Рыцарь печального нейтралитета

Юлия Остапенко, 2005

«– Вот что они там обсуждают, а? Что там можно полтора часа обсуждать? – изводился Антип, нервно затаптывая в землю окурок. – Условия сдачи, естественно, – с ангельской невозмутимостью ответил наш монсеньёр и, поплевав на кончик пальца, принялся сворачивать новую самокрутку. Вообще-то это мне полагается выполнять почётную обязанность – делать для монсеньёра кустарное курево, но уж больно он любит процесс…»

— Вот что они там обсуждают, а? Что там можно полтора часа обсуждать? — изводился Антип, нервно затаптывая в землю окурок.

— Условия сдачи, естественно, — с ангельской невозмутимостью ответил наш монсеньёр и, поплевав на кончик пальца, принялся сворачивать новую самокрутку. Вообще-то это мне полагается выполнять почётную обязанность — делать для монсеньёра кустарное курево, но уж больно он любит процесс.

— Сдачи! Ага! Разбежался! — бросил Антип. — Ты видишь там белый флаг? Я не вижу!

— Парламентёр мог одуматься по ходу дела, — оптимистично предположил наш монсеньёр. — Я верю в Георга.

— Спорим? — встрепенулся Антип.

— Если опять на щелбаны — то запросто. За мной, кстати, должок с прошлого раза.

К счастью (как оказалось через минуту), принять пари Антип не успел. Парламентёры, топтавшиеся уже битый час посреди чистого поля, ровнёхонько между нашим войском и стенами осаждённого города, наконец прекратили махать конечностями и целенаправленно устремились каждый в свою сторону. Георг приближался неуверенной рысью и вид имел не слишком довольный.

— Опять тебе повезло, — вполголоса сказал Антип. — А то увеличился бы должок.

Лорд Себастиан не ответил. Его пальцы по-прежнему вертели самокрутку, хотя папироса была готова, и я в который раз подумал, что на самом деле он так просто успокаивает нервы.

Взмыленный Георг оказался возле нас, спешился, побрёл к монсеньёру, на ходу отирая мокрую шею. Я невольно тоже почесал загривок. Жара стояла страшная, солнце кулаком дубасило по головам, кругом, как назло, ни деревца, ни кустика — голая равнина, а мы шкваримся тут уже вторую неделю. Лорд Себастиан сидел без рубахи, остальные, и я в том числе, только рукава закатали, а Георг решил выпендриться и отправился на переговоры при полном параде, в боевом облачении, и теперь, похоже, мысленно крыл себя, монсеньёра, лорда Родрика и треклятое солнце самыми неприличными словами, которые знал.

— Ни хрена, да? — спросил лорд Себастиан.

— Нет! Именно что хрен! Хрен вам, это дословное послание лорда Родрика! — просипел Георг. — Теперь казните меня, что ли, монсеньёр?

— Да ну тебя, возиться лень, — хмуро ответил тот. — Жак, дай огня.

Я выбил искру, лорд Себастиан прикурил, опустив отяжелевшие веки. Я никогда не мог понять в такие минуты, то ли он напряжённо думает, то ли, напротив, пытается дать мозгу краткую передышку.

— Аргументы те же? — помолчав, спросил он.

— Если ты это называешь аргументами — ну да, пожалуй. Мой город, моя земля, а вы тут хоть вкрутую сваритесь.

— К этому всё идёт, — замогильным голосом вставил Антип. Ничего нового он не сообщил. Я посмотрел влево, туда, где мы разбили основной лагерь и где изнывала под жгучим солнцем армия лорда Себастиана, которую он вёл победным маршем всё дальше и дальше на юг. Пока не упёрся в город этого наглого типа, лорда Родрика, который и бой принять не хотел, и сдаться отказывался. Впрочем, его тактику понять было легко: он рассудил, что за недельку-другую торчания на открытом солнцепёке войско испечется заживо в собственных доспехах. И вполне резонно рассудил. А дожди тут случались раз в год, и прошли как раз за месяц до нашего появления. В общем, выражаясь культурным языком, положение критическое, если не сказать удручающее.

