Айседора Дункан. Модерн на босу ногу

Юлия Андреева, 2016

Перед вами лучшая на сегодняшний день биография величайшей танцовщицы ХХ века. Книга о жизни и творчестве Айседоры Дункан, написанная Ю. Андреевой в 2013 году, получила несколько литературных премий и на долгое время стала основной темой для обсуждения среди знатоков искусства. Для этого издания автор существенно дополнила историю «жрицы танца», уделив особое внимание годам ее юности. Ярчайшая из комет, посетивших землю на рубеже XIX – начала XX в., основательница танца модерн, самая эксцентричная женщина своего времени. Что сделало ее такой? Как ей удалось пережить смерть двоих детей? Как из скромной воспитанницы балетного училища она превратилась в гетеру, танцующую босиком в казино Чикаго? Ответы вы найдете на страницах биографии Айседоры Дункан, женщины, сказавшей однажды: «Только гений может стать достойным моего тела!» – и вскоре вышедшей замуж за Сергея Есенина.

Дульси и взрослый мир

Кода Дульси исполнилось шесть лет, то есть она была во втором классе, пришедшая домой раньше обычного мама застала на полу своей комнаты соседских ребятишек, которые еще и ходить-то толком не могли. Надев юбку сестры (в то время Лиза уже жила у бабушки) и подвязав волосы, Дульси делала странные движения руками, которые малыши пытались повторять за ней. Заметив мать, девочка объяснила, что уже час как открыла собственную школу танцев и это ее ученики. Дора тут же села за пианино и начала аккомпанировать импровизированному уроку.

Казалось бы, игра — но с того дня соседки повадились оставлять малышей вернувшейся из школы Дульси, платя ей за это какие-то деньги или принося угощения. Все заработанные средства младшая Дункан отдавала матери.

В семь лет наша героиня неожиданно познакомилась с собственным отцом, который разыскал оставленную им семью в ее непрестанных странствиях. Встреча получилась бурная: мама побледнела и заперлась в спальне, со старшим братом Августом случилась истерика, Раймонд мог только таращиться и махать руками. Весьма удивленная произошедшим, девочка вернулась к ожидающему на лестнице папе, который не удивился и не обиделся тому, что его не желают видеть, а взял дочку за руку, повел ее в кондитерскую, где впервые в жизни она лакомилась дорогими пирожными и мороженым, мечтая сразу же по возвращении домой убедить семью присоединиться на следующий день к их пиру. «Папа обещал!» Бедная Дульси, да, она могла смягчить сердце злой на мужа Доры, уговорить братьев, но… ни на следующий день, ни через неделю папа не появился, и она напрасно прождала его, мечтая еще хотя бы раз пройтись по улице рядом с родным отцом. Впрочем, жизнерадостная Дульси не обиделась на своего непутевого папу, который, назначив ей встречу, немедленно уехал в

Лос-Анджелес, где у Джозефа Дункан была новая семья, жена и, возможно, дети…

За четыре года работы класс мисс Дункан заметно увеличился, детей к ней теперь приводили не только соседские мамочки, черные толстые кормилицы и строгие воспитательницы вели за ручки и везли в колясках разодетых крошек, дабы те посещали модные уроки. Переодев малышей для урока танцев, мамки и няньки отправлялись дышать воздухом в парке или болтали на скамеечке перед домом. Кроме того, Дульси, или теперь уже Айседору, начали приглашать вести уроки танцев в богатые дома. Так что девочке вдруг стало некогда учиться, о чем она и заявила матери.

— Какой смысл тратить время на школу, когда я уже неплохо зарабатываю? — Вопрошала десятилетняя дщерь и сама же отвечала на свой вопрос: — Решительно никакого. В школе я только теряю время. Уверена, что мне не понадобится девяносто процентов из того, что там преподают, что же до книг, то я всегда смогу брать их в библиотеке. Кроме того, школа реально мешает моей работе.

