Крест Иоанна Кронштадтского

Юлия Алейникова, 2016

С особняком на углу Малой Никитской и Вспольного переулка москвичи давно связывают мрачные легенды. Ничего удивительного, что здесь являются привидения и оживают тени прошлого, ведь в этом тихом уголке старой Москвы жил сам Лаврентий Берия, всесильный и безжалостный палач, державший в трепете всю страну. Но легенды легендами, а журналистка Маша Семизерова действительно пропадает у дома Берии. Не исключено, что она попала в чужую эпоху по ошибке, и теперь остается только отыскать спасительный крест святого Иоанна Кронштадтского, который помогает всем, кто запутался в собственной судьбе и в блужданиях во времени…

Глава 9

— Ты выяснил, что Лидия Артемьева делала в Замоскворечье? — Капитан Кочергин был, как всегда, не в духе. Новые постановления партии и правительства требовали от него результативности, коммунистической настойчивости и инициативности в борьбе с криминальными элементами, не говоря уже о повышении раскрываемости. Начальство выражалось проще, зато требовало жестче. Сегодня утром он получил очередную головомойку. Несмотря на награды и благодарности в личном деле, отчитали его как мальчишку! На заседании присутствовал новый начальник управления, пришедший к ним со стороны, ни бельмеса в сыскном деле не понимающий, зато горластый и политически подкованный. Сперва сделал выговор всему коллективу за безынициативность, слабую раскрываемость и недостаточное внимание к задачам, которые ставит перед ними партия и правительство, а потом прошелся поименно. И надо сказать, что задел не только Кочергина, но и других заслуженных сотрудников, в чьем профессионализме сомневаться не приходилось.

Обидно, что штафирка какая-то тыловая, морда жирная так его перед товарищами унизила! И это его-то! Да он со школьной скамьи в милицию пришел, у него на счету три ранения, половина Бутырки им посажена, а они… Обида давила грудь капитана Кочергина, в боку горело и пульсировало, во рту стояла жгучая горечь.

— Нет, — покачал головой в ответ на вопрос начальства ясный, как солнышко, румяный лейтенант Алексеев, хлопая густыми белесыми ресницами. — Мать с сестрой говорят: у них там ни знакомых, ни родни нет. Сами они на Бронной живут, школа рядом, после школы Лида всегда сразу домой, к экзаменам надо было готовиться. Еще она в школьном театральном кружке занималась.

— Погоди, какая школа, сейчас же каникулы? — поднял от стола хмурое лицо капитан Кочергин, сглатывая изжогу.

— Да нет. Они сейчас экзамены выпускные сдают, а перед экзаменами у них какие-то подготовительные занятия, час-два в день, — пояснил Алексеев, заглянув в свой блокнот. — Еще они в театральном кружке какую-то постановку к выпускному готовили. Артемьева пела хорошо и вообще способная была девушка, мне ее учителя говорили. Подруги ей даже советовали в театральный поступать, но мать настаивала, чтобы сперва профессию получила, а театром можно в клубе после работы заниматься, — докладывал лейтенант Коля, то и дело поглядывая на графин с водой.

— Да напейся ты, хватит графин гипнотизировать, — не выдержал его страданий Кочергин.

Коля Алексеев с радостью схватил мутный граненый стакан, наполнил его до краев и выпил большими жадными глотками, счастливо причмокивая.

— Дальше давай, — буркнул капитан, завистливо глядя на жизнерадостного, пышущего здоровьем и энергией молодого коллегу, которого простой стакан воды смог привести в состояние чистейшего блаженства.

— Дальше. В тот день она тоже была на репетиции, закончили они часов в пять, с подружками попрощалась возле школы, домой больше не вернулась.

— Нужны свидетели, Коля, нужны свидетели, — постукивая по столу пальцами, проговорил задумчиво Кочергин. — Не сквозь землю же она провалилась средь бела дня. К тому же если она с подружками прямо возле школы попрощалась, значит, ее кто-то ждал. Скорее всего, ухажер какой-то.

— Почему вы так думаете?

