Принудительное влечение

Юлия Климова, 2007

Не ропщите, сограждане, ибо мало не покажется! Поливанова Ольга почти два года пребывала в состоянии затяжной депрессии. Все фобии, которые только существовали на свете, гнездились в ее душе. Два года назад ее муж – перспективный бандит по кличке Острый – пал смертью храбрых в одной из криминальных разборок. Это не помешало вдовушке вести безбедное существование, одолевая ежедневным перечислением своих маний психоаналитика. Во время очередного сеанса нытья девица с удивлением обнаруживает: собеседник мертв. Более того, застрелен. Вот где настоящий ужас, даже придумывать ничего не надо. Лучше быстрее унести ноги, что Ольга и делает…

Глава 5

В случае опасности кричите: «Караул!»

P.S…или еще какие-нибудь слова, которые привлекут внимание окружающих

Следующий день как-то сразу не задался.

— А объясните-ка мне, Ольга Дмитриевна, как отпечатки ваших пальчиков оказались на подлокотнике кресла Самаринского? — спросил Васечкин, хитро прищуривая правый глаз.

Ольга почувствовала головокружение и озноб. К горлу подступил тугой ком, а коленки задрожали. Надо же что-то отвечать, и желательно, чтобы объяснения были правдоподобными…

Утром ей позвонил следователь и попросил зайти на короткий разговор. Вот она и зашла… Вчера почти добровольно поделилась с правоохранительными органами отпечатками пальцев, а уже сегодня эксперты положили на стол Васечкина отчет. Быстро работают, чтоб им пусто было! Оля вздернула нос и окатила Бориса Яковлевича равнодушным взглядом. Этот маневр, говоривший о ее чистой совести, они с Ирочкой вчера репетировали целый вечер.

— А что здесь удивительного? — приподняла она брови. — Илья Петрович был моим психоаналитиком, и я часто приходила к нему на прием.

Ольга подумала, что Ирочка могла бы сейчас ею гордиться.

— Это все верно, — улыбнулся до ушей Васечкин, — но вы же не хотите сказать, что частенько присаживались в его кресло?

— Не часто, но присаживалась, — кивнула Оля, полагая, что особо отпираться не стоит. Отпечатки действительно должны были присутствовать на краю подлокотника, она же развернула тогда кресло и увидела мертвого Самаринского… Главное, не попасть в ловушку, уж их-то ставить Васечкин наверняка мастак.

— А зачем же вы это делали? — Борис Яковлевич подался вперед и съежился от напряжения.

— Не хотела вам говорить… — замялась Ольга, — как-то неудобно было… Понимаете, помимо всех душевных проблем и болезней, о которых я вам поведала при нашей первой встрече, у меня еще и мания величия… — Она тяжело вздохнула, демонстрируя, какое же непростое бремя свалилось на ее хрупкие плечи. — Иногда Илья Петрович позволял посидеть в его кресле. Ну, как будто я дипломированный психоаналитик, а он так… мимо пробегал. Знаете, мне это очень помогало!

— Охотно верю, — буркнул Васечкин и откинулся назад. — Но хочу вас немного расстроить. Характер оставленных отпечатков таков, что вы не могли их оставить ранее, сидя в кресле, для этого вам пришлось бы вывернуть себе руку.

— Понимаете, у меня не совсем обычная мания величия… — медленно принялась врать Ольга. — Мне нравится одновременно властвовать и страдать…

— Достаточно, — резко перебил Борис Яковлевич, боясь, что подозреваемая выплеснет на него все интимные стороны своей жизни или того хуже — впадет в одну из своих многочисленных депрессий. — Что ж, ваши объяснения я принял и в случае необходимости приглашу опять.

Путь до машины Оля преодолела вприпрыжку за считаные минуты. Села за руль, повернулась к Ирочке и заголосила:

— Он знает, он все знает! Это кошмар!

Ирочка, закалившая за последние несколько дней свою нервную систему до состояния нерушимости, лишь опустила плечи и выдала единственное слово — «выкладывай».

— Я оставила отпечатки пальцев на подлокотнике кресла. Ну не дура ли я?

— Дура.

— Он спрашивал, как они там оказались. Я прикинулась шлангом…

— Кем?

