Перстень Григория Распутина

Юлия Алейникова, 2018

Волшебник, гипнотизер, святой, экстрасенс – как только не называли Григория Распутина. Обычный крестьянин из маленькой деревеньки стал одним из самых влиятельных людей в Российской империи начала XX века. Кем был старец – злым гением или ангелом-хранителем? Для Дуни Кирилловой он стал другом и спасителем, а уходя в мир иной, Распутин оставил своей подопечной подарок, который защитил ее от ужасов революции и Гражданской войны. Перстень отца Григория охранял Дунину семью, пока не был похищен и из благословения не превратился в проклятие…

Глава 6

8 июля 2018 г. Санкт-Петербург

— Человека с фоторобота никто из родственников убитого не узнал, — вертя в руках распечатку с физиономией неизвестного, проговорил капитан Филатов. — Это значит, что Ситников действительно перепутал его с кем-то из знакомых. Или этот человек не был знаком его родственникам. Например, бывший коллега или больной. Поэтому Петухов его фотографии не нашел в семейном альбоме Ситниковых. А значит, работы у нас по-прежнему по горло. Может, у кого-то из присутствующих есть свежие идеи, предложения?

— Нет, — твердо ответил Никита Макаров.

— Значит, возвращаемся к обычному плану действий. Вот тут у меня биография покойного. Где родился. Где учился. Где жил, работал, кем, в какой должности. Все основные вехи. Наша задача — разыскать свидетелей каждого этапа жизни покойного, — привычно потирая бледные, худые щеки, объяснял оперативную задачу капитан. — Из приятного. Покойный родился и окончил школу в деревне под Тихвином. Кто готов выдвинуться в область? — обвел он взглядом присутствующих. Присутствующие стыдливо отводили глаза, не проявляя энтузиазма. — Ясно. Нет желающих. Тогда по-честному разыграем. Орел — решка.

— Орел! — поспешил ответить Никита.

Капитан достал из кармана пятачок, подкинул.

— Ну вот, Никита, и поезжайте, — бесстрастно заключил он. — Вот вам адрес и прочее. Поезжайте, найдите людей, знавших Ситникова. Соберите все сплетни, факты, в общем, что вас учить, вас всему в университете научили, — напутствовал он помрачневшего Никиту. — Поезжайте, юноша, не кукситесь.

Саня Петухов сидел все это время, вольготно развалясь на стуле, не пытаясь скрыть счастливую самодовольную улыбку. А почему бы, собственно, ему и не порадоваться? Он, что ли, вперед лез со своими «Орел! Орел!»? Вылез? Получи.

— Ну а вы, Петухов, займитесь институтскими товарищами покойного, педагогами, подругами и так далее. Возможно, он в бытность студентом состоял в спортивной команде или участвовал в самодеятельности, все прошерстите, всех разыщите. Важна каждая мелочь. Ну? По коням.

— А что, сегодня ехать? — мрачно поинтересовался Никита.

— А когда? Через месяц? — приподнял брови капитан. — Старший лейтенант Макаров, прекратите разводить демагогию. Сейчас десять часов утра, выясните, с какого вокзала идут электрички в Тихвин, и отправляйтесь; если повезет, до ночи обернетесь.

Лицо Саньки Петухова лучилось счастьем за товарища, и Никита с трудом удержался, чтоб не сказать коллеге какую-нибудь гадость.

Такая жара, а ему в Тихвин пилить, да еще и на электричке! Сколько туда хоть добираться? А еще от Тихвина до деревни этой, останавливается там электричка или еще пересадку делать надо?

Никита сидел возле компьютера злой и щелкал клавиатурой, пока раздражающе жизнерадостный Петухов разглагольствовал о том, что если Никите с Финляндского вокзала в Тихвин ехать, так они могут вместе до площади Ленина на метро прокатиться, потому как ему, Саньке, оттуда до Медицинского института можно на маршрутке доехать.

— Отвали, — буркнул Никита. — Мне с Ладожского.

На самом деле Никита решал нелегкую задачу, чем добираться до этого самого Тихвина, а затем еще и до деревни, в коей родился и вырос покойный Алексей Родионович Платонов, автобусом или электричкой, а то еще можно поездом дальнего следования, например, тем, что до Воркуты. Нет, на него Никита, пожалуй, что опоздал.

А вот, кстати, прямо за Тихвином через две остановки та самая деревня! Ха! Три с половиной часа до самого Тихвина и еще полчаса до деревни. Можно сказать, что ему еще повезло. Надо заскочить на вокзале в «Макдоналдс», взять с собой еды, большой стакан пепси-колы, мороженое, и в путь!

