За Золотым мостом

Юлия Диппель, 2019

Амайе исполнилось шестнадцать. Уже восьмой раз подряд. Ее родители не стареют, а братья и сестры не похожи друг на друга. Девушка любыми способами пытается выяснить, кто она на самом деле. Но мать и отец делают все возможное, чтобы сохранить семейную тайну: постоянные переезды, строгие правила и даже контроль над разумом давно стали чем-то привычным для Амайи. Однако все меняется, когда в их доме появляется пленник. Таинственный юноша по имени Ноар пришел, чтобы открыть Амайе правду. Но для этого девушке придется отправиться в Кассардим – царство мертвых, куда живым путь закрыт. Готова ли Амайя навсегда оставить земную жизнь ради правды или человеческому сердцу не дано покинуть этот мир?

Два слова, которые изменят все

Ночь была просто ужасной. Я лишь ворочалась в кровати, но уснуть так и не смогла. Меня преследовали черные глаза со звездными вкраплениями. Почему незнакомец меня прогнал? Почему я ушла? Что он имел в виду, когда сказал, что я не готова? Кто собирался убить нас? Почему мои родители так боялись его? Да кто вообще такой этот тип с пугающими глазами? Меня чертовски напрягало то, как он теперь бесповоротно завладел моими мыслями. Похоже, дело было в том, что моя жизнь до его появления была разочаровывающе скучной и пустой. Только Зои и ее освежающие взгляды на мир давали хоть какое-то разнообразие. Я едва ли могла написать своей подруге о том, что мои родители держат в подвале таинственного пленного, так что мне пришлось остаться со своими заботами наедине.

Моя семья находилась в опасности. Об этом сказал и папа, и тот незнакомец, и меня не отпускало чувство, что я должна была что-либо предпринять. Только что? Родители так и не просветили меня.

Вообще, вернувшись из подвала, я ожидала, что они будут злиться на меня. Ошибочное предположение. Мама даже обняла меня! Моя мать!!! Но были еще слова папы, которые не давали мне покоя: «Не переживай, Майя. Еще пара дней без еды и воды, и он будет умолять меня позволить ему рассказать всю правду».

Еще пара дней?! Это означало, что незнакомец с момента попадания в плен еще не получил ни какой-то еды, ни капли воды. Как только могли мои родители выкинуть что-то в этом духе? В конце концов, он же ничего нам не сделал.

Около трех часов ночи стало ясно, что выносить это больше у меня нет сил. Я скинула с себя одеяло и юркнула в одежду, которую не жаль было бы испачкать. Затем я собрала еще пару вещей и отодвинула стул, которым был забаррикадирован стенной шкаф. Адреналин носился по моим венам. Здравый смысл сопротивлялся принятому решению, но я знала, что в противном случае жалела бы о своем бездействии. Так что я включила фонарик на телефоне и забралась в шкаф. Посреди ночи эти тайные ходы были еще более жуткими, чем при свете дня. С одной стороны, в доме стояла звенящая тишина. С другой стороны, благодаря свету я теперь могла отчетливо видеть, что находилось в этих старых каменных стенах. Паутина и многочисленные отвратительные ползающие жучки были только верхушкой айсберга. Намного страшнее мне показалась покрытая пылью кукла из прошлого столетия, которая валялась на полу, или следы когтей на кирпичах вентиляционной шахты. Мне вовсе не хотелось знать природу их происхождения. Дойдя, наконец, до лисьей норы Мо, я могла выключить фонарик на телефоне, потому что в винном подвале все еще горели золотистые лампочки. Этого следовало ожидать. Вряд ли бы мои родители позволили ему отдыхать ночью, раз они уже лишили его еды.

