Слова

Эшли Джейд, 2022

Он был талантливым плохим парнем, которого все хотели. Я была жалкой заучкой, которую все ненавидели. Он был солнцем, притягивающим нас, а я черной дырой, только занимающей пространство. Ему суждено было стать звездой. Мне же суждено было остаться ничтожеством. Пока он не заставил меня поверить, что я особенная. А потом он меня уничтожил. Я и не предполагала, что когда-нибудь снова увижу Феникса Уокера после того, как он разбил мне сердце, но у судьбы свои планы. Один музыкальный тур. Восемь недель. Сорок концертов. И бессчетное количество возможностей заставить Феникса заплатить за содеянное. Мир считал его богом… Но я знала правду.

Глава 15

Леннон

За последние сорок восемь часов большую часть времени я провела в гараже Сторма, слушая, как они репетируют.

К сожалению, между парнями происходит небольшой разлад, потому что Феникс и Сторм продолжают спорить о том, с какой песни им следует начать выступление. Феникс предлагает Enter Sandman группы Metallica, а Сторм Му Generation группы The Who, потому что в ней много ударных.

С каждой минутой напряжение нарастает, и я начинаю опасаться, что скоро дело дойдет до драки.

Даже бабуля сдалась и вернулась в дом, послушав их препирательства. Но не раньше, чем бедная женщина вытащила слуховые аппараты.

Сторм запускает барабанные палочки через всю комнату с силой, которая заставляет меня радоваться, что я вовремя увернулась.

— У нас всего три песни, придурок. Все, о чем я прошу, это чтобы в одной из них был акцент на ударные.

Раздувая ноздри, Феникс сжимает микрофон до побелевших костяшек.

— Ты что, глухой, кретин? В Enter Sandman хорошая ударная партия. — Он бросает взгляд в мою сторону. — Помоги мне вразумить этого идиота, Леннон.

Вот черт.

— В песне действительно хорошие ударные…

Меня прерывает горькое фырканье Сторма.

— Конечно, твоя девушка встанет на твою сторону.

Ого. Это нечестно. Он даже не дал мне шанса закончить предложение.

— Она не моя девушка, тупица, — цедит Феникс сквозь зубы.

— Да плевать…

Поднеся пальцы ко рту, я издаю громкий свист, поскольку ситуация выходит из-под контроля.

Выступление в «Вуду» состоится уже завтра вечером, так что сейчас не время спорить. Если они не соберутся и не выберут вступительную песню в ближайшее время, им конец.

— Довольно! — кричу я, перекрывая громкий раскат грома.

Снаружи бушует сильная буря, но она меркнет на фоне того, что происходит здесь.

— Если бы вы двое просто перестали спорить и отложили в сторону упрямство, то смогли бы во всем разобраться и продолжить репетицию.

Феникс смотрит на Сторма.

— Леннон — большая фанатка рока, и она считает, что мы должны начать с песни Metallica…

— Нет, — перебиваю я. — Я так не считаю.

Феникс снова разворачивается ко мне.

— Я думал, ты только что со мной согласилась?

— Я согласилась, что в этой песне хорошие ударные, но не с тем, что вам следует с нее начинать.

Сторм самодовольно улыбается.

— Тогда остается трек The Who.

Мне лично нравится эта песня, но она не призывает бросить все дела и послушать. И хотя Феникс может спеть все что угодно, эта песня не демонстрирует его невероятный вокальный диапазон.

— Существует золотая середина, — говорю я. — Вы просто должны понять это и быть открытыми для предложений.

— Ладно, — хмыкает Сторм. — И что же ты предлагаешь, Группи?

— Не называй ее Группи, ублюдок, — низким, убийственным тоном бормочет Феникс себе под нос.

Ага. К этому я вернусь позже.

— Тебе нравится трек Metallica?

— Очевидно, — произносит Феникс, но я поднимаю руку.

— Я спрашивала Сторма.

Тот смотрит на меня так, будто у меня выросла еще одна голова.

— Конечно. Это же чертова Metallica.

Вот теперь мы сдвинулись с мертвой точки.

— В таком случае не согласишься ли перенести Sandman на второе место и вычеркнуть из списка Welcome to the Machine группы Pink Floyd, поскольку в ней нет ударных?

— Эй, — вмешивается Феникс. — Отличная же песня.

— Знаю, — выдавливаю я сквозь стиснутые зубы. — Но так работает компромисс.

И готова поспорить, возмущение Сторма связано не столько с выбором вступительной песни, сколько с тем, что во второй песне нет ударных.

Не специально, но, сделав такой выбор, Феникс целиком исключил своего лучшего друга и участника группы из выступления на целую песню. Неудивительно, что в отместку ему Сторм выбрал Му Generation.

— Меня устраивает, — наконец говорит Сторм. — Но тогда у нас нет вступительной или заключительной песни.

Он прав. Я пытаюсь вспомнить все треки, которые они играли ранее.

