На разговор

Эрик Поладов

Путешествие на тот свет порой оборачивается весьма интересными событиями, особенно если компанию составляют голливудская актриса, три древнеримских сенатора, заключённый-смертник, французский генерал, главарь итальянской мафии, пиар-агент и латиноамериканский революционер. Вместо того, чтобы грустить о земной жизни, следует радоваться встрече с такими людьми, потому что они-то научат правильно жить.

СОТВОРИЛ И «КИНУЛ»

Ну а пока эта телега тащит меня по неизвестному адресу, расскажу вам кое-что о себе. Семейные вопросы не буду затрагивать, потому что ввиду сложившихся обстоятельств они могут оказаться неактуальными. Итак. Я работаю в компании, которая владеет двумя социальными сетями, одну из которых разработала сама, а другую выкупила после стремительного роста прибыли; плюс компании принадлежит мессенджер, успехи которого пока что не сильно впечатляют, а спасает его то, что он привязан к одной из двух соцсетей. Моей частью работы является проектировка новых функций для той части соцсети, которая распространяется в виде мобильного приложения. А теперь представьте себе чувака среднего роста худощавой комплекции, который занимается тем, что каждый день шаманит сидя за клавиатурой, выпивает до восьми чашек кофе с утра до полуночи, слушает музыку эпохи ретро, любит проводить испытания новых коктейлей и своей печени, тащится от фильмов с Николасом Кейджем и Жан-Клодом ван Даммом, восхищается благотворительной работой Анджелины Джоли, верит в Иисуса, презирает Буша (особенно младшего), мечтает быть Дональдом Трампом и для которого рыбалка — вершина спортивной активности.

Пока что на этом я вынужден остановиться, потому что телега тоже остановилась.

Двери раздвинулись как в обычном лифте. Я ожидал, что окажусь в каком-нибудь коридоре, ну а там у кого-нибудь спрошу. Но нет. Выйдя из лифта, я оказался в какой-то комнате, больше похожую на средневековые покои какого-нибудь простолюдины. Честно говоря, всё почти так и было. Внутри за столом сидел какой-то монах в коричневой рясе с капюшоном и что-то записывал пером на бумаге под свечой. Вокруг него были горы аккуратно завёрнутых в рулоны бумаг. Видимо, что-то вроде библиотеки.

Не успел я открыть рот, как он оторвался от пера и сказал:

— А-а-а… Добро пожаловать в моё скромное жилище.

Затем бородатый незнакомец указал мне на стул и я сел напротив него.

— Вина?

Что-что, а вот от бесплатного алкоголя я никогда не отказывался.

— Да, спасибо.

Правда пить приходилось из деревяных стаканов.

— Ну что, Эдди, будем знакомы. Я отец Авраам.

— Очень приятно — ответил я и пожал ему руку.

— Тебя, наверное, интересует, как ты здесь оказался, надолго ли и зачем всё это вообще?

Я спокойно произнёс:

— Да нет, в общем-то. Я здесь, потому что ездить не умею. Нахожусь я, видимо, на небесах и, судя по тому, что вино бесплатное, это уже кое-чем смахивает на рай. Ну а сидеть я буду здесь, видимо, так долго, как продержится реаниматолог. Ну а дальше, может быть в место покомфортнее. Хотя если вспомнить, сколько я нагрешил в жизни, сколько раз нарушал заповеди, мне и адского пламени мало.

Лицо монаха исказила милая улыбка. После недолгой паузы он сказал:

— Нет, дорогой Эдди. Ты бы мог просто лежать без сознания до тех пор, пока тебя не вернут к жизни, но…

Я его тут же резко прервал:

— Так, значит, меня всё-таки откачают!?

С некоторым сомнением монах ответил:

— Вообще-то я имел ввиду, что ты мог бы лежать без сознания, пока врачи пытаются что-то сделать. Но кое-кто решил, что пока врачи пытаются восстановить пульс, твоя душа могла бы провести это время с пользой. То есть ты здесь до тех пор, пока за твою жизнь борются врачи. А там как получится. Либо обратно на землю, либо… — сказал монах, разведя ладони.

Но как я уже говорил, за пределами тела моя душа ничего не испытывала, так что никакого уныния или разочарования я не ощутил.

— Так вот, — продолжил отец Авраам, — как я сказал, ты здесь не из-за плохих навыков вождения. Впрочем, твой прадед в восемнадцатом поколении так и не смог научиться ездить на лошади и тоже сидел здесь.

А вот здесь я не мог не прервать его:

— А кем он был? Просто у меня уже не будет возможности узнать хоть что-нибудь о своих предках в настолько отдалённом времени.

