Опять 25!

Юлия Набокова, 2023

В жизни всегда есть место чуду: одно неосторожное желание в рождественскую ночь – и вот уже Аполлинария не почтенная бабушка, а снова 25 летняя девушка! Надолго ли? Неизвестно! Терять времени не стоит. Кто знает, какой срок у чуда? А надо успеть и внучке личную жизнь устроить, и тайну времен молодости распутать. И главное – не поплатиться за волшебство жизнью. Ведь охотников вернуть молодость немало и они уже вышли на ее след…

Глава 3

Протанцевав во сне в ночном клубе до самого утра, Аполлинария проснулась, полной сил, энергии и отличного настроения. Затаились и вечный спутник радикулит, и заклятая подружка подагра. Даже мир вокруг казался ярче и отчетливее, как будто она стала лучше видеть. Так хорошо Аполлинария не чувствовала себя уже давно. Однако сполна насладиться жизнью мешало чувство вины — зря она вчера обидела Ксюшу. Придется искупать вину любимыми внучкиными оладушками.

Она бодро соскочила с кровати и решила пожертвовать ежедневной утренней зарядкой, чтобы не тянуть с завтраком. Хотя, судя по тишине в Ксюшиной комнате, торопиться было некуда. Наверное, внучка всю ночь просидела над проектом и теперь проспит больше обычного. Значит, есть время и оладушки сготовить, и утреннюю маску наложить. Вчерашний вид в зеркале настолько поверг Аполлинарию в уныние, что сегодня она решила сделать все возможное, чтобы изгнать из отражения уродливую мумию. Убедившись, что в холодильнике есть все необходимое для оладушек, она зашла в ванную.

Мужества взглянуть в зеркало у нее не хватило, и Аполлинария поспешно наклонилась над умывальником, чтобы поплескать в лицо водой. Потом резко открыла зеркальную дверцу навесного шкафчика и уставилась на пестрые ряды ярких флакончиков, которые сама же и накупила. Маску она обнаружила сразу, а вот где же тут пилинг для лица? Нужный тюбик спрятался на самой верхней полке за флаконом тоника и выскользнул из мокрых рук, закатившись под ванну. Она со вздохом наклонилась, раздраженно откинула упавшую через плечо тяжелую косу, нащупала тюбик. Есть! Сослепу собственная рука показалась ей гладкой и чистой, как в молодости. Привидится же такое!

Аполлинария разогнулась, больно ударилась о приоткрытую дверцу шкафа и вскрикнула. Старая клуша, так и голову пробить недолго! Тюбик снова выскользнул из рук, но она была занята другим: ощупывала гудящую от боли макушку. Вроде крови нет. Аполлинария закрыла зеркальную дверцу, и из отражения на нее испуганно глянула хмурая Ксюшка. Все‐таки разбудила девчонку, не дала выспаться, обругала себя она, оборачиваясь.

— Ксюша, детка… — От звуков чужого, пронзительно‐звонкого голоса она прикусила губу. Хуже того — в ванной, кроме нее, никого не оказалось. Дверь была заперта на щеколду.

Аполлинария медленно развернулась к зеркалу и уставилась в округлившиеся от ужаса глаза девушки, которая была ей прекрасно знакома. Та, кого она в первую минуту приняла за Ксюшу, была ее собственной двадцатипятилетней копией со старой фотографии. Только сейчас она была цветной, испуганной и живой.

— Боже мой! — только и смогла выдохнуть Аполлинария.

Губы ее молодого двойника повторили ее слова, а она сама поморщилась от боли в прокушенной губе. Двойник сделал тоже самое и оскалился во всю пасть, сделавшись похожим на вампира. Аполлинария в испуге отпрянула от зеркала, перестав растягивать рот и щупать крепкие белые зубы, которые каким‐то образом выросли у нее за ночь. Двойник тоже попятился и закрыл рот. Аполлинарию замутило от внезапной догадки. Она поднесла руку к зеркалу — и двойник протянул руку навстречу. Бежевый маникюр с белыми звездочками, сделанный на днях, сохранился. Только рука стала более узкой, гладкой и белой.

— Я схожу с ума, — в панике пролепетала Аполлинария и услышала все тот же незнакомый голос — молодой и чистый.