И щелкаю пальцами, когда до меня доходит.

— Как насчет того, чтобы завершить с Man in the Box? Вы, парни, убийственно ее исполняете, и барабаны определенно здесь важная часть песни.

Друзья обмениваются взглядами, которые быстро превращаются в кивки.

— Мне подходит, — соглашается Сторм.

— Мне тоже. — Феникс потирает подбородок, пристально изучая меня. — Есть предложения, с чего мы должны начать?

Переминаясь с ноги на ногу, я пытаюсь придумать песню, которая продемонстрирует невероятный голос Феникса и потрясающие барабанные навыки Сторма как вместе, так и по отдельности.

Я вздрагиваю, когда меня осеняет, потому что это немного банально, но они вполне могут ее обыграть.

— Voodoo! — восклицаю я.

— Да, Леннон, — снисходительно говорит Феникс. — Мы там играем…

— Я имею в виду песню группы Godsmack.

Парни обмениваются скептическими взглядами.

— Нет, — хмыкает Феникс. — Чертова дешевка.

— Она будет выглядеть такой, только если вы недостаточно хороши, дабы заставить всех, кто посчитает ее дешевкой, признать свое поражение… Но вам, ребята, это по силам.

Конечно, оригинальный исполнитель не славится феноменальным вокалом, но сама песня потрясающая.

— Давайте, — продолжаю я. — Мало того, она начинается с а капелла, а ты обладаешь нижним регистром, который выведет песню на новый уровень.

Пройдя через комнату, Сторм поднимает барабанные палочки.

— Твоя девчонка права.

Я улыбаюсь ему.

— А сразу после а капелла Феникса идет насыщенная, гипнотическая барабанная партия, из которой ты выжмешь свой максимум, прежде чем вы оба сольетесь и целиком подчините песню себе.

Взяв лучшее от них обоих.

— Просто попробуйте, — настаиваю я, когда Феникс снова собирается протестовать.

— Ладно.

Сторм возвращается за барабанную установку, и мгновение спустя, подобно туману, меня окутывает глубокий, мрачный голос Феникса, а потом вступают ударные. Я всегда любила эту песню, но происходящее сейчас на моих глазах просто завораживает. Люди точно сойдут с ума. Будь в «Вуду» сидячие места… Они бы не остались сухими после выступления.

В середине трека Феникс оглядывается на Сторма, и тот кивает. Вся прежняя злость испаряется, и возвращается их удивительная химия.

Мне приходится сдерживать себя, дабы не запрыгать, как безумная фанатка, по завершении песни.

— Я голосую за!

Не то чтобы я имела право голоса, но, черт возьми, они должны исполнить этот трек.

Феникс смотрит на Сторма.

— Что скажешь?

Тот потирает подбородок.

— Я с ней согласен. Мы уже делаем каверы, так что от нас все равно не будут ждать чего-то оригинального. С тем же успехом можно пойти туда и заставить их съесть свое же дерьмо, как того хочет Леннон.

— Вот именно.

— Хорошо, — соглашается Феникс. — Значит, Voodoo. — Он кивает другу. — Давай прогоним еще разок.

Я присаживаюсь на футон, пока они репетируют еще несколько раз, и с каждым разом песня звучит все лучше и лучше. Однако на середине пятого прогона из-за грозы электричество то включается, то выключается.

Им удается доиграть до конца, но когда скачок света повторяется во время следующего захода, Сторм бросает барабанные палочки на пол.

— К черту. Я беру перерыв.

Я предполагаю, что он хочет что-нибудь выпить или покурить, но он достает телефон и начинает кому-то писать.

Затем хватает ключи и направляется к двери.

Феникс, должно быть, задается тем же вопросом, что и я, потому что он хмыкает:

— И куда ты идешь?

Остановившись на полпути, чтобы снова написать сообщение, Сторм отвечает:

— К Саше. — Он пожимает плечами. — Мы не сможем репетировать, пока это дерьмо не утихнет. Лучше немного повеселюсь.

Понятно, что под весельем он имеет в виду секс.

Не могу не задаваться вопросом, знает ли Сторм о том, что сначала она пыталась подцепить его друга.

Феникс фыркает.

— Не так уж и весело, братишка. Я же говорил тебе, что она… — Бросив взгляд в мою сторону, он замолкает. — Напиши мне, когда закончишь.

— Что она? — спрашиваю я больше из любопытства, нежели по иным причинам.

Сторм поигрывает бровями, глядя на Феникса.

— Мне будет веселее, чем тебе.

Затем он выскальзывает за дверь.

Скрестив руки на груди, я смотрю на Уокера.

— Почему я чувствую себя объектом насмешки, которую не улавливаю?

Он тянется к своей бутылке с водой.

— Ничего подобного.

Не куплюсь на это ни на секунду.

— Почему тогда не говоришь мне?

Феникс перестает глотать воду.

— Действительно хочешь знать?

Я киваю.

