Ведома зверюшка

Юлия Жукова, 2022

Планета полна жизни – человеческой и не очень. Но проблемы себе, окружающим и главной героине все создают на равных. Несколько историй о том, как живётся на Муданге при новом режиме и старых заморочках.Раньше история называлась "Пестрота отражений".

2. Лиза

Не то чтобы я в норме брала утренние дежурства, но Алёнка меня стабильно поднимает в шакалью рань, пока Алэк отвлекает всех трёх нянь каким-нибудь хулиганством. Говорила же, давай подождём, когда ему будет хотя бы пять… И Азамат не то чтобы спорил, просто так невыносимо страдал, хотел дочечку, шантажист клятый. И вот нет бы эта дочечка ему спать не давала по ночам, так нет же, всё внимание мне!

Вот так и выходит, что ещё в предрассветных сумерках на следующий день я уже сижу глушу кофе в ординаторской, когда туда является Арай.

Я сразу понимаю, что что-то не так: девушка бледная, прям синюшная, губы дрожат, глаза на пол-лица.

— Хотон-хон, — начинает она неверным голосом. — Я у… ухожу.

— Куда? — моргаю я, ещё не очень хорошо соображая. — В смысле, тебе сегодня надо отлучиться?

— Нет, совсем… Из программы.

— Так. Присядь-ка и расскажи толком, что случилось, — распоряжаюсь я, изо всех сил сбрасывая сонливость.

— У меня времени мало…

— На поезд опаздываешь?

— На шаттл…

Я бросаю взгляд на часы.

— До шаттла ещё два часа. Рассказывай.

Она нерешительно опускается на краешек дивана и так долго молчит, что я начинаю сомневаться, что она куда-то спешит.

— За мной отец приезжает, — выдавливает наконец.

— И что? — пожимаю плечами. — Он что, не знает, что ты учишься?

Она мотает головой.

— Я сбежала. А теперь он меня нашёл.

Вот тут я просыпаюсь на самом деле.

— В смысле — сбежала? Он что-то тебе сделал?

— Нет, — она пожимает одним плечом. — У него… ну, у него магазин… и дела идут не очень. И есть там в городе один богатей… В общем, отец хочет, чтобы я за него замуж вышла. А я не… не…

Она принимается мотать головой и наконец заливается слезами.

— Так, — снова говорю я. — По муданжским законам принудить к браку невозможно. Учишься ты бесплатно. Живёшь в общаге, так?

— Нет, снимаю, — всхлипывает она. — Украшения продала и…

— А чего ж не в общаге?

— Там нужно указать источник доходов, чтобы зарегистрироваться, и для незамужних женщин — контакты родителей… А это отец…

Я потираю переносицу.

— Ты бы раньше объяснила, придумали бы что-нибудь. Ну, в любом случае, максимум, что он может сделать, это не давать тебе денег. Ты можешь получить дотацию на обучение, она хоть небольшая, но если поселить тебя в общаге, то в принципе можно…

Она снова мотает головой, даже не дослушав.

— Он меня заберёт, ничего слушать не будет. Деньги у меня пока есть, я лучше уеду на Гарнет, там он меня не найдёт.

— В смысле — заберёт? — таращусь я. — Вызовем полицию.

— Полиция меня и сдала! — внезапно повышает голос Арай. — Он им сказал, что я пропала, они меня и нашли. Вчера вечером ко мне полицейский пришёл, говорит, вот, тебя отец ищет, а ты… И, мол, мы ему сказали, что ты здесь, он утром приедет. Утренним поездом.

— Ну хорошо, найти тебя они нашли, но всё равно он не может по закону тебя силком забрать. Полиция обязана тебя защитить, если ты объяснишь им всё чётко.

— Вы не понимаете, он же не оставит меня в покое! — рыдает Арай. — Он меня будет изводить, потихоньку, в мелочах, я всю жизнь буду озираться. Мне только бежать, и там за кого-нибудь замуж выйду, тогда отцу будет нечего с меня взять…

— Ну ты же не будешь выходить замуж за кого попало, лишь бы отмотаться от замужества, навязанного отцом, — пытаюсь урезонить девушку.

— Да мне всё равно за кого, лишь бы… Понимаете, этот его жених, я с ним встречалась уже, он меня посадит под замок на всю жизнь. Мне, вот честно, вообще всё равно, что за мужик, лишь бы ему до меня дела было поменьше. Здесь вот, в Доме целителей, так хорошо — никому дела нет, хочу — работаю, хочу — своими делами занимаюсь, никто нос не суёт. Отец во всё суёт нос, он всё про меня должен знать, и где у меня какое кольцо лежит, и каким кремом я на ночь руки мажу, и почему не тем, что вчера. Это невозможно, понимаете?!