Спокойствие, только спокойствие. Она часто задышала — зеркальный двойник копировал ее действия.

— Это не я. — Аполлинария замотала головой, и коса тяжело хлестнула ее по плечу. — Я сплю! — Она с силой дернула эту косу, вспомнив, что отстригла ее через месяц после похода в фотоателье и с тех пор больше никогда не носила длинных волос. Боль в затылке была настоящей, она громко охнула и попятилась к двери, глядя, как постепенно удаляется в зазеркалье ее насмерть перепуганная двойняшка.

Вот и все, обреченно поняла Аполлинария, прислоняясь к закрытой двери и не в силах отвести взгляда от отражения. Маразм подкрался незаметно. Больше всего на свете она боялась утратить способность ходить и стать обузой Ксюше или лишиться разума, как ее старинная подружка Фрося. И вот теперь уже она сама сходит с ума. Кажется, что все помнит и по‐прежнему здраво мыслит, но при этом видит себя помолодевшей на полвека.

Дверь содрогнулась от стука.

— Ба! С тобой все в порядке?

Аполлинария в панике заметалась, переводя взгляд с зеркала на дверь. Зрительная галлюцинация никуда не делась, что же делать? Нельзя, чтобы Ксюша считала ее сумасшедшей!

— Бабушка? — Волнения в голосе внучки прибавилось, стук в дверь стал настойчивей.

— Да‐да! — хрипло выкрикнула Аполлинария и испуганно зажмурилась от звука чужого голоса. Ее голоса пятидесятилетней давности.

Однако Ксюша, похоже, ничего не заметила.

— Ну ладно, — донеслось из‐за двери. — Выходи, я пока чайник поставлю.

Значит, вся эта мистика и впрямь происходит только в ее воображении, немного успокоилась Аполлинария. Нужно просто сделать вид, что ничего не изменилось, что она все та же семидесятипятилетняя Аполлинария Осетрова. Вести себя как ни в чем ни бывало, как будто ничего не случилось, чтобы Ксюша ничего не заподозрила…

Она машинально дотронулась до ссадины на макушке, и в сердце затеплилась робкая надежда. Может, все дело в том, что она ударилась головой? И тогда ее временное помешательство пройдет раньше, чем заживет ранка под волосами? Как бы там ни было, надо вести себя как обычно. Собраться, успокоиться, открыть задвижку, пройти в кухню, сказать: «Доброе утро, Ксюша! А я оладушки пожарить собиралась, подождешь?»

Аполлинария успела произнести только:

— Доброе утро!..

Ксюша, стоявшая к ней спиной у раскрытого холодильника, резко обернулась, выронила пакетик со сливками, расплескав его по полу, и пискнула:

— Мама!

Аполлинария нервно запахнула шелковый халатик, отметив, что налившейся до полного четвертого размера груди в нем тесновато. Не может быть, чтобы сумасшествие было заразно и внучка ее не узнала.

— Ксюша, это я, бабушка! — Молодой голос прозвучал звонко и фальшиво, и Аполлинария кашлянула и повторила дребезжащим голосом: — Бабушка я.

Ксюша попятилась к окну и завопила пожарной сиреной:

— Бабушка!!!

Аполлинария шагнула к ней.

— Детка, успокойся, я здесь.

Загнанная в угол Ксюша внезапно схватилась за чугунную сковороду, стоявшую на плите, и пошла в наступление.

— Где бабушка?

— Я… — пролепетала Аполлинария, пятясь.

— Вы кто такая? Вы как здесь очутились? — Ксюша надвигалась на нее с отчаянной решимостью. Внезапно ее глаза округлились. — Почему на вас бабушкин халат?! — хрипло спросила она.

— Это мой халат, — возразила Аполлинария, и в тот же миг ее милая внучка окончательно превратилась в опасную фурию.

— Ба! — в тревоге завопила Ксюша, размахивая сковородой. — Ба, отзовись! Что ты с ней сделала, бандитка? Если ты обидела бабушку, я тебя убью!