Будет ее младшая дочь получать образование или нет, Доре было плевать, но ее убежденность и целенаправленность завораживали. Резкая, решительная с отменной фантазией, с каждым днем Дульси все больше и больше походила на своего отца, авантюриста и поэта. На человека, которого Дора упорно пыталась выкинуть из головы, но которого продолжала боготворить.

Однажды, когда Айседора еще училась во втором классе, желая утихомирить иногда весьма резкую своевольную девочку, кто-то из школьного начальства рассказал ей об исправительных заведениях, в одно из которых мисс Дункан рискует попасть, если не исправит своего в высшей степени предосудительного поведения. Внимательно выслушав, что ее ждет в означенном месте, Дульси могла только горько рассмеяться: «А в каком заведении, по-вашему, учусь я? Ведь наша школа делает все возможное, чтобы исправить и убить все то прекрасное, чему я научилась дома!»

Оставив школу, три года Айседора Дункан работала с классом у себя дома и бегала на частные уроки. Все деньги уходили на семью, и лишь небольшая их часть была, в конце концов, выделена ей на покупку длинной юбки. Теперь Дульси делала высокую прическу, кроме того, она была рослая, намного выше своих сверстниц, так что никто из учеников и их родителей не мог определить истинный возраст юной учительницы танцев. Когда же мисс Дункан начинала торговаться, ее глаза приобретали фиолетовый оттенок моря в бурю и метали молнии, а рыжие ирландские волосы горели, словно маленький факел, — кто бы мог подумать, что так смеет вести себя тринадцатилетняя девочка?!

Айседора Дункан. 1880 г.

Меж тем, переехав в очередной раз, семья осела в Окленде, в двадцати минутах танца от публичной библиотеки, куда частенько забегала Айседора. Читала она все подряд, просто радуясь любой новой истории, не важно, о чем она. А чего не радоваться, когда все они заканчивались свадьбой с последующим неземным счастьем. Как и все девочки, Айседора грезила о «долго и счастливо», представляя себя в роли любимых героинь. Впрочем, несколько раз ей попадались книги, в которых любовь отнюдь не выходила победительницей и дети не были желанными, а отчего-то назывались «позором семьи», о девушках, отдавшихся нежной страсти и пострадавших от этой своей слабости. Поражало, что в таких историях общество однозначно порицало женщину, на которую сразу же сваливались все горести. Об этом следовало подумать.

Одним из любимейших развлечений жителей Окленда был театр «Тиволи», в котором показывали комедии. Билет стоил недорого, театральный зал был оборудован на манер недорогой пивной, то есть там стояли широкие деревянные столы, и зрители были обязаны, кроме входного билета, заказывать себе сандвичи с пивом. Особыми театралами среди жителей славного Окленда слыли чадолюбивые отцы семейств, которые по выходным брали своих малышей в театр, где дети либо ползали под столами, играя друг с дружкой, либо, если они все же желали увидеть представление, за которые их папаши выложили свои трудовые центы, считалось незазорным усадить малышей прямо на стол среди пивных луж, крошек и мисок, вручив им по свежему сандвичу. От такого времяпрепровождения дети были в восторге, а если владелец театра или кто-то из «служителей Мельпомены» и начинал ворчать о нецелесообразности приводить в театр непьющих зрителей, отцы семейств мужественно брали питейную повинность на себя. Так что в конечном итоге все были довольны.

Заглянув раз в оклендский театр, Дора запретила своим детям бывать там, так что им из всех бесплатных развлечений осталась единственная в этом милом местечке библиотека.