— Молодой человек, — окликнул Никиту в вестибюле пожилой книготорговец. — Вы уже приобрели юбилейный выпуск истории Петербургского Уголовного розыска? Редкое издание, все самые интересные дела, сотрудники. Возьмите, не пожалеете. А в следующем выпуске могут и о вас написать. Возьмите, полистаете на досуге, может, что-то интересное и для себя найдете.

Никита, разумеется, хотел пробежать мимо, извинившись и сославшись на спешку, но вспомнил о четырех часах тряски в электричке до деревушки под Тихвином. И передумал. В конце концов, подарит потом капитану Филатову, ему в тридцать с гаком воспоминания о давно минувших днях, наверное, будут интересны.

Саня дождался отбытия в Тихвин своего менее удачливого коллеги и, напившись дармовой казенной воды из кулера на дорожку, отправился в мединститут собирать данные на почившего Ситникова.

— Какого года выпуска, вы говорите? — спуская очки на кончик носа, поинтересовалась в отделе кадров суровая дама с пышным бюстом и жиденькими, коротко стриженными красно-рыжими волосами.

— В шестьдесят шестом.

— Ух ты! И что же вы хотите?

— Список его однокурсников и одногруппников. А также преподавателей, работавших в институте в то время, — скромно сообщил Саня.

— Ничего себе! Вы еще их адреса и паспортные данные запросите! — фыркнула сотрудница.

— А есть? — Ответом ему был выразительный взгляд. — Ладно, тогда то, что есть.

— Завтра приходите, попробуем подготовить, надо в архиве запрашивать. А насчет преподавателей, так идите на нужный факультет и ищите всех, кто старше семидесяти шести лет; возможно, кто-то из них и знал вашего студента, когда мальчиком был. Таких не так уж и много — возраст, — посоветовала дама, возвращаясь к своим делам.

— Ситникова Алексея Родионовича? — хмуря седые брови, поинтересовался невысокий пухленький профессор Логинов, к которому Сане посоветовали обратиться девочки из деканата. — Простите, а где он потом трудился?

— Ну, в этом… — судорожно соображал Саня, забывший в кабинете шпаргалку. — В центре Алмазова!

— Ах вот как. Дайте подумать, — вертел в руках очки старичок профессор. — Постойте, Ситников? Алексей Родионович? Ну, что же вы, конечно, мы знакомы, однокашниками не были, но встречались не раз. Профессор Ситников. Как же, прекрасно знаю! А в чем, собственно, дело? У нас, знаете ли, область интересов не совсем совпадает, но в принципе…

— Дело в том, что профессора Ситникова недавно убили, — решил не ходить вокруг да около Саня; было очевидно, что сам профессор Логинов Ситникова не убивал.

— Господи боже мой! — всплеснул он руками, роняя очки. — Что за ужас? Это правда? Когда это произошло?

— Два дня назад.

— И что же вы хотите от меня? Вы же не подозреваете?..

— Нет, конечно, — поспешил его успокоить Саня. — Просто мы ищем всех, кто знал профессора. Нам важны любые подробности, связанные с его жизнью. Даже с молодостью.

— Ах вот как. Мне не совсем понятен смысл, — понемногу успокаиваясь, проговорил профессор, — но что же, спрашивайте.

— Меня интересует любая информация о покойном, сплетни, слухи, скандалы, разногласия. Успехи за чужой счет. Официальные вехи его биографии нам уже известны, — напрямую сообщил Саня, чтобы время не терять на хвалебные панегирики.

— Ну, знаете! Это вы не по адресу обратились! — возмущенно воскликнул профессор. — Я вам не досужая сплетница!

— Я понимаю. Но в том-то и дело, что нам не нужны досужие сплетницы, нам нужно мнение серьезного уважаемого человека. Ведь я не журналист из желтой прессы. Мы расследуем убийство. Понимаете?

— Да я же своими разговорами могу навлечь неприятности на всеми уважаемых, невинных людей, неужели вы не понимаете?

— Или помочь убийце уйти от ответа. Вашему коллеге перерезали горло в кресле в собственном кабинете. Могу открыть вам небольшую тайну и только по секрету: его убил не хирург, действовал человек неопытный.

— Неопытный? Не хирург? Что ж, это облегчает задачу, — повеселел профессор. — Ну, что ж.

Он снова принялся энергично вертеть очки, но, как видно, это ему совершенно не помогло.

