А в мечтах ты моя

Юлия Резник, 2022

Не каждому выпадает шанс вернуть первую любовь. Но подполковнику Семену Краснову повезло. Разыгравшаяся метель, попавшая в беду девушка, которая при более детальном осмотре оказалась той самой, несколько дней вместе с ней в плену у непогоды – и начало операции «воссоединение» положено. А там дело за малым. Нужно только расстроить свадьбу Дуни, убедить ее отказаться от работы мечты да переехать в город, в котором началась их история. И ради этого Краснов пойдёт на все…

Глава 6

Дуня себя не узнавала. Едва за Семеном закрылась дверь, как она снова заплакала. На этой базе она вообще плакала очень много. Больше, чем когда либо. И если в этих слезах был поначалу лишь дикий страх за свою жизнь, который знаком только тем, кому выпала возможность на собственной шкуре убедиться, насколько эта самая жизнь хрупкая, то потом — жуткое непонимание и обида. Как отец мог так жестоко с ней поступить? Как он мог, видя, что она натуральным образом умирает, продолжать стоять на своем? Как он мог раз за разом повторять, что он предупреждал, что от таких, как Краснов, не стоит ждать ничего хорошего? Что лучшее, что она может сделать — забыть тот год, как страшный сон, и жить дальше. Ведь у нее впереди лучшие годы — годы студенчества, новых знакомств и открытий.

Как… он… мог? И как она в итоге могла поверить, что так оно и есть?

Ей нужно было, нужно было понять, что что-то здесь нечисто. Нужно было каким угодно способом узнать, как связаться с Красновым, и прямо у него спросить — почему он ее бросил?! Видит бог — Дуня пыталась. Но, в конечном счете, отступила, устав биться в закрытую дверь. К тому моменту прошел практически год. Она решила, что если бы Семен захотел, то уже бы непременно ее нашел. Тем более что она оставила свой новый-старый адрес в столице их общим друзьям. А ее телефонный номер Семен и так знал на память. Как и семизначный номер в аське.

День, когда она решила обо всем забыть и двигаться дальше, Дуня помнила, как вчера. В мельчайших подробностях. Они болтали с Мариам, их общей с Семеном подружкой, по телефону. Та как раз родила своего первенца, и Дуня позвонила, чтобы ее поздравить. Поздравила. Поболтали, обмениваясь последними сплетнями. Точнее как? Дуня по большей части слушала, у нее самой за этот год мало что произошло. Да, поступила, да, отучилась два семестра, да, папа ее пристроил в отличное место на время практики, где работали лучшие архитекторы, но… Все это будто сквозь нее проходило и не оставляло следа.

— А про Семена? Про него… ничего не слышно? — На том конце разговора повисла неловкая пауза. И это в те годы, когда мобильная связь была еще чудовищно дорогой. — Ты что-то знаешь, да? Мариам! Ну же!

— Он в отпуск приехал. Вчера…

— И?!

— Не знаю, как тебе сказать…

— Говори, как есть!

— Похоже, он считает, что между вами все кончено.

— Из чего ты сделала такие выводы? — стараясь, чтобы ее голос не дрожал, уточнила Дуня.

— Он не один был. Точнее, сначала, конечно, один. А потом познакомился с какими-то девчонками у нас в ресторане, ну, ты в курсе, как это бывает.

— Ясно.

— Дунь, мне очень жаль.

— А мне нет. Лучше расскажи, как это — быть мамой. Поверить не могу, что уже и Юлька родила, и ты…

Они тогда перевели тему, и сколько бы ни созванивались потом, надо сказать, все реже и реже, как это в основном всегда и случается, никогда о Семене больше не говорили. Дуня решила, что он ее бросил, забыл… И все. Все на этом закончилось. Умерло. Вот только не ее чувства, нет. О, те еще долго не давали покоя. Умерло что-то внутри. Что-то светлое. То, что заставляет широко улыбаться миру, как бы оно ни было. Наверное, еще год после Дуня приходила в себя. А первое свидание, после Семена, у нее случилось года через два. Ничего, конечно, из этого свидания не вышло. Она на него решилась, скорее чтобы что-то себе доказать, чем потому, что ей реально понравился тот мальчик. По сравнению с Красновым потом, даже спустя годы, остальные мужчины проигрывали всухую. С тем восемнадцатилетним Семеном проигрывали. Что уж говорить о Семене этом?