— Шлангом. Мол, ничего не знаю, я была самой трудной пациенткой Самаринского, и он мне все позволял. Наплела про манию величия и смоталась.

— Молодец. Грамотно, — вздохнула Ирочка.

— Ты бы видела, как хитренько бегали его глазки! Как он щурился и бесконечно меня подозревал! Что теперь делать?! Я запуталась. Не хочу в тюрьму!

— Не паникуй, — сказала Ирочка. — Прямых улик против тебя нет, а все остальное вилами на воде писано. Я целую кучу детективных сериалов просмотрела, так что разбираюсь. Если ты доведешь себя до очередного психоза, то Васечкин вытрясет из тебя все, что надо и что не надо. Тогда-то уж точно придется сухари сушить — раз сразу не призналась, то потом всех дохляков на тебя повесят.

Оля, вцепившись в руль, заныла:

— Мне нужно срочно к Уварову. Он должен меня успокоить!

— Нет, — сказала Ирочка, — мы сейчас поедем к театру, в котором работает Ларионов…

— Это еще зачем? — изумилась Ольга. Собственные проблемы казались ей куда более важными, чем вымышленная любовь дальней родственницы.

Ирочка смутилась. Поцарапала ногтем замочек бардачка, слегка покраснела, перевела взгляд к окошку и тихо пробормотала:

— Ты же обещала мне помочь… вот и помогай… Время-то идет… Я очень хочу его увидеть, ну хоть одним глазком… пожалуйста…

— Чокнутая, — хватаясь за голову, сказала Оля.

— От такой же слышу! — разозлилась Ирочка. — Я таскаюсь по Москве куда только захочешь, нянчусь с тобой, готовлю завтрак, обед и ужин, а ты не можешь даже сдержать своего слова!

— Просто сейчас не самое подходящее время, — почувствовав возрастающую вину, сказала Ольга. — Дай с убийством разобраться, а уж потом…

— Нет, нет и нет! Это может продлиться месяцы, а у меня нет столько времени. Или ты помогаешь, как обещала, или пусть Уваров и Васечкин живут с тобой вместо меня.

— Хорошо, хорошо, — замахала руками Ольга. — Поедем сейчас в театр, узнаем расписание спектаклей и устроим тебе очную ставку… То есть не очную ставку, а романтичное свидание.

Ирочка повеселела, вновь покрылась румянцем смущения и затеребила край юбки. Она его увидит… может быть, даже сегодня! Вот это да!

К культмассовому походу в театр Ирочка готовилась очень тщательно (билеты уже куплены, так что скоро мечта осуществится). Два раза вымыла голову, два раза высушила ее феном и, использовав полбутылки мусса, соорудила из волос нечто такое, что Ольга вновь вспомнила о мутантах и попросила валокордина. Пришлось мыть голову в третий раз.

Одежда подбиралась скрупулезно. Изучив собственную сумку и рюкзак, Ирочка чуть сама не впала в депрессию — вязаные кофты с вытянутыми рукавами и юбки пыльных годов никуда не годились. Кинув на родственницу умоляющий взгляд, она легко выклянчила расклешенные брючки и тонкий голубой свитер с воротником-лодочкой.

— Как же я хороша, — выдохнула Ирочка, любуясь отражением в зеркале.

— Ага, — кивнула Ольга, — вот только брюки надо укоротить на десять сантиметров и вытачки на боках распороть. А свитер лучше распустить, добавить еще моток ниток и связать заново.

Н-да… Правда такова, что Ирочка была ниже Ольги, да и весила явно побольше.

— Ерунда, — отмахнулась «невеста» Ларионова, — брюки я сейчас подошью, а если свитер удастся натянуть на подушку, то потом он на мне будет даже болтаться.

Оля, сморщив носик, распрощалась со своими вещами.

Около театра Ирочка вся извелась. Купила букет бордовых роз и металась около колонн, не веря своему счастью — скоро она увидит живого Ларионова, какая радость!

— Да пойдем уже! — надавила Оля, оттаскивая Ирочку от огромного плаката, на котором был изображен ее возлюбленный.

— После спектакля сразу отправимся к запасному выходу, будем ждать, когда он переоденется и пойдет домой, — решительно заявила та, нервно шурша оберткой букета.

