#20 восьмая

Юлия Ковалькова

«Мне 26, пять лет назад я встретила Макса. Я была счастлива с ним, почти. Оказалось, моя любовь еще только ждала меня…»«В детстве я прочитал много хороших книг, но „Пятидесяти оттенков…“ среди них не было».

Глава 1. C’est La Vie — 2012

28.

All the right friends in all the wrong places —

So yeah, we’re going down.

They’ve got all the right moves and all the right faces —

So yeah, we’re going down.

«All The Right Moves», «OneRepublic»

Нужные друзья в неправильных местах —

Так что, да, мы будем побеждены.

Они делают верные движения, надев нужные маски —

Так что, да, мы будем побеждены.

(Перевод Лингво-лаборатории «Амальгама»)

Сентябрь, московский вечер пятницы. Я сижу в представительстве датской компании «Systems One», рассматриваю странно-ломаный клип «OneRepublic» и жду, когда Таня Сиротина соберет мне папку. И думаю я о том, что уже в понедельник отправлюсь на конференцию в Данию, отсижу там две-три обязательных сессии, после чего с чистым сердцем сбегу и растворюсь в улицах Копенгагена. Посмотрю на разноцветную набережную Нихавн, куплю билет в Амалиенборг, побываю на Строгет — самой длинной из всех пешеходных улиц Европы. А если уж мне совсем повезёт, то сбегу и от Тани и отправлюсь в «Statens Museum for Kunst», где есть работы Липпо.

Впрочем, здесь надо бы представиться вам и рассказать, кто такие мы с Таней. Таня (Татьяна Сиротина) линейно моя начальница и директор по партнерам московского представительства «Systems One». Таня хитра, мудра, очень любит мужчин, сплетни и интимные тайны. Ко мне относится покровительственно (впрочем, я не в претензии — всё лучше, чем равнодушие). Таня немногим старше меня и выглядит довольно затейливо. Как? Ну, представьте себе располневшую Памелу Андерсен в костюмах Хилари Клинтон, и у вас всё получится.

Я… но во мне нет ничего особенного. Мне 26 лет, меня зовут Лена Ларионова. Из минусов: характер, острый язык и внешность, из-за которой меня считают нежной и трепетной девочкой (темные волосы, короткая, модная стрижка под мальчика и по-кошачьи круглые карие глаза, вздёрнутые к вискам). Из плюсов: хорошее образование и удачный стартап (сразу после института мне удалось устроиться в крупную дистрибуторскую компанию. Фирма называется «Ирбис», я подвизаюсь в ней в должности замдиректора по работе с партнёрами).

Остаётся только добавить, что, помимо «Ирбис», у «Systems One» есть ещё два дистрибутора, это «Корса» и «OilИнформ». «OilИнформ» осуществляет поставки для нефтегазового комплекса. На «Корсе» вся «мелочёвка» на территории СНГ. «Ирбис», в которой работаю я, фокусируется исключительно на корпоративном сегменте, редко, когда выполняет спускаемый ей датчанами план продаж, но при этом всегда (подчёркиваю, всегда!) получает больше денег на продвижение — в год примерно на полмиллиона баксов. Описав небольшой круг на счетах «Ирбис», эти деньги распиливаются: часть идёт в карман моему генеральному, часть — в карман боссов Тани. Ну, а мы с Сиротиной прикрываем и тем и другим задницы, вполне так профессионально стряпая фальшивую бухгалтерскую отчётность.

Вот только не нужно делать здесь изумлённое лицо и заливать глаза праведным гневом: мол, и как вам не стыдно, девушки? Давайте будем честны: это — это самое обычное дело для тех, кто давно и хорошо знает, что работодатель всегда прав. И если твоим боссам угодно, чтобы их бизнес развивался именно по такому сценарию, то ты либо будешь «соответствовать», либо на твоё место возьмут кого-нибудь посговорчивей и поспокойней.

— Ленок, ты клип досмотрела?

Я выключаю «YouTube», откладываю телефон и поднимаю глаза на Таню:

— Да… Тань, ты в Копенгаген полетишь с нашей группой? Если с нами, то я могу тебя до Шереметьево довезти.

Таня, которая ещё неделю назад прожужжала мне все уши про магазины и Датский музей эротики, повозилась за своим огромным, как поле для гольфа, столом, усыпанным канцелярскими скрепками, положила полную ножку на ножку и сурово сдвинула брови.

— Тань, ау? — напомнила о своём существовании я.

— Ленок, я никуда не еду.

— В смысле? — удивилась я. — Но у тебя же виза?

— Меня Сыч не отпускает, — буркнула Таня.

Для справки: Сычом (кстати, с моей лёгкой руки) в «Systems One» называли непосредственного начальника Тани, а по совместительству заместителя главы представительства, датчанина Кристофа Кристенссена. В миру же «Сыч» был ВладимВадимовичем Спицыном, а кличку свою заслужил благодаря выдающемуся астигматизму, который заставлял его неприятно прищуриваться и при этом не мешал выхватывать взглядом из толпы знакомую, мало-мальски симпатичную девицу, чтобы поздороваться и «пообжиматься» с ней.

— Жаль, что тебя в Дании не будет, — искренне посочувствовала Сиротиной я. — А Сыч едет?

— Не едет!

«Слава те Господи!» — мысленно перекрестилась я.

— Почему? — изумилась я вслух. — Он же любитель по заграничным командировкам мотаться.

— А в этом году в Копенгаген у нас сам Кристоф собрался! — Таня оглянулась по сторонам, точно в углах её кабинета притаилась не вековая пыль, а враги. — Ленок, по секрету. — Сделав страшные глаза, Сиротина наклонилась ко мне: — Только смотри, никому. В общем, так: Кристоф едет, чтобы на этой партнерской тусовке показать всех вас своему наследнику.

— Какому ещё наследнику? — не поняла я.

— Да ну тебя, Ларионова! — рассердилась Таня. — Ты сегодня как не в себе, соображай быстрее. Повторяю, Кристоф Кристенссен собирается показать всех дистрибуторов своему наследнику — то есть, будущему главе представительства. Сам Кристоф скоро уходит на пенсию, ну, и должен нам нового назначить. Ну, и вам, соответственно.

У меня даже брови наверх поползли.

— Тань, подожди, — помотала я головой, — ты что же, хочешь сказать, что новым главным будет не Сыч?

— Аллилуйя, сообразила, — ехидно хмыкнула Таня.

— Сообразила… Тань, а откуда сведения?

Сиротина пожала плечами и указала глазами в потолок: мол, даровано свыше.

— Тань, а он хоть хорошенький? — решила подколоть Сиротину я.

— Понятия не имею. Но… — и Таня подняла на меня голубой взгляд, чистый, как у ребёнка, — ты, моя дорогая, что-нибудь на коктейль-party возьми. Типа платье — и всё такое.

— А это ещё зачем? — нахмурилась я.