Но у меня возникла новая проблема. Винные полки, которые отделяли меня от другой части помещения, были массивными и привинчены к полу. Даже если здесь и был спрятан какой-нибудь механизм, открывающий потайную дверь, я его не нашла. Так что мне пришлось импровизировать. Одна из досок задней стены была слабо прибита. Сначала я пыталась действовать осторожно, но, в конце концов, сдалась и оставила свои попытки не шуметь. Так я могла разрушить эффект неожиданности, но, по крайней мере, мне бы не пришлось напрасно рвать на себе одежду. Через некоторое время попыток тянуть и тащить мои руки выглядели словно кактус, но доска, в конце концов, уступила. В итоге я плюхнулась на задницу, в то время как вся полка задрожала, чем заставила зазвенеть бутылки. Высший пилотаж…

Я прислушалась к происходящему в подвале. Не было ни единого звука. Похоже, пленный либо спал, либо принял меня за крысу. За очень большую сквернословящую крысу…

Я быстро прибрала нижнюю полку через образовавшуюся щель и перебросила туда свою сумку. Затем я протиснулась, протолкнулась и проползла в винный подвал. При этом наглотавшись пыли и проделав кучу дыр в свитере, но в итоге у меня все получилось. Итак. Что теперь?

Мне и самой с трудом верилось в то, чем я тут занималась. В моей голове этот план казался чем-то героическим. Теперь же я просто чувствовала себя глупо. Что мне стоило сказать этому типу? Что меня внезапно сразил прилив сочувствия?

Пожав плечами, я отодвинула свои сомнения прочь и решила довести дело до конца. Когда все раскрылось бы, мне, вне всяких сомнений, грозила бы грандиозная взбучка от родителей. Это было все равно неизбежно, ведь одна только пытка пленного была веским поводом, чтобы попробовать хоть как-то сгладить нашу вину. Ну, по крайней мере, я могла с чистой совестью ввязаться в этот конфликт. Кроме того, дело было не только в том, что мне хотелось соответствовать собственным моральным стандартам. Мне нужно было что-то разузнать, даже если бы незнакомец ничего в итоге не сказал. Наблюдение и заключение. В конце концов, не просто же так я являлась фанаткой Шерлока.

Я тихо приблизилась к пленному сзади. В первую очередь в глаза мне бросился размах его рук. Они были накачанными и сильными. Не как у неуклюжих бодибилдеров, а, скорее, как у какого-нибудь атлета. И даже если незнакомец создавал впечатление довольно самовлюбленного человека, его мышцы были выращены не на тщеславии. Без сомнений, он пускал их в ход регулярно и при этом, судя по всему, крайне эффективно. Мои родители предположили, что он воин… Какое бы глубокое значение это ни имело, само название было более чем емким. На затылке и висках его густые волосы цвета красного дерева были короче. Возможно, ради практичности.

Тем не менее его одежда заставила меня задуматься. По крайней мере, то, что от этой одежды осталось. Черные штаны, сапоги и несколько слоев рваной ткани, которые некогда, скорее всего, выглядели как туника. Определенно в стиле ретро. А ткань я не могла определить даже при всем желании.

— Если ты и дальше продолжишь рассматривать меня сзади, у меня сложится впечатление, что тебе нравится то, что ты видишь.

Я застыла в смущении. Кровь ударила мне в лицо. Я уже было набрала полную грудь воздуха, чтобы возразить, но потом мне стало ясно, что он просто хотел меня спровоцировать. Мне были действительно хорошо знакомы подобные высказывания,― что-то такое я слышала от нескольких мальчиков в разных школах в течение нескольких лет. Ко мне так часто приставали, бросали вызовы, оскорбляли или травили, что подобные глупости обычно не были способны вывести меня из себя. Однако здесь и сейчас были не какой-то бестолковый мальчик и не какая-то бестолковая ситуация. Я только что нарушила дюжину правил и находилась на тонком льду, связанная по рукам и ногам.

Спустя секунду ступора ко мне пришла решительность, чтобы кое-что на это все же ответить. Он должен был знать, что я далеко не такая беспомощная, как могло показаться сегодня днем.

— Ну что же, первое впечатление могло быть неправильным. Это понятно, что такие шмотки, что на тебе, сейчас в моде. Но мне хотелось бы чуть меньше крови и немного больше гигиены, прежде чем вообще я стану раздумывать о том, нравится ли мне что-то у тебя там сзади или нет.

Я решительно обошла его и… застыла. Мне уже думалось, что придется обороняться против его пронзительного взгляда, но свежая рваная рана на его лбу сбила меня с толку. О нет. Очевидно, мой отец приходил сюда еще раз после того, как я ушла. И в этот раз он выразил свой гнев не только кулаками. Ярко-красная кровь не переставая сочилась из раны и капала на пол, но это не мешало незнакомцу ответить мне, забавляясь:

— Я это запомню, — пообещал он.

