Домой не по пути

Эшли Дьюал, 2020

Не верится, что я это сделала. Мне давно нужно было вырваться из родительского дома, но решилась я только сейчас, и все благодаря человеку, которого всю сознательную жизнь я считала самовлюбленным идиотом! Я запрыгнула к нему в машину, даже не представляя, что впереди меня ждут новые люди и города, музыка, танцы до рассвета и… сильные чувства. Он позволил мне стать частью своего безумия, и я не смогла ему отказать. Черт возьми, неужели после всего, что случилось, в моем сердце действительно осталось место для любви?

Глава 6

Мы едем с открытыми окнами. Джесси бренчит на гитаре, Кори вытягивает ноги, а я сижу у окна, опустив подбородок на сложенные в замок руки.

Зеленые бесконечные поля проносятся с немыслимой скоростью, и остается лишь их запах, лишь видение, смазанное и прекрасное, как и чувство в груди. Иногда мне кажется, что жизнь наша такая же смазанная, она несется как сумасшедшая. Дети хотят вырасти, а взрослые мечтают замереть или же проснуться молодыми. Сначала время тянется, словно засахаренный мед: медленно и раздражающе тягуче. Затем что-то меняется, время будто решает прислушаться к тебе и набирает обороты. На первых порах ты рад таким мнимым изменениям, но потом начинаешь спотыкаться, падать, разбивать локти, колени, бежать всё сложнее и сложнее, дыхание сбивается, в глазах двоится и смазывается, и нет в тебе уже прежней радости. Ты стареешь. И ты понимаешь, что жизнь подходит к концу, а ты так и не успел пожить.

Никогда бы не подумала, что окажусь в машине с незнакомыми людьми, что буду нестись навстречу неизведанному, в погоне за теми самыми ощущениями, которых у меня никогда не было. Но что моя жизнь без этого приключения? Что я вспомню, что расскажу своим детям, если они у меня будут? Что мой отец — алкоголик? Что жизнь моей матери — не жизнь вовсе, что мое детство прошло в тумане. В тумане от сигарет, что курил отец. В тумане от слез, что застилали глаза. Мне нечего рассказать. Хорошего, точно. О плохом мне много известно. А вот воспоминаний о выходных, проведенных с родителями дома, когда дворы завалены снегом, а школы закрыты, у меня нет. Нет у меня и того, что радовало бы. Я вдруг усмехаюсь. Нет, меня, конечно, радовало, когда отец домой не возвращался после посиделок в баре. Или нет — когда возвращался, но не бил меня. И опять-таки нет. Когда он возвращался, бил меня, но не сильно. Наверное, именно это меня и радовало. Но разве таким делятся? Разве это счастливые воспоминания?

Я распускаю волосы и встряхиваю ими. Мы несемся по прямой дороге уже часа три, и день набирает обороты, как и жара, спускающаяся на землю. Трава уже не зеленоватая, а скорее рыже-желтая. Затем в окне мелькают поля такого же золотистого цвета, как и кудри на голове Джесси. Его пальцы скользят по струнам гитары, и он поет очень тихо, но я слышу, как и Кори, и Тэмми, и Уилл.

Ты знаешь? С каких-то пор тут всё катится к черту.

Хотелось бежать от людей, суеты.

Свобода — как желание быть немертвым

В поисках себя и света, что в конце пути.

Голос у Джесси приятный. Гляжу на него и представляю, как выглядел он один, посреди темной улицы в поисках друзей, которые его кинули. Сердце екает, и к горлу подскакивает горечь, будто знаю я Джесси не день, а целую вечность. Я придвигаюсь ближе к ребятам и кладу голову на плечо Кори. Он тут же обхватывает меня за талию и прижимает к себе.

— Реган, отними у Бонда гитару, — неожиданно приказывает Тэмзи и прикрывает лицо ярко-красной банданой, — иначе я выкину ее в окно.

— Он классно поет, — вступаюсь я, — выпей таблетку, котик.

— Что?

— У тебя ведь эти дни, кажется.

Уилл прыскает и бросает взгляд в зеркало заднего вида. Мы с ним опять смотрим друг на друга, я вижу, что в его глазах больше нет предубеждения, теперь там интерес и ожидание. Мне это нравится, я хочу встретиться с ним взглядом.

— Что ты сказала? — восклицает Тэмзи и разворачивается. — Ты страх потеряла?

— Нет.

— Что значит нет?

— Нет значит нет, Тэмми.

— Это мое желание.

— Да ладно тебе, — встревает Кори, — Джесси круто играет. Джесси, ты круто играешь.

— Спасибо, старик.

— Мне наплевать. Я хочу включить музыку. Мы плетемся уже три часа по жаре, и от его гитары у меня в ушах звенит. Давайте сменим пластинку.

— Что не сделаешь ради тебя, морская нимфа, — соглашается Бонд и убирает гитару за спину — там багажник, закрытый пологом. На самом деле багажное отделение — огромный кузов, и туда поместились бы не только вещи Джесси, но и сам Джесси, и мы все, вместе взятые.