Расчувствовавшись от такого беспокойства, Аполлинария замешкалась. А вот Ксюша не растерялась и занесла сковороду, явно намереваясь засветить ею Аполлинарии в лоб. «Осторожней с желаниями, — прозвучал в голове Аполлинарии голос ведущего. — Ведь они могут исполниться!» Ее желание снова стать молодой невероятным образом сбылось, успела подумать Аполлинария за секунду до удара, и теперь она погибнет оттого, что собственная внучка размозжит ей голову. Она зажмурилась, но сковорода вскользь прошлась по ее плечу и со звоном упала об пол. Раздался жалобный стон Ксюши — она поскользнулась на разлитых сливках и рухнула к ногам Аполлинарии.

— Ксюша, детка! — Аполлинария бросилась на помощь, протянула руку.

Но Ксюша опять схватилась за сковороду и погнала Аполлинарию в коридор.

— Воры, грабят! — трубила она, загнав ее в угол. — Куда бабушку дели?

— А я, по‐твоему, кто? — защищалась Аполлинария, швыряя в нее сапогами.

— Проходимка, мошенница! — неистовствовала Ксюша. — Я сейчас полицию вызову!

Она попятилась к телефону, стоявшему на трельяже, и уже схватила трубку. Встречи с участковым Ваней Кулебякиным Аполлинария допустить никак не могла. Ваня только на днях жаловался, что скучает на работе, и рассказывал, как мечтает о настоящем расследовании. В дело об исчезновении пенсионерки Аполлинарии Осетровой он вцепится, как голодный бультерьер, и не угомонится, пока не выяснит правду. Появись здесь Кулебякин, у Аполлинарии два пути — или в кутузку, или в дурдом. Не для того она хотела стать молодой.

— Прости, Чебурашечка! — пискнула она и всем весом налетела на внучку.

Не ожидавшая такой прыти Ксюша выронила трубку, но сковородку не выпустила. Завязалась борьба.

— Да уймись же, детка! — умоляла Аполлинария, тесня внучку пышным бюстом. — Это же я, твоя бабушка. Давай поговорим спокойно.

— Бабушка? — взревела Ксюша. — Да ты на себя в зеркало посмотри, лошадь Пржевальского!

Обе одновременно повернулись к зеркалу, перед которым боролись. Из отражения на них таращились запыхавшиеся девушки, похожие, как сестры.

— Ксюша, — выдавила Аполлинария, — ты правда видишь меня молодой? Значит, я не сошла с ума?

— Да по тебе тюрьма плачет! — Ксюша замахнулась сковородой, но Аполлинария ловко увернулась и юркнула в свою комнату.

— Я докажу, что я это я! — крикнула она, хватая с полки фотографию.

Позади раздался вой раненого быка. Это Ксюша влетела в комнату, потрясая чугунной сковородкой. Аполлинария зажмурилась, выставив вперед рамку с фотографией. Как будто она могла защитить ее от удара! «Надо было купить тефлоновую, — запоздало подумала она. — С тефлоновой у меня бы еще были шансы выжить».

Время остановилось, и перед Аполлинарией пронеслась вся ее нехитрая жизнь. Учеба в педагогическом, дружба с Мишей, оставившая полынный привкус предательства. Свадьба с Виктором, рождение сына Кости, работа учительницей русского языка и литературы в школе, очереди за колбасой в советские времена, поездка с семьей на Кавказ, свадьба Кости, рождение Ксюши, похороны Кости и Любы — они погибли в аварии, когда Ксюше было всего четыре. Ксюшка — малышка, школьница, студентка. Выход на пенсию, чужие дети, для которых она няня Поля, а Ксюшка уже взрослая женщина, фурия со сковородой…

— У тебя маникюр, как у бабушки, — донесся до нее потрясенный голос Ксюши, и Аполлинария открыла глаза.

Притихшая внучка стояла перед ней, опустив орудие членовредительства, и переводила взгляд со старой черно‐белой фотографии на лицо Аполлинарии и обратно.

— Такого сходства не бывает, — ошеломленно выдохнула она. — Даже если ты клон.

— А я подумала, что это глюк, — нервно хихикнула Аполлинария.

Настойчивый звонок в дверь застиг обеих врасплох.

— Наверное, соседи, — нахмурилась Ксюша. — Мы так шумели.

— Не открывай. — Аполлинария молитвенно сложила руки.

Дверь сотряслась под ударами кулаков.

— Придется, — решила Ксюша. — А ты пока сиди тихо. И молись, чтобы это была не Капитолина!