— Да, я понимаю. Он держал большую ферму, на которой разводил лошадей, овец, коров, кур, свиней. К нему постоянно приходили за живностью для одного герцога, а несколько раз даже покупали свиней для английского короля. Его товар пользовался большим спросом. И поэтому в конечном счёте у него забрали ферму местные дворяне, воспользовавшись хаосом, который принесла война.

— А что они сделали с предком?

— Он был человеком отчаянным. Ему дали неделю для того, чтобы они с женой и семью детьми освободили ферму. Но он вывел жену с детьми на день раньше, разместил их в небольшом домике у озера, а сам отправился обратно и всё подготовил к прибытию дворян. Когда новые хозяева прибыли под покровом ночи и разместились в большом доме, он подкрался к дому, закрыл входную дверь снаружи, подперев её бревном, а затем начал забрасывать окна горящими факелами, заранее полив полы смолой. Дом сгорел вместе с дворянами. А предка казнили на следующее утро.

Тут я подумал про жену с детьми.

— А что стало с семьёй?

Монах взял бутылку, чтобы долить вина мне, потом в свой стакан, и продолжил:

— Женщина овдовела и была вынуждена искать любой способ прокормить своих детей. Ей пришлось фактически продать себя в рабство местному феодалу вместе с детьми, двое из которых скончались от холода в первые пару суток со дня потери отца.

Надо сказать, я сильно призадумался над этим, а кое-что произнёс вслух:

— Неужели он не мог подумать о жене и детях перед тем, как пойти на это? Стоило ли оно того?

Монах тут же спросил меня:

— Если бы ты мог отправиться в прошлое, ты бы стал отговаривать своего предка от мести дворянам?

— Ну конечно.

Отец Авраам приложил руку к подбородку, подумал и спросил:

— Как много ты бы отдал за то, чтобы получить право на жизнь?

Я был малость в замешательстве от такого вопроса.

— В смысле? Что именно вы имеете ввиду?

Глубоко вздохнув, монах стал мне подробно объяснять:

— Видишь ли, их второй сын — тот самый ребёнок из семи детей, который является прямым предком для тебя — встретил свою будущую жену именно в том владении, куда их мать решила прийти и отдаться в рабство. Они заключили брачный союз, в результате которого на свет появились три дочери, младшая из которых вышла за муж за того, кто выкупил её у феодала. Так, и именно так, а никак иначе вырисовывается та линия крови, которая привела к твоему рождению. Если бы твой предок не сжёг дом с дворянами и смог бы позаботится о семье и его жене не пришлось бы уходить на поклон к проклятому феодалу, потерять двоих детей, а остальных обречь на служение высшей знати подобно рабам, то их второй сын, ставший следующим предком для тебя, встретил бы другую женщину и создал бы семью с ней, и в этой семье не родилась бы девочка, которая должна будет стать следующим твоим предком. Твоё право на жизнь отняли бы ещё задолго до того, как ты появился в планах. — Совершив недолгую паузу, отец Авраам продолжил: — Видишь ли, Эдди, мы всегда в первую очередь пытаемся помочь тем, кого мы любим и кто нам дорог, и тут в числе первых оказываются те, кто близок к нам по крови, родные нам люди. Но стоит этим же самым людям перестать быть родными какому-нибудь человеку, как его желание помочь тут же резко ослабевает.

Это стало для меня самым большим ребусом за всю жизнь.

Монах долго смотрел на меня и спросил:

— Трудный вопрос?

— Да нет — сказал я. — То есть да. Просто… — А затем я задумался и обратил внимание на кое-что. — Просто я сейчас начал что-то чувствовать. Возникают какие-то ощущения, хотя только что я смотрел на своё тело, которое в полушаге от того, чтобы стать трупом, и даже это мне было безразлично.

— А как ты хотел? Ты сейчас не в физической оболочке. Это твоя душа в чистом виде, а душа всё чувствует. Просто в первые мгновения ты не испытываешь сильных чувств, потому что наступает состояние покоя, ты перестаёшь остро реагировать на то, что происходит в материальном мире и воспринимаешь всё на холодную голову, без лишних эмоций.

Меня терзали чувства, которые вдруг возникли, стоило только монаху спросить меня о готовности жертвовать своим существованием.

— Получается, я настолько оскотинившийся, что свои интересы мне дороже тех, кто был моим предком?