— Потому. Постой возле школы после уроков, понаблюдай: все девчонки стайками разбегаются. А раз она у самых дверей попрощалась, наверняка ее провожатый ждал где-нибудь за углом. Учитывая, что девица была видная, зрелая, вывод сам собой напрашивается. Да и медэкспертиза показала, что был у нее кто-то. Не девица она уже.

— А может, ее изнасиловали? — взволнованно спросил лейтенант Алексеев, еще слишком юный и неопытный, а потому красневший как маков цвет, когда речь заходила о вопросах интимных.

— Не похоже. Ты лучше поговори с ее подружками, наверняка они что-то знают. Просто делиться не спешат, стесняются или боятся. И еще, съезди в гастроном, походи вокруг, с местными жителями пообщайся. Должны быть хоть какие-то свидетели. Как-то же ее туда доставили, не сама же она пришла. Была без сознания, значит, несли или везли, а значит, шум машины должен был кто-то услышать, — с напором говорил капитан. — Работай, Коля, работай, и Синигина с собой возьми, он мужик приметливый, к тому же как никто умеет с населением работать. Хотя с девицами лучше сам. Ты парень молодой, симпатичный, тебе и карты руки. И похитрее, понастойчивей. Лучше их по одной до дома провожай, так они быстрее разговорятся.

— А может, сестра или мать знают, с кем она дружила? — не без энтузиазма спросил лейтенант, вспомнив смешливых глазастых девиц в школьных платьях и фартуках.

— Дружила? Нет, Коля, тут не дружба, и уж маменька точно не в курсе, а вот с сестрой поговори. Может, что-то и знает. Они же почти ровесницы?

— Погодки, — вздохнул лейтенант.

— Вот-вот. Попробуй.

— Разрешите, товарищ капитан? — бодро спросил лейтенант Алексеев, распахивая дверь кабинета. — Входи, Синигин, входи! — отступая в сторону и проталкивая в нее невысокого плотненького оперативника с седоватыми висками и прищуренными хитроватыми глазами, приговаривал лейтенант. — Раскопал, Павел Евграфович! Раскопал!

— Что раскопал? Здорово, Синигин, проходи, садись, — приподнимаясь и протягивая через стол руку вошедшему, как всегда хмуро спросил Кочергин.

Безрадостность его была всем известна, а потому нисколько не смутила довольного успехом лейтенанта.

— Синигин нашел свидетеля! Точнее, свидетельницу, — хлопая товарища по плечу, докладывал лейтенант. — Ох и хитрый! Прикинулся сантехником и по квартирам прошелся, почти весь квартал обошел, три дня ходил, а раскопал!

— Ладно, то, что Синигин молодец, я и сам знаю, — потирая привычным жестом желтушные щеки, откликнулся капитан. — Докладывай, Тимофей Григорьевич.

Плотный седоватый оперативник промокнул большим клетчатым платком потную шею под воротником белой полотняной толстовки.

— Докладываю, — попросту начал Синигин, мечтательно глядя на портрет Сталина, украшавший выкрашенный унылой серо-зеленой краской казенный кабинет. — Женщина, пенсионерка, живет одна в доме № 17, на пятом этаже, это в том, что двумя окнами во двор гастронома выходит. Окна эти аккурат в туалете, под самым потолком, так и не дотянешься, и со стремянки тоже, потому как горшок цветочный мешает стремянку поставить. И с горшка тоже не заглянешь. Дом старый, потолки высокие. В общем, при первом осмотре было ясно, что в эти окна никто ничего увидеть не мог, да и грязные они, их, наверное, лет сто никто не мыл, — развел маленькими пухлыми ручками Синигин. — Увидеть не могли, разве что услышать. Пошел по комнатам, народ в тех квартирах живет обыкновенный, в основном рабочие, там завод недалеко, им комнаты и давали. Никто ничего не видал, не слыхал, ночью спят все, им колобродить некогда, на смену с утра, а день был будний, я уж и так и этак подкатывал. Мол, слыхали, тут у вас женщину убитую нашли, может, видели чего или слышали? Вот один мужик и пошутил, ты, мол, у мадемуазель Кларетт спроси, она у нас запорами мается, ночи напролет в нужнике сидит. Что за Кларетт, спрашиваю. Да Клара Робертовна, говорит, его жена — в конце коридора проживает. Иду туда. Открывает старуха, седая, лохматая, в халате с птицами, и глазки мне строить начинает. Вся комната в афишах цирковых, и на них, точно, написано: «Мадемуазель Кларетт, танец на трапеции». Я ей тоже пару раз подмигнул, про афишки спросил, она, ясное дело, размякла, даже графинчик коньяку откуда-то выудила. Тяпнули мы по рюмашке, тут я про убийство и ввернул.