Дуня поерзала, не находя себе места. Перед глазами возникла картина схватки, невольным свидетелем которой она стала. Это было так же красиво, как и жестоко. У Дуни на расстоянии волосы дыбом встали, и дыхание замерло. А потом вдруг пришло запоздалое понимание — он явно не рядовой военный. И речь тут не в звании, хотя и в нем тоже, конечно. Насколько Дуня могла судить, подполковник в тридцать три… это что-то невероятное. А значит, Семен сумел как-то так себя проявить, что взлетел ракетой. Ей было страшно представить, при каких обстоятельствах такое оказалось возможным. Ей даже думать не хотелось о том, где он имел возможность вот так отточить навыки боя. Куда вообще посылают таких спецов, как он. И какие задачи перед ними обычно ставились.

Дуня думала, что первые годы, после их расставания, именно она жила в аду. Но теперь у нее появились на этот счет большие сомнения. Вполне возможно, она ни черта об аде не знает. Глупая… Глупая девочка. Глупая даже теперь, в тридцать три.

Ему она, вероятно, тоже кажется глупой.

Нарушая ее покой, пришел доктор. Снова что-то измерил, послушал. Дуня смущенно забормотала о том, как ей неловко отрывать его от работы, Иван Сергеевич беспечно отмахнулся. С утра тот и думать ей запретил о душе, опасаясь, как бы не поднялась температура, а теперь милостиво разрешил водные процедуры. Дуня обрадовалась. И помыться, и снять с себя пропотевшую одежду хотелось невероятно. Но ей не во что было переодеться, если только… Дуня подошла к шкафу, провела пальцами по аккуратно сложенным вещам Краснова. Вытащила из стопки футболку и боксеры. Мысль о том, чтобы их надеть, ужасно неправильно стыдно до сих пор ее волновала.

— Дуня-Дуня… О чем ты думаешь?!

Нет, понятно… Прошлое. Но сейчас?! Каким оно боком к ней? И каким боком к ней Краснов? Все ведь давно забыто. И быльем поросло. Нет, конечно, хорошо, что они все уладили, выяснили, даже правильно. Закрыли гештальт, отпустили обиды и прошлое. Значит, теперь можно двигаться дальше. Оставаясь близкими друзьями, например, почему нет? Ведь это так классно — знать, что где-то там у тебя есть человек, друг, на которого всегда можно положиться.

Да что-то все никак не отпустит! Эта вдруг открывшаяся правда грызет, тревожит. Заставляет на стены лезть. И совершенно, ведь совершенно непонятно, что теперь делать? Как искупить вину? Свою… Перед ним. Как самой простить. Отца. Как двинуться дальше, не увязнув в том, что сейчас открылось, как она увязла здесь, в этих стенах, в этом снежном плену?

Дуня сложила чистые вещи на крышке унитаза. Разделась и взглянула на себя в зеркало. Видок у нее был просто кошмарный. Это она отметила еще перед своей вылазкой за пределы квартиры. Лицо — опухшее от слез, в красных пятнах, глаза — как у рыбы, навыкате, от того же… По всему телу синяки, которые кажутся еще более уродливыми, чем могли бы, на ее белоснежной, не знающей солнца коже. А ко всему — двухсантиметровый порез на шее.

–… Рядом с тобой мне ничего не угрожает.

— Ты ударилась сильней, чем я думал, если действительно так считаешь.

Он ведь не о ее добродетели говорил, ведь так? Нет, на такую ее позариться невозможно. С другой стороны, если чувства остались… Да ну? Спустя пятнадцать лет? Тогда что он имел в виду?

Дуне не давали покоя голоса в голове.

Она встала под душ, включила воду. И едва не завизжала — такой холодной та оказалась. Кое-как отрегулировав кран, она быстро-быстро вымыла голову старым добрым Хеден Шолдерсом и воспользовалась мужским гелем для душа. После растерла тело банным полотенцем непритязательного стального цвета. И невольно потянулась к единственному флакону с туалетной водой. Сняла колпачок. Вдохнула. Так странно… Она ничего о нем, взрослом, не знала. Даже какой парфюм он предпочитает. И теперь все эти мелочи — Хеден Шолдерс, Том Форд, полотенце стального цвета, которое он выбирал сам, белье, казались… такими сокрушающе интимными.

— Ой! — Дуня, как воришка, отбросила крышку и уставилась на Краснова.

— Здесь было не заперто.