— Понимаю, — соглашаюсь я. — Но я также понимаю, что Гарнет — это опасное место, а у тебя маловато опыта самостоятельной жизни, это во-первых. Во-вторых, ты уже прошла часть образовательной программы, за которую платит государство, и вообще-то в договоре об обучении написано, что ты обязана получить все часы, а потом ещё и, когда закончишь образование, проработать на Муданге десять лет. И твоя подпись стоит. Это не говоря уже о том, что мне не хотелось бы терять самую успешную студентку, к тому же образец для подражания другим девушкам, которые могут захотеть получить профессию. Ну и наконец, если уж тебе так всё равно, за кого выходить замуж, лишь бы не за того хмыря, почему не найти себе кого-то здесь?

— Сейчас уже не успею, — всхлипывает она. — Да и как знать, что он не такой же…

— Слушай, — меня внезапно посещает идея. — Я как раз вчера разговаривала тут с одним пациентом… Помнишь, который глаза лечит? Так вот, он, по-моему, как раз то, что надо. Он тут разглагольствовал, мол, хорошо, когда жена при деле и нервы не треплет. И он, кстати, вполне обеспеченный и живёт не в столице.

— Ну… я же не могу прямо так вот взять и за пять минут замуж выйти… — Арай настолько удивляется, что даже плакать перестаёт.

— А прямо так взять и улететь на Гарнет — можешь? Ты на всеобщем-то говорить умеешь?

— Ну… — тушуется она. — Читать умею. Говорить… не очень.

Я честно изо всех сил стараюсь вообразить себе какой-нибудь вариант будущего этой несчастной, в котором не фигурировал бы космопортовый бордель, но у меня не получается. Конечно, сводничество — это не то, чем я предпочитаю заниматься в свободное время, да и брак, особенно на Муданге, обычно проблемы не решает, а создаёт, но в данном случае я не вижу альтернатив вообще. Полиция-то на Муданге есть и даже неплохо справляется… с единичными, явными правонарушениями. А вот такие вещи, как преследование или эмоциональное насилие — это им пока не по зубам, тут у меня иллюзий нет, и девушка права, что не полагается на их защиту, тем более что рядовым исполнителям ещё придётся долго объяснять, почему дочь надо защищать от собственного отца.

Пока я думаю, зарёванная Арай утыкается в телефон, а потом робко говорит:

— Долхотский через час приходит… Думаете, можно успеть? В смысле, свадьбу?

— Ну, Дом Старейшин уже открылся, осталось жениха спросить.

— А… вы не могли бы?.. Мне как-то неловко…

— Только не сбегай, пока я поговорю. Если не хочешь, так и скажи, придумаем что-то другое. Я, естественно, не буду тебя заставлять.

— Нет, нет, я правда… Я так хочу тут остаться, тут так хорошо… А на Гарнет ехать очень страшно, и потом, я не знаю, отец, может и туда за мной поедет, а я не знаю, как там спрятаться… Если только он нормальный мужик, я хочу сказать, ну, вы поняли…

Я киваю и топаю к Рубчему.

К счастью, он уже проснулся и слушает своё радио, а то это было бы самое невероятное пробуждение в его жизни.

— Исар? — окликаю от двери, чтобы не напугать. Он ведь всё ещё в повязке, как раз сегодня снимать собиралась.

— Доброе утро, Лиза-хон, — он убавляет громкость радио. — У меня всё хорошо, таблетки выпил, ничто не беспокоит.

— Я тебя пришла побеспокоить, — говорю. — Ты случайно жениться не хочешь?

Он пару секунд молчит, потом выключает радио совсем.

— Простите, я ослышался, наверное.

Я с трудом удерживаюсь от смеха — ситуация безумная даже на моём общем фоне.

— Не ослышался. Смотри, тут у девушки чокнутый папаня, ей надо срочно выйти замуж, пока он до столицы не доехал, времени час. Девушка у нас тут работает, ты её знаешь, Арай, с востока она.

— Я её даже не видел, — после паузы произносит Рубчий.

— Да видел, она тебе таблетки носит каждый день.

— Да, но я всё равно её не видел, — поясняет он. — В первый день её не было.

— Ну, — развожу руками, — она ничего, миленькая. Тощая, правда, но это может со временем измениться.

— Да ладно, она же не станет мне детей рожать, а в остальном тощая там, толстая, какая разница. Но ведь есть какой-то подвох? Почему она кроме меня никого не нашла?

