Айрис. Изменчивыми тропами

Юлия Арниева, 2023

Многие мечтают начать жизнь с чистого листа. Наверное, и я об этом мечтала – не помню. Мои первые воспоминания начинаются с тёмной подворотни со снующими по ней мерзкими крысами. А моя жизнь, как оказалась полна веселья и поклонников. Но другая я, та что очнулась, уверена – это не так! И требует найти себя! Что ж отправимся на её поиски!

Глава 3

Дни сменялись днями, очень похожими друг на друга. Нескончаемая грязная посуда, чистка овощей, рыбы, безобразно костлявой с ужасно колючими плавниками. Мытьё липких затоптанных полов, чистка очага, вынос мусора, из которого несло тухлым мясом, свежими огурцами и тиной. Всё это слилось в один бесконечный жуткий морок.

Сегодня, привычно поднявшись ещё до рассвета, с трудом разлепив глаза, я с ужасом осознала, что в этом кошмаре нахожусь уже пятый день и за всё время я ни разу не покидала это злачное место. Тёмную подворотню без единого проблеска света и дуновения ветерка, окружённую высокими глухими стенами, я не принимала в расчёт, она как будто была неотъемлемой частью трактира.

Задумчиво кроша овощи для Луиса, сидя на колченогом табурете, подальше от жара печи, я невидящим взглядом смотрела в ведро и понимала, что этот ужас стал меня затягивать. Я уже не вздрагивала от громких криков, улыбалась похабным комплиментам пьяниц, воров и бандитов. Умело уворачивалась от липких потных ладоней, желающих меня полапать. Спокойно засыпала в кровати, не обращая внимание на песни, хохот и ругань. А ещё я научилась воровать… убираясь в одной из комнат, стащила зеленоватый брусок мыла, спрятав его у себя в шкафу. Незаметно подобрала оброненную кем-то монету, схоронив её в кармане фартука, а после спрятала в тайник. И привыкла к постоянным болезненным щипкам тётушки Берты, так она просила себя называть.

— Готово, — произнесла, поднимаясь с табурета, тряхнув головой, избавляясь от жуткого наваждения. Я подтолкнула ведро Луису, решила, что пора изменить хоть что-то в ставшей уже привычной жизни, добавила, — мне надо выйти.

— Недолго, а то Берта будет орать, — предупредил Луис, слегка поморщившись. За эти, казалось бы, бесконечные дни мы успели подружиться. Я не рвалась в зал, стараясь вообще меньше появляться в нём, не возмущалась и выполняла всю работу, порученную поваром.

— Хорошо, — кивнула, вытирая руки о грязный фартук, — прикроешь?

— Двадцать головок лука, — тут же выставил счёт Луис, зная, что вот его-то чистить и крошить я не любила.

— Хм… тогда не надо, — хмыкнула, покидая жаркое помещение.

В зале уже не было свободных мест. В дальнем углу тёмного помещения два стола были сдвинуты суровыми на вид мужиками — охрана частого гостя трактира «У тётушки Берты». Невысокий упитанный старичок перевозил огромные, битком заполненные чем-то мешки в соседний город и частенько останавливался в трактире выпить пару кружек пива. За столом у окна спиной к выходу устроился щуплый, с длинными засаленными волосами парень, время от времени навещавший нашу хохотушку Розу. Высокую, тучную, с рыхлым телом, девушку, которой всё никак не удавалось вывести свои веснушки. У столика, приютившегося возле барной стойки, темноволосая, с выдающимися нарумяненными скулами, Лилия, чуть выдвинув оголённую ногу, склонилась так, чтобы была видна её грудь, соблазняла местного констебля. Вороватого, любящего выпить, но щедрого и ласкового ухажёра. Вероятно, сегодня выпала её очередь идти с ним в комнату. А значит, Мальва, пухлая, больше похожая на шарик с ножками, женщина, с редкой шевелюрой блёклых волос, сквозь которую виднелась кожа, ночью снова будет распевать похабные песни. Всё это я узнала, наблюдая и слушая рассказы рыдающих девиц, которые несколько раз в день забегали к нам на кухню.

— Айрис! Тебя никак из кухни выпустили, — проворковала Мальва, скатываясь со второго этажа, — нос воротишь и всё надеешься приличного мужика здесь отхватить.

— Какое дело, — огрызнулась в ответ, уже зная, что в этом месте уважают только силу.