Однако на пороге стояла именно Капитолина Геннадьевна — первая сплетница в доме, имевшая поразительный нюх на чужие тайны и неприятности. Вид безобидной бабушки был обманчив — за седыми кудельками и выцветшими глазами притаился натуральный серый волк.

— Здравствуй, Ксюша! — Капитолина окинула ее своим сканирующим взглядом‐рентгеном и заглянула за плечо. — Что тут у вас происходит? Крик, шум, грохот! Прям хоть полицию вызывай!

Соседка вознамерилась войти за порог, но Ксюша ловко преградила ей путь.

— Все в порядке, Капитолина Геннадьевна. Это я со стула упала.

— Со стула? — Старушка подозрительно прищурилась, и Ксюша поежилась: иногда ей казалось, что у соседки встроен детектор лжи.

— Ну да, я на антресоль полезла… За сковородкой! — Ксюша показала сковороду, которую так и не выпустила из рук. — А оттуда кастрюли как посыпались…

Ей самой было неловко от этой неуклюжей лжи, но нужно было как можно быстрее спровадить вездесущую соседку.

— А на кого ты кричала: «Воры, грабят»? — не отступала Капитолина.

— Я?! — Ксюша удивилась так фальшиво, что сама себе не поверила. — Это в телевизоре кричали. Вы же знаете, бабушка немножко глуховата, вот и включает звук погромче.

— А где же она сама? — не унималась старуха. — Аполлинария Матвеевна, здравствуй! — прокричала она в глубь квартиры.

— Не слышит, — пожала плечами Ксюша и собиралась уже закрыть дверь, когда за спиной раздалось звонкое:

— А, Капа, здравствуй!

Ксюша мысленно застонала и обернулась, украдкой показав Аполлинарии кулак. Но та уже и сама поняла, какую оплошность совершила, явившись на глаза первой сплетнице подъезда в виде незнакомой молодухи в шелковом халатике.

— Мы разве знакомы? — подозрительно прищурилась Капитолина, просканировав незнакомку взглядом‐рентгеном.

— Познакомьтесь, Капитолина Геннадьевна, — поспешно вклинилась Ксюша, — это моя кузина из Саратова.

— Полина, — пискнула Аполлинария и нервно затеребила длинную косу.

— А разве у тебя есть двоюродные сестры? — не поверила Капитолина.

— Я троюродная, — торопливо сказала Аполлинария.

— И надолго приехали? — Соседка не сводила с нее настороженного взгляда.

— Пока не знаю, — отозвалась Аполлинария.

— Надеюсь, что нет! — одновременно вырвалось у Ксюши.

— Сочувствую, деточка, — шепнула Капитолина Ксюше. — Понаехали тут!

— Да‐да, едут и едут! — с вызовом заявила Аполлинария. — А Москва‐то не резиновая!

И ушла в комнату, громко хлопнув дверью.

— Нахалка какая! — возмутилась Капитолина и спохватилась: — А где же Аполлинария Матвеевна?

— А она в магазин ушла, за кефиром, — соврала Ксюша, чувствуя, как заалели мочки ушей. — Мы оладушки готовить надумали. Сковородку вот достали, а кефира‐то и нет.

— Не жалеешь ты бабушку, Ксюша! — Соседка укоризненно покачала головой. — На улице‐то снег, гололед. А вдруг упадет и сломает шейку бедра? Надо было отправить в магазин эту молодую кобылу из Саратова.

— В следующий раз так и сделаем, — заверила Ксюша и, не в силах больше церемониться, захлопнула дверь перед носом любопытной старухи.

После чего влетела в комнату и зашипела:

— Ты что творишь?!

— Прости, Чебурашка, — копия молодой бабушкиной фотографии виновато похлопала длинными густыми ресницами, — я не подумала. Ты же знаешь Капу, с ней проще поздороваться, иначе она не отстанет. Я забыла, что теперь такая. — Она одернула короткий халатик на коленках и нервно затеребила косу.

— Не могу поверить, что это ты. — Ксюша не сводила с нее настороженного взгляда. Перед лицом Капитолины они объединились, но сейчас между ними вновь повисло напряжение.

