Деревянная балерина

Юлия Михалева, 2021

Единственное, чего не хватало Ирине – большой любви, как в романах. Такой, чтобы захватывала, пробирала до косточек, подчиняя себе всю жизнь. Такой, чтобы сразу – и навсегда. И она ее встретила. Случайно, как и положено чуду. Илья оказался лучше любого возможного идеала, и все мечты Ирины исполнились. Правда, совсем не так, как она ожидала. Сказка обернулась истинным адом, но Ирина не оставит попытки спастись.

Глава 3. Лазанья и китайские палочки

Гипс сняли только 5 апреля.

Конечно, у Ирины был больничный. Следовало всего лишь позвонить в агентство и предупредить, рассказать, что сломала ногу. Но ей настолько завладело безразличие ко всему происходящему, что она все откладывала и откладывала звонок на следующий день, и в итоге так его и не сделала.

И работу потеряла. 6 апреля, когда она пришла в офис с палкой, но все равно хромая, начальница прямо спросила — зачем пришла. И посмотрела с… презрением? А может, Ирине только так казалось, и это была жалость?

Выглядела она скверно. Нога в месте перелома деформировалась — над и под коленом возникли пухлые узлы, перетекающие один в другой. После перелома Ирина из-за вынужденного отсутствия движения резко прибавила в весе и набрала еще семь кг. Краска из волос вымылась, они потеряли яркость, и в отросших на несколько сантиметров корнях поблескивала первая седина.

Илья то появлялся, то исчезал. Иногда делал вид, что вообще не замечает Ирину — как будто ее просто не было в комнате рядом с ним. Она обращалась к нему — он молчал, и иногда ей казалось, что он и правда не слышит, потому что ее и в самом деле нет: она стала призраком. А порой — и такие смены настроения происходили для Ирины совершенно без причин, во всяком случае, она не могла осознать, в чем они кроются — Илья снова становился добр и заботлив, пожалуй, даже в большей степени, чем был до больницы. Он вдруг начинал обращаться с ней, как с больным младенцем, старался накормить повкуснее — заказывал ее любимые блюда из ресторанов, а часто и готовил сам. Оказалось, Илья нисколько не обманывал, относя готовку к своим хобби: получалось у него очень вкусно. И выглядело аппетитно и красиво — хоть фотографируй и в Инстаграм. Ирина с удовольствием ела.

О том, что произошло, когда она вернулась из больницы, Ирина не то, что не говорила с Ильей, а даже себе запрещала думать. Все вроде шло хорошо, а тот случай… Нет, лучше к нему не возвращаться.

— Смотри, котенок. Не гостиница, а настоящий замок, — позвал он ее однажды к раскрытому перед собой ноутбуку.

Илья расположил его на бабушкином письменном столе. И в целом ее бывшая спальня постепенно превратилась в его рабочий кабинет — личное пространство, которое следовало уважать и лишний раз не беспокоить без приглашения. Ирина не возражала: до появления Ильи комната пустовала.

Экран показывал виды из «Тысячи и одной ночи».

— Сказочная, — оценила Ирина. — А где это?

— Шарм эль Шейх. Поедем туда в августе, я уже билеты забронировал. Ну, ты рада?

Ирина была очень рада. Она вернулась на кухню, где по новому рецепту готовила Илье лазанью. Надо успеть за оставшиеся четыре месяца прийти в форму, чего бы это ни стоило, чтобы не стыдно было показаться на пляже. Даже не так: чтобы Илье не приходилось ее стесняться. Но как вернуться к нагрузкам, если и ходила-то она с трудом?

— Илюша, давай ужинать, — красиво сервировав еду на подносе, с салфетками, приборами и бокалом вина, она по возможности грациозно — уж насколько позволяла деформированная нога — вошла в бабушкину комнату.

— Я занят, — внезапно грубо отрезал он.

— Тогда я тебе оставлю, и потом поешь. Хотя лучше сейчас, пока теплое, — Ирина аккуратно поставила поднос на стол.

Секунда — и лазанья вместе с приборами, салатом и бокалом вина полетела в стену над бабушкиным диваном. Жирное пятно на стене, жирная каша на покрывале… В ушах зазвенело и застучало в виске.

— Отвали от меня, достала! Все равно готовить не умеешь, полное дерьмо получается, еще и суешь его мне!

Ирина поковыляла вон — только бы добраться до постели.

— Эй, ты куда? А убирать кто будет?

