Переводы с языка дельфинов

Юлия Миронова, 2015

Жизнь молодой красавицы Алины складывалась именно так, как она мечтала: учеба в университете, работа в престижной компании, обеспеченное замужество, до безумия влюбленный муж и, наконец, венец счастья – рождение ребенка. Но страшный диагноз сына прозвучал как приговор. Сказочная жизнь превратилась в полную драматических событий реальность. Чтобы преодолеть обстоятельства, Алине придется сделать свой главный жизненный выбор. Это захватывающая история об испытаниях и о безграничных возможностях материнской любви во имя жизни своего ребенка.

Глава 1

Еще мгновение назад все было нормально. Алина брала одной рукой курицу гриль, а второй тыкала в витрину:

— Вот эту картошку в «четверку», пожалуйста!

Продавщица взяла контейнер и огромную ложку, всю в рыжих потеках растительного масла, и стала ловко набивать его картошкой доверху. Контейнер был взвешен, заклеен, передан Алине, и вдруг на пути в тележку он дрогнул и грузно вывалился на решетчатое дно из внезапно ослабшей руки.

— Вова! Вовик, ты где?! Вовочка, Вова!

Но уже было поздно. Удушливая паника стала захлестывать ее, начиная с горла, потом сжимая грудь и живот. Куда бежать? Где этот сорванец мог быть теперь? Ведь он еще мгновение назад сидел в тележке и увлеченно следил за процедурой покупки курицы. Она же отвернулась всего на пару секунд, как за это время вообще можно выбраться из тележки?

Все события с момента входа в магазин вспомнились ей максимально четко. Она припарковалась на подземной парковке, как можно ближе к входу. Затем Вова потащил ее за руку к эскалаторам. Поднимаясь наверх, он настойчиво засовывал палец в щель между толстой резиновой змеей перил и движущимися прозрачными стенками эскалатора. Мешать ему Алина не решалась. Вова мог упасть прямо на ступеньках эскалатора, начать орать, биться головой и ногами обо все, что попадется. Так повелось уже давно, наверное, от недостатка внимания или неведомых ей огрехов в воспитании, но Алина не хотела об этом думать.

Далее они проследовали к тележкам, причем Вовик со смехом обогнал мать и побежал вперед, торопясь и подпрыгивая странными скачками. Руки его маленькими крылышками были поджаты вверх и дергано болтались на бегу. Ему еще не было трех, но, уже рослый и широкий, он вполне мог бы сойти за четырехлетнего. Однако стоило взглянуть на его лицо, увидеть отвлеченный взгляд, послушать его тарабарскую болтовню — и каждый сразу понимал: это просто крупный младенец, несмышленый и неуклюжий.

Вова выбрал тележку, подтащил к матери и, взяв ее руки в свои, стал класть их на ручку тележки. Затем он попытался залезть в нее самостоятельно, но Алина подняла пудовое дитя и грузно плюхнула его в сиденье для малышей. Потом они шли установленным маршрутом. Маршрут был определен Вовой уже давно, с тех самых пор, как он смог впервые провести маму по замысловатому, ему одному известному пути следования по магазину. Соблюдая все сопутствующие ритуалы.

Перво-наперво мимо игрушек — ровные ряды китайских машинок и розовых кукол в коробках. За углом детская комната. Первый ритуал был такой. Алина вынимала Вову из тележки, подталкивала его к детской комнате со словами: «Хочешь? Хочешь?» Он делал вид, что хочет. Подходил ближе, шел мимо лавочек с карапузами, которых раздевали мамаши, и наступал на ковер. В этот момент он замирал и ждал. Воспитатель в детской комнате говорила: «Чтобы у нас играть, нужно снять ботиночки». Если воспитатель была занята другими детьми, это же самое произносила сама Алина и тянулась к его стоптанным зимним кожаным ботам, которые он носил бессменно уже полгода и ничего другого надевать не давал. Вова издавал дикий выкрик и убегал с площадки. Она ловила его и сажала обратно в коляску. Конечно, покупатели оборачивались на этот крик и смотрели на нее и на ее сына, но Алина привыкла к этому еще с Вовиного младенчества. Ребенок кричит в магазине, что тут такого, от этого никто не умирал, он всегда здесь кричал.

