Апостол Смерти

Юлия Валерьевна Щербинина, 2021

Никита никогда не был любимцем судьбы. Одиночество, бедность, борьба за выживание на крайнем севере, и в итоге гибель в аварии. Казалось бы, вот оно, избавление, но после смерти становится только хуже. Проходит сорок дней, и вот, за спиной невзрачная могила, впереди огромный мир, полный живых людей, и никто не видит блуждающего по городу призрака. Тела больше нет, но рассудок продолжает жить, чувства не дают покоя. Что дальше? Кто откликнется на зов о помощи в столь «эксцентричной» ситуации? Быть может, в древнем дневнике некроманта найдётся способ решить проблему…

Глава 5 «

Welcome

to

Hell

»

Ещё на первом этаже я услышал знакомые голоса и поторопился узнать, в чём дело.

С привилегией использовать лифт в одиночку по известным причинам пришлось попрощаться, и на шестой этаж я поднимался по лестнице. Благо, моя призрачная плоть больше не ведает физической усталости.

Лера стояла спиной ко мне, скрестив руки, и заметить меня не могла. Я и не собирался сразу заявлять о себе. Так можно узнать больше всяких сокровенных гадостей и много чего интересного.

— Лёш, иди домой, а! Ну поздно уже, — устало пыталась вразумить известного мне типа Лера.

— Никуда я не пойду, пока ты мне не объяснишь всю эту хрень! — Хеллсинг возбуждённо дёрнул лохматой головой, чтобы откинуть с глаза приставучую чёлку. — Почему этот мёртвый явился именно к тебе?

— Потише, нас могут услышать.

Парень завопил на весь подъезд, что ему это, как бы так сказать, безразлично, и продолжил нападение:

— Что ему надо от тебя, ты можешь мне сказать?

— Я вчера уже говорила, и сейчас в десятый раз тебе повторяю — он сам не понимает, что ему нужно. Вроде как попасть в рай, или куда там нужно уйти после смерти. Но он не знает, как это сделать, и что…

— Почему он именно к тебе пришёл?!

— Потому что я единственная, кто его увидел!

— Почему ТЫ его видишь?!

— Да не знаю я, Лёша, не знаю! — теряла терпение Лера.

Хеллсинг выматерился и с размаху треснул кулаком по стене. Его так трясло от ярости, что я начинал всерьёз опасаться, не кинется ли он с кулаками на Леру. Она, судя по нервным, беспорядочным движениям, боялась того же.

— Наберись терпения, — героически спокойно произнесла она. Хеллсинг метался по лестничной клетке, ругался себе под нос и тряс разбитой рукой. — Дёма во всём разберётся. Он, наверное, уже провёл ритуал…

— Дёма то, Дёма это, — недобро оскалился неформал и остановился против неё. Чёлка опять упала ему на глаз. — Сучка ты неблагодарная, Лерка! Да если бы не я, не познакомилась бы ты со своим Дёмой, и о магах бы никогда не узнала. Так бы и сидела, как дура, одна и ныла, что у тебя нет друзей, и из дома слинять некуда. Я тебя и в компанию привёл, и тайну нашей общины раскрыл, чтобы тебя, готичку хренову, мистикой порадовать! И вот твоя благодарность! Дёмочка у нас крутой, богатенький, предводитель некромантов! Будто волк среди овец! Не какая-нибудь там грязь из-под ногтей, как я! Вот только нахрен ты ему не сдалась, это все видят!

— Я тебя бросила, потому что ты стал слишком много пить, Лёша! — с чувством воскликнула Лера. — А то, что ты употребляешь в последнее время, вообще ни в какие ворота не лезет!

— Самой-то понравилось! — осклабился Хеллсинг.

Лера от возмущения стала заикаться.

— Т-ты… из-здеваешься, да?!

— Хочешь ещё? У меня есть.

Он полез в карманы, а Лера испуганно ахнула и стала отдёргивать его руки.