Ирина сделала еще шаг и услышала топот. Илья грубо схватил ее за руку у локтя, встряхнул и поволок в бабушкину комнату.

— Ты, свинья! Сказано тебе — убирай!

Онемевшая от ужаса и неожиданности Ирина, как робот, принялась счищать остатки лазаньи, которой так хотела порадовать Илью и для которой так заботливо выбирала сыры, так любовно раскладывала приборы, с покрывала, пола, стены. Она оцепенела. И даже не могла заплакать.

***

Зато все следующее утро Ирина провела в слезах. Рой скулил, царапал входную дверь, но она не могла себя заставить не то, что пойти с ним гулять, а просто подняться с кровати. Только на ней она чувствовала себя относительно защищенной. Что же с ней происходит? Как получилось, что за полгода она превратилась в немощную развалину, которую унижают и шпыняют?

Около полудня скрипнула входная дверь. Она всегда скрипела. Бабушка годами собиралась смазать механизмы, а когда ее не стало, эстафету «надо бы смазать» перехватила Ирина.

— Ого, Рой, знатно же ты напрудил. Что, не вывели тебя, да? — голос Ильи звучал из коридора удивительно спокойно.

Видимо, он почесал Роя — во всяком случае, Ирина надеялась именно на это, услышав, как собака валится на бок. Через минуту Илья появился в спальне с букетом красных лилий и свертками.

— Малыш, я вел себя вчера непростительно. Рабочие проблемы, но меня это не оправдывает. Не знаю, как и загладить вину.

Ирина долго не давала себя уговорить. Но в итоге все же сдалась — стала разворачивать свертки. Платья. Нарядные, эффектные. По качеству — да и по этикеткам — видно, что дорогие.

— Ну как тебе? Уверен, ты будешь выглядеть, как настоящая королева. Примерь-ка!

Примерить не получилось: первое же платье — бирюзового цвета, с замком — не сошлось на спине сантиметра на три.

— Но я ведь смотрел размер по твоей одежде, даже сфотографировал. Как же так? Это, получается, настолько ты растолстела? — Илья укоризненно покачал головой. — Что ж, буду знать.

Попрощался довольно холодно — как будто и не было вчерашнего, и наоборот, это именно она сильно провинилась перед ним — и ушел.

И вышло, что не только утро, но и остаток дня Ирина провела в слезах, так и не сняв проклятое тесное платье.

***

— Противно смотреть, как ты ешь. То жрешь, прямо как твоя собака из миски, аж чавкаешь, одним куском заглатываешь, то колупаешь там что-то. Что, думаешь, похудеешь, если часами будешь в тарелке возиться? Да не будет этого. Во-первых, в любом случае нужен спорт, а ты калека. А во-вторых, в твои годы уже не тот метаболизм. Ты уже сейчас не девочка, а дальше с каждым годом только еще больше будешь жиреть. Страшно представить, во что ты уже через пару лет превратишься, — Илья забрал стоящую перед Ириной тарелку с бурым рисом и вывалил в ведро, а затем швырнул в раковину.

Судя по звуку, разбилась или она сама, или стоящая там кружка. Или все вместе.

Ирина приготовила рис для себя, и этой тарелки должно было хватить на весь день — больше на сегодня она еды не планировала. Но ни о чем этом она Илье не сказала. И ни о чем другом тоже. Ирина промолчала.

Она ощущала полнейшее безразличие — примерно такое же, как было после выписки из больницы.

Придвинув к себе пепельницу, Ирина закурила. Студенческая привычка, с которой она рассталась одновременно с первым мужем. Она все ждала, когда Илья проедется и на этот счет, начнет жаловаться на запах или на дым, но почему-то он до сих пор молчал.

— Нормальную еду, вижу, не приготовила? — Илья заглянул в холодильник. — Хотя это правильно: не умеешь — не берись. А что тогда весь день делала?

— Ничего.

— То есть, опять ровно сидела? Тупеешь с каждым днем. И так была глуповата, а теперь совсем полная дура. С тобой не то, что говорить, молчать не о чем. Хоть в музей сходи, что ли.

— Хорошо.

— Хорошо, — скривившись, передразнил Илья. — Так, все, свалила отсюда.

Ирина безропотно поднялась и поплелась на свою волшебную кровать. Рой поцокал когтями следом. Визг — ему помешал пинок Ильи.

— Куда поперлась, тварь? А ну иди сюда!

