Полиция

Ю Несбё, 2013

Когда офицера полиции находят мертвым на месте давнего нераскрытого убийства, в расследовании которого он участвовал, это вряд ли может быть случайностью. Когда то же самое происходит с двумя другими полицейскими, принцип этих преступлений становится столь же ясным, сколь и пугающим. Ни одно из тех старых дел не было раскрыто. Новые убийства совершены с невероятной жестокостью, а у полиции нет ни единой зацепки. И что хуже всего, они лишились своего лучшего следователя. А в это время в одной из больниц Осло лежит в коме тяжелораненый человек. Личность пациента хранится в секрете, его палату охраняет полиция… Впервые на русском языке!

Часть III

Глава 11

Похороны пациента прошли быстро и организованно, людей проводить его пришло немного. Священник даже не пытался сказать, что мужчину, лежащего в гробу, очень любили, что он прожил достойную подражания жизнь и заслуживает попадания в рай. Он сразу перешел к разговорам об Иисусе, который, по его утверждению, присудил всем грешникам walk-over^[25].

Пришедших было так мало, что их не хватило для переноски гроба, поэтому он остался стоять у алтаря, пока публика выходила из церкви Вестре-Акера в снежную метель. Львиная доля явившихся на похороны, а точнее, четверо были полицейскими. Они сели в одну машину и поехали в только что открывшийся бар «Юстисен», где их ждал психолог. Они стряхнули снег с ботинок, заказали пиво и воду в бутылках, которая была ничуть не чище и не вкуснее воды из ослоских кранов. Они подняли тост, обругав покойного, как и положено, и выпили.

— Он умер слишком рано, — сказал начальник отдела по расследованию убийств Гуннар Хаген.

— Слегка рановато, — произнесла руководительница криминалистического отдела Беата Лённ.

— Чтоб он горел долго и ярко, — подхватил рыжеволосый криминалист в замшевой куртке с рюшами Бьёрн Хольм.

— Как психолог, ставлю вам диагноз «отсутствие контакта с собственными чувствами», — произнес Столе Эуне, поднимая бокал с пивом.

— Спасибо, доктор, но наш диагноз — «полиция», — ответил Хаген.

— Отчет о вскрытии… — начала Катрина. — Мне кое-что показалось неясным.

— Он умер от инсульта, — сказала Беата. — Удар. Такое случается.

— Но он ведь вышел из комы, — вступил Бьёрн Хольм.

— Это может в любой момент произойти с любым из нас, — ответила Беата бесцветным голосом.

— Спасибо за информацию, — сказал Хаген, ухмыляясь. — Но теперь, когда история умершего закончилась, предлагаю взглянуть в будущее.

— Способность быстро побороть травматические явления определяет людей с низким интеллектом. — Эуне отпил из бокала. — Просто чтобы вы знали.

Хаген ненадолго задержал взгляд на психологе и продолжил:

— Я думаю, хорошо, что мы собрались здесь, а не в конторе.

— Да, кстати, а чего мы сюда пришли? — спросил Бьёрн Хольм.

— Чтобы поговорить об убийствах полицейских. — Хаген повернулся. — Катрина?

Катрина Братт кивнула и покашляла.

— Коротко о деле, чтобы и психолог был в курсе, — сказала она. — Двое полицейских убиты. Оба на местах совершения нераскрытых в прошлом преступлений, в расследовании которых они принимали участие. Что касается убийств полицейских, то у нас до сих пор не было ни следов, ни подозреваемых, ни предположительных мотивов. Что касается давних убийств, мы исходим из того, что они были совершены по сексуальным мотивам, на месте их совершения были найдены кое-какие технические улики, но ни одна из них не привела к конкретному подозреваемому. То есть на допрос вызывались многие, но постепенно они один за другим выпали из этого дела — кто из-за алиби, кто из-за того, что не соответствовал психологическому типу. А вот сейчас один из них вновь выставляет свою кандидатуру…

Она вынула что-то из сумочки и положила на стол так, чтобы всем было видно. Это была фотография мужчины с обнаженным торсом. Дата и номер на ней свидетельствовали, что это так называемая чернильная фотография — снимок заключенного, сделанный полицией.