— Ксюша, я растила тебя с четырех лет. — Молодая Аполлинария вздохнула и подняла на нее любящий взгляд. — Я штопала твоего любимого плюшевого медведя, которого тебе подарила мама, до дыр зачитала тебе сказку про Чебурашку — отсюда и твое детское прозвище… Еще я сшила тебе костюм феи из кухонной занавески… А на выпускной соорудила тебе прическу, как у Клэр Дейнс в «Ромео и Джульетте», и твой Ромео, Егор Дроздов, не устоял. А вчера мы с тобой поругались, потому что я считаю, что ты тратишь свои молодые годы зря… Ты все еще не веришь, что я твоя бабушка?

Подробности, которые она перечислила, были слишком личными и точными, для того чтобы их знал кто‐то чужой.

— Знаешь, просто невероятно слышать это от той, кто выглядит так молодо, — в замешательстве пробормотала Ксюша.

— Понимаю.

— Ба, неужели это в самом деле ты? — Ксюша приблизилась к Аполлинарии, опустилась на колени и взглянула на нее снизу вверх.

Сейчас она была похожа на маленькую девочку, которая прибегала к бабушке с разбитыми коленками и боялась темноты.

— Иди ко мне, глупышка. — Аполлинария усадила внучку рядом, обняла и потрепала по волосам. — Я уж думала, ты меня прихлопнешь сковородкой, как таракана.

— А что бы ты подумала на моем месте? — всхлипнула Ксюша. — Стою на кухне, жду бабушку, а тут входит какая‐то незнакомая…

— Лошадь Пржевальского, — со смехом подсказала Аполлинария.

— И начинает уверять, что она моя бабушка! — подхватила Ксюша. — Так и умом тронуться недолго.

— А я думала, у меня старческий маразм, — поделилась Аполлинария. — Представляешь, увидеть в зеркале себя молодой? Чокнуться можно!

— Но как такое возможно? — спохватилась Ксюша. — Ба, ты что, ходила к колдунье? Поймала золотую рыбку? Нашла цветик‐семицветик? Или тебя чудесным образом отфотошопили, сбавив полтинник?

— Понятия не имею, Чебурашка! — призналась Аполлинария и добавила, подумав: — Я только загадала желание — вот бы мне опять стало двадцать пять! Видимо, желания, загаданные под Рождество, обладают особенной силой. Даже такие невероятные, как мое! — Она сорвалась с места. — Что же мы тут расселись‐то? Мне снова двадцать пять. Непонятно, надолго ли. Быть может, всего на один день. И я не собираюсь тратить ни одной минуты! Собирайся!

— Куда? — опешила от ее напора Ксюша.

— Мы идем по магазинам! Только не говори мне про свой проект, иначе я взорвусь! Не каждый день твоей бабушке бывает опять двадцать пять.

— Проект я вчера закончила. Там, конечно, еще осталось внести детали…

— Вот и прекрасно! — перебила Аполлинария. — Значит, мы наконец‐то выберемся с тобой из дома — впервые с начала года. Одевайся!

— Может, не надо из дома? — возразила Ксюша. — Когда ты в таком состоянии…

— Вот именно в таком состоянии я и хочу пойти гулять! По магазинам! Купить себе какую‐нибудь модную обновку. Почувствовать себя молодой!

— Это полный бред! Я в этом участвовать не собираюсь! — Ксюша демонстративно плюхнулась на диван и сложила руки.

— Отлично! — ничуть не расстроилась Аполлинария. — Тогда я пойду одна. И куплю себе самое короткое мини, какое только отыщу!

— Это шантаж, — возмутилась Ксюша. — Ты прекрасно понимаешь, что одну я тебя никуда не отпущу.

— Боишься, что я закадрю какого‐нибудь молодого красавца? — Аполлинария задорно подмигнула.

— Ладно, — сдалась Ксюша, — одевайся.

Аполлинария с радостным визгом подскочила к своему шкафу, открыла дверки, принялась перебирать вешалки с одеждой и горестно застонала:

— Мне даже до магазина не в чем дойти! Мой гардероб никуда не годится!

— Да брось, — возразила Ксюша, — ты же у меня модная бабушка.

— В том‐то и дело, что бабушка! — нахмурилась Аполлинария, убирая в шкаф вешалку с закрытым шерстяным платьем с глухим воротом. — Все‐таки мне приходилось одеваться по возрасту.

— То‐то за тобой мальчишки гоняются, мечтая познакомиться. Не сердись, ба, но ты вылитая «сзади пионерка».