— Потому что есть условие: она останется тут учиться и работать, и ты не будешь мешать ей жить такой жизнью.

Он снова надолго задумывается, так что я уже нервничаю, как бы успеть всё провернуть.

— Азамат поэтому меня вчера спрашивал? — говорит он наконец.

— Наоборот, — поясняю я. — Из-за вчерашнего разговора я сразу о тебе подумала.

— Ну… — он замолкает, потом садится на койке прямее. — А, что я раздумываю, как будто у меня есть варианты получше. Конечно, давайте, если Старейшины одобрят… Только — вы говорите, это прямо сейчас надо?

— У нас пятьдесят минут, — подтверждаю я, мысленно скандируя победные лозунги. — Сейчас подгоню кресло, довезём тебя…

— Х-хорошо, — неуверенно соглашается Исар, спуская ноги с койки. Одет он в мягкий спортивный костюм, достаточно приличный, чтобы явиться в Дом Старейшин, так что я только подаю ему кроссовки и выскакиваю проверять, не сбежала ли невеста.

Не сбежала. Сидит, даже слёзы вытерла и расчесалась, а то с утра явно пренебрегла.

— Согласен, — оповещаю я. — Ты ещё не передумала? Точно? Тогда пошли.

В Доме Старейшин я стала прикидывать, не пила ли на днях мангустового вина, что-то уж очень повезло: там были Ажгдийдимидин с Айшей и ещё один малоактивный мирской Старейшина, которого Ажги-хян, скорее всего, позвал ради Айшиной тренировки. Ей зачем-то бывают нужны мирские Старейшины, но что она с ними делает, это не нашего ума дело. Впрочем, возможно, Айша тут совсем ни при чём, а Старейшину духовник пригласил для кое-чего другого.

— Лиза, доброе утро, — приветствует меня духовник и тут же призывает ящики с бормол, демонстрируя блестящий контроль над силой. Небось перед Айшей выделывается.

— А, что? — озирается второй дедок. — А разве свадьбу бронировали?

— Ага, — радостно врёт Айша и, что-то шепнув, тычет пальцем в экран с дневным расписанием. — Вот же.

Там мгновенно появляется запись «Бракосочетание — Исар Рубчий».

Ажги-хян давится, стараясь не засмеяться — смех ему всё ещё даётся с трудом, так, чтобы без последствий.

— Ох ты ж, а я и не заметил, — сокрушается ничего не заподозривший дедок. — Ну ладно, раз так, а чего он в повязке?

Исара мы с Арай с двух сторон держим под локти, но стоит он сам.

— А это чтобы ей не так противно было, — внезапно поясняет сам Исар. — А то страшный очень.

— Ну что ж вы… — укоряет дедок. — Девушка-то вон красивая какая.

— Семья бедная, — подаёт голос Арай.

— Ах вон оно что… — протягивает Старейшина. — Ну тогда надо смотреть, как боги велят. Выбирайте бормол, что у вас там… Духовники-то ваши где? И это… как его… Что-то ещё надо же, забыл…

Ажги-хян удаляется в угол, где принимается бренчать чем-то металлическим в большом сундуке, и в итоге извлекает два хома в виде выдрокошек.

Исар меж тем пытается вслепую на ощупь найти свои бормол, и ему на помощь приходит Айша. Она, как и Ажгдийдимидин, последнее время совершенно невыносима и видит будущее всё равно что в нём живёт. Алтоша хотя бы до такого уровня ещё не прокачался, но он занимается с Айшей плетением гуйхалахов, так что все при деле.

Меня терзают сразу два нервирующих вопроса — во-первых, отчего всё так неформально, что даже меня никто не выгоняет, хотя я и не имею никакого отношения к брачующимся? А во-вторых, что делать, если эти двое не совпадут по бормол, как мы с Азаматом не совпали. Ну, вернее, не совпали в первом слое интерпретаций. Тем паче, бормол у ребят какие-то неутешительные: у Исара ковылина, лошадь и громовая птица. Птицу я знаю, это патриотизм, а лошадь может значить тысячу разных вещей в зависимости от деталей позы, породы и тому подобных недоступных мне мелочей. У Арай птица какая-то перелётная, муравей и что-то змеистое, не разбираю.

— Ишь ты, ишь ты, — шуршит Старейшина, перебирая фигурки. — Почти комплект, смотрите.

Он складывает рядом муравья и лошадь, потом ковыль и кривулину, а вот птиц оставляет в стороне.

— Айша, — зовёт Ажги-хян. — Смотри, истолкуешь?

Айша подходит и приседает рядом, хмурится.

— Это трудолюбие, — говорит она про первую пару. — Ковыль — это покладистость, а река… хм-м… износ?