— Я предупредил Сторма, что Саша в постели просто деревянная, но, думаю, он хочет убедиться сам. Либо так, либо ему нравятся цыпочки, которые лежат подобно трупу.

Очевидно, что теперь я серьезно жалею, что спросила об этом.

— Ох.

Феникс допивает остатки воды.

— Сама спросила.

Он прав. Я сама пожелала знать. Впредь буду умнее.

Мы не пара, но это не значит, что я хочу слушать о его похождениях.

И я бы солгала, не задайся я вопросом, связано ли его предупреждение Сторму о Саше с чувством обиды из-за того, что его друг спит с девушкой, с которой Феникс однажды был сам.

— Похоже, тебе обидно, что он проводит с ней время.

Феникс смеется, но в смехе нет ни капли юмора.

— Поверь, это не так.

— Уверен? — настаиваю я, полностью осознавая, что провоцирую его.

Плечи Феникса напрягаются, когда он смотрит на меня.

— Я не из тех, кто ревнует, Группи. — Его суровый взгляд пронзает меня до костей. — Для этого нужно, чтобы мне действительно было не плевать на девчонку, а такого я не допускаю.

Удар причинил бы мне меньше боли.

— Поняла.

На краткую секунду в его глазах вспыхивает раскаяние, но затем оно исчезает, и Феникс меняет тему.

— Спасибо за помощь сегодня вечером. — Задрав футболку, он утирает пот с лица. — Я бы, наверное, поколотил его, если бы ты не вмешалась.

Мой взгляд падает на синяк на его бедре. Он больше не темно-синий, а красочный… Как яркий закат.

Только в отличие от заката он не прекрасен. А уродлив и жесток.

Потому что кто-то причинил Фениксу боль.

— Ты возвращался туда после этого?

И снова он пытается перевести тему:

— Я собираюсь перекусить. Хочешь чего-нибудь?

Мою грудь переполняет разочарование. Каждый раз, когда я пытаюсь проникнуть к нему в душу, он снова запирает замок и выбрасывает ключ.

Мечтаю, чтобы Феникс открылся мне. Потому что все, чего я желаю, это помочь ему.

— Да. Я хочу, чтобы ты перестал отгораживаться от меня, когда я спрашиваю о твоем отце. Знаю, что тебе сейчас тяжело, но…

Меня прерывает фырканье.

— Ни хрена ты не знаешь.

— Что, черт возьми, это должно означать?

Свет снова мигает, когда Феникс делает шаг в моем направлении.

— Ты сидишь в башне из слоновой кости, любимая и опекаемая своим папочкой.

Мое сердце болезненно колотится, когда он продолжает:

— Тебе нет нужды запирать дверь, чтобы не получить удар битой от пьяного отца, поскольку он хочет убить тебя во сне. И тебе не нужно жить в дерьме, где всякий гребаный день является постоянным напоминанием о том, что один неверный шаг — и ты закончишь так же, как он. Тебе не надо гадать, где твоя мама, и надеяться, черт возьми, что у нее все хорошо, даже если ей на тебя наплевать, потому что она тебя бросила.

Его заявление разрывает мою грудь.

— Фе…

— Ты не представляешь, что такое голод. И я не имею в виду урчание в животе. — Его верхняя губа кривится. — Я говорю о голоде, который причиняет физическую боль и заставляет тебя молиться Богу, в существовании которого ты уже не уверен, чтобы тебе удалось отыскать поесть хоть что-нибудь, прежде чем твое тело сдастся.

По моей щеке скатывается слеза, но это еще больше распаляет злость Феникса.

— Ни черта ты не знаешь, Леннон. — Надвигаясь, он прижимает меня к стене. — Потому что ты никогда ни в чем не нуждалась. У тебя есть то, за что люди вроде меня готовы умереть.

Наклонив голову, он прикасается губами к моему уху. От его угрожающего тона по телу проносится волна мурашек.

— Не смей плакать и жалеть меня. — Я вздрагиваю, когда он сжимает мой подбородок пальцами, заставляя поднять на него взгляд. — Мне не нужны твои поганые мученические слезы. И уж точно не нужно твое сострадание.

Зарождающееся внутри меня отчаяние превращается в гнев.

Я хочу помочь ему, но я не готова быть его грушей для битья.

— Да пошел ты. Тот факт, что у тебя дерьмовая жизнь, не означает, что можно отталкивать людей, которые заботятся о тебе, и обращаться с ними как с мусором. Никто из нас не выбирал свою судьбу. Мне ненавистна мысль, что твоя жизнь так ужасна, и, будь у меня возможность поменяться с тобой местами, я бы так и сделала. Однако я также знаю, что ты не первый человек, кому приходится выбираться из сточной канавы, и не последний.

Я вытираю слезы тыльной стороной ладони.

— И к твоему сведению, я не испытываю жалости, потому что, не считая ужасного отца, у тебя есть все, чего я желаю.