— А затем, что Кристоф обязательно устроит себе «отвальную». Снимет какой-нибудь датский гадюшник и поведет вас туда. Будете вырабатывать там командный «тимспирит¹», который ты так ненавидишь, — едко ухмыльнулась Сиротина.

Я промолчала: у меня были свои планы, как избежать этих пьяных танцев.

— Ленок, папка готова, — отвлекла меня от размышлений Таня. — На, держи, и ознакомиться не забудь. Там программа, список выступающих, и всё такое.

— И всё такое, — зачем-то повторила я, принимая папку.

Папка была красивая: блестящая, серебристая, с огромным логотипом «Systems One». Логотип походил на звезду, манящую обещанием, что все мечты обязательно сбудутся и всё-всё будет хорошо. Но я в чудеса не верила. Не ведая, что меня ждёт впереди (гром не загремел — не засверкала и молния), я чмокнула воздух рядом с мягкой Таниной щёчкой. Вдохнула знакомый Танин парфюм (дорогой, но приторный) и направилась к выходу.

Дойдя до стеклянных раздвижных дверей, где к «нагнетке» надо было приложить гостевой пропуск, на секунду замешкалась, путаясь между карманами пиджака и лайкового жакета. Папка потёрлась о мой гладкий кожаный бок и, кувыркнувшись, бухнулась мне прямо под ноги, разбросав вокруг себя разноцветные лифлеты и мой авиабилет в Копенгаген.

— Что б тебя! — от души пожелала я папке. Поддёрнув узкую юбку повыше, присела на корточки.

— Что б меня? — раздалось сверху хрипловато-насмешливое.

Пока я торопливо возвращала подол юбки на законное место, перед моим носом возник носок элегантного мужского ботинка из коричневой кожи. Рядом, помедлив, пристроился и второй. Все ещё сидя на корточках, я ухитрилась закинуть голову и уперлась взглядом в то хрестоматийное место, где в мужских брюках заканчивается молния в ширинке. В ответ ширинка подёргалась (её владелец сунул руки в карманы брюк, сообразила я), и ботинки чуть отступили.

«Молодец. Но, между прочим, мог бы даме и помочь», — с досадой подумала я, возвращаясь к сбору пёстрых бумажек, веером рассыпавшихся по белёсому ламинату.

— Вам помощь нужна? — весело поинтересовались сверху.

— Нет, ну что вы, я же женщина — сама справлюсь, — огрызнулась я, с трудом отклеивая ногтем от ламината авиабилет в Данию.

— А-а, ну, как скажете.

Я прямо чувствовала затылком этот игривый взгляд.

— Может, вы меня обойдёте? — проскрипела я, отдирая липнувший к полу лифлет с программой.

— Не могу, — жизнерадостно доложили сверху.

— Это почему?

— Это потому, что вы присели прямо на дороге.

Мне сразу вспомнились и моё сочное детство, и подмосковный лесок, и пионерский лагерь под Клязьмой, и вся та ситуация, когда «мальчикам — налево, девочкам — направо». Невольно фыркнув, ускорилась. Собрав бумаги в папку, начала подниматься.

Я вставала, а перед моим взглядом проезжали серые гладкие брюки, узкий ремень, пуговицы ослепительно-белой рубашки, элегантный серо-коричневый галстук, отворот дорогого твидового пиджака, тугая линия шеи и чисто выбритый мужской подбородок. Встав, я наконец рассмотрела того, кто со мной разговаривал.

Высокий. Худощавый, но крепкий, с хорошо развитыми плечами. Очень тёмные, почти чёрные волосы. Симпатичный. Ухоженный, но не лощёный — от него исходил тот аромат, который я обожаю: это «Fahrenheit», напоминающий аромат осени на тёплой мужской коже.

Но пуанту внешности моего незнакомца составляло даже не это, а самые странные глаза, какие я когда-либо видела. Серые, очень светлые, прозрачные, как вода, покрытая серебристой изморозью. Взгляд у мужчины был насмешливым, знающим и любопытным. Он вообще производил впечатление человека, привыкшего, чтобы все его развлекали. Женщины о таких, как он, говорят: «Хочешь не хочешь, а захочешь».

«Сколько ему лет? Тридцать пять? Тридцать?»

Пока я разглядывала незнакомца, его серые глаза игриво прищурились.

— Между прочим, вы забыли, — и мужчина любезно указал на моё упущение — визитку, лежащую на полу, прямо под моим каблуком. — Вы как, ещё раз присядете?

Он меня явно поддразнивал. Недолго думая, я склонила голову к плечу, обозревая его с головы до ног. Медленно, очень медленно. Но мужчина не смутился, а весело кивнул:

— Ладно, я вас понял. Тогда я за вас присяду.

Я ещё не успела придумать достойный ответ, когда незнакомец буквально стёк вниз, и у моего бедра оказалась его темноволосая голова, правое плечо, а я вдруг почувствовала тепло. Мужчина был осязаемым. И очень живым. И он до меня дотронулся, ловко отправив руку в район моих щиколоток, пробираясь пальцами между моих чуть расставленных ног.

— Вы что? — встрепенулась я.

— Подбираю визитку, — невозмутимо доложил мужчина, демонстрируя мне белый прямоугольник, зажатый между указательным и средним пальцами. Я невольно попятилась.

— Вы мне пальцы отдавите, — пожаловался незнакомец, по-прежнему глядя на меня снизу-вверх и при этом ухитряясь поглаживать взглядом мои колени. — Кстати, тут написано… — он опустил глаза на визитку и прочитал: — «Елена Григорьевна Ларионова, заместитель директора по партнёрам, «Ирбис». Ларионова — это вы?

Я молча открыла папку — мужчина изогнул узкую бровь, но также молча бросил визитку внутрь.

— Спасибо за помощь. Это было изумительно, — в своём фирменном стиле поблагодарила я, собираясь ретироваться (обойти его и выйти наконец из этого душного офиса, в котором явно было что-то не так с вентиляцией, потому что мне катастрофически перестало хватать воздуха).

— Ещё не было, — поднимаясь, почти касаясь меня, тихо ответил мужчина.

— Чего не было? — обернулась я.

— Я говорю: изумительно вам ещё не было.

Как всегда, в момент гнева и растерянности, у меня напрочь перехватило дыхание. Я стояла и хватала ртом воздух.

— Алексей? Лёха? Андреев? Ты? Какими судьбами? — загрохотало на другом конце коридора. Оказалось, прямо к нам направляется Сыч. Сообразив, что ВладимВадимыч через секунду доберётся и до меня и предложит мне объятия, отдающие кислым зеленым чаем и потом, я моментально очнулась и юркнула за твидовую спину.

— Это вас, что ли, кличуть? — с говорком рязанской бабушки на завалинке осведомилась я, дыша Лёхе в затылок. Прядки коротких темных волос шевельнулись и послушно легли на место. «Лёха», чьё прозвище больше подходило к среднерусской возвышенности, нежели к дорогому английскому твиду, медленно обернулся. Прозрачные серые глаза заглянули в мои, съехали мне на переносицу, плавно спустились по моему носу к губам, где и остановились.