— Почти, деточка, — умиляется Старейшина. — Река берег точит, себе путь прокладывает. Боевая девушка у нас, хотя чего удивляться, раз Хотон-хон привела. И вот, видишь, — он пододвигает птицу, — свободолюбивая. А он, значит, за родину радеет. Ну тут противоречия нет, а те две пары хорошо сочетаются, даже на удивление. Так-то можно и поженить, я б сказал, беды большой не будет. Что скажете, Ажгдийдимидин? Боги что подсказывают?

— Можно, — кивает Ажги-хян и подаёт Айше хомы.

— Ну тогда, — Старейшина садится поудобнее, — Столичный Совет Старейшин составом, по старшинству…

Вот и всё. Вот так вот, значит, бывает, когда хомы подходящие, хоть и по красоте большая разница. Мне немного обидно, что нам с Азаматом устроили такую нервотрёпку. Нет бы Алтоше меня надоумить, какие бормол выбирать… Но я подозреваю, по поводу Азамата у Старейшин хвосты были накручены знатно, раз уж ради него все восемнадцать собрались. В итоге духовников Ажги-хян уведомляет задним числом, и никаких нареканий это ни у кого не вызывает. Мне хочется прокомментировать ситуацию, но жаловаться грех, потому что вместо часа мы укладываемся в двадцать минут вместе с дорогой от клиники и обратно.

Вернувшись и вздохнув с облегчением, я сверяюсь со списком дел на сегодня и обнаруживаю, что, собственно, первым пунктом стоит снятие повязки и проверка зрения у Исара. Логично, конечно, было бы сначала снять, потом к Старейшинам ехать, но мало ли, сколько бы мы там просидели, если бы не Ажги-хян…

— Ну давай теперь займёмся твоими глазками, — лучезарно предлагаю я. — Арай, поассистируешь?

Она охотно кивает, а вот Исар противится.

— Не надо ей, там ведь небось страх один.

— А ты думаешь, она тут изо дня в день исключительно на божественную красоту смотрит? — усмехаюсь я. — Зато увидишь её наконец.

Он ещё что-то бормочет, но он и правда неконфликтный мужик.

Процедура сама по себе ненапряжная: повязка спадает легко, вид под ней уже вполне здоровый, разве что кожица розоватая ещё. Капаю ему смазку, чтобы веки полегче открылись. Пожмурились, массажик, и вот, можно наконец сличить радужки. Ну что ж, мы попали довольно точно, во всяком случае, в этом освещении.

Поскольку пациент молчит, решаю удостовериться.

— Правый глаз нормально фокусируется? Ну-ка посмотри на мой палец. Так, а теперь — на Арай. Всё чётко?

— Чётче некуда, — выдыхает ошеломлённый Исар, так и уставившись на новообретённую жену. — Вот это да… Лиза, вы же сказали, миленькая?

— А что, не миленькая? — удивляюсь я. Арай вообще ничего, только очень озабоченная всё время и не очень за собой ухаживает.

— Да она просто невероятная красавица…

Арай в ответ вздрагивает и резко огрызается:

— Я буду учиться и работать, вы обещали!

— Да пожалуйста, — теряется Исар. — Мне-то что. Я только успел обрадоваться, что видеть могу, а оказывается, о том, что вижу, и сказать нельзя?

Арай тушуется, но не сдаётся.

— Просто эти разговоры о красоте, они всегда к одному сводятся.

Рубчий пожимает плечами и переводит взгляд на меня, но от комментариев воздерживается: то ли боится, что я тоже не одобрю комплимента, то ли находит мою внешность слишком необычной, чтобы однозначно оценить.

Как бы там ни было, продолжить этот разговор нам бы не удалось: из приёмной доносится какой-то грохот, а затем раскатистый рык:

— Где вы тут прячете мою дочь?!

Арай втягивает голову в плечи и вжимается в стену. Исар качает головой.

— Н-да, я начинаю понимать, в чём дело.

Я делаю глубокий вдох, мысленно надеваю на себя броню пофигизма и отправляюсь давить авторитетом.

С первого взгляда папаня производит впечатление человека, которому никто не указ. Ростом он примерно с Исара, но намного более в теле, а ещё в трёх пёстрых, шитых золотом дилях, один поверх другого — на востоке так носят, но в более холодном сезоне, как мне казалось. На выдающемся брюшке разложена массивная золотая цепь, а поверх неё — расчёсанная надвое борода. Венчает всё это обилие копна смоляных волос, вероятно, сдобренных каким-то средством для придания объёма. Этим самым средством от него, похоже, и разит, во всяком случае, я не могу себе представить, чтобы духи или одеколон пахли чем-то насколько химическим.