Наши взгляды пересеклись, и у меня возникло чувство, что он читал меня, словно открытую книгу. Он видел мою нервозность, шок от действий моего отца и мои угрызения совести. И, казалось, он наслаждался всем этим.

Моя спина и руки покрылись мурашками. Но я тем не менее постаралась сконцентрироваться на самом главном.

— Здесь есть немного воды, — неуклюже я положила мою сумку на столик для дегустации и достала из нее оттуда свой термос. Это была просто вода из-под крана, потому что мне не хотелось рисковать разбудить кого-то своим ночным походом на кухню.

— И что ты хочешь взамен? — спросил незнакомец, пока я откручивала крышку термоса и наполняла ее до краев. Насмешка в его голосе была такой же кусачей, как сибирская зима. Можно было прекрасно понять его недоверие, тем более мои родители в полной мере приложили к этому руку.

— Ничего, — пробормотала я и осторожно преподнесла ему кружку, стараясь не расплескать ее содержимое. Стоило мне приложить кружку к его губам, как пленный отпрянул и скептически посмотрел на меня.

Я вздохнула:

— То, как мои родители обращаются с тобой, — неправильно.

Стоило этим словам сорваться с губ, как я осознала, что совершила ошибку. Судя по нахмуренным бровям незнакомца, он не знал, что я была дочерью его тюремщика. У меня не было ни малейшего понятия, что он должен был делать с этой информацией, но существовала одна вещь, которую я четко себе уяснила за последние десятилетия: каждая маленькая деталь может быть важна. Я прокляла себя за необдуманность моих действий и решила впредь быть осторожнее.

— Твои родители, значит… — пробормотал незнакомец.

— Да, мои родители. — Я дерзко пожала плечами, стараясь при этом не разлить воду. — Можешь прислать нам открытку на Рождество, как выберешься отсюда.

Мой сарказм пленный воспринял с пренебрежительным фырканьем. Но что-то изменилось в том, как он смотрел на меня. Мне был знаком этот взгляд. Как правило, так смотрели взрослые, для которых я была всего лишь ребенком, а не равным им собеседником. Ничего так не выводило меня из себя, как это. В конце концов, я была в несколько раз старше, чем большинство взрослых, с которыми мне доводилось пересекаться. И, хотя я уже успела к этому привыкнуть, по каким-то причинам меня нервировало то, что этот незнакомец, закованный в цепи, не воспринимал меня серьезно.

— Так ты хочешь пить или нет? — спросила его я. Уголки его рта приподнялись, но в его глазах сияла жесткость, заставившая меня содрогнуться.

— Сначала ты, — попросил он тихо.

Я нахмурилась:

— Думаешь, я ее отравила?

Ноль эмоций. Только холодный блеск в его глазах. Он, должно быть, обладал чудовищным самоконтролем, раз смог спустя целую неделю без воды устоять и не припасть тут же губами к прохладной жидкости.

Покачав головой, я сделала то, что он просил, и демонстративно сделала большой глоток.

— Доволен?

Он улыбнулся и кивнул с таким милосердным видом, будто сделал мне одолжение. Я поборола желание просто выплеснуть ему воду в лицо и поднесла кружку к его губам. Незнакомец отпил. Без спешки или жадности. И все это время он смотрел на меня. С каждым глотком я чувствовала себя все более неуютно. Но почему вдруг? Незнакомец был связан, беспомощен и зависел от моей благосклонности.

«Может быть, все совсем не так…»

Его слова…

Мои инстинкты будто с ума посходили и били тревогу так громко, что мне захотелось тут же сбежать. Как только он закончил, я удрала к своей сумке.

— Еще я принесла тебе поесть, — пробормотала я, выискивая крекеры, которые упаковала ранее.

— Не стоит. Воды достаточно.

В ошеломлении я обернулась. Почти готова поклясться, что увидела тень отвращения на его лице. И правда! Да, это были всего лишь крекеры, но если бы я несколько дней ничего не ела, то съела бы даже картонную коробку за милую душу. Но если ему так хочется голодать — на здоровье.

— Для человека в столь затруднительном положении, как у тебя, ты слишком придирчив, — сказала я обидчиво неблагодарному типу.