Оля, представив, какой позор ждет ее (за актерами бегать не приходилось) и какое разочарование Ирочку (пошлет ее Ларионов, как пить дать пошлет), закатила глаза и покорно кивнула.

Два акта спектакля пролетели почти мгновенно. Ирочка охала, непрерывно хватала Олю то за руку, то за коленку, а под конец даже прослезилась.

— Как он играл, как он играл, — теребя носовой платок, сказала Ирочка.

— Вполне, — коротко оценила Ольга.

Как только кумир вышел на поклон, Ирочка сорвалась с места. Уронила на пол сумку, из которой посыпались ключи, косметика и многое другое, и, не обращая внимания на устроенный беспорядок, рванула с цветами к сцене. Ольге ничего не оставалось, как, согнувшись в три погибели, ворчать: «Совсем девка чокнулась, завтра ее к Уварову отведу», — собирать мелочь и пихать обратно в сумку.

Вернулась Ирочка с округлившимися от восторга глазами и растянутой до ушей блаженной улыбкой.

— Идем скорее, — потянула она Ольгу к выходу. — Мы его упустим.

Подхватив пожитки, и продолжая ругаться и ворчать, Ольга поплелась вслед за ней. Скорее всего, уже через полчаса придется смахивать слезы разочарования с Ирочкиных щек — в лучшем случае Ларионов ее просто проигнорирует, в худшем… Не надо о грустном!

Около массивной двери театра колыхалась редкая горстка поклонниц. Надо сказать, что их количество возрастало в геометрической прогрессии — уже через десять минут пестрая толпа оттеснила Ольгу к стене, а Ирочке, чтобы пробиться в первые ряды, пришлось вспомнить уроки физкультуры и изрядно поработать локтями. Вскоре появились два охранника. До встречи с кумиром оставались считаные минуты.

— Он такой красивый, — пищала рыженькая пигалица, наступая Ольге на ногу, — я практически падаю в обморок, когда его вижу.

— А мне Андрюшенька автограф две недели назад дал, я его в рамку и на стену, — хвасталась пухлая блондинка, важно поглядывая на «сестер по любви».

Наслушавшись сполна трепетной чепухи, Оля сделала несколько шагов в сторону — Ирочка разберется и без нее, а если что, то она здесь, рядом. С носовым платком и успокоительными каплями.

Яркие фонари освещали часть улицы, позволяя Ольге наблюдать за перевозбужденной родственницей. Ирочка толкалась, борясь за наилучшее место и держа в вытянутой руке блокнот, по всей видимости, надеялась… начать знакомство с автографа. Как уж она собиралась влюбить в себя Ларионова, Оле было непонятно, то ли просто рассчитывала на чудо, то ли заготовила убойную пламенную речь.

Дверь через некоторое время распахнулась, и раздался восторженный душераздирающий визг. В воздух взметнулись фотоаппараты и мобильники.

— Наконец-то, — буркнула Оля и провела рукой по гладкой стене театра. Придя к выводу, что пиджак не испачкается, она прислонилась к прохладной штукатурке и стала наблюдать за Ларионовым, вяло отбивавшимся от поклонниц. Ольге кумир показался уставшим и отстраненным. — Запудрил девкам мозги и, поди, доволен, — фыркнула она, опуская глаза на перепачканные бархатные туфли. — Все ноги оттоптали, дуры, — разозлилась Ольга и наклонилась, чтобы хоть как-то смахнуть дорожную пыль…

Еле уловимый свист и полетевшая вниз штукатурка заставили ее съежиться и три раза подряд вздрогнуть от страха. Медленно поднявшись, она посмотрела на стену, к которой еще несколько секунд назад прижималась спиной… Теперь на гладкой поверхности виднелись два серых пятна. Два следа от пуль. В этом Ольга не сомневалась. Почувствовав, как немеет язык, она сделала несколько хаотичных движений руками, шагнула назад, затем рухнула на асфальт и заорала, что было сил: «Караул!!!»

Девицы, занятые Ларионовым, не обратили на крики никакого внимания, охранники тоже — они суетились вокруг актера, ограждая его от нетерпеливых поклонниц.