Это он Рою или ей?

— Ковыляй сюда, тупая жирная дрянь!

Что-то снова разбилось. Ирина замерла, втянув голову в плечи. Что безопаснее — идти дальше, вернуться к нему или просто стоять и ждать — чего?

Он продолжал что-то бить и материться. И звать. А вдруг снова сейчас догонит, схватит, швырнет? Ирина, глядя себе под ноги, на заношенные, в прошлом оранжевые тапки — она когда-то любила этот цвет, она много чего раньше любила — робко поплелась в кухню.

Тарелка прилетела ей в голову. Она дернулась, чтобы уйти, но дальше все произошло именно так, как она и боялась — Илья схватил ее и швырнул на стул.

И принялся бить посуду. Он разбил ее всю, методично, одну за одной, включая бабушкины кружки и соусники, которые Ирина любила и берегла. А затем принялся за цветы. Вырывал из горшков нежные фиалки, благородные каллы, рвал на куски, топтал ногами, а потом растаптывал и горшки. Сколько же это продолжалось? Ирина закрыла глаза.

— А ну смотри!

Но все кончается. Разбив напоследок стекла кухонного шкафа, Илья забрал с этажерки ключи от машины и ушел, хлопнув дверью.

Сколько его не было, Ирина не знала. Она все же добралась до защитной кровати и с нее не вставала. Голодный негулянный Рой скулил, толкал хозяйку тяжелой лапой, тыкался в щеку мокрым холодным носом, лизал, но все было тщетно.

Ирина хотела одного — уснуть и больше не проснуться. И при этом ждала. Что вдруг сейчас скрипнет ключ во входной двери или булькнет телефон. И это окажется он. Илья. С лилиями и извинениями.

***

И он действительно вернулся через несколько дней. Без извинений, но с разгромной тирадой:

— Вот свинья. Ты посмотри, во что квартиру превратила! А на себя посмотри. Ты же выглядишь, как бомжиха! В комнате воняет. Да везде все провоняло! И собака твоя тупая зассала все. Не хочешь с ней гулять, так усыпи, — шипел он, бродя по квартире, морща нос и кривя лицо.

Потом начал куда-то звонить.

— Девушка, я хочу заказать генеральную уборку. Тут очень грязно. Не знаю, что делала жена, пока меня не было, но это просто не описать. Видимо, с головой что-то было, ее накрывает часто. Даже стены чем-то измазаны. Да, она дома, но не бойтесь, она днем спокойная. Сейчас дам ей таблеток… Да, полностью все убрать, отмыть, отстирать. Жену тоже. Такое не делаете? Ха-ха. Три комнаты, да. Три. Во сколько придете? Ясно, заперто не будет. Да, а собаку выгуляете? А помоете? Отдельно заплачу, не вопрос. И накормите, жена псину голодом морит.

Пришли три нерусские женщины. Они громко переговаривались на своем гортанном языке, украдкой бросая на Ирину взгляды. Ей не сказали ни слова, как будто она была одним из предметов мебели. Когда они стали явно коситься на кровать, она перешла на кухню, чтобы не мешать им убираться.

Уборщицы потрудились на славу, когда они ушли, сияло все, даже оконные стекла. А из створок шкафа на кухне пропали оставшиеся осколки. И цветы из квартиры пропали, все до единого — Ирина то ли не заметила этого, то ли вычеркнулось из памяти, но, видимо, в тот день Илья уничтожил их окончательно.

Снова оставшись одна, Ирина заставила себя принять ванну и постирать всю одежду, что была на ней. Оделась в свежее, собрала волосы в прическу — теперь они еще и выпадали, и ранее довольно густые и длинные пряди превратились в мышиный хвост. Нанесла макияж, надушилась. И устроилась не в своем логове — на кухне. Но все зря: Илья в этот вечер не пришел.

***

Через два дня, когда Ирина вернулась с вечерней прогулки с Роем, Илья был дома.

— Есть будешь? Я заказал в кафе, привезли с одноразовой посудой, — сообщил он, как ни в чем ни бывало, выйдя навстречу, пока она разувалась и протирала лапы собаке и свои ботинки — шел дождь.

Ответил желудок: его потянуло и засосало. Ирина не помнила, когда ела в последний раз. А с кухни так вкусно пахло.

— Мой руки и иди.