— Ты что, совсем с ума сошёл?! — в панике взвизгнула она сквозь зубы.

Хеллсинг схватил её за запястья.

— Да я тебе всё отдам! Траву, деньги! Сколько хочешь, достану, украду, убью, если надо! — как одержимый, прошипел он ей в лицо. — Только скажи мне, Лера, скажи! Почему этот мёртвый пришёл к тебе?! Что в тебе такого, чего нет в самых крутых некромантах, что?!

— Я не знаю! — отрывисто прошептала она. — Лёша, пожалуйста, иди домой! Ты же неадекватный, у тебя глаза стеклянные!

В какой-то момент мне показалось, что неформал сейчас заревёт бешеным зверем и швырнёт девушку с лестницы, настолько парня распирала злость и беспомощность, настолько зловещим было затишье. Как я сейчас проклинал своё проклятье быть бесплотным духом, который не в состоянии прийти на помощь, когда на его глазах происходит подобное!

Очень медленно, будто ржавые тиски, Хеллсинг разжал пальцы, и Лера отлетела от него как можно дальше. Наши взгляды скрестились, и я увидел, насколько сильно она напугана.

Внезапно раздавшиеся шаги заставили её от страха буквально схватиться за сердце. Прикрытая общая на четыре квартиры дверь ржаво скрипнула, и на площадку выглянул Роман.

— Комендантский час в разгаре, — сурово сообщил он Лере и стал внимательно изучать Хеллсинга острым офицерским глазом.

Парень таращился на него, как баран на новые ворота, а потом разулыбался и попятился к лестнице.

— Понял, товарищ командир, ухожу! — вскинул он руки ладонями вперёд.

— Вы в каком состоянии, молодой человек? — заподозрил неладное майор.

— В самом что ни на есть адекватном. Никакого криминала! — с растянутым до ушей оскалом заверил его Хеллсинг и принялся боком спускаться по лестнице, держась за перила обеими руками. — Спокойной ночи, Роман Сергеич! Спокойной ночи! Приятных вам снов и тёплых объятий Морфия!

Когда парень проходил мимо меня, я поймал на его лице самодовольное, коварное выражение диснеевского льва, убивающего своего брата, и ещё долго не мог избавиться от необъяснимого предчувствия.

* * *

Двери, двери, этажи, квартиры… Коридоры, комнаты, люди, двери… Одну за другой, одну за другой я открываю, захожу и всё ищу, но никто не хочет со мной разговаривать. Одни игнорируют, другие смотрят с презрением, а кто-то раздражённо отмахивается от меня и кричит:

— Не мешай нам жить!

И мне приходится искать дальше. Лестничная площадка, следующий этаж, квартира, за стёклами окон сплошная чернота, снова двери, коридоры, сжатые челюсти, косые взгляды и злость в ответ на вежливое обращение. Никто не хочет меня даже выслушать.

— Извините, пожалуйста…

— Не мешай мне жить!

— Я только хотел…

— Я живу! Убирайся!

Иду в следующую квартиру. Семья за столом резко умолкает, как только я появляюсь на пороге кухни. Один взор устремляется к потолку, другой в тарелку, третий во тьму за окном, четвёртый пронзает меня так, что в грудной клетке становится больно от обиды и страха.

Я мчусь в другую квартиру.

Господи, ну кто-нибудь! Кто-нибудь!!!

Я дёргаю дверь так сильно, что глаза режет от сильного ветра. Меня это не останавливает. Я найду! Найду!

Несусь вперёд и вдруг замираю от изумления.

Ведь я знаю эту квартиру. Я уже ходил по этому длинному коридору, бывал на этой кухне и в одной из спален. Но почему я опять здесь?

Ноги несут меня в зал. Там на мягком угловом диване сидит женщина с ребёнком на коленях. Они так крепко цепляются друг за друга, так тесно их объятие, что, кажется, им совсем нечем дышать. Лицо женщины до неузнаваемости опухло от льющихся слёз, а растрёпанные волосы седы как снег. Лицо мальчика прижато к материнской груди.

