До Луны и обратно

Юлия Табакарь

Грайон из древнего рода Мумки, последний нуом на Земле, живет в старинном фонаре в Чудландии – эту волшебную страну люди-великаны называют Москвой. Герой обладает необычной способностью: днем он впитывает в себя свет, а ночью освещает пространство, словно лампочка. Однажды жизнь Грайона резко меняется: его ждут неожиданные встречи и столкновение с темными силами. Начните читать эту книгу с ребенком – и вы вместе окунетесь в удивительный мир нуомов – самого древнего народа Земли.

Глава 11. Нуомы, которые потеряли свет

Свет Грайона, который помогал освещать путь всю ночь, еще не угас. Светящийся и счастливый, нуом вошел в город, но вдруг задумался: почему же нет света? Только зеленые огоньки мерцали во тьме.

Глазам Грайона открылось странное зрелище. Волшебный, чарующий город нуомов, расположившийся в лесу, был погружен в глубокий сон.

Грайон слышал где-то поблизости шум воды — очевидно, город стоял на берегу ручья. Нуом шел по улочкам, освещая их. Они пролегали между величественными елками. Широкие стволы были увиты спиральными лестницами. Между домами на ветках пролегали веревочные мосты. На каждом дереве сидело несколько зеленых светлячков, которые слабо освещали город, словно фонари.

Отдельные домики с увитыми зеленью крышами тянулись длинными вереницами, стояли в низинах и на холмах. Жилища нуомов были не такими, как ожидал Грайон. Окошки в них казались совсем крошечными. Это было удивительно, ведь нуомы так любят солнечный свет…

Грайон уже засомневался, что это и есть тот самый город нуомов, о котором говорил Филимон, как вдруг за поворотом увидел слабое свечение в окне в домике на невысоком зеленом холме. Но спутать было сложно. Это был теплый свет маленьких человечков.

Сердце Грайона наполнилось радостью, и он поспешил к дому. Взобравшись на холм и поднявшись по ступеням, он подошел к двери одноэтажной хижины, отдышался и прислушался. Внутри кто-то ходил. Грайон тихонько постучал. Свет в доме сразу погас.

Через секунду раздались шаги, и дверь с легким скрипом отворилась. В ярких янтарных глазах совсем юного нуома, стоявшего у порога прямо в пижаме, ночном колпаке и тапочках, отразился свет Грайона. Юноша выглядел крайне удивленным.

— Простите за бестактность, — начал Грайон, еще не зная, как объяснить свое ночное вторжение. — Но я только что прилетел в ваш город… и… лишь в вашем окне увидел свет. Я подумал, что вы не спите. Дело в том… Дело в том, что я последний нуом на Земле.

Юноша от души рассмеялся.

Грайон лучезарно улыбнулся в ответ и поспешил уточнить:

— Точнее, я так думал до настоящего момента.

— Тогда входите, господин…

— Грайон. Меня зовут Грайон из семейства Мумки.

— Мумки?.. — На секунду хозяин дома замешкался, однако быстро вспомнил о хороших манерах и пошире распахнул дверь.

Грайон вошел в дом. Внутри царил полный кавардак. Фиолетовый придверный коврик лежал у окна. У стены при входе был деревянный шкаф, покосившийся от времени, с дыркой в дверце. На подоконнике стоял большой глиняный горшок с узким горлышком, из которого торчал засохший цветок. Посередине комнаты, служившей одновременно гостиной и кухней, лежала опрокинутая деревянная табуретка. Казалось, тут никто не живет, потому что все предметы в доме давно покрылись пылью. Это удивило Грайона. Дело в том, что нуомы ежедневно сдувают пылинки с часов, книг и статуэток. Потому что пыль (если, конечно, мы говорим не о звездной пыли, которая сыплется при вытряхивании облаков) мешает потокам света. Так вот, в этом доме к присутствию пыли относились вполне спокойно.

Грайон сел в скрипучее креслице, а юный хозяин стал суетиться по хозяйству: разжег огонь в очаге и поставить кипятиться чай. В свете огня было видно, что у юного нуома только-только начала пробиваться рыжая борода. Грайон заметил, что сначала хозяин дома был довольно сонным, но, греясь в тепле ночного света, сочившегося из Грайона, он ожил, посветлел и стал куда более улыбчивым и радостным.

Гостеприимный нуом заварил липовый чай и достал из старого платяного шкафчика сухие печенья. По правде сказать, такие сухие, что разгрызть их смогла бы только очень голодная белка. Он аккуратно поставил перед гостем угощения и уселся напротив. Но Грайон уже крепко спал, сидя в удобном мягком кресле. Он был совершенно прозрачен и утопал в облаке золотого света, похожего на летящую пыльцу, и это выглядело как чудо.