Ольга стала прощаться с жизнью. Вот сейчас, сейчас еще один выстрел, и она умрет. Пуля пробьет дырку в виске и застрянет в ее весьма извилистых мозгах. Через пятьсот лет ее останки найдут какие-нибудь археологи и будут долго думать, почему же еще, в общем-то, молодая женщина умерла насильственной смертью…

— Караул! — заорала повторно Ольга. Очень уж не хотелось оказаться под пытливыми взглядами археологов. — Помогите!

Получив очередную порцию равнодушия, она отредактировала рвущиеся из груди слова.

— Покушение! Покушение на народного артиста России!!! — завопила Ольга, четко выделяя каждое слово. Являлся ли Ларионов столь титулованной персоной или нет, она не знала, но так получалось ярче и трагичнее.

На этот раз ситуация изменилась коренным образом. Девицы перестали пихаться и точно по команде обернулись в сторону Ольги. Она, чувствуя, что спасение близко, оторвала голову от шершавого асфальта, приподнялась на четвереньки и преодолела три метра, отделявшие ее от толпы, бодрым галопом. Охранники засуетились, прикрыли собой Ларионова, который мало понимал, что происходит, и затараторили в мобильники.

Ольга, чтобы уж спастись наверняка, вскочила на ноги, протиснулась поближе к ошарашенной Ирочке и, тыкая пальцем по направлению к подпорченной пулями стене, еще раз огласила:

— Стреляли в Андрея Ларионова! Не дадим погубить талант! Закроем артиста своими телами!

Девицы бросились врассыпную, охранники к стене. Оглядевшись, Ольга поняла, что они с Ирочкой действительно закрывают Ларионова своими телами — эта правда жизни ей не понравилась.

— Какого черта, — раздался сзади недовольный голос Андрея.

— Бежим, — Ольга схватила Ирочку за руку и потащила ее в сторону темного переулка.

* * *

Оля закрыла окно, задернула шторы и переключилась на дверь. Три замка лязгнули почти одновременно, но этого показалось мало.

— Берись за угол шкафа, тащи его сюда, — скомандовала она, пристраиваясь плечом к полированному боку зеркального гиганта.

— Ты что… Зачем… — следя за судорожными движениями Ольги, пролепетала Ирочка.

— Как это зачем! Пришла беда — закрывай ворота! Надо замуровать квартиру, так он нас не достанет.

— Кто?

— Убийца! Чтоб ему умереть в самое ближайшее время и протухнуть в течение недели!

Ирочка с сомнением посмотрела на шкаф и покачала головой — даже наклонить его было нереально.

До дома они добрались в два раза быстрее, чем до театра. Ольга так гнала машину, что стрелка на спидометре сжалась от страха, а в глазах рябило от мелькавших картинок за окном. Ольга стонала и непрерывно щупала себя в тех местах, до которых дотягивалась рука, — ей казалось, что одна из пуль все же попала в нее, и если бы не шок, то боль наверняка разорвала бы тело на части. Ирочка толком понять ничего не могла, первую часть пути она дулась, что ее оторвали от Ларионова, а вторую — требовала, чтобы Ольга отправилась к психоаналитику прямо в семь часов утра.

— Скотч, гвозди и молоток! — выкрикнула Ольга, теряя к шкафу интерес. — Будем забивать дверь. Потом для подстраховки еще и обклеим ее.

— Да с чего ты взяла, что тебя хотят убить?

— Стреляли же.

— Так ты это не выдумала?

— Я что, похожа на ненормальную?

— Да, — тяжело вздохнула Ирочка.

— Меня чуть не убили, а ты еще и оскорбляешь, — Ольга свела брови на переносице и придвинула к двери кресло — так ей казалось надежнее.

— Я запуталась, ты же сказала, что стреляли в Ларионова…

— Да кому он нужен!

— То есть как? — вспыхнула Ирочка. — Мне!

— Не нервируй и не отвлекай! — топнула Ольга ногой. — Стреляли в меня, понимаешь — в меня. Если бы я не наклонилась, то давно бы не была в живых!

Она пустилась в подробные объяснения: как наклонилась протереть туфли, как смертоносные килограммовые пули пронеслись над головой, как вспомнила детство, как увидела огромные куски бетона, отваливающиеся от стены, как упала на асфальт, сломав при этом около десяти ребер, и как жизненно важные органы постепенно один за другим отказывались выполнять свои прямые обязанности.