— Перед вами Валентин Йертсен. Половые преступления против мужчин, женщин, детей. Первый раз его привлекали к ответственности, когда ему было шестнадцать. Он тискал девятилетнюю девочку, которую обманом заманил покататься на лодке. Через год на него заявила соседка. Она утверждала, что он пытался изнасиловать ее в подвальной прачечной.

— И как он связан с Маридаленом и Триванном? — спросил Бьёрн Хольм.

— Пока совпадает психотип, и, кроме того, женщина, предоставившая ему алиби на момент совершения убийств, только что сообщила нам, что соврала. Она сделала так, как он ей велел.

— Валентин сказал ей, что полиция пытается осудить его, хотя он невиновен, — добавила Беата Лённ.

— Ага, — протянул Хаген. — Из-за этого он может ненавидеть полицию. Что скажешь, доктор? Такое ведь может быть?

Эуне задумался с явным интересом.

— Конечно. Но общее правило, которого я придерживаюсь, когда речь идет о человеческой психике, гласит, что возможно все, что можно себе представить. Плюс еще кое-что, что невозможно себе представить.

— Пока Валентин Йертсен отбывал срок за нападение на несовершеннолетних, он изнасиловал и искалечил женщину-дантиста в Иле. Он опасался мести за это и решил бежать. Для того чтобы сбежать из Илы, не надо быть волшебником, но Валентин хотел сделать так, чтобы все подумали, будто он умер, и не стали бы его искать. Поэтому он убил соседа по тюрьме, Юдаса Юхансена, избил его до неузнаваемости и спрятал труп. Когда Юдас не явился на перекличку, его объявили сбежавшим. Потом Валентин угрозами заставил тюремного татуировщика нанести копию собственной наколки с лицом демона на единственное уцелевшее место на трупе Юдаса — на грудь. Он пообещал убить татуировщика и всю его семью, если тот когда-нибудь кому-нибудь об этом расскажет. В ночь своего побега Валентин переодел Юдаса Юхансена в свою одежду, положил его на пол в камере и оставил дверь открытой, чтобы любой мог туда попасть. Когда на следующее утро обнаружили труп того, кого приняли за Валентина, никто особо не удивился. Это было более или менее ожидаемое убийство заключенного, которого ненавидели больше всех остальных. Все было настолько очевидно, что у трупа даже не сняли отпечатков пальцев и, уж конечно, не провели анализ ДНК.

На некоторое время за столом воцарилась тишина. Вошел какой-то посетитель и хотел было присесть за соседний столик, но под взглядом Хагена переместился вглубь помещения.

— Ты хочешь сказать, что Валентин сбежал и живет-поживает, — подытожила Беата Лённ. — И что это он совершил как давние убийства, так и убийства полицейских. И что мотивом последних убийств стала месть полиции как таковой. И что он использует места совершения своих старых преступлений для совершения новых. Но за что конкретно он мстит? За то, что полиция делает свою работу? Тогда немногие из нас остались бы в живых.

— Я не уверена в том, что он мстит полиции как таковой, — сказала Катрина. — Надзиратель в Иле рассказал мне, что к ним приходили двое полицейских и расспрашивали некоторых заключенных об убийствах девочек в Маридалене и Триванне. Они разговаривали с самыми жестокими убийцами и рассказывали больше, чем спрашивали. Они указали на Валентина как на… — Катрина сделала паузу, — растлителя детей.

Все, включая Беату Лённ, вздрогнули. Удивительно, как одно слово способно произвести больший эффект, чем самые жуткие фотографии с места преступления.

— Даже если это было не настоящим смертным приговором, то чем-то очень похожим.

— И эти двое полицейских?

— Надзиратель, с которым я говорила, их не помнит, и их визит нигде не зарегистрирован. Но можно угадать.

— Эрленд Веннесла и Бертиль Нильсен, — произнес Бьёрн Хольм.

— Начинает вырисовываться определенная картина, вам не кажется? — заметил Гуннар Хаген. — Этот Юдас подвергся такому же жестокому избиению, какое мы наблюдали при убийстве полицейских. Доктор?

— Да-да, — ответил Эуне. — Убийцы — рабы привычек и придерживаются опробованных способов убийства. Или одинаковых методов выброса ненависти.

— Но в случае с Юдасом у жестокости была определенная цель, — сказала Беата. — Замаскировать собственный побег.