Он рассмеялся:

— Откуда тебе знать, что я не как раз там, где хочу быть?

Да, определенно! Его высокомерие зверски выводило меня из себя, и я была близка к тому, чтобы дать ему оплеуху подходящим ответом. Но кое-что сдерживало меня. Тихий голосок в моей голове предупреждал о том, что его слова могли быть не просто надменным блефом. Он намеренно позволил взять себя в плен? Не может быть… или?

Раздраженная собственной неуверенностью, я бросила на стол набор первой помощи, который в последний момент засунула в свою сумку перед уходом. Обычно я использовала его для того, чтобы обработать раны братьев. Благодаря нашим родителям каждый из нас знал основы оказания первой помощи. Кроме того, Адам и Ник почти всегда приходили ко мне, когда они снова разбивали друг об дружку себе головы. Они оправдывали свои визиты тем, что после моей работы оставались самые незаметные шрамы. Хотя, возможно, мои братья просто ценили то, что я была не такая, как Дженни или наши родители, — я не высмеивала их за нытье.

Незнакомец следил за каждым моим движением. Когда я приблизилась к нему с дезинфицирущим спреем и парой компрессов, в его глазах впервые читалось что-то в духе вполне искреннего удивления.

Я указала на его лоб:

— Можно?

— Они узнают, что ты была здесь, — подметил он.

Я сразу поняла, кого он имел в виду. И в самом деле, мои родители пришли бы в бешенство, узнай они о моей самаритянской вылазке. Но навряд ли дезинфицирующее средство могло сделать положение дел еще хуже.

— Я это понимаю, — ответила я сухо и стала осматривать его лоб, не ожидая больше его разрешения. По иронии судьбы, то, что он стоял на коленях, было идеальным положением для того, чтобы лечить незнакомца. Я осторожно убрала его волосы из раны. Они были почти такого же цвета, что и запекшаяся на них кровь. Незнакомец ни на секунду не спускал с меня глаз.

— А еще они найдут твое тайное убежище.

Это звучало как предупреждение из лучших побуждений, хотя его тон был слишком безучастный, чтобы сойти за заботу.

На этот раз я не позволила себе угодить в ловушку и умолчала информацию о том, что убежище принадлежало вовсе не мне. С Ником и Адамом незнакомец был уже знаком, так что я не хотела втягивать сюда еще и Мо. Вместо этого я крайне наигранно стала сокрушаться:

— О нет! Об этом я не подумала! Как же мне теперь дальше жить без ежедневных вылазок через пыльный подвал?!

Этим я заставила своего пациента рассмеяться.

— Понял. Так ты просто случайно пробегала мимо, словно маленький котенок, ищущий приключений?

Я фыркнула. Серьезно? Что это было за дурацкое сравнение такое?

Покачав головой, я принялась оттирать кровь с его лба и затем продезинфицировала рану. Она была относительно длинной, но не особо глубокой. На его месте мои братья уже начали бы ныть. Незнакомец же и глазом не моргнул. И снова маленькая деталь, которой я могла пополнить исследовательский лист. Точно как и его возраст. По внешним признакам незнакомцу можно было бы дать чуть за двадцать. Но если он был действительно как мы и я правильно подсчитала, то, значит, ему было уже далеко за двести лет. Также в мой список попал узкий шрам, что я обнаружила, смыв всю кровь.

Он проходил диагональю через бровь незнакомца и немного продолжался на его скулах. Должно быть, когда-то это было тяжелым ранением, и едва можно было поверить, что причиной его возникновения стал несчастный случай…

Сквозь мои пальцы я видела блестящие темные глаза. Золотые крапинки в них были вблизи еще более завораживающими. Это и правда выглядело так, словно его глаза светились изнутри.

— У тебя есть имя? — спросила его я. Настало время идти в наступление. В конце концов, не могла же я вечно оставаться здесь внизу.

— У меня много имен.

Это безумие. Его самодовольное поведение медленно начинало меня бесить. Если он не хотел мне ничего рассказывать, он мог бы просто помолчать, не так ли?