— А ты язва, — шепнул он мне прямо в мой приоткрытый рот, — но ты со мной не справишься. Так что даже не начинай… Ларионова.

Я остолбенела. Лёха безмятежно обозрел мои губы, хмыкнул и повернулся к Сычу. Раскинул руки, как крылья, и пошёл к нему вальяжной походкой заглянувшей на огонёк звезды.

— ВладимВадимыч, — дурашливо запел Лёха, — а вы все молодеете.

— Скажешь тоже, — загоготал довольный Сыч. — Ну, и как там в Германии?

«А, так ты из Германии?»

— Гитлер капут, — совсем уж по-хулигански фыркнула я в твидовую спину. Лёха замер. Сыч прищурился, пытаясь разглядеть в коридоре существо женского пола. Я прищёлкнула пальцами и пулей вылетела из офиса. Хлопнула дверью, подставила лицо тёплому сентябрьскому солнцу и расхохоталась. На душе было легко.

«Занятный парень, — вспомнила я прозрачные глаза, — но — не моё шоу».

***

— Макс, — открывая входную дверь квартиры и гремя ключами, позвала я, — Сафронов, ты дома?

— Дома, — в прихожую выглянул Макс, на ходу надевая свитер. — Я только-только вошёл, Лен. А ты что так поздно?

Видя его улыбку, я подумала, как же мне повезло, что мы вместе, и что Макс так меня любит.

Он возник в моей жизни в тот страшный день, когда я шла из больницы, получив безжалостный приговор врача: «Последствия хирургического вмешательства… вы зачать вряд ли сможете». Москву поливал густой ливень, а мне казалось, вместе со мной плачет небо. Из-за серой стены дождя возник зловещий чёрный джип с затемненными стеклами и остановился рядом со мной, чуть-чуть не обдав меня грязной водой из вскипающей рядом лужи. Стекло окна автомобиля плавно опустилось.

— Девушка, садитесь, я вас подвезу, — окликнул меня дружелюбный, густой мужской голос из темноты салона. Я покачала головой («нет»). — Садитесь, не бойтесь. Я вас не трону.

Откровенно говоря, в тот миг мне было всё равно, что он со мной сделает, и я забралась в его машину. Внутри было сухо и тепло.

— Куда вас отвезти? — поинтересовался водитель. Я, смахнув с глаз слезы и дождь, сипло пробормотала свой адрес. Мужчина кивнул, уверенно развернул машину и направился к Ленинскому проспекту. Покосился на меня, мокрую и несчастную. Вздохнул, включил «печку», порылся в боковом «бардачке» и протянул мне пачку белых бумажных салфеток. Вместе с ней на колени мне приземлился цветной глянцевый флаер.

«Архитектура. Авторские проекты. Шоу-рум на Фрунзенской. Хозяин — Максим Сафронов», — прочитала я.

— Возьмите, — я вернула флаер водителю.

— Оставьте себе. Макс Сафронов — это я. — Он помолчал и добавил: — Может, однажды вы придёте ко мне на выставку, вместе со своим приятелем?

— Зачем? — Я отвернулась к окну.

— А я бы очень хотел объяснить ему, что вас обижать нельзя…

Повисла пауза. Я обернулась и вскинула на него глаза. Тогда-то я впервые по-настоящему его рассмотрела. Приятное моложавое лицо, густые светлые волосы, глубокий тёмный взгляд. Максим Сафронов умел произвести впечатление — и был намного старше меня.

— У меня нет приятеля. — Я вложила флаер в карман дверцы джипа. Сафронов промолчал. У подъезда я протянула ему купюру, но Максим покачал головой:

— Не надо. Вас как зовут?

— Лена.

Так мы и познакомились.

Макс медленно размораживал меня. Сначала он звонил мне — так, раз в неделю, поболтать. Потом предложил сходить в кино. Позже он стал заезжать за мной в институт. Он расспрашивал меня об учёбе, рассказывал о себе, водил в рестораны, в кафе, на выставки, на показы и в шоу-румы. Он был безумно интересным человеком, и он сумел мне понравиться.

Через месяц Макс в первый раз пригласил меня к себе, в свою двухэтажную студию, расположенную в известном всем москвичам доме на Набережной. Были свечи, музыка, хрусталь, в вазе — мои любимые розы. Наверху — его спальня.

— Если хочешь, останься. Я буду рад.

И я осталась.

Он брал меня со спокойной уверенностью взрослого мужчины, который давно и хорошо знает, как привести женщину к удовольствию. Я поддавалась ему. Впрочем, в моих ответных стонах была лишь благодарность. Я симулировала. Да, это глупо, но тогда мне был всего двадцать один год и мне хотелось отблагодарить Макса вот так, за то, что он добр со мной. Я думала, та ночь будет последней, но наступило утро, и Макс снова был рядом.

Я приходила к нему ещё три летних месяца. В какой-то момент, растворившись в его огромной, помпезной, но пустой и холодной студии, я, постеснявшись изменить её под свой вкус, приняла решение копить на собственное жильё. Мне всегда хотелось иметь квартиру с просторной белой кухней и спальней, в которой никогда не будет телевизионной плазмы, и где Макс и я оставались бы один на один, без сводок бизнес-каналов, зубодробительных новостей от «Первого» и ночного веселья от «Камеди». Макс, прослушав мой «инвестиционный план», подумал и предложил мне взаймы, но я отказалась: к тому времени у меня была другая договорённость.

Вот так к окончанию института я стала полноправной хозяйкой симпатичных шестидесяти трёх квадратных метров б/у с белой огромной кухней, спальней без плазмы и видом на лес. Чуть позже Макс перебрался ко мне, но изредка навещал свою студию, когда ему требовались тишина, мольберт или зимние вещи.

«Дань моде и отсутствие обязательств», — скривив губы, говорила про нас моя мама. Гражданский брак ей не нравился, а Макса она откровенно не одобряла: «Лена, он старше тебя на тринадцать лет, и он тобой пользуется!»

Но мама ошибалась: эти отношения были самыми честными из всех, какие я только знала. Макс был привязан ко мне. Я тоже нуждалась в нём. И при всём при этом ни один из нас не тащил в загс другого. Сафронову это было не нужно («детей же все равно нет?»). А я… ну, с одной стороны, я хорошо понимала, что отсутствие штампа в паспорте держит Максима «в тонусе». С другой, я, говоря ему о любви, использовала целую кучу слов. Было здесь и «ты потрясающий», и искреннее «мне хорошо с тобой». Было и лживое «я хочу тебя». Не было лишь трёх простых: «Я люблю тебя».