Чистая зависть прожигает мои вены, когда я выплескиваю на Феникса каждую частичку боли, которую храню глубоко внутри.

— Ты можешь без страха войти в комнату или завести новые знакомства, потому что люди не смеются над тобой. Они, черт возьми, боготворят землю, по которой ты ходишь.

Теряя последние остатки самообладания, я бью себя в грудь.

— Ты готов умереть за то, что есть у меня? Что ж, а я бы убила, чтобы узнать, каково это — быть тобой. Быть таким чертовски талантливым и завораживающим, что люди не могут оторвать от тебя глаз. Убила бы, чтобы испытать хотя бы малую толику того волшебства, о котором ты говорил в своем эссе. — Комок подступает к горлу, и мой голос срывается. — Но этого никогда не произойдет.

Потому что я не особенная.

Я собираюсь оттолкнуть его, чтобы уйти, но он перехватывает мое запястье.

— Что ты делаешь? — возмущаюсь я, пока он тащит меня к синтезатору.

— Ты хочешь знать, каково это, не так ли? — Он опускает микрофонную стойку. — Пой, черт возьми.

Если раньше я думала, что он не в себе, то это меркнет по сравнению с его нынешним состоянием.

— Ты с ума сошел? Нет…

Феникс обхватывает мое лицо.

— Перестань быть гребаной трусихой и пой.

Мне стоит прямо сейчас выбежать за дверь… Но я не могу.

Соблазн солнца слишком велик. Он, как цунами, утягивает меня под воду.

Я смотрю на клавиши.

— Я не знаю, что петь.

Феникс встает позади меня.

— Что угодно.

И я выбираю ту песню, которую пела для него в прошлый раз.

Свет мерцает, электричество то включается, то выключается, пока я нажимаю на клавиши, из-за чего путаю несколько первых нот.

Губы Феникса касаются моего уха.

— Закрой глаза. И, что бы ни произошло, не смей останавливаться. Поняла?

Кивнув, я зажмуриваюсь и начинаю. Биение пульса в ушах почти заглушает мой голос.

Нежные кончики пальцев пробегают по моим рукам, оставляя после себя мурашки.

Я сбиваюсь, когда губы Феникса касаются моей шеи, и ощущаю, как твердеет его член.

— Не останавливайся.

Голова кажется горячей и тяжелой, пока его теплое дыхание обволакивает мою кожу, и он проводит руками по бокам моей талии.

Осознание того, что Феникс касается меня и что именно он чувствует, заставляет меня напрячься.

— Фе…

От резкого укуса у меня перехватывает дыхание.

— Сейчас не ты контролируешь ситуацию. — Нежные касания языком успокаивают место укуса. — Продолжай петь.

Да поможет мне Господь, но я снова пою.

Пою от всего сердца, становясь кем-то другим. Уверенной в себе и опытной девушкой.

Я становлюсь особенной.

Прорычав, Феникс вжимается своей массивной эрекцией в мою задницу, будто не в силах сдержаться.

Меня омывает очередной прилив адреналина, но за ним следует нервозность, когда Феникс ладонями сжимает мою грудь.

К сожалению, я не получила утешительного приза, который обычно достается полным девушкам. Моя грудь превышает размер ладони, но она не огромная. Боюсь, что Феникс будет разочарован.

Его голос грубо царапает мою кожу, когда он сжимает сосок через лифчик.

— Выкинь из головы все мысли.

Не так-то просто подавить панику, но я знаю, что если не сделаю этого, то испорчу момент и другого уже не представится. Уняв тревогу, я заставляю себя снова вернуться в то место. Место, где я больше не контролирую свой разум и тело, потому что являюсь сосудом для чего-то более всепоглощающего.

Я чувствую, как по мне разливается тепло, как только рука Феникса исчезает под моей футболкой. Добравшись до лифчика, он стягивает его и обхватывает мою обнаженную грудь крупной ладонью.

Следующая нота вырывается с придыханием, но я продолжаю.

Феникс тоже.

Меня пробирает дрожь, когда свободной рукой он находит пояс моих джинсов. Я начинаю протестовать, когда он расстегивает пуговицу, потому что он никак не сможет прикоснуться ко мне там, не почувствовав мой живот.

— Феникс…

С моих губ срывается испуганный, сдавленный вскрик, когда он просовывает руку мне в трусики и накрывает ладонью чувствительное место. Все происходит так стремительно, что у меня едва хватает времени осознать это, не говоря уже о том, чтобы сопротивляться.

Поскольку Феникс не уносится с криками прочь, я продолжаю петь.

Его палец, поддразнивая, скользит по моей гладкой плоти.

Моя песня уже напоминает сладкие стоны, когда подушечкой пальца он находит клитор и делает маленький влажный круг вокруг него. Дразнящий.

Я много раз ласкала себя, но ничто не сравнится с этим. Феникс словно превращает мое тело в свой инструмент, воспроизводя любые ощущения и звуки, которые только захочет.