Старалась, по возможности, выбирать для юной Дункан самые интересные книжки, заведующая библиотекой — известная поэтесса Айна Донна Кулбрит. Неудивительно, Айседора была так похожа на своего отца… Кто знает, быть может, когда-то живя с ним, Айна и мечтала, что рано или поздно они поженятся, после чего Джозеф заберет у своей жены сына или дочку — все равно Доре не поднять четверых, и будет тогда у Айны любимый ребенок от любимого человека. Сама госпожа Кулбрит не имела детей и с чисто материнской нежностью заботилась о своих юных читателях, среди которых, как мы теперь знаем, был знаменитый в будущем писатель, а в то время парнишка всего-то на год старше Айседоры, некто Джек Лондон³. Посещая одну и ту же библиотеку, они не познакомились, да Айседора и не искала знакомств, ибо была влюблена. И не просто влюблена — желая открыть хоть кому-то душу, рассказать о своих чувствах, Айседора вслед за многими героинями полюбившихся романов принялась вести дневник. Но разве можно спрятать что-то в доме, где проживает целый табор, который в любую минуту может сорваться с места и понестись неведомо куда, потеряв дорогой заветную тетрадку? Айседора изобрела шрифт и писала все свои «откровения» исключительно в виде шифровок.

А вообще, странно складываются человеческие судьбы, избирательно составляет муза истории Клио узор из крошечных жемчужинок и мелкого бисера. Вот казалось бы, жила-была Айна Донна Кулбрит — поэтесса и лауреат многих поэтических конкурсов Калифорнии, интересная, образованнейшая для своего времени женщина. А запомнилась потомкам исключительно как библиотекарь, выдающий книги рослой рыжей девочке Айседоре Дункан и маленькому замкнутому мальчику Джеку Лондону. Осталась в воспоминаниях этих детей, да вот еще Ирвин Стоун биографический роман о Джеке Лондоне написал, «Моряк в седле» называется. Так и сохранилась Айна в памяти потомков — умным библиотекарем, а уж потом прекрасной женщиной и талантливой поэтессой… но, может быть, так и надо?..

…Тайна придавала особый романтизм, а Верной, так звали молодого человека, казалось, читал у нее в душе. Айседоре в ту пору, если верить ее собственным мемуарам, исполнилось тринадцать лет, юноша работал в аптеке и пару раз в неделю приходил в школу мисс Дункан заниматься танцами. Не в школу для малышей! К тому времени были открыты курсы современных танцев для молодежи. Там они познакомились, подружились и стали вместе посещать балы и вечера, о которых сама хитренькая Айседора говорила не иначе, как о дополнительной практике, столь необходимой в постижении искусства танца.

Разумеется, он понятия не имел, сколько лет юной учительнице, она же строго-настрого запретила членам семьи раскрывать тайну. На всякий случай, меж собой было условлено говорить, будто бы ей шестнадцать.

Страдая от страсти и не смея открыться прекрасному Верною, девочка убегала из дома, чтобы, пройдя несколько миль, постоять перед окнами его комнаты или изредка заглянуть в двери аптеки, в которой работал ее избранник.

Поняв, что желающих учиться у нее с каждым годом становится все больше и больше, так что она уже не может разорваться между ними, Айседора упросила маму забрать сестру Елизавету, которая несколько лет как воспитывалась у их бабушки. Надо ли говорить, что Лиза моментально попала под мощное обаяние властной Айседоры и вскоре изучила основу нового танца, надела точно такую же юбку и тоже пошла преподавать. Это было более чем своевременно, потому что теперь Айседора могла выкроить уже больше времени для своего Верноя.

О чем они говорили? Верной рассказывал Айседоре о работе в аптеке, о том, что не пройдет и пары лет, как начальник сделает его своим замом, а потом, возможно, и возьмет в долю на правах компаньона. Недавно Верной составил свой индивидуальный гороскоп у известного в городе астролога, и тот обещал ему быстрый карьерный рост и удачную женитьбу.

При слове «женитьба» у Айседоры ноги подкашивались и делалось трудно дышать.