— Макс, а я в понедельник улетаю в Копенгаген, — сбрасывая туфли в прихожей и вешая на крючок сумку, похвасталась я. — Что тебе из Дании привезти? Хочешь фотоальбомы, или книги об архитектуре, или?..

— Ты надолго едешь? — спокойно поинтересовался Макс.

— На три дня.

— Ясно. Я отвезу тебя в аэропорт.

— А ты скучать будешь? — стягивая пиджак, обернулась я.

— Буду. Конечно, буду. — Макс выбросил вперёд руку, принял мою куртку, закинул её на вешалку.

— Тогда тебе ужин готовить, — чирикнула я. Макс усмехнулся:

— Хитрая.

— Зато твоя, — я склонила к плечу голову.

— Моя, — согласился Макс. — Ладно, моя, твоя взяла: ужин я приготовлю, но только попозже, мне надо ещё кое-что по работе сделать. — Макс вздохнул, провёл широкой сильной ладонью по своим густым, светлым волосам, которыми очень гордился, и поднял глаза. — Представляешь, — с легкой обидой пожаловался он, — заказчик опять недоволен. Снова придётся пересчитывать нагрузочную мощность на арки.

— Твой заказчик инфернальный кретин, — немедленно сообщила я. Макс поднял брови:

— Лен, вот скажи, ну откуда это в тебе?

Я смутилась (язык мой — враг мой):

— От папы. Иди работай.

— М-м. Минут через пятнадцать закончу и займусь ужином, — повторил Макс и отправился в комнату, которая считалась нашим общим кабинетом. Включил компьютер, развернул к себе огромный МАКовский монитор.

— Я тогда тоже делами займусь: надо кое-что почитать по работе. Посижу тут с тобой, ладно? — попросила я.

Макс, хотя и с неохотой, кивнул, и я бросила на стол папку. Переодевшись в джинсы и футболку с забавным голубым Покемоном, с босыми ногами забралась на диван и вытащила из папки программу конференции.

«Первый день суммита», — прочитала я очень пафосное начало, ошельмованное буквой «у», и, не сдержавшись, фыркнула.

— Лен, ну что? — Макс оторвал недовольный взгляд от дисплея.

— Ничего. Опечатка смешная.

Максим кивнул и снова углубился в работу. Вообще-то, Макс обладал хорошим чувством юмора, но, когда он работал, то разговорам и шуточкам места в доме не было. Так что я на всякий случай сунула в рот шариковую ручку и продолжила читать.

Итак, «16:00 — открытие. Выступление Эрика Ричардссона, главы компании „Systems One“. Итоги года и стратегические планы развития. 16:30 — Выступление Кристофа Кристенссена, главы представительства „Systems One“, Россия. 17:00 — выступление Алексея Андреева, замглавы представительства „Systems One“, Германия. 17:40 — выступление Элен Паркинссон, главы…»

«Так, стоп. Андреева? Алексея Андреева?..»

Передо мной тут же возникли очень светлые глаза и знающий взгляд, с которым этот жулик рассматривал мою папку.

«Ах, так вот, значит, зачем тебе понадобилось читать мою визитку? Тебя заинтересовало, кто я такая и зачем лечу в Данию? Но мы там не увидимся, не переживай: на конференции слишком много народа».

Тряхнув головой, прогнала видение с серыми глазами и вернулась к программе.

«Второй день суммита. Круглый стол представительств и партнерских компаний». Пробегая глазами название сессий, я наткнулась на фразу: «16:40 — Общий круглый стол России и Германии». А потом меня чуть удар не хватил: из программы следовало, что заместитель директора по партнерам российского дистрибутора «Ирбис» — Елена Ларионова (ага, это я) выступает с презентацией (??) по программе освоения (!) маркетинговых фондов (фак). А ведет этот «круглый стол» — угадайте, кто? Правильно, Алексей Андреев.

Я испуганно сглотнула и, поперхнувшись, закашлялась. Макс поморщился и недовольно посмотрел на меня:

— Лен, ну теперь-то что?

— Что-то в горле першит, — слабым голосом отозвалась я.

— Водички выпей, — стараясь быть вежливым, посоветовал Макс.

— Да, Макс.

«Да, мой хороший. Сейчас я выпью водички. Только сначала кое-кому позвоню. И такое устрою!»

Шагнула в коридор, плотно прикрыв за собой дверь кабинета. В сумке, оставленной в прихожей, нашла свой мобильный и отправилась на кухню. Сиротина взяла трубку только на пятом гудке:

— Да-а?

— Тань, — прошипела я, — какая ещё презентация? Мы так не договаривались.

— Какая презентация? — сходу не поняла Таня.

— Глаза разуй и папку открой, — посоветовала я Тане.

— Какую ещё папку? — Таня явно была где-то далеко, далеко. Наверно, в Германии…

— Папку с материалами вашего «суммита» открой. Что я вообще делаю в программе второго дня?

— Подожди-ка, Ленок.

Шелест бумаги, любимый Танин напев «maybe, maybe…» и — тишина.

— Твою мать, — задумчиво заключила Таня.

— Как исправлять будем? — злобно поинтересовалась я.

— А никак, — мрачно отрезала Сиротина. — Кристоф программу уже утвердил. И твоя фотка в буклете есть. Ничего, кстати, выглядишь, — нехотя похвалила меня Таня. — Ты где фотографировалась?

«Где? Таня, не заставляй меня рифмовать!»

— Таня, опомнись. Откуда всё это вообще взялось? — Мне рвать и метать хотелось.

— От верблюда, — вздохнула Сиротина. — Я так полагаю, что, пока я была в отпуске, мои обалдевшие от Сыча упыри срочно верстали программу и, очевидно, взяли шаблон из конференции прошлого года. Но вместо этой твоей начальницы Измайловой — вечной любительницы выступать на подобных мероприятиях, но подвернувшей ногу и уже тогда бюллетенившей — они всунули в программу выступлений тебя. Мои упыри решили, что ты за неё выступишь.

— А твои подчинённые меня могли спросить? — Я бросила в рот тонкую сигарету с ментолом.

— Могли, — справедливо согласилась Таня. — Но не спросили.

— Тогда они — ты уж прости меня! — не упыри, а дебилы.

— Конечно, дебилы, — с легкостью сдала своих «великодушная» Таня. — Но поскольку отвертеться без ущерба для меня у тебя не получится, то — готовь презентацию, Ленок.

— По освоению фондов? — желчно поинтересовалась я, поднося зажигалку к «ментолке».

— Ага. Но ты не расстраивайся. — У Тани, наконец, проснулась спящая совесть. — Круглый стол будет вести Лёша Андреев. Я его тыщу лет знаю. Наш человек, — зачем-то похвасталась Таня. — И я тебе помогу.

— Это как, простите? Вместо меня выступишь? — я иронично выдохнула в приоткрытый ставень дымок.

— Не ёрничай, — строго одёрнула меня Таня. — Вообще-то, я имела в виду, что я могу попросить Лёшу, чтобы он тебя морально поддерживал и к слайдам не докапывался.

