Нити

Юлия Александровна Лисина

Жизнь – это сплетение. С кем-то. С чем-то. Вопреки чему-то. Но – навсегда. Идеальный узоров не существует – вы не найдёте их здесь. Только узлы, клубки, путаница. Возьмите один конец в руки, и, возможно, он выведет вас к новому или к самому себе.

Две

Деревянная колыбель раскачивалась из стороны в сторону.

Вперёд. Назад. Вперёд. Назад.

Зоя сидела рядом и качала её. Пустыми глазами женщина смотрела перед собой и напевала под нос старинную песню, слова которой тяжело было различить: перекрывал натужный детский плач.

Сколько он уже раздавался, ударяясь о стены этой бедно обставленной комнаты? Неизвестно: настенные часы уже два года сломаны. Время для женщины, как и остальное вокруг, кроме крохотного тельца в колыбели, покрытого красными пятнами, потеряло значение.

Ни чай, ни молоко, ни свежий воздух, ни воззвания со слезами к Богу не помогали: алых пятен на мягкой коже становилось больше. Скарлатина жгла ребенка изнутри. У Зои осталась только надежда на чудо. Надежда и дикая усталость.

Глаза женщины слипались, рука ослабевала, колыбель останавливалась. Тогда младенец — от недовольства или от боли — кричал ещё громче. Зоя вздрагивала, пару секунд недоумённо смотрела на сына и принималась качать колыбель с большей силой. Вперёд-назад, вперёд-назад, вперёд-назад.

Порой ребёнок засыпал. Зоя облегчённо выдыхала, убирала мокрую прядь с глаз и с нежностью смотрела на него. Она хотела погладить его пухлую щёку, но боялась дотронуться, боялась потревожить хрупкий сон. Женщина медленно толкала колыбель, наслаждаясь тишиной, пока сын не заходился в очередном приступе надрывного кашля.

Когда голубоватый свет, лившийся с улицы, погас, и комната постепенно заполнилась темнотой, взгляд Зои по-прежнему падал на окно, но ничего не замечал. Ничего и никого. Поэтому женщина вздрогнула, когда среди привычного вопля отделился глухой стук в дверь.

Женщина вздрогнула, но осталась сидеть на прежнем месте, пытаясь понять источник звука. Только когда постучали ещё раз, вскочила, чтобы открыть.

— Здравствуй, дочка, — голос старухи звучал ласково. Зоя с подозрением свела брови и осмотрела незваную гостью: пожилая женщина в тёмной заплатанной накидке, с грязно-серыми волосами, космы которых падали на сморщенное лицо, стояла, опираясь дрожащими пальцами о палку. Таких в деревне было полно, но эта старушка была незнакома.

— Вам чего? — спросила Зоя, скрестив руки на груди. — Денег не дам, сами с хлеба на воду едва перебиваемся.

— Да мне не деньги нужны, милая, что ты. Мне бы только водицы испить стакан, а то вся измучилась, пока шла. Не откажи в такой милости, дочка, — старушка подошла ближе ко входу. Женщина предостерегающе упёрлась рукой в дверной косяк. — Чу! Неужто дитё твоё так надрывается?

Зоя прислушалась: из глубины дома до неё долетел плач ребёнка. Нужно идти к нему.

— Обождите здесь, щас вынесу.

— Бедненький, маленький, — причитала старушка. — Чать, не болен ли он у тебя?

— Ждите здесь, — не заметив вопрос старушки, женщина уже отвернулась, чтобы зайти в дом, как почувствовала на плече руку.

— Позволь мне, дочка, внутрь зайти. На улице ветрище злой поднимается, а я старая, меня даже лёгкое дуновение в могилу свести может. Дай мне обогреться у тебя пару минут. Авось с дитём помогу тебе, я же не просто так из деревни в деревню хожу — людям помогаю. Не побрезгуй.

На улице действительно сильно похолодало. Зоя плотнее закуталась в шаль. Она медлила: была наслышана от односельчан, будто богомолки, знахарки и прочие странницы приходили к ним в дома за помощью, а оставляли в знак благодарности проклятия: у одного на следующий день куры все разом умерли, у другого пожар случился, у третьего жена в реку бросилась. Но старуха так по-доброму смотрела, будто и вправду хотела помочь.

Конец ознакомительного фрагмента.