— Речь не об оскорбительных прозвищах, — пробормотала я надменно, пока осматривала его голову на предмет наличия переломов. Поскольку он, похоже, снова издевался надо мной, я завершила осмотр несколько грубее, чем делала это обычно. Мой пациент отреагировал тихим шипением. Ага, значит, он был в состоянии чувствовать что-то такое, как боль. Удивительно, незнакомец не стал сыпать на меня обвинениями.

Совсем наоборот, он выглядел так, словно моя импульсивность ему даже понравилась — словно ему бросили вызов.

— В таком случае тебе можно называть меня Ноаром.

Значит, Ноар…

Погодите-ка! Мне… можно было называть его Ноаром?! Я потрясенно пялилась на него. Связанный и раненный тип вел себя как хозяин дома. Это чертовски злило и в то же время заставляло меня чувствовать такое смущение, которое я никогда не испытывала до этого. Он заставлял меня чувствовать себя невероятно наивной в его присутствии. И это чувство очень мне не нравилось.

Чтобы снова прийти в себя, я сконцентрировалась на своем задании. Так что я достала из своего набора для первой помощи пару стягивающих пластырей и начала соединять ими края его раны.

— Ладно, Ноар, — его имя я выделила особым ударением, ведь я не знала, действительно ли так его звали. — Ты здесь, потому что ты хочешь быть здесь. И ты ждешь чего-то, о чем я узнаю, когда придет время. И все это потому, что кто-то потерпел неудачу, а кто-то другой преследует нас.

Краткое обобщение того потока информации, которым он любезно одарил меня.

Ноар выглядел абсолютно непроницаемо:

— Совершенно верно.

— Ага. А цепи и пытки тоже являются частью твоего плана? — спросила я язвительно.

Он пожал плечами — по крайней мере настолько, насколько позволяли ему цепи:

— Необходимое зло, если хочется занять место в первом ряду.

Приклеивая последний стягивающий пластырь к ране, я обдумала его ответ и пришла к выводу, что он лжет. У меня все еще не было ни малейшего понятия о том, как именно работала сила слова или все эти штуки с подчинением воли, но, вне всяких сомнений, он мог меня принудить освободить его.

— Почему бы тебе просто не приказать мне снять твои оковы? Тогда ты бы мог расслабиться на диване в ожидании… чего угодно.

Ноар долго рассматривал меня своими глазами, сияющими, словно звезды. Он не велся на провокации, и ущемить его гордость тоже было нельзя. Вместо этого на его полных губах заиграла скользкая улыбка:

— Потому что у тебя нет ключа.

Я подавила раздраженный стон. Казалось, что просто невозможно вытянуть из него хоть что-нибудь полезное. Ну, по крайней мере, он не отрицал свои способности…

Пока я складывала мои вещи обратно в сумку, я почувствовала, как моя решимость одержала верх. Если бы родители узнали, чем их дочь занималась в этом подвале, я бы отхватила взбучку по полной программе. В этом случае сожаление не должно меня обременять — даже если при этом мне придется показать свою слабую сторону. Задав этот вопрос, я больше выдала бы информации о себе, нежели узнала бы о нем.

— Ладно, Ноар. — Я скрестила руки на груди и посмотрела на него решительно. — Я знаю, что для тебя это, скорее всего, прозвучит нелепо, но теперь я тебя спрошу о чем-то, что для меня очень важно, и прошу тебя искренне ответить.

Брови Ноара медленно поднялись:

— Хмм… — этим задумчивым и приятным звуком он, казалось, заставил меня растаять. Затем последовали едва заметное движение головой и, наконец, его вердикт:

— Они тебя на куски порвут.

Я растерянно заморгала:

— Кто?

Но Ноар потерял интерес к разговору. Он закрылся, стал отталкивающим, холодным.

— Оставь свой вопрос при себе и наслаждайся временем, что тебе еще осталось, — сказал он жестко и опустил свой взгляд, словно отнял у меня таким образом право допрашивать его.

— Но я не хочу оставлять мой вопрос при себе, — прокричала я расстроенно. — Я хочу, наконец, получить ответ! — паника охватила мое сердце своими ледяными пальцами. Я не просто хотела получить ответ, я нуждалась в нем. Было невозможно теперь просто вернуться в мою комнату и продолжать себя вести как прежде. — СКАЖИ МНЕ, ЧТО Я ТАКОЕ?