Если что-то могло окончательно меня добить, то это понимание, как именно этот «Лёша» будет «морально поддерживать меня» после фразы «капут Гитлер».

— Тань, — слабым голосом отозвалась я. — Сделай мне только одно одолжение: забудь про своё желание звонить своему драгоценному Лёше.

— Но…

— Или я тоже никуда не поеду, — пригрозила я. — Вот возьму — и возьму больничный.

— Не получится. Я тебя сдам, — отрезала Сиротина.

— Да-а? Ну, а я тогда скажу, что у меня диск из спины вылетел. И справку из Газпромовской поликлиники принесу. Ага?

— Только попробуй!.. Ой, у меня вторая линия. Всё, Ленок, потом, потом, — и Таня ловко бросила трубку. Я вздохнула и медленно положила на подоконник iPhone — новогодний подарок Макса.

— Лен, ужинать пойдём? — постучал в дверь балкона Максим. — Поедим, а потом, если хочешь, мы с тобой погулять сходим. Возьму тебя за руку, отведу в парк, куплю тебе мороженое…

Мороженое я любила. Сливочное. С кофе.

— Нет, Макс, не получится, — грустно сказала я. — Мне, видишь ли, тоже «повезло»: придётся презентацию делать.

— Жаль, — огорчился Максим. — А у меня были такие планы!

— А мне-то как жаль, — вздохнула я, жалея испорченный вечер.

В час ночи адский труд всей моей жизни был готов. Оставалось только проверить цифры и отправить слайды на электронный адрес Сиротиной. На это ушло ещё полчаса. Вздохнув и стягивая на ходу футболку, я отправилась в душ. Очень хотелось налить ванну, взбить пену, забраться в тёмную глубину и тихо там забыться. Но сил на метания с ванной уже не было, и я просто скользнула в постель, под теплый бок Макса. Сафронов тихо посапывал во сне. По потолку стайкой метнулись прозрачные серые тени, а я вдруг вспомнила смеющиеся серые глаза. «Это не моё шоу», — ещё раз повторила себе я. Не помогло. Вздохнув, потянула на себя Макса.

— Лен, ты что? — спросонья не понял он.

— Я тебя хочу…

— А-а, ну, тогда иди сюда. — Он поцеловал меня в плечо, привычно подмял под себя. Последнее, о чём я подумала, закрывая глаза: «Я не хочу другого…»

IV.

27. Число женщин, с которыми я переспал за последний год — двадцать семь. Правда, есть ещё московская Юля, Света из Питера и Хелен из Германии. Особняком стоит Магда. А та, что я видел пару часов назад, возможно, моя двадцать восьмая. Что-то в ней есть. Интересно, что? Смеющиеся глаза? Тёмные волосы, к которым я всегда был неравнодушен? Пикантная дерзость с лёгкой толикой смущения, что по-своему меня заводило? Или же — это порода, которая чувствовалась в ней, и которой не обладал сам я?

Лена… её зовут Елена Ларионова. Я это имя запомню. Потому что она и я очень скоро встретимся в Дании. Ну, а дальше, как говорится, се ля ви. И это — уже моё шоу!

Я сижу в глубоком кожаном кресле, в огромном гостиничном номере, снятом для меня в московской гостинице «SAS Radisson». Закинув ноги на стол, одним глазом рассматриваю на плазме странно-ломаный клип «One Republic». Другим обозреваю голую Юльку. Юлька, призывно раскинув ноги, спит на моей кровати. Сегодня у нас с ней последняя ночь, а потом, как в том анекдоте: «Я тебя трахаю, милая, а утром ты исчезаешь». И не потому, что ты успела порядком мне надоесть. И не потому, что ты вбила себе в голову, что я у тебя почти в кармане и представляю собой твой заветный билет из Бирюлёво в Германию. А потому что я перехожу к последней фазе операции под названием: «Алексей Андреев делает свой гешефт».

А теперь — к сути. Последние пять лет я работаю в немецком офисе «Systems One» в должности директора по продажам. «Systems One» (изначально датская, а теперь мультинациональная компания), имеет порядка сорока представительств в Америке и Европе и один офис в Москве. Московский офис возглавляет шестидесятипятилетний датчанин Кристоф Кристенссен. В 2000-х московское представительство переродилось в «ООО», виртуально привозящее и складирующее на своей онлайн-территории системы управления предприятиями. С тех пор прямыми продажами занимаются реселлеры, а продвижением — дистрибуторы. В России у «Systems One» их всего три, и все они находятся в относительно равных условиях.

Дистрибутор первый — «Ирбис». Этой фирме дают в год на полмиллиона больше. После чего семьдесят процентов этой прекрасной суммы возвращается в карман лично Кристенссену. Дистрибутор второй — «Корса». Так, ни рыба, ни мясо, но «Корса» нужна, чтобы сохранять баланс сил в природе. И, наконец, самый сладкий кусок — «OilИнформ». «OilИнформ» работает по нефтегазу и принадлежит одному серьезному челу по фамилии Поручиков. Основной доход Григорию Поручикову приносит банк, занимающий десятое место в рейтинге самых стабильных российских финансовых институтов. В 2008-м, когда в России случился очередной кризис, Поручиков сделал только одну ошибку: пустил часть акций «OilИнформ» в свободную распродажу. Угадайте, и у кого теперь эти акции? Барабанная дробь: правильно, у старика Кристенссена. Акции, правда, куплены на другое лицо…

Таким образом, обеспечив себе кормушку для неголодной старости, полгода назад Кристоф решил валить на пенсию. Тогда-то он и сделал мне предложение практически руки и сердца. Цена нашей сделки: Кристоф на совете директоров рекомендует меня на своё место, а я взамен помогаю ему аннулировать «Ирбис», чтобы никто не смог прихватить его за прежние шахер-махер. Оптимальный способ выбрасывания «Ирбис» на улицу — выявление фальшивой отчётности по украденным деньгам. В таких случаях (рассказываю, потому что знаю, как это происходит) некто «независимый» указывает «безопасникам» «Systems One» на двойную отчётность. После серии внутренних разборок и громких угроз подать в суд на ворюг из «Ирбис» датчане в головном офисе придут к общему и разумному знаменателю: проще расстаться с деньгами, чем публично признаться, что они ни черта не смыслят в собственной бухгалтерии. В итоге, на улицу с волчьим билетом вылетят двое менеджеров — тот, кто готовил «фальшак» в «Ирбис», и тот, кто принимал его в московском представительстве. Ну, а «Ирбис» через полгода откроется уже под другим именем и с другим генеральным директором. Всё. Гениально и просто.