— Птенчик.

— Да?

Я придвигаюсь к Уильяму и упираюсь подбородком в спинку его кресла.

— Назови число от одного до восемнадцати.

— Столько раз мне придется делать тебе комплименты?

— Столько километров тебе придется бежать, — сухо сообщает Тэмми. Кажется, я ей совсем не нравлюсь.

— Нет, без подвоха, обещаю. Просто назови.

— Ладно. Восемнадцать.

— Тэмми, достань диски и отсчитай восемнадцатый. Нам ведь нужно музыкальное сопровождение, верно? Может, и в ушах у тебя звенеть перестанет.

Девушка недовольно цокает языком, но вытаскивает из бардачка стопку дисков. Пересчитывает их и косит на меня обсидиановыми глазами, будто из-за меня у нее неприятности.

— Восемнадцать, — выдыхает она и усмехается: — Ох, нам повезло, у нас прибавление в лице «великолепной четверки».

Тэмми тепло улыбается Уиллу, когда тот вставляет в магнитолу диск, и из колонок льется громкое и тихое, родное и чужое, далекое Help в исполнении The Beatles. Уилл кивает головой в такт, Тэмми трясет волосами, Кори и Джесси играют на воображаемых гитарах. Понимаю, что не хватает барабанной установки, и начинаю молотить руками по воздуху, довольно и широко улыбаясь. Слова песни — гимн любого потерянного подростка и вообще одинокого человека. Все сначала думают, что им никто не нужен, а затем жизнь сваливается на плечи — и до нас доходит, что должен быть близкий человек рядом, который сжал бы твою руку и сказал, что всё обойдется. Говорят, люди живут ради карьеры, ради денег и успеха, но так живут лишь те, кто разочаровался в жизни. Ведь едва ты находишь того самого человека, едва он сжимает твою руку, остальное теряет смысл. Очень часто внешними успехами мы пытаемся заглушить внутренние поражения. Не стоит ставить крест на человеке, который пашет на работе, не сидит на месте. Возможно, ему просто нужна помощь, нужен тот, кто возьмет его за руку и никогда больше не отпустит.

Начинается быстрая мелодия, и мы уже не просто танцуем, а рискуем раскачать машину. Тэмзи водит руками в воздухе, они буквально тонут в дыме от сигарет, плавают в нем и пропадают. А Кори хохочет, когда Джесси прижимается к нему спиной и поднимает ноги, продолжая играть на воображаемой гитаре.

В этот момент Уильям вдруг восклицает:

— Приехали.

Он резко поворачивает руль, колеса визжат по нагретому асфальту. Мы останавливаемся на обочине, и Уилл, сделав музыку невыносимо громкой, выпрыгивает из салона. Мы идем за ним, будто безумные. Даже не спрашиваем, что происходит, что мы делаем. Просто вываливаемся из машины и пляшем под палящим солнцем, до боли натирая ноги, которые начинают гудеть от диких танцев.

В этот момент смеется даже злая Тэмзи Пол, хохочет даже зажатый Кори Гудмен. Думаю, в такие моменты все плюют на приличия и просто получают удовольствие. Мы поднимаем пыль и топчемся в ее облаке, резвясь, словно дети. Я не помню, как оказываюсь рядом с Уильямом, как он подхватывает меня и кружит, кружит, кружит. И как мелодия становится другой, я тоже не помню. Я просто смотрю в глаза Уилла, который до сих пор обнимает меня, и слышу, как колонки хрустят от музыки, как великолепная четверка поет: «Всё, что тебе нужно, — это любовь».

— Ты никогда не окажешься там, где быть не должна, — говорит Уильям, щурясь от яркого солнца. В его глазах прыгают огоньки. — Слышишь? Это не я говорю, а парни, которые давно умерли, но они знали толк в жизни.

— Ты сумасшедший, Уильям Гудмен.

— Ты назвала меня полным именем?

— Да.

— Я тронут, птенчик.

Ничего он не тронут, а притворяется, но я почему-то смущаюсь. Отталкиваю его от себя и иду к Кори. Прыгаю ему на спину, и мы с ним носимся около машины, распрямив руки в стороны. Мы — птицы, и мысли о том, что мы — птицы, доказывают, что мы еще и свихнувшиеся.

Потом мы едем в Сиракьюс, сохраняя на лицах безмятежное выражение, будто сделали нечто незаконное, но очень и очень занятное.

У Кори горячая кожа, а у Уилла она и вовсе красная. Тэмми предлагает ему крем, но он отказывается, отмахнувшись рукой.

— Сколько еще до Сиракьюса? — спрашивает Джесси и поправляет пожар из волос.

— Чуть больше трехсот километров.

— Отлично. А мы остановимся?

— Мы только что останавливались.

— Ну, тогда я еще не знал, что хочу отлить.

— А теперь знаешь? Чувак, потерпи до заправки.