Затем они шли мимо яиц — рядов самых разных цветных коробок — и выворачивали к кулинарии. Второй ритуал начинался здесь: Алина должна была остановиться и купить курицу гриль. Если бы она просто проехала мимо, он поднял бы такой крик, что сбежалась бы половина магазина. Женщины бы стали давать советы и демонстрировать навыки успокаивания детей, мужчины с неодобрением смотрели бы на попытки Алины заставить сына замолчать, а продавцы, потеряв терпение, потребовали бы покинуть магазин.

Алина уже не могла вспомнить, когда именно Вовик стал диктовать ей, что и в каком порядке делать в магазине. Ведь сначала кажется таким естественным, что мать идет на все уступки, угадывает все желания, в то время как младенец имеет только одну возможность — кричать. Он кричит — ты его кормишь. Он кричит — ты берешь его на руки. Он кричит — ты качаешь его в коляске, снова кричит — и ты достаешь его из коляски. И вот уже ему скоро три года и у него новые потребности. Он кричит — и ты идешь по проторенному маршруту. Он кричит — ты покупаешь курицу гриль. Он кричит — и ты надеваешь ему старые ботинки, потому что если надеть новые, он станет кричать еще сильнее. Процесс стал уже таким естественным и привычным, что Алина освоила все требуемые правила и ритуалы так же, как и ранее приспособилась к необходимости кормить и вставать ночью.

И вот все навыки не помогли, ритуалы не сработали, она стоит одна посреди магазина и кричит «Вова! Вова!», хотя и понимает, что толку не будет.

Конечно, можно было пойти к сотрудникам. Пусть они объявят по громкой связи, пусть все продавцы и охранники бегают и ищут его, пусть потом женщина в зеленой форме приведет его, и попросит предъявить паспорт, и будет долго его изучать и неодобрительно цокать языком, как это было год назад. Но в тот раз ему было полтора, а теперь почти три.

Он не мог далеко убежать, не мог. Алина начала обходить ряды, один за другим, не уставая повторять: «Вова! Ты где? Вовка!» В какой-то момент она подумала, что не найдет его. Что тогда будет? Она вернется домой, к мужу, встанет посреди прихожей или, может, даже ляжет на пол и будет рыдать. Семен схватится за голову. Приедет свекровь, будет кричать: «А я что говорила? Какая она мать? Зачем ты вообще на ней женился? Почему ты меня не слушал?!»

Алина обходила ряды с кукурузой и зеленым горошком, потом с соками, сквозь слезы она уже ничего не видела. Где-то тут ее мальчик. Где же, куда ты спрятался, малыш? Она успокаивала себя лишь одним: Вова где-то здесь, в магазине, его не могли украсть. Если бы незнакомый человек взял бы его за руку или попытался дать ему конфетку, она мгновенно бы нашла его по разносящемуся по магазину дикому крику.

Магазин был огромный, она уже не помнила, где она была, где нет, и, решив начать сначала, вернулась к игрушкам. Там она его и нашла, в закутке, неподалеку от детской комнаты, полностью отрешенным от окружающего мира. Вовик лежал на полу, вжав ухо в грязные плиты, и внимательно наблюдал за колесиками машинки, которую он возил туда-сюда пухленькой ручкой.

Алина схватила его, начала целовать, оставила ему эту машинку и бросила в корзину еще пяток таких же. Срываясь на рыдания, но всхлипывая уже больше от счастья, Алина говорила ему стандартные в таких случаях слова: как она волновалась и чтобы он не смел убегать, — но Вова не поворачивал головы и никак не показывал, что слышит хоть что-то. Алина попыталась повернуть его лицо к себе, но он упрямо продолжал смотреть на вертящиеся колесики. Придавленная бессмысленностью происходящего, Алина взяла сына за руку, устало потащила тележку к кассе и стала в очередь.