И во всей этой истории на меня ложится парадная роль «выявляющего». После чего Кристоф, как уже говорилось, валит в свой фатерлянд, а я пересаживаюсь в кресло главы московского представительства. Проработав в России два, максимум три года, я навсегда перебираюсь в головной датский офис, где и получаю свои датские бонусы, датский дом с прислугой и, может, даже женюсь на Магде. И хотя Магда ничем не лучше Хелен, Светы и Юли, я это сделаю. И не потому, о чём подумали вы. А потому что я очень давно понял: я хочу будущее. И не такое, когда вся твоя квартира — это тридцать три квадратных метра, заставленных пустыми бутылками, а в нагрузку к ним — пьющая мать и дерущийся с ней отчим. И не такое, когда ты вынужден выживать в хрестоматийном Бирюлёво, откладывая в год по копейке на приличный «мобильник» и джинсы. А такое, где есть нормальная, обеспеченная жизнь: яхты, лейблы, машины. Солидный банковский счёт. Хорошая кредитная история. Ежемесячные поездки в Швейцарию, куда ты срываешься, не задумываясь, сколько денег на твоём банковском счету. И за это я не то, что Свету, Хелен и Юлю продам — я заложу свою душу.

«Ну что, встать и взять Юльку напоследок? Больше ведь не увидимся…»

Расстегнул пуговицы рубашки, начал вставать. И тут Юлька всхрапнула. Представляете? Эта стерва всхрапнула! Желание тут же исчезло. Хмыкнув, снова сел в кресло. Перевёл взгляд на бокал, забытый Юлькой на подоконнике. Виски в стакане напоминал янтарь, что и вернуло меня мысленно к женским глазам точно такого же цвета.

Лена… Елена Ларионова. Нет, что-то всё-таки есть в этой забавной девочке. Вообще, её можно описать целой кучей слов, но мне проще закрыть глаза и представить её прозрачное лицо и сексуальную линию тела. Интересно, какая она? И — какого чёрта она вмешалась в это дело с «крысятничеством»?

***

О том, что Ларионова может иметь в этом деле свой интерес, мне походя рассказала Сиротина. Сдала так, мельком. Но сначала я проводил глазами уплывающую от меня Ларионову, зависая в коридоре с Сычом. Слушал сплетни, поддакивал, и, вонзая ногти в ладонь, смотрел вслед уходящей от меня Ларионовой. Смотрел, смотрел… факт, она меня сделала. Я понял, что понравился ей, но это абсолютно не помешало ей лихо отбрить меня и непринуждённо-стремительно свернуть к шапочному знакомству всю намечающуюся интимность.

— Лёха, ты выглядишь так, точно к зубному идёшь, — отметил выражение моего лица Сыч (кстати, довольно остроумно).

— Да ладно. — Я рассмеялся. Подождал минут пять, потом сослался на занятость и отправился прямиком к Сиротиной. Приоткрыл дверь её кабинета: Таня фривольно раскинулась в кресле и, фальшиво мурлыкая «maybe, maybe…», точила пилкой ногти. «Ты бы здесь себе ещё и педикюр сделала», — невольно подумал я.

— Здравствуй, Таня, как поживаешь? — Я прошёл и опустился на стул напротив её кресла. Таня вскинула на меня свои ясные голубые очи.

— Ой, Лёшенька, здравствуй! — пропела Сиротина. Заметив мой красноречивый взгляд, брошенный в сторону пилки, рывком выдвинула ящик стола. Запулила туда пилку, после чего уселась в кресле поглубже, поставила ноги поровней и с готовностью (я вся ваша!) воззрилась на меня. — Лёшенька, как поживаешь? Ты так долго меня не навещал. — («Я вообще тебя не навещал — ты всегда сама приходила, чтобы под любым предлогом утащить меня в свой кабинет или в кафе напротив.») — Может, чаю? А хочешь, сходим в кафе? — и Таня сладко зажмурилась.

— Нет, Тань, спасибо, но в этот раз я к тебе ненадолго и исключительно по делам. — Таня всем телом изобразила обиду. — Расскажи мне, что ты знаешь про некую Ларионову?

— Э-э… это которая из «Ирбис»?

— А что, у тебя ещё какая-то есть? — изогнул бровь я.

— Нет, другой нет, — квакнула Таня.

— Вот и расскажи мне всё, что ты знаешь, про эту твою, единственную. — Я взял в руки канцелярскую скрепку, бесхозно валявшуюся на Танином столе.

— В смысле? — насторожилась Сиротина.

— В смысле, кто она? Какая она? Где живет? Чем занимается?

— А можно поинтересоваться, зачем это тебе? — нахохлилась Таня. — Вообще-то, мы с Ленкой дружим.

«Да кто бы сомневался, что ты именно это и скажешь!»

— Можно… Поинтересоваться, конечно, можно, Тань, но ты уж не обижайся, если я тебе не отвечу. Ну, так что, есть у тебя информация для меня, твоего старого друга? Или мне к Спицыну обратиться?

— А зачем к Сычу… э-э, то есть, зачем к ВладимВадимычу?

Я расхохотался.

— Подожди, как ты Спицына окрестила?

— Это не я, — моментально открестилась от удачной выдумки Таня.

— А кто?

— Ну, предположим, Ленка… Ларионова. А что?

«А я не ошибся с ней: восхитительная девчонка. Интересно, а меня она как назвала? Впрочем, какая разница, если мы это скоро узнаем? А если что — и подправим…»

Я улыбнулся. Отловил косой Танин взгляд и быстро исправил лицо:

— Ну, так что с Ларионовой?

— Ну, есть у меня кое-какая информация, — нехотя начала Таня. Я сделал бровями знак, мол, не томи. — Ну, Ленке уже двадцать шесть. И она никогда не была замужем. Но у неё постоянный есть, симпатичный такой. Архитектор. Довольно взрослый дядька. Работает на богатых людей. На очень богатых людей, — подчеркнула Таня.

— Ну, дальше, — поощрил я Сиротину, — не останавливайся на достигнутом.

— Да что рассказывать-то? — ощерилась Таня. — Я же не архитектор и с ней не сплю… Дай хоть направление, в каком копать?

— Школа. Институт. Увлечения. Как она в профессиональном плане? Знание языков? Ларионова датский знает?

— Не знает, — помедлив, сказала Таня, — Ленка только английский и знает.

— И как, прилично знает? — Я разогнул металлическую скрепку.

— Прилично, — призналась Таня. — У Ленки экономика и бухгалтерия в нефтегазовом на английском шли. GAAP там, IAS, аналитика… и всё такое. — Таня поморщилась.

— И всё такое… А как Ларионова по работе? — Я свернул из Таниной скрепки фигушку.

— Да нормально, вроде бы. Я лично не жалуюсь.

— Не жалуешься? То есть Ларионова делает что-то для тебя? — Из фигушки я слепил розочку. — И что именно она для тебя делает, если не секрет?

— Не секрет. Твою Ларионову взяли в «Ирбис» в помощь лично мне. Она отвечает за программы продвижения. Именно поэтому она в двадцать четыре года «поднялась» до замдиректора по партнёрам, — Таня презрительно фыркнула.