За считаные минуты я преодолела путь от чистой паники к желанию умолять его взять меня прямо здесь и сейчас.

Стоит его длинному пальцу погрузиться в меня, как комнату наполняет всхлип.

У меня так кружится голова, что мои пальцы лихорадочно стучат по клавишам, напоминая пьяных парней из студенческого братства.

— Не останавливайся. — Мрачный голос Феникса звучит подобно электрическому проводу под напряжением.

Я уже собираюсь сказать ему это, когда он вытаскивает палец и снова вводит его, вызывая очередную вспышку удовольствия у меня между ног. Феникс добавляет еще один палец, растягивая меня так сильно, что причиняет боль. Затем начинает ими двигать.

Мое дыхание оборачивается рваными, отчаянными стонами, пока его большой палец в размеренном ритме обводит мой клитор, в то время как Феникс бешено вводит в меня остальные.

Контраст слишком велик. И я вцепляюсь в клавиши, не в силах продолжать играть.

Я стону в микрофон, поскольку слова, которые я должна была пропеть, застревают в горле, и все, на чем я могу сосредоточиться, — это охватывающее меня чувство эйфории.

Кажется, что я сейчас под каким-то волшебным заклятием, и мне отчаянно хочется, чтобы оно достигло пика и одновременно никогда не спадало.

Свет продолжает мигать, и мои стоны то стихают, то вновь пронзают микрофон.

— Феникс.

Я выгибаюсь к нему. Все мои чувства теряются, быстро заменяясь теми мощными ощущениями, которые он мне дарит.

Феникс ускоряет свои движения, и я зажмуриваюсь, когда меня переполняет удовольствие.

— О боже.

Более я не материя, занимающая пространство. Я энергия.

Я принадлежу ему.

Громкий раскат грома сотрясает дом, и электричество полностью отключается.

Я подаюсь вперед, но Феникс обхватывает меня за талию свободной рукой, притягивая к себе.

— Вот каково это. — Его голос напоминает шершавый гравий, царапающий меня изнутри.

Его длинные пальцы в последний раз входят в меня, собирая остатки оргазма, прежде чем он вытаскивает руку.

Моя кровь закипает, когда он окрашивает губы моей же влагой.

— Открой рот.

Я послушно выполняю просьбу, и он вводит пальцы внутрь, заставляя меня попробовать себя на вкус.

Я не вижу Феникса, потому что мои глаза еще не привыкли к окружающей нас темноте, но чувствую его, поскольку он разворачивает меня к себе.

— Дай и мне немного. — Сжав пальцами подбородок, он целует меня, проникая в рот языком жадными, пылкими движениями.

У меня вновь кружится голова, когда он обхватывает меня за бедра и ведет через комнату. Мы оказываемся возле футона, но, когда я собираюсь сесть, Феникс останавливает меня.

— Подожди.

В тени я вижу, как он наклоняется, и слышу слабый щелчок. Затем его губы захватывают мои, и пульс у меня подскакивает, когда мы падаем на футон, превращенный в кровать.

Наше прерывистое дыхание вместе с легким прикусы-ванием моей шеи делает и без того душный летний воздух еще жарче.

Феникс стягивает мои все еще расстегнутые джинсы на бедра.

— Хочу услышать, как ты будешь петь мое имя, когда я снова заставлю тебя кончить.

Дьявол. Сама мысль о том, что он подарит мне еще один оргазм, почти доводит меня до исступления.

Он стаскивает с меня нижнее белье и джинсы, и я нетерпеливо сбрасываю туфли, чтобы помочь ему избавить меня от одежды.

Я рада, что свет вырубился, поскольку это означает, что Феникс не увидит мое тело. Но электричество может снова включиться. Поэтому, когда он собирается снять с меня кофту, я отвлекаю его внимание, расстегивая молнию у него на джинсах. Затем стягиваю их, чтобы взять его член в рот, но Феникс меня останавливает.

— Дай возьму презерватив.

Мои легкие сжимаются от осознания. Он хочет заняться сексом.

А почему бы и нет? Насколько ему известно, я не девственница, так что это не должно стать проблемой.

Я подумываю о том, чтобы рассказать правду, но это же Феникс Уокер. Парень, которого я тайно преследовала и хотела уже много лет.

Я мечтала о том, чтобы потерять с ним девственность.

Боюсь, что, если скажу ему, это не только испортит момент… но еще Феникс увидит, какая я неудачница, и положит конец любым будущим встречам.

Возможно, он даже снова начнет меня игнорировать.

До моих ушей доносится звук рвущейся фольги.

— Раздвинь для меня ноги.

Мысленно подбадривая себя, дабы не стать трупом, подобно Саше, я раздвигаю бедра. Нависая надо мной, Феникс устраивается между ними.

Кончик его члена приближается к моему входу, и я задерживаю дыхание, ожидая вторжения… Но ничего не происходит.

— Ты ведь занималась этим раньше?