Ошибкой было рожать. Ужасной, дурацкой ошибкой. Нет, конечно, надо было, потом, когда-нибудь, когда она станет старой, когда ей будет тридцать или даже тридцать пять. Но не сейчас! Не в самые прекрасные в ее жизни двадцать пять! У нее было все как в сказке: необременительная работа, обожающий обеспеченный муж, подружки, дискотеки, красивые шмотки… Жизнь играла всеми красками. Ради этого она уехала из унылой деревни, где ее когда-то звали Аленой. Едва пересекши въезд в вожделенный город, утонченная и восхитительная Алина нещадно уничтожила и забыла Алену. Она была полна решимости изменить жизнь. Она холила и лелеяла свою природную красоту. Могла ходить голодной, но обязательно с маникюром, педикюром, укладкой. Она отказывала кавалерам, пока не нашла выгодную партию. Все это принесло плоды, именно такие, какие она ожидала, — вкусные, зрелые, источающие аромат шикарной жизни.

И вот когда все так удачно сложилось, Алина родила. Конечно, беременность была незапланированной, но она была так очарована перспективами заманчивого брака, что, ни на секунду не задумавшись, выложила Семену все, как оно есть. А после этого уже об аборте не могло быть и речи. Если бы Алина знала тогда, какой обузой может быть ребенок, она бы никогда не сделала такую глупость.

Беременность была легкой, и Алина была уверена, что после родов и вовсе вернется в эйфорию прежней жизни. Она немного опасалась проблем с бытом, стиркой, уборкой, готовкой. Но оказалось, что бытовых сложностей было намного меньше, чем она ожидала: пачка памперсов, стиральная машина и приходящая помощница решали все проблемы сразу. Хорошая медицинская страховка также внесла полновесный вклад в Алинино спокойствие — даже прививки Вове делали на дому.

Ни бытовых, ни прочих трудностей Алине преодолевать не пришлось. Но от этого контраст был еще сильнее. Никто не подготовил ее к той ужасной ответственности, которая внезапно свалилась на нее. Она не могла не думать о ребенке, она просыпалась по ночам не только для того, чтобы покормить Вовика, но и просто проверить, дышит ли он. Она звонила врачу при малейшем чихе или незначительном покраснении на Вовиных пухлых щечках. Она все время была настороже и никогда не могла расслабиться по-настоящему. Кроме того, Алине не давала покоя полная зависимость от ребенка, точнее от его наличия. Теперь они с мужем не могли, как раньше, ужинать допоздна в ресторане, а потом отправиться в клуб. Смотаться на выходные в Париж или провести целый день в спа-салоне стало невозможно. И казалось, что это навсегда.

Когда Вову отдали в садик, стало легче, но не намного. Если раньше она думала, что после родов станет порядочной домохозяйкой, то теперь она мечтала об одном: вернуться обратно на работу.

Сложив покупки в багажник новенькой «мазды» и усадив Вову в детское кресло, Алина села за руль. Она уже почти пришла в себя, произошедшее в магазине казалось ей еще одной обычной проблемой, поджидающей молодую мать на каждом шагу. Алина обернулась к сыну, который сосредоточенно разглядывал колеса машинки и нетерпеливо закручивал их снова и снова, как только они останавливались. Она хотела сказать ему что-нибудь, но, вдруг передумав, поджала губы и включила зажигание.

Всю дорогу до дома она размышляла о себе и сыне. Разве смысл жизни женщины должен заключаться только в ребенке? Алина Зубова никогда так не считала. В жизни человека, пусть даже и женщины, всегда есть чем заняться помимо бесконечного сюсюканья, кашек и разглядывания какашек. Но как ни пытайся отвлечься на что-либо более интересное, прежней вольготной, добеременной-дородовой жизни все равно не вернуть. И никакие няни и сады тут не помогут. Оставалось только смириться. И Алина старалась не заморачиваться.

— Сема, ты еду из машины взял? — спросила Алина.