–…я уже видела лицо смерти, — трагично закончила Ольга, все же пихая шкаф бедром. — Вот ведь зараза, даже не шелохнется, — задумчиво добавила она, недовольно морщась.

— Так зачем же ты кричала, что убивают Ларионова? Может, у него теперь душевная травма! А давай поедем сейчас к нему и все объясним… — Ирочка с надеждой посмотрела на Ольгу.

— Ты чего говоришь такое, — покрутила та пальцем у виска. — Он здоровый мужик, на котором пахать можно. Ничего страшного с ним не случится. Я, конечно, уважаю твои чувства к нему, но… Думаю, он как-нибудь утешится.

— Ты что хочешь этим сказать? — Ирочка с ревностью поджала губы.

— Вокруг него табуны девиц ходят, найдет с кем отвлечься, — выпалила Ольга и тут же пожалела об этом. Ирочка развернулась и бросилась в комнату, хлопнула дверью и щелкнула замочком.

Пять минут в квартире царила абсолютная тишина. Ольга стояла посреди коридора и размышляла, что ей делать. Вариантов было превеликое множество. Забиться в угол и ждать, пока придет убийца. Позвонить Уварову, и пусть разгребает ее очередной психоз по телефону. Напиться снотворного и подумать обо всем дня так через три, когда закончатся таблетки. Позвонить Васечкину и потребовать привести в действие операцию по защите свидетеля… Или помириться с Ирочкой. Последний пункт нравился все больше и больше — Оля и сама не заметила, как привязалась к дальней родственнице. Ну маленькая еще, влюбилась в актера, ну и что — каждый чокнут по-своему. А уж если начать перечислять все собственные отклонения от нормы, то одного вечера не хватит.

— И-и-ир, — протянула Оля, прижавшись к двери комнаты. — Ты чего там делаешь-то? Может, тебе воды принести?

Тишина.

— Ирочка, ну я же не со зла… Актеры эти, певцы, они такие… — Оля на миг задумалась, как бы не сболтнуть лишнего, — такие импульсивные, многогранные и… очень хорошие. Ир, ну давай уже выходи, а то у меня ноги немеют. И руки тоже.

Тишина.

— Ну, прости меня. Я же не хотела… ну это… Даю тебе честное слово — он тебя полюбит. Все сделаю, чтобы он тебя полюбил. Уже завтра придумаю, как все так организовать, чтобы он от тебя ни на шаг не отходил. Обещаю.

Дверь сразу открылась. Ирочка стояла на пороге почти счастливая, и только красные глаза выдавали недавние переживания.

— Я его очень люблю, понимаешь? И вовсе не потому, что он актер, а потому что он… Не знаю, как объяснить.

— Я понимаю, — торопливо сказала Оля, проскальзывая в комнату. — Я бы и сама кого-нибудь полюбила, да только боюсь. По статистике, большинство мужчин — бытовые насильники, маньяки и…

— Оль, — устало вздохнула Ирочка, — да плюнь ты на это все. Просто живи.

— Ага, сейчас! Тогда меня завтра точно пристрелят. Ты смерти моей хочешь, что ли?

— Да кто тебя пристрелит, ну что ты придумываешь.

— Меня сегодня чуть не убили, — Ольга заметалась по комнате, — а ты не веришь! Как же я вляпалась в эту историю?!

— Ну хорошо, — сдалась Ирочка, — допустим, убийца твоего бывшего психоаналитика решил с тобой расправиться, но зачем ему это делать? Зачем так рисковать?

— А потому что я свидетель, я же тебе говорила!

— Никакой ты не свидетель, — присаживаясь на диван, сказала Ирочка, — ты же ничего не видела.

— Может, он об этом не знает.

— Глупости, слишком это все натянуто. Вот если бы ты застала его с пистолетом в руках или нашла бы в кабинете Самаринского какую-нибудь вещь, указывающую на убийцу, тогда другое дело, а так… — Ирочка подняла глаза на Ольгу и осеклась. Та стояла бледная и, кажется, готовилась упасть в обморок.