— Если события и вправду разворачивались таким образом, — ответил Бьёрн Хольм, — того зэка, с которым говорила Катрина, вряд ли можно назвать самым надежным свидетелем.

— Верно, — сказала Катрина. — Но я ему верю.

— А чего так?

Катрина криво улыбнулась:

— Как там Харри говорил? Интуиция — это сумма множества мелких, но совершенно конкретных вещей, которым мозг еще не успел дать определения.

— Может, откопаем труп и проверим? — спросил Эуне.

— Как же, — фыркнула Катрина.

— Кремирован?

— За неделю до этих событий Валентин составил завещание, в котором просил после смерти кремировать его как можно быстрее.

— И с тех пор о нем никто ничегошеньки не слыхивал, — сказал Хольм. — Пока он не пришил Веннеслу и Нильсена.

— Именно такую версию представила мне Катрина, — ответил Гуннар Хаген. — Она еще слабенькая и, мягко говоря, довольно дерзкая, но, пока наша следственная группа пытается добиться результатов по другим версиям, я хочу дать шанс этой. Именно поэтому я собрал вас здесь сегодня. Я хочу, чтобы вы составили маленькую группу особого назначения, которая проверит этот — и только этот — след. Остальным предоставьте заниматься большой следственной группе. Если вы возьметесь за это задание, то будете отчитываться непосредственно передо мной, и… — он покашлял, звук его кашля походил на короткие громкие выстрелы, — и только передо мной.

— Ага, — сказала Беата, — то есть…

— Да, вы будете работать втайне.

— Втайне от кого? — спросил Бьёрн Хольм.

— От всех, — ответил Хаген. — Абсолютно от всех, кроме меня.

Столе Эуне прочистил горло:

— А особенно от кого?

Хаген большим и указательным пальцем перекатывал туда-сюда складку кожи на шее. Веки его наполовину закрылись, как у ящерицы на солнышке.

— От Бельмана, — твердо произнесла Беата. — От начальника полиции.

Хаген всплеснул руками:

— Мне просто нужны результаты. Мы добились успеха, когда еще при Харри создали независимую маленькую группу. Но начальник полиции запретил это делать. Он хочет, чтобы работала большая группа. Может быть, мои слова покажутся вам криком отчаяния, но в большой группе полностью иссякли идеи, а мы обязаны поймать этого убийцу полицейских. Не поймаем — все развалится. Если же начнется конфронтация с начальником полиции, естественно, я целиком и полностью возьму ответственность на себя. В таком случае я скажу ему, будто не поставил вас в известность о том, что он не проинформирован о работе вашей группы. Но я, конечно, понимаю, в какое положение ставлю вас, поэтому вам решать, ввяжетесь вы в это или нет.

Взгляды всех присутствующих обратились к Беате Лённ. Все знали, что на самом деле решение будет принимать она. Если она согласится, то и они согласятся. А если откажется…

— Лицо демона у него на груди, — сказала Беата. Она взяла со стола фотографию и стала ее разглядывать. — Он похож на существо, которое хочет вырваться наружу. Прочь из тюрьмы. Прочь из собственного тела. Или из собственного мозга. Прямо как Снеговик. Возможно, он один из них. — Она подняла глаза и быстро улыбнулась. — Я в деле.

Хаген обвел взглядом остальных. Все поочередно кивнули.

— Хорошо, — сказал Хаген. — Я буду руководить обычной следственной группой, как и раньше, а Катрина будет формально руководить этой. А поскольку она работает в полицейском округе Бергена и Хордаланна, вам формально не обязательно отчитываться перед начальником полиции Осло.

— Мы работаем на Берген, — сказала Беата. — Ну а почему бы и нет? Выпьем же за Берген, люди!

Все подняли бокалы.

Когда они вышли из «Юстисена», начался небольшой дождь и воздух наполнился запахами гравия, бензина и асфальта.

— Позвольте воспользоваться случаем и поблагодарить вас за то, что позвали меня обратно, — сказал Столе Эуне, застегивая пальто фирмы «Бёрберри».

— Победители снова на коне, — улыбнулась Катрина.

— Прямо как в старые добрые времена, — произнес Бьёрн, удовлетворенно похлопывая себя по животу.

— Почти, — сказала Беата. — Не хватает одного человека.