— Так и останешься нищей приживалкой у тётки, — язвительно бросила растрёпанная после бурно проведённого времени женщина, так щедро замазывающая белилами морщины, что, казалось, стукни — и всё осыплется, — мне б твоё молодость и красоту, уж я бы не сидела здесь.

— Но у тебя этого нет, — ответила, насмешливо улыбнувшись, — иди, отвар выпей, изо рта помоями несёт.

— Ты…, — задохнулась от возмущения «шарик», но быстро сдулась.

Я была искреннее рада, что продолжать этот бессмысленный разговор Мальва не решилась, а гордо вскинув голову, так что стала видна розовая кожа на её затылке, поплыла на кухню. Я же поспешила к парадному выходу, ощущая смутную тревогу и охватившее меня волнение. На мгновение замерев в нерешительности у повидавшей жизнь двери, дрожащими руками коснулась щербатого, потрескавшегося от времени дерева, с силой толкнула её.

Солнце! Первое, что я увидела, это было солнце. Ослепительное до рези в глазах… оно ласковым теплом погладило моё лицо, шею, немного припекло слишком оголённую грудь… А потом ветер, чуть прохладный, пахнувший морем и приторной сладостью цветов, взъерошил мои волосы и ловко стряхнул пыль и крошки с подола платья.

За дверью трактира бурлила жизнь, другая, насыщенная светом и красками. С совершенно иным шумом и запахом. Застыв на пороге, я смотрела как женщины, одетые в наряды куда скромнее, чем мой, спешили по своим делам. Мужчины большей частью на улице отсутствовали. Несколько мальчишек играли возле двухэтажного дома, кидая длинную палку в сложенные башенкой камешки. Два пса со стороны наблюдали за ребятнёй, но близко подходить не решались. В окне дома напротив старушка с седым пучком волос, собранным на макушке, поливала большой куст с яркими бутонами цветов. Рыжая кошка с сердитым шипением спрыгнула с балкончика, спугнув голубей, когда часть воды полилась ей на спину. По мощённой камнем улице проехала двуколка, в ней сидели две нарядные девушки, которые громко обсуждали вчерашний день. Их радостный беззаботный смех ещё долго звучал в моей голове.

Всё, увиденное мной, было таким… другим, словно там, за дверью, стоило мне только открыть её, я окажусь в мире, полном грязи, боли и ужаса.

— Айрис! Комнаты не убраны, а эта бессовестная девка прохлаждается! — прошипела за моей спиной тётушка Берта, больно ткнув пальцем мне между лопаток, — иди прибери. Восьмая и десятая освободились.

— Хорошо, — обречённо кивнула, мысленно пообещав себе, что я обязательно выберусь из этого кошмара.

— А ты чего сидишь здесь! Я сказала, ближе к дороге иди, там людей больше ходит, — продолжила хозяйка трактира.

Удивлённо оглядевшись в поисках к кому обращается тётушка Берта, я потрясённо смотрела на ребёнка, испуганно вжавшегося в стену у самой двери трактира. Перед крохой стояла жестяная банка, на дне которой сиротливо валялась медная монетка.

— Кто это? — взволнованно спросила, всматриваясь в грязное, с чёрными дорожками от слёз на впалых щёчках, лицо. В этом маленьком, худеньком теле, с кепкой не по размеру, надетой на голове, с серыми, давно не чёсанными волосами и в залатанной курточке, было трудно определить пол и возраст ребёнка.

— Вот приютила приблуду, — недовольно заворчала женщина, — два дня назад побирушка её приволокла, поели, выпили, а расплатиться нечем. Оставила эту в залог, сказала, придёт, а нет уже два дня.

— Может, женщине плохо стало? — обеспокоенно проговорила, опускаясь перед ребёнком, — ты знаешь, где твоя мама?

— Молчит, не разговаривает, — буркнула тётушка, — да и не мать она ребёнку, совсем не похожи, украла, поди.

— Как? И что теперь? Надо заявить, наверное…

— Кому она нужна, — зло бросила хозяйка, — я жалостливая, ты знаешь. Не стала гнать на улицу, место для сна выделила, кормлю, но чтоб задарма харч не переводила, посадила здесь, да толку… молчит, а повыла бы жалостливее, подкидывали бы монеток больше.

— Я… нужно покормить ребёнка, и пить наверняка хочет, на улице жарко.

— Так утром давала всё, — фыркнула тётушка.

— Этого мало, — рыкнула в ответ, впервые за всё время нахождения здесь, — я отведу его на кухню.

— Из твоего жалования вычту пять монет, — оскалилась женщина, уверенная, что я откажусь.

— Подавись!