— А спереди пенсионерка, — закончила Аполлинария. — Но только не сегодня! — Ее молодые голубые глаза озорно сверкнули. — Поэтому я не могу выйти из дома в своих тряпках. Ты одолжишь мне что‐нибудь свое! К счастью, у нас теперь примерно один размер.

И Аполлинария рванула в Ксюшину комнату, а той ничего не оставалось, как последовать за своей неугомонной бабушкой.

Аполлинария досматривала нехитрый Ксюшин гардероб с видом ведущей «Модного приговора».

— Чебурашка, это же просто ужас! — трясла она перед внучкой вешалкой с классической белой блузкой. — Так одеваются старые девы, которые работают училками в школе и мечтают отвадить от себя даже столетнего учителя истории!

— Тебе виднее, — пробурчала Ксюша, намекая на учительское прошлое бабули.

— А это что такое? — Аполлинария, морщась, вытащила вешалку с серым твидовым пиджаком. — Что за бесформенное уродство?

— Это деловой стиль, — возразила Ксюша, отнимая вешалку.

— Как будто из советских времен. Сплошной антисекс! И эти плечи… Кошмар! Я бы лучше голой ходила, чем носить такое. У тебя есть хоть что‐нибудь женственное? А юбки? Что, нету ни одной?

Молча потеснив ее, Ксюша вытащила из самого дальнего угла темно‐синюю юбку‐полусолнце из тонкой костюмной ткани. Она надевала ее один‐единственный раз, на прошлый новогодний корпоратив. Купила ее специально для вечеринки, надеялась понравиться новому начальнику Владу Соколову.

Ксюша впервые увидела Влада в столовой, когда он обсуждал с дизайнером Вероникой любимую Ксюшину книгу — «Сто лет одиночества» Маркеса. Сначала Ксюша услышала голос — глубокий, уверенный, бархатистый, а уже потом увидела его — голубоглазого, худощавого, с мягкой улыбкой Арамиса и ищущим взором капитана Грэя, чье сердце тоскует без любви. Она была готова стать его Ассолью, но он не задержался на ней взглядом, повернулся к вошедшей в столовую Аллочке, нацепившей в тот день мини‐юбку и особенно вульгарные сетчатые чулки. Тогда‐то Ксюша и решила пойти на корпоративную вечеринку, которые обычно игнорировала, и прикупила летящую юбку — достаточно романтичную и скромную для современной Ассоль. Но Влад на корпоратив так и не явился, а Ксюша так расстроилась, что спрятала юбку с глаз подальше и больше не носила…

Соколов продолжал тревожить Ксюшино сердце редкими встречами в коридорах и на совещаниях, но, кажется, даже не замечал ее. Он то рассказывал анекдот, над которым заливисто хохотали сослуживцы, то благородно тащил на руках подвернувшую ногу Аллочку. Ксюша была готова обе ноги переломать, лишь бы поменяться с ней местами!

А однажды она зашла к нему по делам и, пока он ее не заметил, услышала, как Влад ласково расспрашивает по телефону собеседницу о ее самочувствии и обещает заехать к ней вечером. Жгучая ревность сменилась безграничным умилением, когда Влад назвал свою собеседницу бабулей. Редко встретишь такое нежное отношение к старикам, и Ксюша в тот миг почувствовала, что не зря выделила Влада из всех. Она тоже любила бабушку, была к ней терпелива и добра, и подобное поведение Влада для нее значило многое. Жаль, что для него самого она ничего не значила…

— И это весь твой арсенал обольщения? — Аполлинария критически оглядела юбку и вздохнула. — Ксюша, я не думала, что у тебя тут все так запущено. Мне же просто нечего надеть! — горестно провозгласила она, но тут ее взгляд наткнулся на подарочный пакет — с платьем, которое она сама купила внучке на Новый год. Ксюша даже не удосужилась его вынуть из пакета! — А можно я надену твой подарок?

— Пожалуйста.

Аполлинария с ликованием выудила темно‐синее платье с белым воротничком, которое сама же и выбрала. Как хорошо, что у них с внучкой примерно один размер!