— Всё хорошо, мой маленький! Всё будет хорошо, вот увидишь! — как одержимая, чеканила женщина, гладя ребёнка по светлым волосам и спине.

— Мама, мне страшно…

— Я с тобой, малыш, мы вместе! Всё у нас будет хорошо, только потерпи, родной, потерпи…

Не в силах выдержать их боль, я плотно закрываю двери и захожу в комнату.

Находящуюся в ней девушку тоже узнаю сразу, и скорее, интуитивно. Она одета не в привычное чёрное, а ослепительно белоснежное, длинное до пят платье, и похожа на бескрылого ангела. Пирсинга нет, волосы натурального русого цвета. Здесь она настоящая. Её также душат слёзы, но, забившись в угол, она страдает в одиночку.

Её пальцы сжимают то собственные плечи, то локти, то тянутся за спину и стараются обхватить лопатки. Она вся трясётся и громко всхлипывает.

— Кто-нибудь… — бормочет она. — Пожалуйста, ну кто-нибу-у-удь!

— Лер? — еле выговариваю я, и голос дерёт мне глотку. — Лера, ты не одна.

Она вскидывает голову и обжигает меня отчаянным взглядом. Одна слеза течёт за другой, губы трясутся в истерике. Взъерошенные волосы и цепкое самообъятье придают ей сходство с душевно больной в длинной смирительной рубашке, а вот в глазах больше рассудка, чем у всех встреченных мною жильцов этого дома. И в них нет ни презрения, ни злости.

Я пячусь спиной к двери, нащупываю ручку и выхожу. Не могу так больше. Не могу… Это невыносимо!

Боюсь поднять глаза, но понимаю, что на меня смотрит и так и ждёт противоположная дверь. Она знает, что я должен открыть её, знает, что мне нужно войти. Ну что ж…

Малиновые обои на стенах согревают взор. Здесь находится застеленная бордовым пледом двуспальная кровать, на ней большие и маленькие подушки и мягкое красное сердечко с надписью «I Love You» посередине. За окном, как и везде, стоит кромешная тьма.

На краю кровати, точно скромный гость, которого здесь не ждали, сидит мужчина в пляжной рубашке и шортах. Локти его упёрты в колени, пальцы тесно переплетены, а лысеющая голова низко опущена, как в молитвенном покаянии. Дверь захлопывается за моей спиной, и мужчина медленно поднимает глаза.

В них тоже нет презрения, нет и слёз. Нет абсолютно ничего. Я смотрю будто бы в окна сгоревшего дома, где трагически погибли его обитатели, и чувствую всю въевшуюся в обугленные стены боль.

— Как вот уйти? — измученно шепчет он. — Как их бросить в этом страдании, скажи? Не могу. Я не могу их бросить, понимаешь?

— Послушайте…

— И никто не поможет!

Он опускает голову так низко, что чуть не касается лбом колена, и начинает трястись в тихом плаче.

— Помоги… Прошу, помоги им! Ведь ты можешь это сделать, раз он не хочет! — молил он непонятно кого. — Я виноват, да, это всё я, но Катя!.. Помоги же… Помоги… Лера! По… помо…

Голос его надрывается, то крепнет, то угасает, и вот, пропадает совсем. Мужчина продолжает трястись и качаться всем телом, грозясь с минуты на минуты свалиться на пол.

Внезапно мне в спину приходится такой удар, что я едва не падаю на пол. Это решительным шагом в спальню врывается майор, бегло глядит на меня, как на пустое место, и устремляет грозный взгляд на мужчину.

— Нет, — умоляюще протягивает несчастный. — Прекрати это, не надо!

— Довольно с тебя. Теперь они под моей опекой.

— Но ты… ты не понимаешь! Так же нельзя… Лера!..

— Это больше не твоя забота. Тебя уже нет, а вот я ещё здесь.