— Эй! — остановил ее Хаген. — Мы договорились больше не говорить о нем. Его больше нет, и с этим ничего не поделать.

— Он никогда не оставит нас насовсем, Гуннар.

Хаген вздохнул, посмотрел на небо и пожал плечами:

— Может, и так. В Национальной больнице дежурила одна студентка Полицейской академии. Она спросила меня, бывали ли случаи, когда Харри Холе не смог раскрыть убийство. Сначала я подумал, что вопрос задан из любопытства, поскольку она проводила время в непосредственной близости от того человека. Я ответил, что дело Густо Ханссена так и не было до конца прояснено. А сегодня я узнал, что моему секретарю позвонили из Полицейской академии и попросили копию именно этого дела. — Хаген грустно улыбнулся. — Возможно, несмотря ни на что, он уже становится легендой.

— Харри всегда будут помнить, — сказал Бьёрн Хольм. — Лучше его нет никого, с ним даже рядом никто не стоит.

— Может, и так, — ответила Беата. — Но здесь стоят четыре человека, которые, черт возьми, недалеко от него ушли. Или нет?

Они посмотрели друг на друга. Кивнули. Попрощались, обменявшись быстрыми короткими рукопожатиями, и пошли в трех разных направлениях.

Глава 12

Микаэль Бельман видел фигуру над мушкой пистолета. Он прищурил один глаз и медленно отвел курок назад, слушая, как бьется его сердце: спокойно, но мощно. Он чувствовал, как кровь приливает к кончикам пальцев. Фигура не шевелилась, хотя ему казалось, что она двигается. Все потому, что сам он не мог стоять спокойно. Он отпустил курок, сделал вдох и снова сосредоточился. Снова поймал фигуру на мушку. Выстрелил. Увидел, как фигура вздрогнула. Вздрогнула так, как надо. Противник умер. Микаэль Бельман знал, что попал ему в голову.

— Везите труп сюда, мы сделаем вскрытие, — прокричал он, опуская свой «Хеклер и Кох P30L» и снимая защитные наушники и очки.

Он услышал электрический гул и пение провода, по которому к нему плыла фигура, резко остановившаяся в полуметре от него.

— Хорошо, — сказал Трульс Бернтсен, отпустил переключатель, и гул прекратился.

— Нормально, — ответил Микаэль, изучая бумажную мишень, покрытую рваными дырками на торсе и голове, а затем кивнул в сторону мишени со снесенной головой на соседней дорожке: — Но не так хорошо, как у тебя.

— Нормально для аттестации. Слыхал, в этом году ее не прошли десять и две десятых процента.

Трульс натренированными руками сменил свою мишень, нажал на переключатель, и новая фигура с пением двинулась в обратный путь. Она остановилась у металлической пластины с зелеными пятнами в двадцати метрах от них. Микаэль услышал легкий женский смех, донесшийся с одной из дорожек с левой стороны. Он увидел, как две молодые девушки склонились друг к другу и поглядывают на них. Наверняка студентки академии, которые его узнали. Все звуки в этом помещении имели свою частоту, поэтому, несмотря на грохот выстрелов, Микаэль слышал звук рвущейся бумаги и ударов свинца о металлическую пластину позади мишеней. После этого раздавался негромкий металлический звон падающей в коробку пули. Коробки стояли под мишенями и служили для сбора отстрелянных пуль.

— Более десяти процентов наших сотрудников на практике не в состоянии защитить ни себя, ни других. Что начальник полиции думает по этому поводу?

— Не все полицейские имеют возможность так много упражняться в стрельбе, как ты, Трульс.

— У которого так много свободного времени, ты хочешь сказать?

Трульс рассмеялся неприятным хрюкающим смехом. Микаэль Бельман присмотрелся к своему подчиненному и другу детства. Беспорядочно торчащие острые зубы (родители не удосужились выпрямить), красные десны. Все в нем было таким же, как и раньше, но что-то тем не менее изменилось. Может, дело в новой прическе? Или во временном отстранении? Такие вещи способны влиять на людей, которые раньше считались не слишком чувствительными. А может быть, они оказывают воздействие именно на таких людей, на тех, кто не привык постоянно проветривать свои чувства, кто держит их внутри и надеется, что со временем они исчезнут. Вот такие люди могли сломаться. Пустить себе пулю в висок.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

25

Техническое поражение (англ.).