Во мне поднимается паника. Я сделала что-то не так?

Или он просто чувствует мою тревогу?

— Ага, — лгу я, желая, чтобы мое тело расслабилось, а разум притворился, что я уже не единожды занималась сексом.

Феникс двигает бедрами… И тогда я вспоминаю, какой большой у него член.

Ему приходится потрудиться, даже чтобы всунуть головку.

— Ты такая чертовски узкая.

— Это ты чертовски большой, — парирую я, и он смеется себе под нос. Однако смех превращается в стон, когда он проталкивается еще немного.

Я закусываю губу, пока он растягивает меня. Феникс еще даже наполовину не вошел, а мне уже больно.

Собравшись с духом, я шепчу:

— Можешь просто… начать.

Я из тех девушек, кто всегда предпочитал отдирать пластырь одним движением, и чем быстрее Феникс лишит меня девственности, тем быстрее мы сможем перейти к приятной части.

Но я тут же жалею, что сказала ему об этом. Качнувшись, он с такой силой подается вперед, что у меня перед глазами начинают мелькать белые точки.

Меня пронзает острая, жгучая, жалящая боль, и я впиваюсь ногтями в его спину с такой силой, что, вероятно, пускаю кровь.

— Черт, — стонет он, с хлопком опуская бедра.

Господи. Ужасно больно.

Я случайно вскрикиваю.

Феникс резко останавливается.

— Ты в порядке?

— Да. Мне приятно, — заверяю я, когда ноги, которыми я обхватила его, начинают дрожать от боли.

— Боже. — Он издает горловой звук и снова толкается в меня. — Твоя киска такая чертовски ту…

И в этот момент происходят две вещи.

Первая — включается свет.

И вторая — в дверь входит Сторм.

— Вот дерьмо. Виноват.

Дверь быстро закрывается за ним.

Момент, когда меня облили свиными помоями, стал самым унизительным в моей жизни, но этот, несомненно, занял второй место.

То, что нас неожиданно прервали и что в помещении снова зажегся свет, мгновенно уничтожает весь настрой, потому что Феникс, напрягшись, сухо говорит:

— Одевайся.

Затем он скатывается с меня, даже не удосужившись взглянуть в мою сторону, пока натягивает одежду.

И это причиняет больше боли, чем потеря девственности.

Могу только предположить, что мой полуголый вид на свету и испортил момент.

Я пристыженно собираю одежду. Мне с трудом удается надеть нижнее белье и джинсы так, чтобы не обнажать слишком много кожи, ведь я уже и без того отбила у него всякое желание.

Завязывая шнурки, я замечаю, что Феникс смотрит на меня.

Он выглядит откровенно взбешенным.

— Я сделала что-то не так?

Если он не хочет трахать толстуху, то должен просто взять и сказать об этом, а не подвергать меня умственной гимнастике.

Может, я и не в его вкусе, но я все же человек.

И заслуживаю большего, чем его дерьмовые перепады настроения и то, что он заставляет меня плохо себя чувствовать. Я не приставляла долбаный пистолет к его голове, вынуждая впихивать в меня член. Он сам это сделал.

Его челюсть подрагивает, а взгляд останавливается на чем-то позади меня.

Когда я оборачиваюсь, мое лицо бледнеет, а в коленях ощущается слабость.

Там, посреди кровати, запятнав светло-голубую простыню, виднеется лужа крови.

Я знала, что есть такая вероятность, но не думала, что все будет настолько плохо. Слышала, что у некоторых девушек вообще нет крови во время первого секса.

Очевидно, удача обошла меня стороной.

Выглядит так, будто гигантский член Феникса буквально уничтожил мою чертову вагину.

Проклятье.

Я размышляю, что лучше: сказать, что у меня начались месячные, или признаться, что я девственница, но Феникс уже выбегает из гаража.

Мне начинает казаться, что судьба действительно та еще сучка, потому что ситуация превосходит по силе унижения свиные помои и вошедшего Сторма, вместе взятых.

Поскольку у меня нет возможности вывести пятно, я быстро сворачиваю простынь. И благодарю небеса, что сам матрас под ней черного цвета.

Проходя мимо мусорных баков на пути к машине Феникса, я останавливаюсь и бросаю простынь в один из них.

Феникс не произносит ни слова ни когда я сажусь на пассажирское сиденье, ни во время поездки до моего дома.

Как и я.

* * *

К тому времени, как он паркуется на моей подъездной дорожке, я уже не в силах это выносить.

— Так это все? Ты больше никогда со мной не заговоришь?

Бесстрастное выражение его лица напоминает маску.

Слезы застилают мне глаза. Я могу прогибаться лишь до тех пор, пока окончательно не сломаюсь.

Когда я уже собираюсь вылезти из машины, рука Феникса смыкается вокруг моего предплечья.

— Почему ты мне солгала? — Его тон дает понять, что он в равной степени испытывает отвращение и злость.