Аполлинария переоделась и с удовольствием покрутилась перед зеркалом, распустив по плечам гладкую волну светло‐русых волос. Расстегнула две пуговички на груди — формы у нее были попышнее внучкиных, и платье тесно облегало фигуру. Ей бы в молодости такое платье — ее счастью не было бы предела. А Ксюша, погляди, нос воротит.

— Тебе идет, — заметила внучка.

— Тебе бы тоже пошло, если бы ты удосужилась его примерить.

Но Ксюша упорно влезла в джинсы и серый свитер, и Аполлинария только вздохнула. Ничего, она обязательно переоденет внучку в платья и юбки.

— Поехали скорей в магазин, — заторопилась она. — Мечтаю примерить мини‐юбку и прикупить нам с тобой обновок!

— На какие деньги? — возразила Ксюша.

— А пенсия на что? — подмигнула Аполлинария, крутясь перед зеркалом и подкрашивая глаза, согласно инструкциям из журнала «Космополитен».

— Боюсь тебя расстраивать, но одна модная мини‐юбка съест всю твою пенсию.

— Ничего, — Аполлинария махнула рукой, — я еще и за работу няней кое‐что скопила. Так что гуляем! Ну как тебе мой макияж «майская роза»?

— Шикарно, — оценила Ксюша.

Аполлинария сунула ей в руки журнал:

— Выбирай — «лунная принцесса» или «водяная лилия»?

— Мне это не нужно, — попыталась возразить Ксюша.

— Нет, детка! — Аполлинария решительно махнула кисточкой. — Я сделаю из тебя красотку. Так что ты выбираешь?

— «Лилию», — обреченно вздохнула Ксюша, подставляя лицо.

— Вот теперь ты просто звезда! — восхитилась Аполлинария результатом своих трудов, подводя Ксюшу к зеркалу.

— Неплохо, — признала та, глядя на девушку с обложки журнала в отражении.

— Неплохо? — возмутилась Аполлинария. — Да сам Влад Лисовец тебя бы лучше не накрасил!

— А это кто? — удивилась Ксюша.

— Деревня! — укорила Аполлинария. — Телевизор надо смотреть, журналы читать.

— Мне некогда, — привычно возразила Ксюша, собрала русые, на тон темнее, чем у бабушки теперь, волосы в хвост и потянулась за резинкой, за что тут же получила по рукам.

— Ксюша, ты меня просто убиваешь! — Аполлинария схватилась за щетку и флакончик лака. — Доверься своей доброй фее.

От лака, который на нее щедро вылила бабушка, Ксюша расчихалась.

— Вот теперь все! — удовлетворенно улыбнулась Аполлинария, выпуская свою жертву. — Давно мечтала это сделать. Ну что молчишь? Вижу же, тебе нравится.

— Нравится, — признала Ксюша, разглядывая знакомую незнакомку в зеркале.

У нее были мягкие русые романтичные локоны, широко распахнутые глаза и чувственные губы. Такие феи не пашут в офисе от звонка до звонка, а по‐кошачьи потягиваются на йоге в фитнес‐клубах с утра, в обед потягивают через трубочку латте в уютных кофейнях, болтая с подружками, а по вечерам вышагивают на высоких каблуках по модным галереям и разговаривают не о перепланировках и отделочных материалах, а о новой премьере Вуди Алена и погоде на Сейшелах.

— Только это не я.

— Это — настоящая ты! — уверенно возразила Аполлинария, вставая рядом. В зеркале они смотрелись как две сестры. — Только со своей работой ты забыла, какая ты на самом деле. Ну что, пойдем накупим нам обновок?

Размер ноги у Аполлинарии оказался чуть больше, да и она с таким презрением посмотрела на удобные Ксюшины угги, что внучка даже не осмелилась их предложить. Аполлинария надела свои кожаные сапожки на устойчивом каблуке. Классическое зимнее пальто черного цвета, которое она носила, тоже пришлось кстати. Такие вещи подходят любому возрасту. Аполлинария перетянула потуже ремешок, бурно порадовавшись тому, что ее талия заметно постройнела, и с недовольством покосилась на Ксюшин пуховик оверсайз, обозвав мешком для картошки.

— Ничего, — пообещала Аполлинария, щедро поливаясь Ксюшиными духами, — я сделаю из тебя принцессу!

«Надеюсь, это не продлится долго», — мрачно подумала Ксюша. Иначе молодая бабушка сведет ее с ума!