Когда она села за стол, он сам разложил перед ней еду. Китайское сладкое мясо — она его не любила, но сейчас поняла, что готова проглотить жадно, одним куском — именно так, как не нравится Илье.

— Смотрю, ты сегодня подкрасилась? Молодец, сразу похорошела. Значит, лучше тебе, — улыбнулся Илья, макая зацепленный палочками кусок свинины в соус.

Он орудовал палочками очень ловко, но Ирине предусмотрительно положил вилку и нож.

В прошлом Илья не раз упрекал ее в неумении пользоваться китайским прибором: «разве человек может так есть, чтобы все измазать? Мне за тебя стыдно». Но сегодня он положил ей вилку молча, а о навыках ничего не сказал.

— Ира, ты бы почаще выходила на улицу. Хорошо, что с собакой стала гулять, но этого мало. Надо с людьми общаться. Может, тогда и не будет происходить такого. А так-то в четырех стенах каждый начнет с ума сходить потихоньку, я понимаю.

А вот Ирина упорно не понимала, о чем он говорит.

— Ну скажи же что-нибудь? Почему ты не разговариваешь? Целыми днями молчишь. Скажи хотя бы, согласна ли ты со мной. Или, наоборот, думаешь, что это нормально, что так должно быть? О, вот смотри, какой красивый кусочек, держи, — он положил мясо из своей порции ей на пластиковую тарелку.

— Что нормально? — язык шевелился с трудом. Ирина и правда постоянно молчала.

— Все, что с тобой происходит. Вот это все, что ты сделала, пока меня не было, — он обвел рукой кухню. — То, что ты в квартире заперлась. То, что на меня бросаешься.

Ирина сдвинула брови, опустив глаза в сладкий соус — розовато-бежевый, сочный, жирный. Что же происходит? Она чувствовала, что действительно сходит с ума.

— Ириша, я тебя ни в чем не обвиняю. Я правда хочу помочь. Ты же была такой яркой, красивой, перспективной, такой талантливой — неужели тебе самой нравится то, что с тобой происходит? — он взял Ирину за руку и прижал к шероховатым губам. Подул, а затем поцеловал. — Мне уже страшно иногда: и за тебя, и за себя.

Ирина молчала. Было ощущение, что в голове работает старый механический часовой механизм, и заржавевшие шестеренки мучительно трутся друг об друга. Щелк, щелк.

— На завтра я пригласил к нам твоих подруг. Ты когда с ними в прошлый раз говорила? То-то и оно. Хоть так развеешься. А посуду новую купим. Бывает, что там, — улыбнулся Илья и потерся щекой ей об руку. Как кот.

***

Пришли Динара и Света. Они ничего не сказали о том, как Ирина выглядит. Но это было и незачем. «Как ужасно опустилась! Что с ней стало!» — читалось в их взглядах громче любых слов.

Хотя она долго готовилась к их приходу: пыталась приукрасить себя, как могла.

Ужин был заказан в кафе, и выглядел аппетитно, но вечер спасти не мог. Он с самого начала не задался. Ирина не могла себя заставить ни улыбнуться, ни говорить. Зато это делали они — так, как будто ее и не было.

И пусть бы лучше не вспоминали о ней и дальше, но увы.

— Уж простите за пластик. С нашей посудой тут недавно произошла маленькая неприятность, — радушный хозяин, раскладывая второе блюдо, бросил быстрый — и, пожалуй, ласковый — взгляд на Ирину.

— Да? Это какая же? Рой? — Динара, макнув палец в соус, облизала его.

До чего отвратительна эта давняя ее привычка! И как она раньше Ирину не раздражала? Да и внешне Динара стала противна: от сытой счастливой жизни раздобрела до грани, после которой женщина превращается в необъятную тетку. И регулярную до поры эпиляцию бросила: над губой и на переносице пробивались темные волоски, рискующие совсем скоро переродится в полноценные усы и монобровь.

А Света, наоборот, похудела и помолодела. Побочный эффект недавнего развода: надо показать бывшему — «эй, смотри, кого бросил!»

— Да нет, не Рой. Ничего особенного, — многозначительно ответил Илья. — Рыбу?

Подруги посмотрели на Ирину, но уточнять не стали. Не сейчас. Это произошло потом, когда она, не выдержав щебетания, жевания и хихиканья, молча встала и ушла в спальню.

Они говорили шепотом, но у Ирины с детства был прекрасный слух. Не только музыкальный, но и чуткий.