— Тань, а скажи-ка, я правильно понял, что по баблу, откинутому на продвижение, именно Ларионова пишет отчёты? Это ведь часть её работы? — Я распрямил скрепку и упёрся взглядом в Танину переносицу. Сиротина моментально подобралась на стуле:

— А ты с чего это взял, Лёш?

— А я не брал, Таня. Это ты мне сказала, ну, а я выводы сделал.

Таня испуганно раззявила рот.

— Держи, — я вручил скрепку Тане. — Ну, так что с Ларионовой?

— Да не знаю я её хорошо, — заюлила Сиротина. И тут в её глазах промелькнул боевой огонёк. — А хочешь, я запрошу на неё информацию у «безопасников»? Скажу, у руководства к Ларионовой претензии есть.

«Ого! Удар ниже пояса. А как же женская дружба, Таня?»

— Нет, не хочу, — покачал головой я, — мне с тобой интересней. Кстати, а вы в кафе с Ларионовой ходите?

— Ну да. Мы иногда обедаем. А что?

— И — что заказываете?

— Ну, я беру суши, компот… то есть фреш, — исправилась Таня, потому что слово «фреш» звучало лучше, чем «компот».

— Да не ты — Ларионова. — Я с интересом наблюдал за Таниными потугами.

— А-а… ну, Ленка иногда салатик берёт. Или кофе с мороженым. Вообще-то, у неё Макс хорошо готовит, так что Ларионова у нас всегда и сытая, и довольная. — В последнюю фразу прокрался намёк на похотливые обстоятельства.

«Значит, у Ларионовой с архитектором всё серьезно? Жаль. А я-то собирался её в Дании к интиму склонять… Впрочем, ничего не потеряно!»

— Вино заказываете? — задал следующий вопрос я, взяв новую скрепку.

— Я — нет! — гордо бросила Таня.

«Правда? А мне твой Сыч поведал, как ты на очередном корпоративе в одно рыло выкушала литр „Mouton Cadet“ и даже не закусила».

— А Ларионова? — не дрогнул я.

— И Ларионова нет. Ленка у нас пить ваще не умеет.

— В каком смысле «пить не умеет»? — Я поднял на Таню глаза. — Твоя Ларионова что, потом песни поёт? «Maybe, maybe…»? Это ваш с ней любимый репертуар от Suede в столичных караоке?

— Нет, — Таня обиженно шмыгнула носом, откладывая мою скрепку. — Ленка не пьёт, потому что она быстро хмелеет. Она от спиртного становится такая, такая… дерзкая, одним словом. — Таня игриво закатила глаза и бодро прищёлкнула пальцами. А я отчего-то подумал, что эту привычку Сиротина слямзила у Ларионовой. Только у той девочки это получалось изящно, а у Тани — топорно.

— Понятно. Ну, и последний вопрос, — перешел к финальной стадии допроса я. — Вообще, какая она, Ларионова?

— В смысле?

— Ну, жадная, добрая? Честная, искренняя? А может быть, недалёкая? — предложил свои варианты я. В глазах у Сиротиной промелькнула житейская хитрость. Тане явно хотелось соврать, но она была опытной бабой и отлично понимала, что я и сам могу докопаться до правды.

— Ну, она такая… такая… короче, Ленка не от мира сего. — Таня всё-таки нашла, чем уесть «подругу».

— То есть Ларионова в ближайшее время собирается в монастырь? — насмешливо предположил я.

— Да нет, — Сиротина досадливо поморщилась. — Она… короче, она, как ребёнок. Ей вообще ничего не надо. Ни от кого. Она, видишь ли, дочка богатых родителей. Отец трудился в Газпроме. А мать — та в Большом театре пела. Элина Витальевна Ларионова… Кстати, мать Ленке денег на квартиру хотела дать, но Ленка их не взяла. Сама хату купила.

— Ух ты, какая молодец. И что за квартира?

— А, так, двушка-бэушка, — небрежно бросила Таня. — Хотя я бы на эти деньги взяла домик в Испании, потому что…

«Двушка? А не дурно для девочки».

— Тань, — перебил некстати размечтавшуюся Сиротину я. — А скажи-ка мне вот что: в «Ирбис» всем так хорошо платят, что на квартиры хватает?

— Да нет, какие там у них заработки, — небрежно махнула рукой Таня. — Но Ленка умеет копить. А вот тратить бабло не умеет.

«А ты умеешь, Таня. Вот поэтому ты и сидишь передо мной в дорогих „лабутенах“, а на подоконнике у тебя стоит сумочка от „Mulberry“ стоимостью в восемьсот фунтов стерлингов. Так кто же из вас по-настоящему „крысит“ бабло, ты или Ларионова? И хотя я точно солью тебя, Таня, не зли меня, не говори, что тебе не знаком принцип „грабь награбленное“. Потому что я и сам такой».

Я невольно покосился на свои наручные часы стоимостью в кучу Таниных сумочек и кивнул:

— Ладно, Тань. Ясно. Филен данк тебе за информацию. — Я начал вставать.

— Лёш, а ты для чего про Ларионову-то спросил? — Взгляд Тани с проворством старухи-процентщицы мазанул меня по лицу.

— А ты сама догадайся.

— Ты что же, хочешь с ней?.. — Таня широко распахнула глаза и уставилась на меня.

— Я с ней не хочу, — усмехнулся я. — Как ты знаешь, у меня невеста есть. И я её очень люблю.

— А, ну да, — коряво вздохнула Таня.

Кстати, говоря про невесту, я не кривил душой: дочь главы московского представительства, Магда Кристенссен действительно собиралась за меня замуж. И хотя Магда общалась с Сиротиной (о чём хорошо знал я), она, в отличие от Тани, всегда умела держать дистанцию.

— Лёш, так зачем тебе Ленка понадобилась? — настойчиво повторила Сиротина.

— А ты представь, что мы с Сычом решили взять её на твоё место.

Это было лихо закручено — жаль только, в цель не попало.

— То есть Ленка вам обоим нравится? Как делить-то её будете, в случае чего? — ехидно нашлась Таня. Впрочем, круглые Танины щеки побелели, а пальцы, как пауки, вцепились в мою скрепку.

— Тань, — вздохнул я, — как я тебе уже сказал, я очень люблю Магду. Но твоя Ларионова очень нравится Сычу. А мне Сыч очень нравится. — Я встал и пошёл к выходу. На пороге я оглянулся. — Тань, последняя просьба к тебе: памятуя о том, что теперь вы с Ларионовой не подруги, а конкурентки, не говори своей Лене о нашем с тобой разговоре. Не делай ошибок, ладно?

— А то что? — Таня сузила глаза.

— А то плохая примера. Ты же знаешь, кто после Кристофа сядет в его кресло? Вы же с Магдой общаетесь не первый год. Как ты говоришь, дружите.

Повисла новая пауза.

— Вообще-то это шантаж, Лёш, — тихо произнесла Сиротина.