— Ну? — поторопил его вытянувший шею Кочергин.

— Видела она убийц той ночью, — коротко и довольно выдал Синигин.

— Да не тяни ты! Как она их видела, где?

— В том самом окне туалета, — положив ногу на ногу, самодовольно покачивая ею, заявил Тимофей Григорьевич.

— Синигин, ты мне это брось. Выкладывай давай, чего она видела и как. Сам же только что говорил, что до окна никак не дотянуться.

— Ага, нам не дотянуться, а ей, старушенции этой, очень даже легко, — усмехнулся Тимофей Григорьевич, но, поймав гневный взгляд капитана, ломаться перестал. — Ловкая она, хоть и старая. Да и не очень старая, а только курит много, голос хриплый и седая вся, а так еще вполне, — одобрительно заметил Синигин и смутился, увидев вопросительно приподнятую бровь капитана. — Я к тому, что подвижная очень она, все-таки всю жизнь на арене провела, сейчас, правда, в детской цирковой студии работает. А в ту ночь она, точно, запором маялась, и пока в гальюне скучала, услыхала шум какой-то со двора. Машина вроде подъехала, и ворота лязгнули. А во дворе-то только гастроном, кому там чего ночью понадобилось? Она и полюбопытствовала — вдруг ограбление. — Синигин не удержался и крякнул, усмехнувшись: — И ведь сообразила же! Туалет-то узкий, вот она спиной в одну стену, ногами в другую — и поднялась к окошку. Как раз вовремя. Увидела машину у ворот, какая марка, она не знает, не разбирается, но похожа, по ее рассказам, на «ЗИМ». Когда она до окошка добралась, ворота во двор уже были открыты и тип какой-то возле черного входа в гастроном крутился.

— Как этот тип выглядел? Во что одет? — закуривая, спросил Кочергин. Протянул пачку папирос Синигину, а Алексеева только по ладони хлопнул: — Здоровье береги, молод еще смолить.

— Одет вроде в военную форму. Двор-то освещен плохо, только с улицы свет шел, потому как лампочку, что над входом в магазин, они выкрутили.

— Откуда знаешь? — тут же уцепился капитан.

— Оттуда же, от свидетелей. Все опрошенные говорили, что во дворе магазина по ночам лампочка над дверью горит. Да и сторож потом подтвердил, что в тот день, когда тело нашли, он вечером магазин закрывал, свет включил, как всегда, над дверью — а лампочка не горит. Он сперва думал, перегорела, но потом подкрутил маленько, и порядок.

— Молодец. Наши пропустили и отпечатки пальцев не сняли, — мрачно проговорил капитан, стуча пальцами по столу.

— Так мы же приехали — светло было, солнце шпарило вовсю, вот ребята про лампочку и не подумали, — горячо заговорил Алексеев, чувствуя, что кому-то из коллег мало не покажется.

— А ты помалкивай, нечего за них заступаться, они на убийство выезжали, а не с девушками гулять, — цыкнул на него капитан. — Продолжай, Синигин.

— Этот военный без головного убора был, с пятого этажа свидетельница разглядела только, что темноволосый и вроде как высокий, потому что, когда в машину за телом лазил, очень уж наклонялся. И худощавый. Был с ним еще один, из машины вышел, только когда тело выгружали. Точнее, свидетельница не знала, что тело, просто сверток какой-то длинный, во что-то темное завернутый. Думала, левый товар привезли, посмотрела, как в магазин занесли, подумала, что заведующая из-под прилавка толкает что-то, и все. Дела свои доделала и спать пошла, — закончил отчет Синигин.