Мое сердце болезненно сжимается в груди. Единственный способ исправить это — ответить откровенно.

— Из-за того, как ты сейчас себя ведешь, — шепчу я, высвобождаясь, чтобы обхватить себя руками. — Достаточно и того, что я не похожа на других девушек, с которыми ты проводишь время. Я не хотела, чтобы ты еще думал, будто я неудачница, раз никогда не занималась сексом. — Мое горло сжимается. — Знаю, что должна была сказать тебе до того, как мы. Но я… — Я смотрю в окно, и по моей щеке скатывается еще одна слеза. — Не желала давать тебе еще больше причин не быть со мной.

— Значит, ты меня провела.

Я мотаю головой в ответ на его обвинение.

— Ох, перестань. Едва ли это можно так назвать. Уверена, ты трахал много девственниц.

Только в отличие от меня они получили полный опыт.

— Ошибаешься, — рычит он. — Ни одной.

Я удивленно моргаю.

— Что?

— Девственницы все усложняют. — С его губ срывается злобное фырканье. — Девушки и так становятся достаточно прилипчивыми после секса, и последнее, чего я хочу, это усугублять ситуацию, сорвав чью-то вишенку.

Эмоции пронзают мою грудь, и во мне вспыхивает потребность защитить себя.

— Полагаю, тогда хорошо, что нас прервали, да?

Я тянусь к дверной ручке, но Феникс вцепляется в мое колено.

— Мне не хочется причинять тебе боль.

— Забавно. Потому что ты только что это сделал.

— Черта с два, — огрызается он, когда я хватаю свою сумочку с пола машины. — Разговор еще не окончен.

Не знаю, смеяться мне или плакать.

— Для меня — окончен.

Пусть хоть раз он ощутит, каково это — когда тебя игнорируют.

Я собираюсь выйти из машины в последний раз, но Феникс обхватывает мое лицо ладонями.

— Это еще не конец.

А потом его губы обрушиваются на мои. Феникс целует с такой силой, что у меня голова идет кругом, и я забываю, что мы ссоримся.

— Сейчас ты все усложняешь, — выдыхаю я ему в губы, прежде чем его язык проникает внутрь.

— Нет. — Его рука путается в моих волосах, когда он слегка отстраняется, глядя на меня сквозь полуопущенные веки. — Я углубляю нашу связь.

Мое сердце уже отправляется в полет, но мозг пока не желает подниматься на борт. У меня так много вопросов. Например, что мы будем с этим делать, если оба вскоре уезжаем? И стану ли я теперь его официальной девушкой или он намерен поддерживать отношения только в течение следующей недели?

Но все заботы отходят на второй план, когда Феникс сминает мою грудь.

— Ты, черт возьми, сводишь меня с ума.

Не настолько, насколько он сам меня одурманивает.

— Прости, что солгала. — Я никогда не смотрела на это с его точки зрения, и теперь я… Я вижу, что была неправа. — Я твердила себе, что тебя никогда не привлечет такая девушка, как я, и позволила своей неуверенности взять верх.

Но, если я не справлюсь с ней в ближайшее время, это разрушит все, что происходит между нами.

Я закрываю глаза, когда его губы опускаются к моей шее, и он кладет мою ладонь на свою эрекцию.

— Это поможет прояснить ситуацию?

Мое сердце пускается в галоп, а между ног разливается тепло.

— У тебя есть еще один презерватив?

Потребность завершить начатое становится сильнее, чем потребность в воздухе.

— В кармане, — хрипит он, покусывая мою ключицу.

Потянувшись в его карман, я достаю упаковку из фольги, пока его пальцы возятся с пуговицей на моих джинсах.

Громкий стук в окно, сопровождаемый сердитым покашливанием, заставляет нас обоих вздрогнуть.

— Какого хрена… — рычит Феникс, когда я вскрикиваю.

— О боже.

Взгляд отца мечется между нами… И если бы взгляды могли убивать, мы бы с Фениксом сейчас уже покоились в гробах.

— Твою ж мать, — бормочет себе под нос Уокер, когда мы отстраняемся друг от друга.

Выходя из машины, я безмолвно прошу Бога прекратить это и перестать повышать градус унижения.

— Внутрь, Леннон, — приказывает отец. — Сейчас же.

Я люблю папу, но он должен перестать относиться ко мне как к ребенку. Знаю, что зрелище того, как его дочь обжимается с парнем, расстраивает отца, но я уже взрослая.

— Нет. — Я скрещиваю руки на груди.

В этот момент Феникс выходит из машины.

У меня отвисает челюсть, поскольку я ожидала, что он уедет. И даже не стала бы его за это винить.

— Кто ты, черт возьми, такой? — кричит мой отец, хотя его тактика запугивания почти комична, поскольку он на добрых пять дюймов ниже Феникса. — И о чем ты только думал, когда лапал мою дочь?

Учитывая, что последнее довольно очевидно, я отвечаю на его первый вопрос.

— Его зовут Феникс.

