Вечерний экспресс

Юлия Железнова

Историю творят порой самые обыкновенные люди, время превращает их в героев. Но как выжить, если стремительный поезд революции уже мчится на тебя? Не пора ли сорвать стоп-кран?

ГЛАВА 5

Сейчас ему нужно было в пригород, прикинув расстояние, он отправился к соседям, на стук выглянул заспанный парень, Валера показал на конюшню, парень кивнул и скрылся. Юноша вошёл в конюшню, серый в яблоках конь послушно позволил себя оседлать, понес по тракту, кружа в майском воздухе придорожную пыль. Наездником Валера был отменным, поэтому время в дороге он провел за размышлениями. Коня он привязывал в глубокой задумчивости и в знакомую избу вошёл хмурый. Разговоры мгновенно стихли, но люди поняли, что это свои и оживились вновь. Он прошёл во вторую комнату, там за столом сидели двое и увлеченно спорили, настолько увлеченно, что заметили его лишь когда он обошел стол, присел на его краешек, заглянул молодой женщине в глаза.

— Максим, как ты можешь ссориться с такой женщиной! — Валера весело улыбнулся.

— Эта женщина, Валера, ничего не смыслит в философии! — Раздраженно откликнулся мужчина.

— Брось. Это не так. Лилия, скажите мне, пожалуйста, что в гимназиях? — Он мигом растерял все веселье, оба его собеседника подобрались, женщина задумалась, затем подбирая слова, заговорила.

— Недовольство системой растет. Вчера пришло распоряжение о том, что уроки должны проводиться только на русском языке. Уроки пения сократили, ровно, как и гимнастики, потому что залов не хватает.

— То есть, как это не хватает?! — Валера, который до этого нервно ходил по комнате даже остановился.

— Девушек, которые приехали последним составом эвакуации, разместили в этих залах, мест нет. Денег тоже. Еды не хватает.

— Угу. — Валера, казалось, не слушал совсем, лишь раздраженно мерил шагами комнату и потирал руки, затем внезапно остановился, тряхнул гривой непослушных волос. — Мне нужно уехать. За мной следят.

В полной тишине на пол упала книга, которую держал на коленях Максим.

Тем ВРЕМЕНЕМ

Жаркий воздух здесь казался раскаленным, звуки глухими, дворец уже около года жил в трауре. Грузный, когда-то мощный воин, медленно повернулся спиной к окну, затянутому тугой янтарной тканью, так, что лишь полоска тонкого шелка струилась в середине, прокладывая робкую дорожку света. Массивная дверь из мореного дуба неохотно открылась, впуская облако свежести и необычной красоты — молодую женщину. Платье глубокого синего цвета из непонятного материала обрисовывало чуть угловатую, но довольно пластичную фигуру. Звякнули серебряные массивные браслеты, больше похожие на наручники, он так же медленно отвернулся, она выдохнула, словно облачко холодного пара. Стремительно подошла к брату и слегка коснулась его плеча, он не отреагировал.

— Так не может продолжаться. Мы почти проиграли эту войну. — Ее голос был словно огромная река, спокойным и глубоким.

— Свою войну я уже проиграл…

— Твою любовь не вернуть, твоя жена мертва, а страну ещё можно спасти.

— Спасай сама. — Он медленно повернулся к ней и зло выдохнул прямо в лицо.

Одинокая слеза скатилась по ее щеке, это необычайно тронуло его сейчас, он и раньше видел, как она плачет, но почему-то именно сейчас… Она не увидела выражение, которое скользнуло по его лицу, лишь хлопнула дверью. Пока он смотрел ей вслед, в дверь проникла голова министра по загадочным «особым делам», он вопросительно уставился на своего монарха, получил ленивый кивок, ужом проник в комнату. Здесь он напоминал больше сторожевого пса, смотрел косо, ждал реакции и был готов ответить.

— Говори.

— Мальчишка в порядке, остальных детей не видел, но госпожа плакала. Она сильно постарела и изменилась. — Министр потерянно замолчал.

— Мы все изменились.

— Ваше Величество, беспорядки усилились.

Государь раздраженно выдохнул, министр мгновенно почуял, что вызывает недовольство.

— Разрешите идти? — С надеждой спросил он.

Получил в ответ лишь взмах руки, пользуясь тем, что монарх стоит спиной, министр достал из внутреннего кармана два письма и положил их на стол, поверх пыльных бумаг.

— Юрий Сергеевич. — Понеслось ему вдогонку, он сделал вид, что не расслышал, хотя старость для него была ещё далеко, но она уже дохнула паутинкой тоненьких морщин в лицо.

Грузный воин стремительно обернулся, желая остановить своего министра, но дверь уже закрылась, он нахмурился, тряхнул лобастой головой, взгляд выцепил два конверта. Один из дорогой, белой бумаги, но его интересовал другой, жёлтый, с разводами от дождя и чем-то похожим на кровь. Он несмело его перевернул и отпрянул, этот почерк он не мог не узнать. Почерк своего друга, почерк второго после него лица в государстве, почерк отца Валеры. С трудом распечатал конверт, строчки поразили его, они впивались в сознание, они разрывали разум и душу, это был последний крик его друга. Строчки с листка вставали его гневным голосом, трясли развороченную душу, говорили о том, что трон под правителем уже не шатается, он горит, что война не проиграна, она убийственная. Монарх словно слышал его голос, видел, как тот в ярости мечется по комнате, кричит, это было ему позволено, только ему одному. Он закрыл глаза, тяжёлый воздух дрожал, ему стало душно, потянул тугой ворот мундира, не помогло. Он отпил воды, она была, словно густой кисель, стало только хуже, голос продолжал пульсировать, воин понимал, что это голос черствого разума, правильный голос, тот, который он и должен слушать. Но разбитая душа маялась от боли, он вскочил, бросился в коридор, но мир пошатнулся, начал исчезать, кто-то его позвал, где-то далеко закричали, он сползал по стене, царапая ее ногтями, в голове укором звенел все тот же, до боли знакомый голос.