— Простите, девчонки. У нас сложный период. Думаю, пора к врачу, но Ира отказывается.

— Может, мне с ней поговорить?

— Попробуй. Но она не разговаривает. То есть вообще. Буквально. Просто сидит, глядя в стену. Я с ней часами говорю в пустоту, в ответ ни звука.

— А что у вас тут случилось все же? Это тоже она?

— Лучше не спрашивай. Вызвали меня на пару дней на стройку в Березовое, возвращаюсь — а тут… Нет, не спрашивай. Да ладно, всякое бывает.

Ирина не могла даже плакать. Но… выходит, она и в правду сошла с ума? И ей все кажется?

***

Ирина пыталась выйти из дома. Просто брала Роя и бездумно бродила по улицам, наблюдая за чужой жизнью. Вот ребенок смеется, топая ногой. Чужому ни за что не понять, что он видит, какая иллюзия так его позабавила. Вот ссорится колоритная парочка — туннели в ушах и татуировка на щеке у него, а у нее голова полностью бритая. Вот молодая женщина по телефону дает указания, где и когда забрать мебель.

Счастливые, спокойные люди, все в своих мыслях и делах. Занятые, живущие полной — и своей — жизнью. А Ирина разве живет? Она просто пустая оболочка.

Все же она заставила себя обновить гардероб и дома старалась принарядиться. Илья стал неизменно мил, приходил пораньше и готовил вкусности. А потом они смотрели в общей комнате какой-нибудь фильм с большого монитора, причем он заботливо кутал ее в плед и подкладывал подушечку. По вечерам он нередко теперь ходил вместе с Ириной гулять с Роем, а в плохую погоду шел с ним один, ласково, но настоятельно уверяя, что не пустит Ирину мерзнуть.

И, хотя они не занимались сексом с того самого дня, как она попала в больницу, она постепенно таяла. Илья был идеальным, совершенно идеальным — добрым, ласковым, заботливым. Он щедро пополнял ее карточку. Без повода приносил цветы и маленькие подарки — то духи, то плюшевую игрушку: «все, чтобы ты улыбалась». Спрашивал о том, как она проводила день, и, не дождавшись ответа, в деталях и с юмором рассказывал о своем.

«Представляешь, мои узбеки не разобрались с планировкой, и установили унитаз в кухне! И я не шучу. А квартиру пришлось показать сегодня, так я говорю хозяевам: новая европланировка, специально так сделано, чтобы не отлучаться, гостям удобнее, здесь ставится перегородка, а ванная остается только для купания».

Никаких оскорблений, никакой критики — только забота и похвалы. Это ли не любовь?

Ирине все чаще казалось, что все со дня травмы было сном. Она ярко помнила удар головой: вероятно, он и спровоцировал какое-то душевное недомогание. Может, даже галлюцинации. А если она в самом деле нафантазировала тонны всякого бреда? От этой мысли Ирине становилось стыдно и хотелось загладить вину. Но тут же приходила другая — а что, если все — или хотя бы часть — было правдой?

— Как ты сегодня себя чувствуешь? Как настроение? — спросил он в середине мая, раскладывая покупки — яйца, сыр, масло. Даже мед. И мясо — сказал, баранина, сделает из нее «райский гуляш».

— Хорошо, — улыбнулась Ирина.

— И выглядишь славно. Гуляла?

— Да. Мы с Роем прошли почти 5 км.

— Так ты шагомер поставила? Умница. Куда ходили?

— В парк.

— Отлично. Как насчет того, чтобы завтра на обед к моей королеве-матери съездить? Справишься?

Ирина поперхнулась свежевыжатым апельсиновым соком — его еще утром приготовил Илья.

— Знаю, что может быть тяжеловато, да и мать у меня та еще. Но ведь ты уже идешь на поправку. Пора познакомиться, а летом дату выберем и заявление в ЗАГС подадим. Хорошо бы на сентябрь, как ты на это смотришь? Мы познакомились в сентябре, помнишь? 19-го числа. Было бы идеально в этот день, правда? Очередь может быть, правда, но я это улажу.

Ирина повернула на пальце кольцо. «Ирина + Илья = Навсегда». Надо же, он помнил даже дату. А она уже почти не верила, что он когда-нибудь снова об этом заговорит. И старалась не думать. Впрочем, в последние почти два месяца она совсем ни о чем не думала. А если и думала, то о тех мыслях точно стоило бы забыть.

Конец ознакомительного фрагмента.