— Нет. Ничего, — сокрушенно вздохнул он. — Но знаете! Обратитесь к Эльвире Игоревне! Она его хорошо знала, ее ученики проходили у него практику, я очень хорошо это помню. И вообще, насколько я знаю, их связывают давние отношения.

— А кто эта Эльвира Игоревна и где ее найти?

— На кафедре сердечно-сосудистой хирургии. Кавинская Эльвира Игоревна. Попробуйте, молодой человек, — напутствовал его довольный профессор, радуясь собственной изворотливости.

И Саня пошел разыскивать кафедру, в надежде, что дама окажется на месте, все же начало июля не самое горячее время для институтских работников, многие уже в отпуске.

Сане повезло.

— Это она, — тихонько шепнула на ухо Сане секретарь кафедры, миниатюрная остроносая шатенка с россыпью мелких прыщей на щеках.

Эльвира Игоревна, рослая, крепкая, с копной седых волос и орлиным носом, сидела на кафедре за рабочим столом и что-то усердно строчила в компьютере. Вид она имела грозный и неприступный.

Но деваться оперу Петухову было некуда, и он, откашлявшись и набравшись смелости, шагнул к столу. У Сани был один недостаток. Когда он робел или смущался, то начинал безбожно хамить, чем окончательно портил дело.

— Я извиняюсь, мамаша, — дико, неуместно проговорил он, останавливаясь возле стола Эльвиры Игоревны. — Я из Следственного комитета, нам бы поговорить.

— Что, простите? — отрывая взгляд от компьютера, переспросила раскатистым грудным голосом Эльвира Игоревна.

— Поговорить бы, говорю.

— Простите, я, очевидно, не расслышала, а кто вы такой?

— Петухов Александр Васильевич, Следственный комитет, — справился наконец с собой Саня и достал из кармана корку.

— Любопытно. И что вам от меня угодно? — поворачиваясь к нему корпусом, спросила Эльвира Игоревна.

— Вы знакомы с Ситниковым Алексеем Родионовичем?

— Разумеется. А что, он что-нибудь натворил? — насмешливо поинтересовалась Эльвира Игоревна, в удивлении приподнимая густые седые брови.

— В некотором смысле, — не поддержал ее веселья Саня. Он не любил, когда свидетели шутили, тем более иронизировали. Они должны были трепетать и каяться. А иронизировать и шутить должен был он, Саня. — Алексей Родионович был убит седьмого июня, в собственной квартире. Ему перерезали горло, — лупанул он сразу, чтобы стереть с грозной физиономии Кавинской самоуверенную мину.

— Убит? Алексей Родионович? — побледнела Кавинская. — Как же так? Какой ужас! Это не шутка?

В отличие от своего коллеги профессора Логинова Эльвира Игоревна восприняла новость болезненно, и, чтобы продолжить разговор, ей понадобилось немалое время. Нет, она не плакала, не истерила, но, прыснув в рот вынутый из сумки нитроглицерин, засыпала Саню вопросами о случившемся. На кои он отвечал весьма уклончиво и неопределенно.

— Итак, — видя, что тетка немного пришла в себя, перешел к допросу Саня. — Как давно вы общались с покойным и насколько близки с ним были?

— Мы? Ну, даже не знаю. Довольно давно. Ведь мы общались исключительно по работе. Хотя и были знакомы еще с институтских времен, учились вместе. Алексей Родионович лет семь как вышел на пенсию, и после этого мы виделись с ним раз или два, на каких-то юбилейных мероприятиях.

— Значит, в прежние годы вы его хорошо знали?

— Можно сказать и так, — неопределенно кивнула седой массивной головой Эльвира Игоревна.

— В таком случае вы не могли бы припомнить, были в прошлом Алексея Родионовича скандалы, романы, интриги, враги, недоброжелатели, одним словом, люди, которые могли бы затаить на него обиду.

— А что, вы предполагаете, что это сделал человек из его прошлого?

— Мы прорабатываем все возможности, я лично отрабатываю эту версию, мои коллеги занимаются другими вопросами, — солидно ответил Саня.

— Что ж, дайте подумать, — сведя к переносице брови, прогудела Эльвира Игоревна. — Вас ведь не интересуют мелкие недоразумения, — проговорила она задумчиво. — А из серьезных историй мне на ум приходит только одна.

— Слушаю вас.

— Это было в конце восьмидесятых, в пору расцвета всяческих СП, совместных предприятий, если вы понимаете, о чем я говорю, — с сомнением взглянула на собеседника Эльвира Игоревна.