На лице отца появляется замешательство.

— Мне казалось, ты говорила, что он гей?

Феникс кашляет рядом со мной.

— Что?

Черт. Совсем об этом забыла.

Я морщусь.

— Эм… Больше нет?

— Очевидно. — Мой папа прищуривается. — Когда вы двое начали заниматься сексом?

Менее сорока пяти минут назад.

Яростный румянец расползается по моей шее и щекам.

— Не твое дело.

— Черта с два, — возражает отец. — Ты моя…

— Восемнадцатилетняя взрослая дочь, — вставляю я. — Которая в конце лета уезжает в колледж и больше не будет жить под твоей крышей.

Мои слова врезаются в него, словно товарный поезд, и он пятится. Мою грудь пронзает чувство вины, потому как я не хотела причинить ему боль.

Тем не менее отец не может велеть мне расправить крылья, а затем подрезать их, как только опробую.

Я собираюсь сказать ему об этом, но все его внимание теперь направлено на Феникса.

— Моя дочь не легкодоступная девица, молодой человек.

О. Мой. Бог. Он неисправим.

Феникс смотрит ему прямо в глаза.

— Я знаю.

Если бы месяц и три дня назад кто-то сказал мне, что Феникс Уокер и мой отец будут обсуждать то, что мы занимаемся сексом, я бы попросила их идти дальше своей дорогой.

Несмотря на то, что Феникс держится почтительно, мой отец хмурится.

— Нет. Если бы знал, то понял бы, что она заслуживает гораздо большего, чем две минуты на заднем сиденье твоей чертовой машины.

Папино лицо выражает разочарование, затем он поворачивается и топает обратно в дом.

Застонав, я потираю лоб.

— Мне так жаль.

— Не стоит. — Проведя ладонью по лицу, Феникс выдыхает. — Не могу винить человека за то, что он злится на парня, который находился в нескольких секундах от того, чтобы трахнуть его дочь на его же подъездной дорожке.

Я бросаю взгляд на машину.

— Сегодня два из двух. — Видимо, Вселенная хочет, чтобы я оставалась наполовину девственницей. — Если только ты не хочешь вернуться к Сторму… или припарковаться дальше по улице?

Делая шаг ко мне, Феникс обвивает рукой мое бедро.

— За последний час у меня дважды был стояк без дальнейшей разрядки, и хотя я, вероятно, пожалею об этом, но думаю, что нам стоит дать пыли улечься и завтра вечером продолжить с того места, на котором остановились.

Я бы солгала, если бы сказала, что не разочарована. Я хочу его сейчас.

— Ох. — Впрочем, завтра я буду хотеть его так же сильно, так что, думаю, я справлюсь. — Ладно.

Феникс хмурится.

— Ты ведь все равно придешь на шоу?

Я бы не пропустила его ни за что на свете.

— Конечно. Уже купила билет.

Он делает еще шаг, прижимая меня к своей машине.

— К черту. Я оставлю твое имя охране, и ты сможешь встретить меня за кулисами.

Мое сердце раздувается вдвое, поскольку это звучит не только как то, что парень сказал бы своей девушке… но и то, что произнес бы парень, который не стыдится показываться с ней на людях.

— Ты уверен?

Он приподнимает мой подбородок.

— Более чем.

Я встаю на носочки — Феникс приникает к моему рту — и скольжу языком по его губам, когда он отстраняется, разрывая поцелуй.

— Иди в дом, пока я не дал твоему отцу еще одну причину ненавидеть меня.

— У него нет причин тебя ненавидеть. Это он не прав.

— Он заботится о тебе, — возражает Феникс, обводя взглядом каждый дюйм моего лица. — Тебе, наверное, стоит поговорить с ним.

Ну уж нет. Я не стану с ним разговаривать, пока он не извинится за то, что вел себя как сумасшедший.

— И что сказать? Мне жаль, что твоя чрезмерная опека и гребаное любопытство почти застали меня за сексом?

— Как насчет… Прости придурка, с которым ты меня застал? Потому что, несмотря на то, что замечание про две минуты не соответствует действительности, в остальном он прав. — Он обхватывает мое лицо. — Твой первый раз не должен был произойти на футоне в гараже моего лучшего друга.

Мой первый раз был таким, как я хотела, и это не имеет никакого отношения к месту. Все потому, что он был с ним.

— Я не жалею об этом, — шепчу я.

— Хорошо. — Феникс сжимает в кулак мою кофту, притягивая ближе к себе. — Потому что в следующий раз я собираюсь трахнуть тебя так основательно, что ты кончишь на моем члене. — Мое сердце трепещет, когда он ловит зубами мою нижнюю губу. — Так основательно, что это будет стоить тех сорока четырех часов езды.

С этими словами он отпускает меня и открывает дверцу машины.

Феникс выезжает задним ходом с подъездной дорожки, и я понимаю, что он имел в виду поездку из Лос-Анджелеса в Дартмут.