Дома, наконец-то они дома! Она сдернула с Вовки ботинки и вытряхнула из них песок. Потянула штанишки вниз, привычно бормоча: «Мог бы и сам раздеться, тебе три года скоро». Вова стоял, опустив руки, и удивленно смотрел на стену, улыбаясь чему-то своему.

— Да, Алиночка. Но я у мамы поел. Давай просто кофе попьем, — предложил Семен.

Алина поморщилась. Про маму свою мог бы и не напоминать.

— Да уж, мама твоя нас накормила…

Невежливо, конечно, но день выдался тяжелый. Первая весенняя поездка к свекрови на дачу уже не подарок. Да еще и Вова непрерывно орал, с дачи просился домой. Некстати закончились подгузники, пришлось дотягивать до магазина. А потом ходить по рядам супермаркета с невинным лицом, как бы не обращая внимания на подозрительную вонь. Но по крайней мере в тележке Вова успокаивался. Если, конечно, они обходили продуктовые ряды в строго заведенном порядке.

— Вот скажи, — вредничая, продолжила Алина, — чего она привязалась к моей юбке?

Она надела Вове тапки и отпустила сына. Мальчуган рванул в детскую. Эх, квартиру Семен купил для них просто классную, что уж говорить. Спальня, детская, гостиная, столовая. Даже кабинет! И огромная прихожая с двумя напольными вазами непонятного происхождения, но такими необычными и красивыми, что им было самое место в таком изысканном интерьере. Она открыла дверь в гардеробную и начала раскладывать по полкам уличную обувь.

— Не обращай внимания. Мама старой закалки, вся в науке, — попытался аккуратно замять скользкую тему муж.

— И что? Она-то за собой вон как следит! — Алину было не остановить. — А я один раз родила и теперь всю жизнь должна ходить как уборщица? В абы каком платье сорок восьмого размера, надетом прямо на спортивные штаны?

Семен возмутился:

— Ну уж нет! Так ты у меня ходить никогда не будешь!

Алина разложила наконец обувь и пристроила на место сумочку, а место ей полагалось строго над соответствующими туфлями. Потом она закрыла дверь в гардеробную и стала разглядывать себя в огромном, до самого пола зеркале.

Стильная угловатая фигура, как у модели, роскошные светлые кудри. Короткая юбка подчеркивала бесконечную длину ног. Она кокетливо поправила пару прядок, подмигнула отражению в зеркале. Наблюдавший за ней муж, поддавшись порыву, обнял со спины и поцеловал в шею. Она почувствовала жар его губ даже сквозь пушистую копну волос.

— Ты моя деревенская красавица! — Семен не удержался от похвалы.

— Фу, — потупилась Алина, — придумал тоже комплимент. Какая я тебе деревенская? Я уже десять лет в Питере живу. Даже одиннадцать!

— Я уверен, что в твоем Карцево не было таких красавиц никогда. Да что там в Карцево, во всех Великих Луках!

Алина поморщилась и вырвалась из его объятий. Ее укоризненный взгляд призван был усовестить мужа.

— Семочка, я не хочу больше слышать про Великие Луки. Мы с тобой петербуржцы, понимаешь меня? — со значением сказала Алина.

Она пошла на кухню раскладывать по полкам холодильника еду из пакетов. Салаты, жареная картошка, говядина, запеченная с сыром, — все из отдела кулинарии. Готовить каждый день самой? Ну уж нет! Жизнь слишком коротка, чтобы проводить ее у плиты. К тому же, если знать места, можно купить такие деликатесы, от одного вида которых утрутся самые домовитые хозяйки. Ну, самые домовитые, может, и не утрутся, но ей самой такое точно не приготовить никогда.

Есть и пить чай или кофе в отсутствие гостей они предпочитали на кухне. Впрочем, даже и с гостями уйти дальше кухни удавалось не всегда. Очень уж уютным был высокий стол из темного бука и такие же деревянные барные стульчики.

Алина налила себе и мужу эспрессо из кофеварки, блистающей полированными боками. Аромат кофе приятно защекотал ноздри, улучшая настроение. Алина открыла холодильник и взяла с полки йогурт.