Ч-черт! Для полного счастья ей не хватало, чтобы он подумал, будто она специально эту сцену подстроила.

— Я д-думала, ты не вернешься до вечера.

Хорошо, хоть в полотенце успела завернуться!

— Там у тебя телефон звонит. — Краснов лениво кивнул за спину, не спуская пожирающего взгляда с ее покрытых капельками влаги плеч. Дуня сжала ноги, так остро, так горячо она на этот взгляд реагировала. Тряхнула головой и мышкой протиснулась мимо Семена, который почему-то застыл, как каменный.

— Это отец.

— Не хочешь ответить?

Дуня вскинулась. Покачала головой. Нет… Она пока не знала, что ему скажет. Ничего хорошего на ум не шло. Хотя наверняка у отца были какие-то причины для такого поступка. Но они не оправдывали того, что он с ними, молодыми и горячо друг друга любящими, сделал.

— Пойду, оденусь. Я, кстати, одолжила у тебя вещи. Своих на смену у меня, как ты понимаешь, нет.

— Ни в чем себе не отказывай, — усмехнулся Семен. — Я пока схожу за обедом.

— Извини.

— За что?

— За то, что тебе приходится со мной нянчиться. Да и за отца извини тоже. Мне очень жаль.

— Мне нравится с тобой нянчиться, Дуня, — мягко заметил он и вышел, будто ничего не произошло. Будто это не он буквально только что отправил ее в нокаут своими словами.

Нет-нет, так дело не пойдет. Его присутствие как-то плохо на нее влияет. Дуня быстро переоделась и залезла в телефон, чтобы узнать прогноз погоды. Нужно было с этим заканчивать, пока все не зашло слишком далеко.

— Что делаешь?

— Пытаюсь отыскать информацию, когда дороги расчистят, но сайт райадминистрации, похоже, лег.

— Хочешь поскорее сбежать?

Краснов поставил перед Дуней тарелку борща. Хлеб, сметану…

— Я хочу как можно скорее вернуться домой. И к работе. У меня распланирован каждый день, и эта ситуация очень некстати. — Дуня решила не вестись на его провокацию.

— Мне нравится, что ты делаешь.

— Правда? — Дуня во все глаза уставилась на Краснова, забыв, что занесла ко рту ложку.

— Ага.

— Я слышала, ты купил участок в нашей деревне…

«Нашей деревней» Дуня называла поселок в горах, который в скором времени их с Юлькой стараниями должен был превратиться в шикарный курорт. У восьми их одноклассников в этой деревне имелись свои участки земли. Родители подарили им к выпускному, решив, что это отличное вложение денег — и не прогадали. После того, как их край выиграл право на проведение Олимпийских игр, цены взлетели просто до небес. И даже после ничуть не упали. Семену же никто таких щедрых подарков в жизни не дарил. Всего в ней он добивался сам. Сам же купил и землю, когда прочно встал на ноги.

Может быть, он это сделал, чтобы что-то кому-то доказать. Может даже, чтобы что-то доказать себе. Хотя заподозрить в таком нынешнего Краснова было довольно трудно — сейчас он производил впечатление очень самодостаточного, цельного человека. Да и, скорее всего, действительно был таким.

— Да, насколько я знаю, мой участок граничит с твоим.

Ага. Дуня это тоже знала… И даже более того, раздумывая над проектом собственного дома, она склонялась к мысли, что, учитывая особенности рельефа, дом, по-хорошему, нужно было ставить где-то на меже.

— Собираешься построить дом? Знаешь, я могла бы помочь тебе с этим! По-дружески. В качестве жеста примирения.

— Мы с тобой ведь никогда и не ссорились. — Краснов поднял руку и коснулся ее щеки. И будто не стало этих лет… Ничего вообще вокруг них не стало.

— Да, но отец…

— Ты пострадала от него не меньше меня, — отрезал Семен. Не зная, как ей быть, как положить конец окутавшему ее сумасшествию, Дуня деланно-весело засмеялась:

— Я не пойму, ты что, отказываешься от уникального эксклюзивного и, заметь, бесплатного проекта от самой… — Дуня со значением потрясла пальцем в воздухе, — Евдокии Степановой?

— Нет. Нет, я не такой глупец, чтобы отказываться… от чего-либо, — покачал головой Семен, скользнул ладонью дальше, под не успевшие просохнуть волосы, запрокидывая ее голову. И впиваясь жесткими губами в ее нежный, податливый рот.