— Ты ему говорил, что мы убьём всех жителей, если войдём в город силой? — спокойно спросил лорд Себастиан, попыхивая папиросой.

— Да я чего только ни говорил, — вздохнул Георг. — А он: сперва войдите.

— Войдём.

— Как? — не выдержал Антип. — Вот скажи мне, Себ — как? Тебе тот первый штурм ничего не показал? Не взять их с налёту.

В его голосе звучало раздражение, и я понимал, почему: поход продолжался уже больше года, мы все жутко устали и хотели домой, праздновать многочисленные победы, но наш монсеньёр упрямо шёл всё дальше, кажется, не собираясь останавливаться.

— У них в городе тиф, — проигнорировав тон Антипа, спокойно возразил лорд Себастиан. — Они не смогут долго держать осаду.

— А мы сможем? Предлагаешь проверить, у кого все люди раньше перемрут?

— Я не уйду, — сказал наш монсеньёр и бросил недокуренную папиросу на землю. Антип тут же с воодушевлением её затоптал. Похоже, его это успокаивало в той же степени, что и лорда Себастиана — производство самокруток. А стюард монсеньёра, которому полагалось делать то и другое, то есть я, мог продолжать чесать шею в своё удовольствие.

— Нам бы сейчас пушку плазменную, — мечтательно произнёс Георг. — Или нейронную боеголовку…

— Я бы не отказался и от вульгарного файербола, — сказал лорд Себастиан. — Ещё конструктивные предложения есть?

Я лихорадочно зашарил по карманам в поисках карандаша. Порой с уст монсеньёра и его старых боевых товарищей слетали очень любопытные слова, при этом, кажется, абсолютно цензурные, что делало их ещё более удивительными. В молодости монсеньёр с ещё десятком таких же юных сорвиголов изрядно помотался по параллельным мирам, принеся оттуда, помимо безусловно полезных идей вроде папирос, часов и водопровода, множество странных и непонятных слов, от которых веяло тайным могуществом. К сожалению, попытки стырить то, что этими дивными словами называлось, привели к неприятным последствиям. Параллельные миры произвели одностороннее закрытие проходов, и моё поколение оказалось навеки лишено простой человеческой радости совать нос куда не следует. Когда на монсеньёра накатывало лирическое настроение, он говаривал, что это к лучшему, но в такие минуты, как эта, думаю, он сам бы с собой не согласился.

Какое-то время все молчали, подавленные беспросветностью ситуации. Потом Антип вздохнул.

— Ты, конечно, не захочешь, но в сложившихся обстоятельствах я бы попробовал Репейника…

— Чего-чего? — переспросил монсеньёр.

Все, включая меня, воззрились на него с удивлением. Даже я знал про Репейника, о нём ходило множество анекдотов, в основном неприличных. Ну, оно и понятно, те, кто разносили о Репейнике сплетни, его никогда не видели, а следовательно, боялись, а раз боялись, то поливали грязью — так было не страшно.

— А-а, — вдруг протянул Антип. — Ну да, ты же в восточной кампании был, когда он появился. Народ поначалу много судачил, потом поутихло…

— Ближе к делу, — посоветовал лорд Себастиан и, сняв с пояса меч, поставил его между ног.

Я вздрогнул. Сколько я знаю лорда Себастиана, он не расстаётся со своим мечом, ест, спит и курит с ним под боком, хотя меч самый обычный, не из лучших, так, железяка, вряд ли достойная столь великого завоевателя. Но монсеньёр и слышать не хочет о его замене, а когда держит вот так, лицо у него делается очень странным… а если он ещё сейчас на рукоять обопрётся и голову на руки положит…

Конец ознакомительного фрагмента.