Верной же, словно не замечая состояния учительницы танцев, разворачивал перед нею журнал «Здравый смысл», в котором номер за номером, уже другой, на этот раз заезжий астролог давал уроки считывания небесных знаков. Конечно, «Здравый смысл» зазывал желающих посетить курс лекций, на которых астролог будет объяснять более подробно правила астрологии и ответит на любые заданные ему из зала вопросы, помогая желающим получить сведения об этом небесном искусстве, по возможности полно удовлетворить свое любопытство. Но Верной пока не решался потратить указанную в объявлении сумму — 10 центов за одно посещение, тем не менее он покупал все номера журналов, благодаря чему уже немного разбирался в этой науке. Айседора предпочитала любовные романы, хотя зачитывалась и «Здравым смыслом», редакция позиционировала свое детище как «единственный атеистический журнал к западу от Скалистых гор». Во всяком случае, там говорили о равноправии мужчин и женщин, вопрос, живо интересовавший мисс Дункан. Кроме того, на страницах этого прогрессивного издания регулярно публиковались интервью известных магов и специалистов, общающихся с миром мертвых. Вообще, в Сан-Франциско было невероятно много спиритистов, так как они пользовались бешеным успехом. Доходило до того, что горожане обращались к специалистам, практикующим спиритизм, с вопросами, стоит ли поднимать жалованье служанке, хорошо ли будет поехать в праздник за город и какое платье, розовое или фиолетовое, рекомендуют покупать духи великих полководцев и царей к ближайшему празднику?

Спириты устраивали как индивидуальные сеансы, так и коллективные, последние обычно проводились среди друзей, коллег по работе, соседей или в кругу какой-то определенной семьи, но бывали и клубные общения с духами, проходившие по определенным дням недели.

Кроме повального увлечения спиритизмом и астрологией, народ в Сан-Франциско обожал разнообразные курсы, на которых можно было получить новые полезные сведения относительно устройства собственной жизни. Молодые девушки посещали не только уроки кройки и шитья, не только учились танцевать и держать себя в обществе, непременно осваивая карточные игры и принятые «в свете» жаргонные выражения, но еще более часто шли на лекции, посвященные таким темам, как борьба с заниженной самооценкой, курсы, помогающие духовному раскрытию из разряда «почувствуй себя богиней», «стань настоящей охотницей», «научись говорить “нет”». Молодые люди отдавали последние деньги на тренинги: «Как впустить богатство в свою жизнь», «Почему мы боимся перестать быть бедными», «Бедность, ее причины и средства борьбы с нею». Общества «филоматов» предлагали организовывать нечто вроде коммун, дабы жить, не испытывая на себе и своих детях пагубного влияния окружающего мира с его алчностью, жадностью и растущей преступностью.

Что же до «страшного мира», так он действительно был таковым. Америка представляла собой многонациональный постоянно пополняемый новыми мигрантами бурлящий котел, в котором приезжие предпочитали жить по законам, принятым на их родине, а зачастую обходились вообще без законов, выживая, как получается, и пытаясь любым способом закрепиться на новом месте. К примеру, текстильная фабрика «Калифорния Коттон Миллз», что располагалась на 17-й улице Восточной стороны Окленда, ее владелец был родом из морского города Абердина, выписывала работниц только из Шотландии. Все девушки как на подбор были из деревень, ни одна не знала языка, и все они целиком и полностью зависели от своего «благодетеля», который обдирал их дочиста, год за годом вычитая деньги, потраченные на переезд и устройство на новом месте.

Но если от скромных приезжих девушек, с утра до ночи работающих у ткацких станков, трудно было ожидать больших неприятностей, выписанные для работы на заводах мужчины порой представляли реальную опасность на улицах. Очень часто они связывались с криминалом и являлись участниками различных правонарушений, вплоть до поножовщины и грабежей. Кроме того, приезжие реально занимали рабочие места, которые еще вчера принадлежали коренным жителям. Самые обычные разносчики газет — профессия, исконно принадлежащая мальчишкам школьного возраста, теперь оспаривалась между детьми оклендцев и их приезжими сверстниками. При этом вчерашние иностранцы брали за свою работу порой в два раза меньше, нежели местные, а работали не многим хуже. Так, если ежемесячный доход разносчика газет составлял 12 долларов в месяц, пришлые могли удовлетвориться шестью. При этом они еще и из кожи вон лезли, пытаясь любым доступным путем сохранить за собой свое место, чего не скажешь о местных ребятишках, для которых зачастую работа являлась приработком, позволяющим иметь наличные для собственных развлечений.

