кусочек пустыни, который хозяин земли решил сохранить в первозданном состоянии, ограждавший его территорию от другого мира. Пляж был одиноким и на удивление пустым, не было ни лежака на берегу, ни кресла, ни следов ног. Как-то было одиноко, казалось, что этим дивным видением уже давно никто не наслаждается.

В мыслях пронеслась смутная догадка. Я взглянул на сторону дома, выходящую окнами на берег. В окнах не было света. Казалось, как будто задвинутые ставни, и пробивающиеся сквозь что угодно лучи света созданы не для этой части дома. Похоже, здесь никто не обитал. И только сейчас я вспомнил про закрытые ставни в тренажерном зале и большой столовой. Почему? Чем было море для этого человека? Какую злую шутку это изумительной красоты место сыграло с ним, в его жизни?

И тогда я увидел темную фигуру, приближающуюся ко мне. Это была Ануар. Она медленно и как-то неуверенно шла, как будто боялась. И ведь правда боялась. Когда девушка приблизилась ко мне, я увидел выражение испуга и страха на ее лице, даже в ее темных глазах, из которых нормально видел лишь один. Я вспомнил, что где-то уже читал про отношение к женщине в исламе. Покорная, скрывающая свою наготу до запястья и кончиков пальцев на ногах, с открытым миру овалом лица, она отдавала себя всю одному хозяину и ожидала любой его воли. Мужчина по Корану может бить ее в некоторых случаях, и имеет возможность и право изменять и заводить еще тройку жен. Возможно, настоящий мистер Ахмед Хассан, сейчас бы ударил ее за то, что она выходит к морю одна в столь поздний час. Но мне показалось, что на самом деле она боится не этого. Я чувствовал, что за всем этим нетронутым пляжем, зашторенными и темными окнами, испугом храброй, умной и милой девушки, способной управлять огромной компанией, спрятана тайна. Что-то случилось здесь, на этом пляже.

— Ты опять вспомнил отца… Как он утонул… — расставила она точки над «и». Моя догадка подтвердилась.

— Да.

— Не знаю, хотел бы ты, чтобы я сейчас была с тобой здесь, но вот она я. И если ты захочешь поговорить о чем-то, что тревожит тебя, я готова выслушать тебя. Поверь мне, тебе станет легче. Поговори со мной.

— Сейчас холодный ветер, — ответил я. — Идем домой.

— Это плохо, что ты держишь все в себе. Прошло больше двадцати лет. Я знаю, как ты любил его, и он любил тебя, но на то воля Аллаха. И сам твой отец выбрал этот путь. Я готова вытерпеть, если ты решишь ударить меня, но я скажу, что думаю. Ахмед, ты сильнее его и не раз доказал это. Ты спас его компанию и главное детище в его жизни. Без тебя она бы погибла. Точнее нет. Она погибла, ушла вместе с ним, утонула, когда и он утонул. Но на ее месте ты воздвиг свою империю, империю Ахмеда Хассана Самира Мохаммеда Саида. Ты должен гордиться этим! — она взяла мои ладони в свои, поцеловала их, и наклонила голову, готовую принять удар. Я коснулся губами ее темечка и обнял ее. Ануар не поднимала головы, пока мы не вошли в дом. Потом она махнула головой и удалилась в свои покои. Я поднялся в комнату хозяина дома. Буквально через пару минут в нее вбежали дети, и заглянула старшая жена.

— Они не беспокоят тебя?

— Нет-нет, заходи, — пригласил я ее.

— Ты будешь ужинать внизу или попросить, чтобы принесли сюда? Я сегодня приготовила макароны бешамель, как ты любишь, и печень по-александрийски.

— Наверно, я поем тут. Спасибо.

— Один или с Хассаном? Он скучает по тебе, жалуется, что папа не уделяет ему внимание, как раньше.

В это мгновение один из детей покраснел и выбежал из комнаты.

— Ты не должна была при нем этого говорить, — непроизвольно выронил я.

— Ты прав, но с самого утра я не могу поймать тебя. А ребенок чувствует, что с тобой что-то не то. Позвонить твоей матери? — похоже, каждая из женщин считала мать Ахмеда универсальным лекарством, от всех проблем.