— Соблюдайте, пожалуйста, тишину, — холоднейшим тоном, на какой способна, требую я. — Вы пришли в Дом Целителей, а не в трактир.

— Пошла прочь, девка, — просто и даже спокойно отвечает этот приятный человек. — Я за своим пришёл.

— Вообще-то, вы разговариваете с Хотон-хон, — подаёт голос из-за стойки регистрации дежурный стажёр. Он совсем мальчишка и воинственно настроенного мужика побаивается и небезосновательно, но смолчать не смог. Зато, к счастью, смог нажать на кнопку вызова охраны — она у нас не пасётся в приёмной всё время, а сидит в своей каморке в ожидании вызова, потому что проблемы обычно возникают не на входе, а в смотровых. Охранники выскакивают из каморки и наставляют на пришельца вырубалки, встав чуть впереди и по обе стороны от меня.

К счастью, мужик оказывается способен оценить, на чьей стороне перевес, и меняет подход.

— Ох, ну откуда ж я знал, — басит он. — На вас же не написано… Я, это, дурного ничего не задумал, мне бы только дочь забрать, похитили её у меня и, говорят, тут держат. Это мне в полиции сказали, — добавляет он веско.

— Скажите для начала, кто вы такой и кто ваша дочь, — предлагаю я условно миролюбиво, сделав вид, что простила хамство.

— Меня Медведем кличут, а дочка моя — Веточка, — охотно сообщает мужик.

Вот, значит, как, даже настоящего имени не удостоил. Ну ладно, моего уж тем более не получит, а что Арай — Ветка, это я знаю.

— В таком случае, — говорю, — дочь вашу никто не похищал. Она сама явилась и выразила желание участвовать в государственной образовательной программе. Мы её успешно приняли.

— Ещё чего! — снова расходится Медведь. — Чему вы её тут учить собрались?!

Он, кажется, хочет что-то добавить, но осекается, вспомнив, с кем говорит.

— Как вы думаете, чему могут учить в Доме Целителей? — не удерживаюсь я. — Вероятно, целительскому делу!

— Вот ещё мы всяким уродам болячки не лечили! — фыркает мужик. — Нет уж, это никуда не годится, нечего ей тут делать!

— А это, уважаемый, определяете не вы, — раздаётся сзади от меня голос Рубчего.

Я оборачиваюсь: он стоит, свободно прислонившись к углу стены, где коридор примыкает к приёмной, а за спиной виднеется хрупкая фигурка Арай.

— А кто же?! — гаркает Медведь, разворачиваясь всем телом. — Я вообще-то её отец!

— А я её муж, — спокойно сообщает Рубчий.

Повисает напряжённая пауза, слышно только тяжёлое дыхание Медведя.

— Это с какой же стати? — наконец вопрошает он. — Я на брак согласия не давал!

Рубчий пожимает одним плечом.

— По законам нашей страны взрослой женщине не требуется разрешение родни.

Я сдерживаю смешок. В кои-то веки приятно слышать муданжское пренебрежительное слово хматан применительно к родителю.

Медведь краснеет и принимается пыхтеть громче.

— Ну знаешь, уважаемый, законы законами, а и среди людей обычай имеется. Люди дочерей растят, вкладываются — уж не для того, чтобы потом за так отдать первому встречному, а если у тебя на выкуп не нашлось, так брал бы сироту.

Рубчий качает головой, видимо, поражаясь глубине неприятности этого человека.

— А я что, по-вашему, должен был всё бросить и к вам к Ирлик-хону на задворки ехать выкуп отдавать? Я человек занятой, на лечение-то вот еле нашёл время, у меня, вообще-то, крупная фирма. Вы лучше скажите, у вас банковский счёт есть или по старинке повезёте монеты в мешочке по большой дороге?

— Есть у меня всё, — нахохливается Медведь. — У меня тоже бизнес немаленький, с кошелём не набегаешься. Могли бы позвонить да спросить, фирма-то и в Сети представлена…

— Ну вот что, господа, свои финансовые дела идите решать в переговорной, — потребовала я.

Арай тут же скользнула к лифту, и Исар переместился вслед за ней, держась так, чтобы Медведь сквозь него её не видел. Тот, впрочем, был больше озабочен самим лифтом — скорее всего, он никогда ничем таким не пользовался и опасался, но и лицо терять не желал. Я только вздохнула с облегчением, когда за ними закрылись двери, а ещё припомнила, как я заказывала кровать нам во дворец. Вот такие же дельцы тогда со мной разговаривали. Бррр.