— А когда заправка?

— Минут через тридцать.

— Через тридцать? Ну ладно, потерплю.

Мы проезжаем три столба, два засохших деревца и одну рекламную вывеску, когда Джесси говорит:

— Вообще-то мне сильно хочется.

— Заладил! Неужели нельзя потерпеть?

— Ну да, я бы не просил, если б не сильно. Я туда и обратно, честное слово, просто я не выдержу и отолью прямо здесь, а ты ведь разозлишься, Уилл.

— Только посмей!

Мы вновь останавливаемся, и Джесси выкатывается из машины. Мне почему-то смешно: бывает же — приспичит.

— Ты любишь свою машину, — говорю я Уиллу.

— Я думаю, что даже тот, кто терпеть не может свою машину, не позволил бы подобного. Ну это только мои предположения.

— Вообще-то он помешан на своей машине, — говорит Кори, — за руль никого не пускает. Сиденья до блеска чистил, будто одержимый, прежде чем мы выехали из дома.

— Еще одно клише, мистер Гудмен.

— Да, я банален, — отрезает Уилл, хлопнув ладонями по рулю, — я в дороге большую часть времени. Трудно не любить машину, когда она превращается в дом.

— И от кого же ты бежишь?

— Кто тебе сказал, что я бегу?

Уильям отворачивается, смотрит в окно, а я хмурюсь. Как наши шутки вдруг переросли в серьезный разговор? Мне показалось, или Уилл отвернулся, чтобы не смотреть мне в глаза?

Джесси возвращается, мы трогаемся, но меня не покидает ощущение, будто парень что-то скрывает, что-то таит в себе, перемалывает раз за разом. Что-то такое, из-за чего он пустился во все тяжкие, исчез из жизни родителей; из-за чего он перестал быть парнем из Янгстауна, а превратился в легенду с обочины.

Мы останавливаемся на заправке в половине второго. Солнце жарит безжалостно, и у меня двоится в глазах. Я жутко хочу пить, сменить одежду, попасть под дождь, но понимаю, что могу лишь мечтать о холодном душе. Дорога плавится и извивается, играя с нашим зрением. Мы прячемся в тени, присаживаемся около стеклянной витрины и глядим друг на друга — измотанные и уставшие.

— Нужно в магазине воды купить.

— И мороженого бы.

— Нет, — Уилл качает головой, — денег впритык, никаких излишеств.

— Тогда только воды.

— И заправиться еще надо.

Мы переглядываемся и бредем кто куда. Я иду рядом с Кори, навалившись на него всем телом. Хочется очутиться в кровати, а не на заднем сиденье «Доджа».

Мы гуляем по небольшому магазину, не собираясь ничего покупать, просто бездумно идем, пытаясь размять затекшее от долгого сидения тело.

— Когда Уильям впервые уехал из города? — спрашиваю я, надеясь, что друг не расслышал в моем голосе интерес.

— После школы. Он ведь был отличником, а потом что-то в голову ему стукнуло, и он просто пропал. Появлялся изредка с новостями: то деньги нужны, то татуировку себе набил, то экзамен не сдал.

— Но что случилось-то?

— У него спроси.

— Вряд ли он ответит.

— Просто Уилл любит свободу. — Кори берет бутылку с ледяной водой, потом ставит ее на место. — А мама давила на него, хотела, чтобы он здесь корни пустил, а не просто отсиживался.

— Здесь — это в Янгстауне?

— Ну да.

— Уилл и его корни? Разве что корни волос. — Я усмехаюсь. — Не представляю его без сигареты в зубах. Такому парню семья нужна лишь для прикрытия, чтобы по ночам летать на байке по безлюдным окрестностям.

— Вы сдружились, — Кори хлопает меня по плечу и улыбается, — я думал, будет хуже.

— Хуже? По-моему, Тэмми хочет свернуть мне шею.

— Именно.

— Я смотрю, ты счастлив.

— Просто Тэмми, как и я, видит, что вы хорошо общаетесь. Смотрите друг на друга и фразочками умными перекидываетесь.

— У вас массовая галлюцинация.

— Или у вас взаимное притяжение.

Я собираюсь ответить, но неожиданно замечаю, как «Додж» свирепо газует, да так, что свистят покрышки, и срывается с места. Гляжу через стекло витрины на то место, где только что стоял наш автомобиль. Трясу головой и сглатываю подкативший к горлу комок.

— Кори, — дергаю я друга за рукав, — Кори, кажется, ребята уехали.

— Что? — переспрашивает он.

— Кто уехал? — интересуется Тэмми. Когда она оказалась рядом?

— Кто-то разве уезжал? — крутит головой Джесси.

— Что вы несете? — возмущается Уильям. Мы переглядываемся и понимаем, что у нас только что угнали машину.

— Черт! — кричит Уилл и срывается с места. Бутылки с водой валятся из рук Тэмми, я стою с раскрытым ртом, а Джесси изрекает:

— Кажется, у нас проблемы.