— Сема, иди, позови Вову, ему кушать пора.

Зубов обернулся к двери и зычно крикнул:

— Вовка! Есть иди!

Алина скептически взглянула на него. Вот же ленивый, как старый кошак!

— Сема, ты же знаешь, он так не придет, хоть год его зови. Иди, приведи его.

Но Семен сел обратно на стул и вдруг посмотрел на жену прямо и очень серьезно.

— Алиночка, а ты не думаешь, что у него что-то со слухом?

Ну вот опять! Как она устала от одних и тех же разговоров. Ну хотя бы раз можно перестать придираться к сыну? Она махнула рукой.

— Все у него нормально, обычный ребенок, просто упрямый очень и не говорит. Он же мальчик, они развиваются медленнее. Я сама за ним схожу.

В детской на полу Вова играл в любимые машинки. Все они были выставлены в одну прямую, идеально ровную длинную линию. Серьезный малыш лежал, практически вжавшись ухом в пол, напряженно вглядываясь в колесики последней легковушки. Шаги матери остались незамеченными.

— Вовик, идем покушаем. — Алина привычным жестом схватила сына за руку и потащила на кухню. Вова заорал, пытаясь другой рукой отогнуть пальцы матери.

«Каждый раз одно и то же, — подумала Алина. Но ведь это же обычный кризис третьего года жизни, она читала об этом в интернете. Ребенку просто не хотелось прерывать игру, все дети так делают. Тем не менее поиграть всегда можно, а кушать надо вовремя.

Вова, оставив попытки высвободиться, стал с силой лупить себя ладонью по лбу.

— Быстро прекрати!

Она перехватила его вторую руку. Мальчик с силой вырывался и натужно гудел, краснея и покрываясь потом. Семен угрюмо смотрел на сына. Заметив его взгляд, Алина отпустила Вовку, приказав себе не нервничать. Он просто злится, как умеет, вот и все. Вова, кстати, не убежал в детскую, а сел за стол. Вот и хорошо.

За столом Алина решила перевести разговор на что-нибудь жизнеутверждающее. Положив мужу салат, она энергично спросила:

— Сема, а в какую школу мы Вовку отдадим?

Алина ловко впихивала в сына йогурт, его единственную любимую еду, ложку за ложкой.

— Ты его сначала есть научи самостоятельно, — засмеялся Семен.

— Что ты гогочешь, он умеет, просто мне так быстрее, и стол после еды мыть не надо, — выдвинула Алина привычное оправдание и продолжила: — Ну, в какую? Может, в математическую?

Математическая школа казалась ей самым сильным подтверждением исключительной талантливости ребенка. Все-таки гуманитарное образование не слишком практично, а вот из мат-школы прямая дорога в университет. Да хотя бы и на тот же химический факультет, где учился ее муж.

Семен глотнул чая, поднял брови и посмотрел на сына.

— На дзюдо его отдадим, вон какой здоровяк. Еще трех лет нет, а уже килограммов на двадцать потянет. И в кого только такой толстый?

Алина оценивающе посмотрела сначала на сына. На взгляд матери, Вова был очень красивый мальчуган. Его нельзя было назвать толстым, хотя он и был не по возрасту крупным. Особенно большой казалась голова. Эмоции же на лице чаще всего были простые, как у годовалого ребенка. Он или широко улыбался, или орал со всей мочи. В результате общее впечатление складывалось, что Вовик — это просто огромный годовалый карапуз.

Конечно, муж был совсем другой. Алина перевела взгляд на Зубова. Семен был лишь немногим выше ее, но стройный, жилистый. И смуглый. Ей всегда казалось, что папаша Семена был не без кавказских кровей. Да и необычное сочетание в его характере страстности и скрытности наводило на эту мысль. Но допытаться у свекрови, так ли это, никому не удавалось.

— Он вовсе и не толстый, — бросилась она на защиту, — просто высокий, как я. И мама говорила, что в детстве я была пухленькой!

Йогурт кончился. Вова слез со стула, ловко достал из хлебницы полбатона и убежал с ним обратно в детскую. Родители остались сидеть за столом.