Не стоит думать, будто бы 7 долларов — это небольшие деньги. Когда Джеку Лондону исполнилось тринадцать лет, а был он всего на год старше Айседоры и жил в том же Окленде, ему удалось скопить 2 доллара, на которые он купил старую-старую лодку, на этой посудине мальчик ходил по извилинам дельты, а иногда решался ненадолго выйти в залив. Конечно, это, с позволения сказать, судно протекало, на нем не было выдвижного киля, лодку то и дело заливало водой, она могла попросту опрокинуться, но все же это была самая настоящая лодка, на которой он рыбачил или перевозил грузы!

Позже за 6 долларов он приобрел подержанный ялик и еще на доллар 5 центов перекрасил старую посудину, за два доллара приобрел парус, за доллар сорок центов — весла.

Маленькие проворные мальчишки самых разных национальностей быстро расставляли кегли в кегельбане и подносили пиво, успевая шустро протирать столики, кланяясь за каждую подаренную им мелкую монетку, и не обращали внимания на оплеухи и затрещины.

Портовые города говорили на множестве языков, так что для простоты представители одной национальности старались селиться рядом, быстро открывая собственные пансионы, столовые, кафе и магазинчики, в которых старались придерживаться обычаев далекой родины. Тем не менее невозможно же все время сидеть в одном-единственном квартале, да и не закроешься от желающих попробовать новых экзотических блюд, приобрести что-то в лавочках или снять дешевую, не говорящую еще на английском девчонку. Не закроешься, да и зачем?

На каждом углу те же мальчишки-разносчики предлагали опиум, их хозяину товар доставлялся напрямую из порта, после чего порошок распределялся малыми порциями, которые и предлагали клиентам пронырливые детишки. Другие пацаны тут же бегали с лотками, полными пачек самых различных сигарет, в некоторые из которых были вложены картинки с изображениями знаменитых скаковых лошадей, парижских красоток, ну и, естественно, чемпионов бокса. Коллекционировать картинки — страсть всех мальчишек того времени, кроме того, собранные серии можно было сбыть за весьма приличные деньги, так что, продавая очередную пачку, маленький собиратель не отходил далеко от покупателя, стремясь хотя бы краем глаза узреть момент, когда тот достанет вожделенное сокровище и… о, если вдруг это оказывалась та самая, недостающая карточка?! Несчастного покупателя ждала вторая серия уговоров, просьб, коммерческих предложений или даже слез. В результате мальчишку либо прогоняли взашей, либо он становился счастливейшим обладателем картинки, пополнившей его драгоценную коллекцию.

И если мальчики из хороших семей проводили дни напролет в местном яхт-клубе, одетые, точно беспризорники, дети вчерашних эмигрантов за малую денежку драили палубы, очищали днище от ракушечника, приобретая морские профессии на практике.

Многочисленные лавки старьевщиков принимали лоскуты, бутылки, мешки и жестянки, обычно все старое и ветхое, тем не менее вся эта мелкота пользовалась огромным спросом как раз в среде не успевших еще обзавестись собственным имуществом приезжих. Поэтому в среде эмигрантов считалось незазорным рыться в мусоре, пока все те же пришлые, но более счастливые и обеспеченные, так как работали дворниками и уборщиками, не прогоняли бывших соотечественников, разграбляющих помойки на их участках.

Но рыться на свалках мусора или работать на подай-принеси — все-таки удел стариков и мальчишек, а нормальные мужчины искали себе работу по силам, например на консервной фабрике платили 10 центов в час при рабочем дне от 10 до 12 часов с небольшими перерывами. Если рабочие не справлялись с планом, приходилось работать хоть до полуночи, а последние трамваи уходили в парк в 11 часов ночи.

В общем, это счастье, что Айседора и Елизавета умудрялись не просто работать, а иметь свое собственное дело, а Дора аккомпанировала певцам или давала уроки музыки. Судя по всему, ни Раймонд, ни Августин и не пытались подрабатывать, хоть как-то вкладываясь в семейный бюджет.