— Какую-нибудь вещь… — пробормотала Ольга и медленно, точно во сне, направилась в коридор. — Какую-нибудь вещь…

Ирочка проследила, как сестра залезла в сумку, что-то там поискала и вытащила руку обратно.

— Вот, — сказала Ольга, протягивая вперед сжатый кулак.

— Не поняла, — замотала головой Ирочка.

— Я нашла это тогда… ну когда видела мертвого Илью Петровича… я упала, а это на ковре лежало, с краю… Все как-то закрутилось, а потом забылось… вернее, забылось сразу… Это что… его?

Ирочка смотрела на сжатый кулак и нервно покусывала нижнюю губу.

— Показывай, — кивнула она, приготовившись увидеть что-нибудь ужасное.

— Не могу, — выдавила из себя Ольга.

— Почему.

— Пальцы не слушаются.

— Разожми их.

— Не получается.

Ирочка взялась помогать Ольге. Схватила ее кулак и стала отгибать пальцы, но они, точно примороженные, не поддавались.

— Это конец, — выдохнула Оля, — у меня, наверное, случился инфаркт, и я уже костенею.

— Сейчас мы сунем твою руку под ледяную воду, и все пройдет, — успокоила Ирочка и стала подталкивать родственницу к ванной.

Ледяная вода помогла практически сразу. Пальцы разжались, и в раковину упал золотой брелок: кольцо для ключей и цепочка с блестящим кружком размером с пятирублевую монету.

— Это что? — прошептала Ирочка, боясь прикоснуться к сверкающей в каплях воды красивой вещице.

— Брелок вроде, — прошептала в ответ Ольга. — Золотой. Я его тогда схватила — и в сумку…

Ирочка протянула руку и, затаив дыхание, взяла брелок. Внимательно его изучила и сказала:

— Тут буква Я на кружочке.

— Наверное, вещица принадлежала человеку, имя которого начинается на эту букву, — предположила Оля и вцепилась в край раковины. — Значит, убийца забыл брелок, а я, дура, его нашла. Да что же я за ворона такая — хватаю все, что блестит!

— Может, отнести брелок следователю?

— Тогда придется во всем признаваться, а вдруг брелок окажется любимой безделушкой Самаринского, и мне тогда уже припишут срок и за убийство, и за вранье.

— Вряд ли он принадлежал Илье Петровичу, — выключая воду, сказала Ирочка, — у него в инициалах буквы Я нет.

— Да мало ли что она обозначает, — всхлипнула Оля. — А если это все же улика? Убийца вернулся за брелком, увидел меня… и вот теперь не успокоится, пока не отправит пулю в мое сердце… Так… Надо срочно эвакуироваться отсюда!

Оля ринулась в комнату. В большую дорожную сумку полетели одежда, фен, косметика, плюшевый медвежонок, градусник, упаковка снотворного, медицинская энциклопедия в двух томах и еще приличная куча весьма необходимых вещей.

— Ты куда собралась? — изумленно спросила Ирочка, застыв рядом с дверным косяком.

— Собирайся, — скомандовала Ольга. — Здесь жить больше нельзя — опасно. Бери самое необходимое, за остальным вернемся как-нибудь ночью. Убийца не успокоится, пока меня не прибьет. Так что пока Васечкин будет его искать, нам лучше отсидеться в надежном месте.

— А надежное место, это где? — поинтересовалась Ирочка, вернувшись в комнату спустя минуту с пока еще пустым рюкзаком.

Оля задумалась. В гостиницу нельзя, даже если заплатить за то, чтобы их не регистрировали, — все равно как-то ненадежно. Убийца тоже может оказаться состоятельным товарищем и при желании (а оно у него точно есть) все равно до них доберется. Уехать в другой город? Невозможно. Следователь Васечкин настроен уж слишком подозрительно, и ее исчезновение обязательно приравняет к бегству, и тогда небо в клеточку обеспечено. Где скрыться, куда податься?

— Так где мы будем жить? — повторно поинтересовалась Ирочка, запихивая в рюкзак байковую клетчатую пижаму.

— Мы теперь будем жить у Сергея Юрьевича Уварова, — выдала Оля и сама восхитилась такой прекрасной идее.

— Что??? — Ирочкины брови стрелами взметнулись чуть ли не к потолку. — А он об этом знает?

— Нет, но, уверена, будет рад.