Тут из ниоткуда возникает женщина в чёрном платье. Своей тонкой длиннопалой рукой она начинает гладить мужчину по плечу и горестной голове, как заботливая мать своё дитя — столько любви и нежности в её тёплых глазах. Мужчина замирает и больше не подаёт признаков жизни, а она поднимает на меня ничего не выражающие глаза и чего-то ждёт.

Я больше не могу здесь находиться.

С измученным стоном срываюсь с места с неведомой раньше скоростью и через секунду лечу в чёрную пропасть, окружённый осколками разбитого стекла.

* * *

Не мог бы и подумать, что дух мёртвого может спать и видеть сны, а хорошо это или плохо, жизнь ещё покажет.

Проснулся я в кресле, на котором уселся глубокой солнечной ночью, когда все уже спали. Одетая и накрашенная, Лера лежала на заправленной кровати и, глядя в потолок, слушала музыку. Под депрессивный синтезаторный аккомпанемент высокий загробный голос ведал нам о зыбкой грани между адом и раем и о том, что антихрист уже среди нас.

— Под твою музыку сдохнуть хочется, — громко сказал я.

Лера даже не вздрогнула и не повернула ко мне головы.

— Ага… Кайф, да?

— Ты как, уже не заключённая?

Она закрыла глаза, с наслаждением дождалась окончания песни и апатично протянула:

— Нет… Пока ты дрых, я успела съездить в училище и сдать экзамен… Можешь меня поздравлять. Я стала ещё ближе к бессмысленной и штампованной взрослой жизни… Ты рад за меня?

— А сколько время?! Мы успеваем в церковь? — переполошился я, а Лера всё таращилась в потолок.

Её депрессивное состояние всё больше приближалось к критической стадии. Вчера она была не в настроении что-либо обсуждать. Безучастно выслушала рассказ о проваленном ритуале, оправдала поведение Хеллсинга чередой неудач в личной жизни и развитии в магической сфере на фоне вредных привычек и завалилась спать.

— Успеваем мы в твою церковь. — Лера встала с кровати и подошла к шкафу. — Только выйди, мне надо переодеться.

Я без нареканий выполнил её просьбу и с опаской осмотрел дверь в родительскую спальню, вспоминая в подробностях свой сон, и наконец осмелился войти.

Малиновые стены плескались в солнечных лучах. Широкая кровать, шелковистый бордовый плед, нескольких пухлых подушек и мягкое красное сердечко с надписью «I Love You».

* * *

Мне не было стыдно за эти слёзы. Да, мужчине негоже плакать, максимум допускается «скупая мужская слеза» в самые горестные периоды жизни, но кто запретит страдать душе?

Несколько свечей озаряли в полумраке золотую фигуру распятого Иисуса, какие-то побольше, какие-то почти уже догоревшие, дешёвые тонкие и чуть дороже толще, и каждая источала любовь и скорбь пока ещё живого к уже умершему. Я чувствовал горе всех, кто ставил эти свечи, а себя мне пришлось оплакивать самому. Такая вот у меня судьба.

Лера не видела моих слёз. Она вообще не смотрела на меня, завороженная мирно колышущимися огоньками, и вряд ли думала обо мне сейчас. И мне было всё равно. Косой взгляд, недоумение, тактичное молчание — да что вообще всё это, когда ты осознаёшь, что мёртв, и смотришь на свечку в церкви, поставленную за упокой твоей души!

Исполинские иконы, свечи и запах ладана и древесины навивали тоску и умиротворение одновременно. Четверо прихожан, женщина и трое детей разных возрастов, крестились и кланялись перед свечами за чьё-то здравие. Их боль я тоже ощущал. Кем бы ты ни был, несчастный тяжело больной, — отцом, братом, сестрой, иным родственником или близким другом — дай Бог тебе скорейшего выздоровления и отсрочку от свечи в уже другом месте.

Каждый отчаявшийся в беде приходит сюда.