Глаза Ноара расширились. Он открыл рот и тут же закрыл его. Его челюсти работали в то время, как он пытался вернуть себе контроль. И вдруг он стал так же закрыт, как раньше.

— Что ты такое? — его голос звучал отстраненно. На самом деле складывалось впечатление, что он говорил сам с собой. — Беспомощный котенок в пещере шендаи.

— Что?

По дому пронесся крик. Это был голос Дженни. Я услышала, как разбилось стекло. Что-то там было очень и очень не в порядке. Я подбежала к двери, но она была заперта с другой стороны. Сквозь массивную древесину послышался скрип. Быстрые шаги. Тяжелые шаги. Снова крики, на этот раз каких-то мужчин.

— Отойди от двери, — велел Ноар спокойно.

— Ты знаешь, что там происходит?

Тень пала на его лицо.

— Я же тебе говорил — ты поймешь, когда все случится.

Мои мысли перемешались. На нас напали. Что-то врезалось в дверь снаружи. Кто-то засунул ключ в замок. Пытаться бежать через потайной ход было уже слишком поздно. В панике я осмотрелась вокруг в поисках чего-либо, чем я смогла бы обороняться, и нашла только старый штопор. Когда я сжала деревянную ручку в кулаке, металлическая спираль торчала между моими пальцами. Получился видоизмененный кастет. Ник бы гордился мной.

— Отойди от двери! — повторил Ноар, на этот раз более настойчиво.

Я проигнорировала его и встала в стойку рядом со входом, когда дверь распахнулась и через нее протиснулись две переплетенные фигуры. Я узнала блондинистый конский хвост моей матери, которая боролась за свою жизнь, словно фурия. Не колеблясь, я бросилась на нападавшего. Он был огромный и носил темную шерстяную шапку. Я воткнула штопор ему в спину. Но зимнее пальто нападавшего было слишком плотным, чтоб серьезно ранить его. С яростным рычанием он бросил меня через всю комнату. Старая бочка затормозила мое приземление. При падении воздух вышибло из легких. Боль пронзила позвоночник. Я услышала крик моей матери. Размыто я увидела, как ко мне приближались грязные сапоги. Разум понимал, что мне нужно подняться, но мышцы отказывались меня слушаться. Я попыталась подняться, опираясь на бочку, и мне потребовалось две попытки, прежде чем это удалось. Затем я увидела, как нападающий перевернулся. В его спине торчал кухонный нож. Над ним стояла моя мать. Ее темно-синяя пижама была вся в крови, но не вся эта кровь принадлежала мужчине на полу.

— О боже… — прошептала я и бросилась к ней. Ее колени подкосились. Я осторожно уложила ее на пол. Она держалась за живот. Сквозь ее пальцы сочилась ярко-красная кровь. О нет! Мне нужны были компрессы, жгут, что угодно! Но мама схватила мои руки так сильно, что это даже причиняло боль.

— Они… твоего отца…

— Нет! — я вырвалась из ее хватки и попыталась остановить кровотечение. Но мама нащупала мое лицо, так что мне пришлось посмотреть ей в глаза. В них отчетливо читался факт, что сдавил мне горло.

Она умирала.

— Не скорби… по мне… — ее голос был слабым, словно это были не ее слова. Я почувствовала неприятный скрежет под кожей. Она подчиняла меня своей воле. Зачем она делала это? — Или по твоему отцу. Мы умрем… гордясь… вами. — Что?! Мой отец тоже… — Не нужно скорбеть!

Противное чувство стало невыносимым. Я не знала, что со мной происходит, и, прежде чем я смогла противостоять ее воле, она вложила что-то холодное мне в руку. Мама тяжело хватала воздух. Ее взгляд стал умоляющим. Она хотела сказать что-то еще, но ей не хватало сил. Я нагнулась к ней так, чтобы мое ухо было достаточно близко к ее рту. Мама прошептала два слова. Два слова, которым я не могла поверить. Затем ее тело безжизненно обмякло. Мне следовало плакать, мне следовало кричать, но голос моей матери все еще звучал эхом в моей голове. Она не разрешила мне горевать, потому что я должна была кое-что для нее сделать. Я посмотрела на свою ладонь. В ней лежала окровавленная связка ключей.

Два слова…

«Освободи его!»