— А еще он музыку любит, — спохватилась Алина, — помнишь, когда ему год был, он мог час сидеть на одном месте и слушать Скрябина или Шопена.

Конечно, музыкальная карьера для мальчика — это непрактично. Но все-таки это тоже подтвердило бы гениальность сына, а уж в его гениальности Алина не сомневалась.

— Алиночка, ну чего мы сейчас будем о школе думать? Он у нас не говорит, сам не ест, не одевается, в подгузниках до сих пор. Ты бы, может, к врачу его отвела, на консультацию, — попросил Семен. Его пальцы бережно погладили руку жены.

— Да к какому врачу? — возмутилась она и вырвала руку. — Просто у него позднее развитие, и все. И ему еще только два года девять месяцев. Все дети развиваются по-разному. И вообще, сейчас дети стали позже говорить. Вон у Юльки младшенькой скоро два, а она тоже только «мама» и «отдай» знает.

Алина постаралась быстрее свернуть неприятный разговор.

— Кстати, я завтра к ней собираюсь. Не хочешь взять отгул и съездить с нами? — спросила она.

— Заинька, я бы с удовольствием к твоей сестре съездил, но завтра понедельник, у меня в «Норме» совещание, а Вове в сад надо, — закруглил разговор Семен и встал из-за стола. Алина растерялась. Только что ей казалось, что муж готов ради нее на все, но, когда дошло до дела, оказывалось, что последнее слово осталось за ним.

— Сад и прогулять можно. А совещание отменить, — закапризничала Алина. Семен приобнял жену чуть ниже талии и повел в гостиную.

— Ласточка, но ведь его Роман проводит, я не могу отменить, — Зубов начал уговаривать Алину.

— Давай тогда я позвоню Роману и попрошу! Мне он не откажет. — Она приосанилась и улыбнулась, стрельнув глазками. Ревность — это качество мужа всегда помогало ей в трудных ситуациях. Показать мужу, что его начальник к ней не безразличен, это беспроигрышный вариант. Семен схватил ее еще крепче.

— Не надо никому звонить. Алиночка, давай я в следующие выходные с вами съезжу.

Алина поморщилась: даже последнее средство не помогло.

— Вот еще, я не собираюсь так часто мотаться по всяким дачам. — Она плюхнулась на диван и скрестила руки на груди.

— Ну, не сердись, кисонька. — Семен привычно расплел ее руки и взял в свои ладони. Поцеловал кончики пальцев.

Послышался детский смех. Алина встала и выглянула в коридор. Вова шел на цыпочках, покачиваясь из стороны в сторону. Казалось, что он ловит руками в воздухе что-то невидимое, а оно никак ему не дается. Каждая попытка вызывала у него новый взрыв хохота. Мальчик смеялся все громче, никак не мог остановиться, даже прислонился к стенке, чтобы не упасть. Но это не помогло, и новый приступ хохота заставил его сползти по стене на пол.

— Первый раз вижу, что человек от смеха действительно не может устоять на ногах. Я думала, это преувеличение, — сказала Алина и улыбнулась. — Видишь, он обычный веселый малыш. Зря ты волнуешься.

Уже перед сном, лежа в кровати, Алина вдруг вспомнила. Ведь она уже видела такого человека. Это было несколько лет назад, когда она еще училась в универе и жила в убогой комнатушке общежития финэка, на Новоизмайловском. Именно в этой общаге Алина встретила первокурсника, который брел в свою комнату по мутному коридору, накурившись травы в мужском туалете. Его пробило на ржач, и, хотя он пытался держаться за облупленную стену, временами студентика складывало пополам, он валился на пол и неудержимо хохотал, водя перед собой руками — словно пытаясь поймать что-то невидимое. Алину, воспитанную довольно строго, это зрелище ужаснуло. Наркоманы казались ей ужасными заразными отбросами, недостойными внимания девушки. Так что она постаралась забыть тот случай как можно скорее. А теперь ее собственный сын ведет себя, как тот законченный наркоша. Почему?