Утерев слёзы, я попытался взять себя в руки, но везде, отовсюду на меня буквально обрушивались оползни и ливни чьих-то страданий. В конце концов, когда ко мне повернулась Лера, я стремительно вышел из церкви, перекрестился, спустился с крыльца и только тогда смог перевести дыхание.

* * *

Погода сегодня была сравнительно тёплая, целых плюс пять градусов. Глядишь, и снег скоро растает. Уже чувствовалось, что через неделю наступит всеми любимое долгожданное лето — пора отпусков, каникул и отдыха в тундре, гаражах и на туристических базах.

В разгар дня улицы заполнились людьми. Всем хотелось погреться на обычно холодном солнце и, вызвонив друзей и родственников, вооружившись детьми, собаками и — куда без этого! — шапками, люди вышли на прогулку.

Когда мы покинули территорию церкви, Лера надела наушник, дабы притвориться, что говорит по гарнитуре, и томно произнесла:

— Я сделала, что ты просил. Уж извини, что не приняли записку об упокоении — ты не крещённый, здесь я помочь ничем не могу, но свечка стоит. Тебе стало легче?

На самом деле, мне нечего было ответить, и я неопределённо бросил:

— Как тебе сказать.

В молчании мы перешли дорогу и свернули в тихий двор, но и там были люди.

— Может, тогда оставишь меня в покое? — апатично произнесла она. — Уходи к Дёме. Больше мне нечем тебе помочь.

Об этом я уже задумался и сам. Дело сделано, свеча за мой упокой стоит, ничего больше меня рядом с Лерой не держит, кроме одного факта — она одна меня видит. Вот только мне это не даёт ровным счётом ничего.

Меня продолжал тревожить мой странный сон и чувства, испытанные мной у могилы Лериного отца. Быть может, в этом кроется хотя бы часть разгадки того, что я такое и почему я здесь. А иначе вряд ли бы всё это происходило со мной.

Сейчас, испытав величайшее разочарование в своей смерти, я чувствовал себя опустошённым, как измятая пластиковая бутылка. С чего, с чего я вообще взял, что мне так необходима эта свечка? Я искал совсем не то, что мне нужно. Мне не помог ни Бог, ни предводитель настоящих некромантов, а если я застрял по той причине, что меня не крестили, значит…

Значит, мне остаётся только биться головой.

— Странно. — Лера остановилась посреди улицы и задумчиво уставилась в телефон. — Хеллсинг прислал какое-то MMS.

Я пожал плечами.

— Так просмотри его.

— Ага! Ты знаешь, сколько у меня денег сейчас сожрёт, если я включу интернет? — хмыкнула она, но на закачку MMS-сообщение всё-таки поставила.

— Ну не смотри. Мало ли что там тебе прислал этот нарик. А вообще, я тебя предупреждал в день нашей встречи и не поленюсь ещё раз — нельзя общаться с такими людьми! Или тебя на иглу посадят, или вообще, не дай бог…

— Лёша не наркоман! — кинулась Лера на защиту сомнительного приятеля. — Я не знаю, что с ним в последнее время, он просто вдруг помешался на некромантии, стал слишком забегать вперёд, но для её развития нужны годы и годы практики. Он же занимается этим недавно и, само собой, не может обогнать Дёму, вот и бесится, и все его вредные привычки оттуда.

Я хохотнул.

— Все беды из-за вас, женщин!

— Я-то здесь при… — возмутилась Лера и тут застыла с открытым ртом, уставившись в экран телефона. — Это… это что?

Я встал за ней, глянул из-за её плеча и неопределённо обронил:

— Фотка какая-то.

Лера защёлкала пальцами по клавишам, чтобы увеличить фотографию и вблизи рассмотреть лица двух мужчин, улыбающихся в камеру в дружеском объятии.

Я удивлённо присвистнул.

— Вот-это-да-а-а!

— Никита… — Мобильник дрогнул в руках Леры. — Что это?!

— А ты не узнала?

— Нет, скажи мне ты! Что это такое?!

Конец ознакомительного фрагмента.