— А что ж она молчала, когда про убийство узнала? — сердито шлепнул рукой по столу капитан.

— Испугалась, — посерьезнев, проговорил Тимофей Григорьевич. — Понимаешь, Павел Евграфович, она хоть и циркачка, но далеко не дура, и, если бы не коньяк и задушевная беседа, так бы ничего и не сказала.

— Это еще почему? — не понял капитан Кочергин.

— Сам подумай. Приехали на черном «ЗИМе». Она думает, что это, наверное, «ЗИМ», в любом случае простые граждане на таких машинах не ездят. Дальше — человек в форме. В какой? А пес его знает, поди в темноте разбери. Да и вообще, кто они такие, люди эти? Один так легко с воротами справился и дверь в магазин в момент открыл. А о том, что сторож все на свете проспал, к обеду в тот день уже вся округа знала.

— И чего с того? — продолжал упираться Кочергин.

— А того, раз они так по-свойски в магазин проникли, значит, знали, куда шли и что сторож — старый пьяница. Один из них точно из местных был. К тому же убийство такое зверское, кому охота так же на крюк попасть? Никому, — наставительно проговорил Синигин. — Вот и молчала. И сейчас официально ничего подписывать не станет. Как только проговорилась, так сразу и пожалела. И вообще у нее вся семья по известным статьям сроки отбывает, как враги народа, я справки наводил. Она и в коммуналке-то этой оказалась только потому, что за передовика производства перед войной замуж выскочила со страху и фамилию поменяла, а он в 1942-м погиб. Вот она в этой комнате и проживает. Так что дамочка запуганная, слова из нее лишнего больше не вытянешь.

— Ясно, — затушив в пепельнице окурок, проговорил капитан. — Так что мы в итоге имеем? Двое соучастников на черном «ЗИМе», предположительно в военной форме. Погоны она, естественно, не рассмотрела?

— Нет, и насчет военных… Скажем так, она видела людей в форме, — поправил капитана Синигин.

— Ладно. И один из них предположительно высокий и местный, потому что хорошо ориентировался.

— И предположительно темноволосый, — добавил Синигин.

— Не густо, — откидываясь на стуле, заключил Кочергин. — А у тебя что, Алексеев? Разобрался с девицами?

— У Лидии Артемьевой были поклонники, иногда ее приглашали в театр, иногда в кино, иногда в парк погулять, девушка была красивая, — пересев к столу начальства, начал рассказ лейтенант. — Были среди поклонников и студенты. Но все они либо были хорошо знакомы с семьей, либо учились с Артемьевой в одной школе, либо были официально представлены маме. Сейчас я проверяю их алиби. Но сестра говорит, что в последнее время Лида очень изменилась. Стала замкнутой, подавленной, часто плакала, маме говорила, что нервничает из-за экзаменов. Но сестра, ее, кстати, Леля зовут, думает, что у Лидии была несчастная любовь. И еще она думает, что тот человек старше Лиды и, возможно, женат.

— Почему она так решил? — заинтересовался Кочергин.

— Приятель Лели видел однажды, как Лида садилась в машину к какому-то военному, — хмуро пояснил Алексеев.

— С парнем разговаривал? Когда это было? — оживился капитан.

— Недели за полторы до ее исчезновения. С парнем говорил, но он ничего толком не рассмотрел, кроме самой Артемьевой. Правда, сказал, что садилась она в черный «ЗИМ», номер не запомнил. Кто сидел за рулем — не видел, потому что Лида садилась назад, а пассажира было не разглядеть из-за сидения. Да и отъехали они быстро, а парень далековато стоял.

— Та-ак. Уже кое-что, — потирая руки, проговорил Кочергин. — Теперь, ребятки, надо навалиться на подружек. Не поверю, что она ни с кем не откровенничала, быть такого не может. Синигин, как думаешь, кто лучше справится, ты или Николая послать? — В голосе капитана звучала легкая веселость, настроение его улучшилось, даже цвет лица стал не такой желчный.

— Пусть Колька поработает, он молодой, ему с девками сподручней будет, — подмигнул лейтенанту Синигин.

Тот только вздохнул.