— Это с иностранцами, да? — продемонстрировал свой кругозор Саня.

— Именно. По сути, все эти предприятия, как позднее стало ясно, имели исключительно потребительскую направленность. Украсть наши научные разработки, опробовать на нас недоработанные медикаменты и так далее. Вот на почве этих самых экспериментов и разгорелся тогда скандал.

— Пожалуйста, изложите этот случай подробно.

— Пожалуйста. На одном отделении с Алексеем Родионовичем работал весьма перспективный доктор, талантливый, надо сказать, человек, амбициозный, можно сказать, даже слишком амбициозный. После горбачевских реформ и открытия железного занавеса он с головой погрузился в новые реалии, стремясь по максимуму использовать для собственного продвижения открывшиеся перед нашими гражданами новые возможности.

— Как звали этого коллегу и что с ним в итоге вышло? — начал терять терпение Саня от этих пространных рассуждений.

— Звали его Новицкий Владислав Янович, он был кандидатом наук, очень перспективным, как я сказала, ученым, часто выезжал на зарубежные конференции, печатался в медицинских журналах, в медицинской ленинградской среде был человеком весьма известным, — откинувшись на спинку стула, рассказывала Эльвира Игоревна.

— А дальше что?

— Дальше случилось так, что несколько пациентов, которых он вел как лечащий врач, скончались, и произошло это как-то одно к одному. Провели вскрытие; Алексей Родионович как заведующий отделением лично взял на контроль эти случаи и даже провел расследование. Изучил истории болезни умерших пациентов, побеседовал с выжившими пациентами Новицкого; в результате он выяснил, что тот на собственный страх и риск, без согласования с руководством применял в качестве терапии еще не доработанный зарубежный препарат, по сути, ставя незаконный эксперимент на собственных пациентах, разумеется, без их ведома и согласия. Разгорелся грандиозный скандал, отголоски которого даже прозвучали в прессе. Новицкому грозил суд и даже лишение свободы. Тогда еще имели место всяческие общественные меры порицания вроде партийных и профсоюзных собраний, Новицкий испил чашу позора до дна. И главным его обвинителем во всех инстанциях выступал именно Алексей Родионович, глубоко возмущенный столь безответственным отношением к человеческой жизни, подобающим не советскому врачу, а аферисту. Тогда еще Советский Союз был жив. Как я сказала, скандал был немалый, но все же доводить дело до суда не стали. Новицкого уволили по статье за несоответствие, с выговором и всеми возможными карами; по сути, карьера его как врача была навеки погублена. Единственное, что ему светило после этой истории, работа в районной поликлинике, и то после существенного перерыва, но в его возрасте, с его опытом, амбициями и шлейфом недавно отгремевшего скандала подобное стало бы немыслимым унижением. Он пропал с нашего медицинского горизонта. Чем он занимался в последующие годы, мне неизвестно. Но могу уверенно утверждать, что крахом своей жизни и карьеры Новицкий обязан был именно принципиальности Алексея Родионовича. Потому как Ситников, имей он такое желание, мог бы замять эту историю, но не пожелал поступиться врачебной этикой.

— Где же сейчас этот Новицкий?

— Понятия не имею. Я же вам объяснила, что он исчез с нашего медицинского горизонта.

— А где он работал, там же, где и покойный Ситников?

— Ну да. Как я уже вам объясняла, Алексей Родионович заведовал отделением, а Новицкий был его подчиненным.

Ну что ж. Первый подозреваемый прорисовывается, покидая институт, размышлял Саня. Если, конечно, этот Новицкий не помер, лет с тех пор прошло немало. Но если не помер, он вполне мог превратиться в длинного, опустившегося субъекта, чей портрет восстановила по памяти соседка покойного Ситникова. Эх, жаль, он не прихватил с собой фоторобот, мог бы Кавинской предъявить, с опозданием сообразил Саня.

Разыскать Новицкого оказалось делом несложным. Даже ехать никуда не пришлось. Хватило нескольких телефонных звонков. А пока информация по Новицкому для Сани собиралась, он с удовольствием перекусил в «Бургер Кинге», заодно закадрил двух студенточек, светленькую и темненькую, и обеих пригласил вечером в кино, решив, что тогда не спеша и сделает выбор, с какой дальше крутить, а для компании можно Макарова пригласить, если он, конечно, из Тихвина своего вернется. Ну а нет, так можно кого-то из ребят захватить, хоть Ромку, хоть Димку Чесова.