Израиль моими красивыми глазами

Юл Ханчас

Бог: – Мы, дружной компанией, очень повеселились, читая задорные тексты гениального израильтянина. Пишет маслом он лучше, чем пером, но чисто поржать можно. Простительно, как дилетанту. Журнал Playboy: – Не читали, но на обложке офигенный красавчик. Моисей: – Значит, не зря я водил сорок лет по пустыне, которую, ставшую впоследствии Израилем, так красиво описал в своих рассказах Юл Ханчас.

Конь ортопед

В начале 90-х, в Израиле приближался очередной пейсах. Еврейская пасха — это и долгожданное время длинного отпуска, и полное отсутствие всего не кошерного в магазинах. Поэтому в это прекрасное весеннее время, в Израиле делать абсолютно нечего. Наша молодая, дружная компания репатриантов из бывшего СССР, не обладая тогда большими финансами для путешествия по Европе, Америке или Азии, выбрала дешёвого соседа, Египет. Недозахваченные Израилем территории. Шикарный берег красного моря, с пёстрыми рыбками и бескрайними пляжами, могли вполне себе хорошо уместиться на карте Израиля. Но Моисей не дошёл, а Арик Шарон не решился. Поэтому, Дахаб стал для нас ближним зарубежьем.

В то время я баловался атлетизмом и всячески старался походить на Жан-Клода Ван Дамма. И так как я был красивее его, то тщательно прокачивал мускулатуру тела, чтобы обогнать кумира миллионов уже по всем параметрам. И именно перед долгожданным путешествием в Дахаб, на одной из тренировок, я подорвал спину и понял, что поездка моя накрылась еврейской пасхой. Боли в пояснице не отпускали, отдавая в правую ногу и молодое, боевое правое яичко.

Я очень сожалел и убеждал друзей ехать без меня. Но, к моему удивлению и скрытой радости, девочки из нашей компании предложили мне свою помощь в качестве грузчиков, только бы я поехал с ними. Нашпиговав попу уколами, меня бережно погрузили в такси уже за шлагбаумом после границы в Эйлате, и мы двинули на антикварном Пежо 405 через бесконечные горы в заветный Дахаб. Я стонал, но терпел. Мне даже полностью отдали заднее кресло, в котором я лежал, мечтая скорее выйти. Водитель — бедуин крепко и смачно затянулся гашишным кальяном, сказал УАХЛА, и со стеклянными глазами, вдавил педаль босой ногой погонщика верблюдов. По песочной дороге, без единого деревца и строения, между лысых гор, мы доехали до наших бунгало со скоростью 140 км за четыре часа.

Меня вытащили в позе сфинкса. Положили на бетонную кровать, покрытую коврами. Налили в качестве анестезии стакан вискаря из дьюти фри, и сами побежали смотреть рыбок в морской аквариум. Вискарик немного выпрямил и оживил меня. Еще пол стакана ирландского обезболивающего мне хватило до следующего утра. Но! Утром друзья сообщили мне, что у нас уже запланирована экскурсия на лошадях и верблюдах по горам, и надо ехать обязательно. Всё оплачено, кони заправлены и готовы морально и физически. Меня периодически под руки тащили на себе то Жека, то Шурик, то девочки. Я не притворялся, хотя имея хорошие актёрские способности, вполне таки мог.

Кони ждали. Мне достался конь размером XS. Я не мог на него взобраться сам. Коню что-то сказали на ухо на арабском. Он послушно лёг. Я аккуратно сел в седло. Конь, заметно пошатнувшись, встал. Со стороны было ощущение, что я достал с антресолей своего деревянного коня из детства и сел на него. Он немного перерос пони, став конём, но не дотягивал называться рысаком или арабским скакуном. Седло со стременами было рассчитано на лилипутов. Короче, все вокруг меня дружно ржали надо мной. Я гордо решил, что это над конём. Так было легче моему самолюбию.

Все уже сделали по три круга. Мой конь стоял. Я просил его и на иврите, и на русском, и на английском, даже на украинском языках, добивая арабскими словами. Но конь стоял. Гордо и безжизненно. Друзья катались. Оплаченное время подходило к концу. Конь стоял. Спина болела. Ко мне подъехал на своём коне мой друг Шурик. Отдыхая, он закурил сигарету. Посмеялся надо мной. Потом над конём. Потом опять надо мной. Еще раз над конём. Докурил и сдал немного назад. Я смотрел вперёд и не видел хитрые глаза Шурика. Ему повезло, иначе я бы его убил. Докуренный бычок Шурик крепко приложил в правую ягодицу моего недоконя. Конь рванул с места так, словно первая ракета полетела в космос. От перегрузок я почувствовал себя Гагариным. Успев вспомнить, что до этого я никогда не ездил на лошади, мои клетчатые шорты стали теплее в области паха. Конь нёсся со скоростью звука. На него можно было ставить ставки на ипподроме и он бы не подвёл. От жопы коня пахло жаренным и это только драматизировало ситуацию. Где у него тормоза и как поворачивать конём, я не знал. Ужаленный в жопу конь превращался в точку на горизонте. Наконец то устав, он повернул в сторону Израиля и поскакал назад. Я вцепился в него и молился богу Яхве. Не доезжая до финиша метров сто, конь резко затормозил. Встал на дыбы. Заорал, или что там кони делают, по — лошадиному. И, сбросил меня на землю. Упал я своими стокилограмами именно на больную спину.

На небе шли заключительные титры моего короткометражного кино жизни. Боковым зрением мне казалось, что друзья бегут ко мне с венками и все в чёрном. Я лежал и прощался с только что начавшейся, новой жизнью в Израиле. Друзья прибежали быстро. Аккуратно подняли меня. Девочки плакали. Ребята перемигивались и ржали в кулачки. Я сделал первый шаг. Удивился. Сделал второй. Третий. Побежал. Взял Шурика на руки. Побежал с ним. Упал. Отжался. Сделал тридцать приседаний. Попрыгал. Спина не болела. Не болела вообще! Я не верил себе. Конь подошёл ко мне и как то странно посмотрел на меня. Боком. Одним глазом. Мне показалось, что он даже улыбнулся и что то знает в медицине. Шурик стал извиняться, но я только обнял его и расцеловал, ибо именно с его окурочка и началось моё исцеление. В бунгало я допил вискарь и у нас в Египте закончился алкоголь. Но это уже совсем другая история…