— Вообще-то, это переговоры, Тань. Carpe diem, лови момент. Ты же девочка умная?

— Хорошо, Лё… Алексей Михайлович. Я всё сделаю, как вы хотите.

И я понял: я выиграл, потому что Сиротина, обожавшая интимно «тыкать» мне, впервые обратилась ко мне по имени-отчеству.

«Шах и мат, Таня».

Насвистывая «maybe, maybe…», я вышел из её кабинета.

«Сиротину я в любом случае заменю, — думал я. — А что касается Ларионовой, то это мы ещё подумаем… это мы ещё поглядим. В конце концов, мальчику из Бирюлёво очень интересно узнать, какими бывают девочки из Газпрома».

От Тани я направился прямиком к Кристофу. Набросав вместе с будущим тестем схему убиения «Ирбис», сел в служебный автомобиль и направил шофера в сторону «SAS Radisson». Подумал и набрал Магде:

— Как ты, милая?

«Как ты там, дорогая и нелюбимая?»

— Все хорошо. — Магда помолчала. — Скажи, Алексей, а что ты сегодня вечером делаешь? — осторожно спросила Магда.

— Что, ты уже поговорила с этой стервой Сиротиной, а та настучала тебе про наш разговор о Ларионовой?

Ага, я всегда быстро пикировал. Правда, пройдя цензуру в моей голове, эта фраза по-датски приняла следующий вид: «Милая, тебе что, звонила Таня Сиротина?» Услышав вопрос, заданный ей прямо в лоб, Магда смутилась, а я решил разом поставить все точки над «i»:

— Магда, скажи, ты мне доверяешь?

— Конечно, — неискренне ответила Магда.

— Хорошо, Магда, это хорошо. А отцу своему ты доверяешь?

— А к чему последний вопрос, Алексей? — холодно произнесла Магда, и я прямо увидел, как она морщит лоб и смотрит на мобильный с отвращением человека, заставшего в своем smørrebrød² нечто мерзко-склизкое.

— А к тому, — и я повысил голос. — Позвони своему отцу и спроси у него, зачем ему нужна фирма «Ирбис»? И если Кристоф ответит тебе на этот вопрос, то и я расскажу тебе, зачем я расспрашивал Сиротину… Магда, не придумывай историй там, где их нет, — рявкнул я повелительно.

«И любовь не ищи там, где её нет», — добавил я уже мысленно. Магда тут же сдулась. Впрочем, она всегда сдавалась от моего напора, голоса, взгляда — и диких укоротов, которые я периодически устраивал ей то ли от пустоты собственной жизни в Германии, то ли поддерживая миф о загадочной русской душе (правда, в моем случае — еврейской).

— Ладно, Алексей, не злись, — тихо попросила Магда.

— Что ты, я совершенно не злюсь!

Закончив с Магдой, чертыхнулся и позвонил Юльке:

— Привет, кукла. Как съемки, закончились? Подъедешь ко мне?

— Лёш, ты? Ну, естественно!

И вот моё «ну, естественно!» пришло. Прямо с порога содрало с меня джинсы, залезло на меня, лихо меня обслужило, а потом уснуло. А я смотрел на неё и думал о том, как же мне всё надоело. Меня с души воротило и от этого дня, и от Сыча, и от Тани. От Юльки. От Магды, которая всегда бесила меня и никогда не удовлетворяла. Мне было мерзко от себя самого — и от чувства внутренней несвободы, которое заставляло меня искать приключения себе на голову или трахать вокруг всё живое.

Мне было мерзко от того, что я — вот такой! — уже никогда не стану нормальным человеком, у которого нормальные ценности, нормальная жизнь, настоящие друзья. Задушевные разговоры. Женщина, которая любит тебя. Семья. Ребёнок, который вырастет и возьмет от вас двоих только самое лучшее. Желание и возможность жить в стране, в который ты родился, которую ты вопреки всему любишь — и которой ты именно по этой причине не можешь простить ни своего родного отца, которого никогда не видел, ни матери, нашедшей радость в бутылке.

Мне всегда было сложно осознавать, что с каждым прожитым годом из моей души уходит что-то важное, что-то дорогое. Для меня это была простая вера в чудо. Сначала я верил, что мать придёт в себя, а отчим меня примет. Потом я верил в то, что я, лучший ученик в классе, никогда не получу по морде за отказ дать списать контрольную. Ещё я верил, что девочка, которая очень нравилась мне, пойдёт со мной, несмотря на то, что я нищ, голоден, плохо одет и совсем в себе не уверен. Последнее, во что я верил — это в то, что я обязательно попаду в иняз, потому что у меня «пятёрки» по профилирующим, а не волосатая рука в их приёмной комиссии. Но мечты не сбылись, и я всеми правдами и неправдами выбил себе визу в Германию — в страну, где родилась моя еврейка-мать, дочь заслуженного военного — единственного человека, которому я был хоть как-то небезразличен.

Всю свою последующую жизнь я боялся не получить, не добрать, не заслужить. Давным-давно дед учил меня, что на земле рождается три типа людей: те, у которых «всё позади»; те, у которых это «всё» всегда впереди — и те, у кого получается стать хозяином своей жизни, здесь и сейчас, каждого её дня. И если первые и вторые уйдут в никуда, то третьи остаются в истории. Я не хотел оставаться в истории — я хотел быть счастливым. Деньги решали большую часть проблем. Воля — всё остальное. На фантазии оставалось незначительное время по ночам или в командировках, когда ты — в баре, в пабе, по дороге в отель — находишь себе кого-нибудь. Но почему-то именно сегодня ко мне в первый раз пришёл страх никогда не узнать, что это значит, быть с женщиной, которая понравилась тебе. Понравилась по-настоящему. Понравилась до такой степени, что ты из-за неё чуть-чуть не попёр на старика Кристенссена.

Кстати, по поводу женщин и чудес. Бесконечно долго можно смотреть на то, как горит огонь, течёт вода, как другой человек работает, но не на голую девушку, лежащую в твоей постели. Тем более, если у неё темные волосы и карие глаза. Всё остальное, как всегда, могла довершить фантазия.

Я встал, расстегнул джинсы, прилёг рядом с Юлькой.

— Детка, просыпайся. — Я укусил её в теплое плечо. — Ну, давай, открывай глазки.

— А? Что? Съёмки начались? — сонно дёрнулась Юлька, которая снималась то ли в рекламе для «МТС», то ли для «Мегафона». Впрочем, точно не знаю.

— Порадуй меня напоследок.

— А потом что? — испугалась она.

«А потом ты исчезнешь…»

Примечания

1

От англ. team spirit — командный дух.

2

Произносится как смёрребред — традиционный датский бутерброд. По сути, обычно чёрный хлеб с отрубями, тмином, паштетом, помидором, иногда — сыром, соусом и креветками. Впрочем, в Дании существует множество вариантов приготовления этого блюда.