— Посмотри на это с другой стороны. Тебе не безразличны беды людей. Разве это плохо? Кто знает, быть может, ты бы помог и посторонним, но сомнения стали одолевать тебя только из-за того, что за оказанную помощь, как выяснилось, придётся платить цену. Жить хочет каждый и для этого вовсе не обязательно быть мудрецом. — Отец Авраам сделал небольшой глоток вина и продолжил: — Допустим, ты бы сказал, что готов пожертвовать. Но даже такой ответ ещё не говорит о наличии в тебе альтруизма. Кто знает, может у тебя была настолько несносная жизнь, что ты готов был бы пожертвовать своим рождением на свет даже ради благополучия абсолютно незнакомых тебе людей, лишь бы не родиться, чтобы не пришлось терпеть те мучения, из-за которых твоя жизнь превратилась в сплошное страдание. Можно было бы сказать, что тот, кто старается ради остальных не покладая рук, являет собой вершину нравственности и морали; готовый жертвовать своими интересами во благо окружающих. Но и такой, с виду добрый и щедрый, может быть не тем, кем кажется. Скажем, он делает то, что делает, не потому что ему становится скверно на душе из-за чужих страданий, а из-за того, что его беспокоит собственная судьба после смерти. Поскольку земная жизнь однажды оборвётся и всё вокруг померкнет, то действительно имеет смысл задуматься о той части своего существования, которая будет длиться вечно, а вечные муки никого не привлекают. И вот, этот самаритянин во плоти помогает всем, не зная отказа, но только потому, что он стремится обезопасить свою душу на небесах, и в действительности ему плевать на чужие муки; его не задевает горе тех, кому он помочь не сможет, а перед Богом его совесть чиста, потому что он итак делает всё, что только может. Но даже с таким размахом доброты, это ли не пик эгоизма? Не стоит делать скоротечных выводов. Даже ты знаешь о себе самом не так много, как может показаться. И потом, жизнь для того и даётся, чтобы менять разные стороны себя к лучшему пока есть время.

Последние слова монаха показались мне необоснованными и я посчитал своим долгом оспорить это утверждение:

— А как изменить себя человеку, который рождается во время войны, где всё погружено в хаос, нищету, голод и социальное неравенство? Как по мне, так в этих условиях человек имеет полное право на насилие и ненависть к окружающему миру, потому что он ведь ни в чём не провинился. Он просто родился в таком месте и не успел ещё ничего натворить, чтобы заслужить такую жизнь.

— Возможно — с какой-то лёгкостью ответил отец Авраам. — Я не стану разглагольствовать об ответственности перед будущими поколениями и всё в этом роде. Человек не выбирает время и место рождения. Здесь каждому выпадает то, что выпадает. Это как в казино, где не сделать ставку не получается. И возможно я тебя удивлю, но даже люди, прожившие в условиях террора десять или пятнадцать лет, могут прожить более счастливую жизнь, ну или, по крайней мере, жаловаться на своё существование меньше других. Порой так случается, что один человек, у которого в кармане пусто, чей дом разрушен, а на улице начался ливень и он без крыши над головой, будет намного счастливее, чем какой-нибудь толстосум. И дело всё в том, что оставшийся с семьёй на улице и без денег просто узнал о том, что война окончена, а тот самый толстосум будет считать себя самым невезучим человеком в мире, потому что ему приходится продать один из пяти особняков из-за нехватки денег. Чаще всего счастье определяется не обстоятельствами, которые считаются комфортными по объективными причинам, а тем, что было с тобой днём раннее. Если вчера ты был на фронте, а сегодня война окончилась — ты счастлив; если вчера ты лежал в постели с тяжёлыми симптомами, от которых испытывал дикие муки, а сегодня резко полегчало — ты счастлив. Если вчера ты с трудом находил хлеб, а сегодня твой холодильник забитый до отказа — это ли не счастье? Стоит задаться вопросом о том, гарантирует ли тебе счастье богатство и красивая жена? К хорошему человек привыкает быстро. Чем больше он обретает, тем больше шансов, что он что-нибудь обязательно потеряет и тем сильнее его страхи за сохранность нажитого. Мы можем забраться на вершину мира, но стоит помнить о том, что падать с горы будет намного больнее, чем с лестницы, на которую ещё можно будет забраться, в то время как путь на гору слишком долгий, чтобы проделать его дважды.

— Хотите сказать, что мне нужно искать счастье в том, что меня никто не хочет убить или что моя жена не наставила мне рога?

Юмор монах оценил, ответив:

— Если тебе будет угодно. Но вообще-то я имел ввиду, что избавь себя хотя бы от одной незначительной проблемы, как ты тут же поймёшь, насколько твоя жизнь стала легче. Добейся какой-нибудь мелочи, и это сделает тебя счастливее, хоть и ненадолго. Когда эффект станет затухать, иди дальше. Но помни о том, что чем быстрее ты доберёшься до больших высот, тем меньше вещей в будущем будут способны дарить тебе радость, и тем больше вещей начнут тебя огорчать. Но если путь твой будет неторопливым, то радость тебе будет обеспечена на куда более длительный срок.