***

Прошло немало часов. Наступило утро, и Грайон открыл глаза. Через стекла окон просачивался солнечный свет. Он потянулся, чихнул и внезапно вспомнил, что зашел в дом к гостеприимному нуому, когда было еще темно.

Хозяин был одет как подобает — в сюртук и необычную шапочку из серебристой фольги. Как он объяснил, шапочка помогает от излучений. Грайон вежливо промолчал. В его уме промелькнула догадка, что юного нуома немного напугал поток света, который он увидел ночью.

— От твоего света ожил мой цветок. Я подумал, лишние предосторожности не помешают.

Грайон взглянул на цветок у двери. Он распустил желтые лепестки, стоя на ровном, сочном стебельке. Невозможно было поверить, что еще вчера этот цветок выглядел безнадежно засохшим.

— Кстати, зовут меня Александр Нштейн из рода ученых Рудиев.

— Весьма рад нашей встрече! — горячо ответил Грайон. — Но… ночью… я видел совершенно темный город! Где же ваш свет?

— Ты ищешь светлых нуомов? Их здесь нет.

— А разве нуомы бывают светлыми и… не светлыми?

— Да, бывают, — ответил Александр. — Мы темные. Мы не даем свет.

— Разве от этого не умирают?

— Нет. Это выдумки старых колдунов. Но света и правда нет. Поэтому мы называем себя темными.

— Но, клянусь, я видел свет в этом доме! Тот самый свет… — воскликнул Грайон.

Александр слегка замешкался, но тут же выкрутился:

— Это, должно быть, я разжигал огонь в печи. Иногда ночью не спится, а липовый чай помогает уснуть.

Грайон нисколько не поверил Александру, но решил спросить о том, что интересовало его больше всего.

— Как же найти… светлых?

— Их тут нет. Тебе нужно отыскать нуома Нихтера, — и Александр засуетился, надевая пушистые уличные тапочки. — Нихтер — большой специалист по части того, чего нет. Я даже думаю, что это его призвание. Идем, я покажу тебе его дом.

Они вышли на улицу и отправились по извилистой каменной дорожке, вдоль которой выстроились домики нуомов с крошечными окошками. Воздух был свежим, юный Александр — почему-то торжественным и радостным. В свете утра город нуомов оказался необычайно уютным и красивым. Все дома были соединены между собой лестницами, которые, словно лианы, оплетали деревья. Лестницы перепрыгивали через ручейки, стелились по крышам, соединяли вершины зеленых холмов.

— Александр… Я ищу родных. Маму, отца, возможно, сестер и братьев. Тут есть кто-то из рода Мумки? — осторожно и с нарастающей надежной спросил Грайон.

— Нет… нет. Их тут нет. Мумки совсем нет.

На улицах появлялись нуомы. Несмотря на раннее утро, они были уставшие и хмурые.

Шум воды усиливался. Грайон увидел водопад, через который был построен каменный мост с широкими основаниями, уходившими в зеленоватую воду, а боковые пролеты увиты растениями, которые, несмотря на близость реки, засохли.

Они шли, и справа невдалеке Грайон увидел домик, отличавшийся от всех других. Со всех сторон обшарпанная одноэтажная постройка из крошечных кирпичиков была огорожена деревянными прутьями. Их можно было бы принять за забор, если бы прутья не тянулись и над крышей дома.

— Почему тут такие решетки? — спросил Грайон. — Для прочности?

— О-о… Здесь живет один наш чудак по имени Гузель. Он создал для себя тюрьму и живет в ней. Он не выходит. Один из его родственников, зная, что Гузель совсем выжил из ума, носит ему еду. Гузель называет его своим надзирателем, но еду берет. Родственник — ах, я запамятовал, как же его зовут? Ну, — Александр отмахнулся от мыслей, как от мух, — неважно! Так вот, родственник этот говорил ему: «Гузель, выходи, это же твой дом, а не тюрьма, видишь, дверь всегда открыта». Но Гузель будто и не слышит. Стоит со своей похлебкой, жалобно смотрит, и «надзирателю» ничего не остается, как уйти.

— Но как же это ужасно — добровольно поместить себя в тюрьму, когда перед тобой целый мир — и солнце, и облака, и свет, и земля, и моря… просто невероятно! — угасшим голосом произнес Грайон.

— Но что же в этом такого особенного? — улыбнулся Александр. — Разве не так поступают все те, кто забывает о своей свободе, о призвании, и всю жизнь делают работу, которую совсем не хотят делать, и живут в городах, которые им не милы, и находятся в плену своих заблуждений? И… — Александр не договорил, но Грайон дополнил:

— И запирают в себе свет.