— Нет, не беспокойся, просто я устал немножко и неважно себя чувствую.

— Я вызову врача.

Второе спасительное средство — пронеслось у меня в голове.

— Не нужно. Я просто устал и мне надо побыть самому. Пусть мальчик покушает со мной, если хочет.

Она окинула меня странным взглядом и вышла из комнаты. Наверно этот малыш действительно особенный, если он назван в честь любимого отца. Первый в арабской семье — старший и самый дорогой ребенок, наследник.

В комнату через пару минут вошел, опустив голову и нахмурившись, мальчик. Мне он показался избалованным мальчишкой с сердитым выражением лица, однако заметив мою улыбку, принял ее за одобрение, или проявление отцовских чувств, и бросился ко мне. Я обхватил его руками, он прижался к моей груди:

— Ты утром не пришел поцеловать меня, и не зашел, когда вернулся, спросить о моих занятиях.

— Прости, Хассан, хабиби, я сегодня не в себе.

— Ты не зайдешь вечером пожелать спокойной ночи?

— Обязательно, Хассан!

— Отец, твой запах… он какой-то иной. Как прошел твой день? Ты заключил сделку?

Вот кто был доверенным лицом Ахмеда, его маленький сын. Он воспитывает его, чтобы изначально поставить его во главе компании.

— Ты мне обещал сегодня рассказать как стать богатым и успешным.

— У меня как-то вылетело из головы. В первую очередь ты должен окончить школу, и поступить в университет.

— Нет, ты говорил, что главная книга жизни — Коран. Школа не главное, главное всегда молиться и просить, и Бог даст, если будешь праведным мусульманином.

— Ну да, ты все сам знаешь.

— Сегодня ты мне обещал показать, кто такой персонал и как им не стать, как быть хозяином, но при этом оставаться мусульманином.

— Мне кажется ты еще не готов к этому.

— Отец, ты сам говорил, что я уже готов, ты забыл? Ты устал, наверно. Ты почитаешь мне Коран на ночь?

— Я постараюсь.

— Ты все еще любишь меня? Я твой любимый сын или ты передумал?

Я посмотрел на этого маленького растерянного человечка. И вдруг разглядел в нем меня. В прямом смысле настоящего меня. Если бы кожа и волосы были чуть светлее, он был бы тем же мальчишкой, который глядел на меня с моих детских фотографий. Надо не забыть и посмотреть на фотографии Ахмеда, посетила меня идея. Огромный портрет, висевший посреди комнаты, с изображенным на нем человеком в длинной белой рубашке — галабейе, который не был ни в чем схож со мной, возможно, был портретом не Ахмеда, а прежнего хозяина дома — его отца. А в зеркале, висевшем в ванной, я видел самого себя, но каким видели меня другие обитатели этого дома, я не знал, ведь это был только сон. Но было бы любопытно узнать человека, с которым я имел практически одинаковое лицо, форму носа, разрез и расположение глаз, даже худощавость и ямочку на подбородке. Я вспомнил о невольно возникающих не свойственных мне действиях, движениях, привычках хозяина дома, как какие-то инстинкты, вырывающиеся из глубин моего сознания и охватывающие меня. Я свободно владел арабским языком, даже местным диалектом, непроизвольно падал на колени во время намаза, под завывание имама, читал в голос молитвы, идеи и некоторые предположения срывались иногда с моих уст. Все это говорило, что часть моей души или тела принадлежали не мне, или попросту я в не своей оболочке, возможно, этот человек — я, а не мой двойник. Может быть, им был бы я, если бы моя пра-пра-прабабушка вышла бы замуж за другого человека. Меня осенила еще одна мысль: по логике вещей, если для меня как родной разговорный арабский язык, я смогу и прочитать Коран ребенку на ночь, как он просит. Я вспомнил, что когда вошел в столовую, где висели картины с позолоченными буквами, я понял, что это строки — суры из Корана. Я спустился в столовую. Одного взгляда было достаточно, чтобы разобрать написанную фразу, гласившую: «Аллах — лучший хранитель и милостивейший из милостивых», и на следующих: «Аллах красив и любит Он красоту», и «Слава Аллаху».

Конец ознакомительного фрагмента.