Соперница

Эрик-Эмманюэль Шмитт (2023)

«Каллас? Это ненадолго! Вот увидите: скоро о ней уже никто не вспомнит…» Так утверждает некая Карлотта Берлуми — склочная женщина, у которой к Марии Каллас давние счеты: она уверяет, что некогда и сама блистала на оперной сцене и была самой главной соперницей Каллас. Да, Карлотта вела себя как капризная примадонна, не хотела учиться, не хотела меняться, не хотела оттачивать мастерство, и со временем ее совершенно позабыли даже самые просвещенные поклонники оперы. Но в этом, конечно, тоже виновата Каллас… Эрик-Эмманюэль Шмитт — популярный во всем мире писатель, драматург, режиссер и кинематографист, член Гонкуровской академии и лауреат престижных премий. Его книги переведены на несколько десятков языков, а во Франции выходят ежегодным суммарным тиражом полмиллиона экземпляров, его пьесы играются на сцене в полусотне стран. Его роман «Оскар и Розовая Дама» изменил жизнь множества читателей — наряду с Библией, «Маленьким принцем» и «Тремя мушкетерами». Но первой любовью Шмитта всегда оставалась музыка — в юности он мечтал стать композитором, — и теперь он, меломан, эрудит, проницательный знаток человеческих душ, рассказывает историю Марии Каллас, чье столетие со дня рождения мир отметил в 2023 году. Каллас — величайшая оперная звезда, всю свою жизнь посвятившая искусству, которое в итоге ее и погубило. Каллас — легенда, ставшая мифом (в 2024 году аудитория крупнейших мировых кинофестивалей рукоплескала «Марии», байопику, поставленному Пабло Ларраином с Анджелиной Джоли в заглавной роли). Однако «Соперница» — совсем другая история: миф наизнанку, взгляд из зазеркалья, антипортрет глазами женщины, которая Марию Каллас ненавидит, и эту историю о ней, о мире оперы, об интригах и жестокости, скрытых за внешним блеском, Шмитт рассказывает, как умеет только он: обманчиво легко, бесконечно глубоко и не без лукавства. Впервые на русском!

Когда Карлотта пришла в себя, над ней склонились четверо пожарных^[5], один симпатичнее другого: выпяченные пухлые губы, жемчужно-белые зубы, смуглая кожа и густые черные волосы. У нее при виде этих парней сразу поднялось настроение, тем более что они, казалось, не сводили с нее глаз.

— Синьора, с вами все в порядке? — Один из них теплой рукой пощупал ее пульс на запястье. — Вы очнулись?

Карлотта хотела ответить, но горло ее сжалось, и она не смогла издать ни звука.

На блестящих от пота лбах пожарных, склонившихся над старушкой, прорезались озабоченные складки.

— Синьора, ответьте, ответьте! Пожалуйста!

Уверенная, что на сей раз голосовые связки будут ей повиноваться, Карлотта намеренно не спешила с ответом. Разве в ее возрасте может выпасть лучший шанс одним махом покорить четверых молодцев? Поэтому она молчала, усугубляя их беспокойство. Тот, кто проверял пульс, нацепил ей повыше локтя манжету, манжета надулась, и ей показалось, что руку вот-вот сплющит.

— Хороший признак, ваше давление нормализуется, — с гордостью отметил пожарный.

Он улыбнулся, что привело ее в замешательство. Но старший из четверки был встревожен:

— Афазия — результат ушиба головы. Возможно, из-за падения… Давайте отвезем ее в больницу.

При этих словах Карлотта запаниковала и тут же обрела дар речи.

— Нет-нет, все в порядке… — Она выдержала паузу, чтобы не спугнуть своих спасителей. — Это… ничего страшного. Вагальная реакция^[6].

Они выдохнули, успокаиваясь. Она была тронута тем, что они так тревожатся за нее.

— И часто у вас возникает вагальная реакция? — спросил один из них, явно не в восторге от ее состояния. Длинные ресницы, затенявшие зрачки, делали его неотразимым.

— Частенько, — пробормотала Карлотта, зардевшись, словно поделилась интимным секретом.

Он кивнул, не сводя с нее глаз. Карлотта просто расцветала в окружении этих юношей. Поза, в которую они ее усадили, — со слегка приподнятыми ногами — доставляла ей несказанное удовольствие, оживляя каждую клеточку тела. Как давно над ней не нависал мужчина… Да что там, целых четыре отборных экземпляра… Она внутренне хихикнула и откинулась на спинку кресла, наслаждаясь этим божественным состоянием.

— С кем из ваших родственников нам следует связаться?

Вопрос ошеломил Карлотту. Родни у нее не осталось… Они что, не понимают, сколько ей лет? Ее мать скончалась пятьдесят лет назад.

— Сын? Дочь? Внуки, которым можно позвонить по телефону?

А, вот что они имели в виду, говоря о родственниках, подумала она.

— Может, друзья?..

Что за странная мысль! Какие друзья здесь, в Италии — стране, которую она покинула десятки лет назад?

Она помотала головой.

Атлет с ресницами египетской царевны повернулся к коллегам:

— Если нас кто-нибудь подменит на дежурстве, мы доставим ее в больницу.

Какая забота! Карлотта, преисполненная благодарности, все же почуяла ловушку: больница означает конец вечеринки, она лишится восхитительного общества юной четверки. Просканировав взглядом зал театра, где она возлежала, и окруживших ее людей, она увидела, что позади пожарных топчется гид.

— Мой племянник! — воскликнула она.

Пожарные повернулись к Энцо:

— Это вы нас вызвали?

— Мой племянник! — настойчиво повторила Карлотта.

Подобная перспектива решения проблемы вполне устраивала пожарных, которым не терпелось поскорее покончить с этим вызовом и отправиться на следующий.

— Можно на вас положиться? — спросили они Энцо. — Очевидно, все дело в вагальной реакции, однако организм должен восстановиться.

— Мой племянник в курсе! — отчеканила Карлотта, по возможности громко.

Мужчина с девичьими ресницами, касаясь Карлотты, будто она принадлежала ему, проинструктировал Энцо:

— Так, пусть она полежит еще минут десять с поднятыми ногами, чтобы возобновился приток кислорода к мозгу и сердцебиение пришло в норму.

— Понятно, — сказал Энцо.

Все четверо пожарных повернулись к Карлотте:

— До свидания, синьора, выздоравливайте.

В знак благодарности Карлотта выдавила несколько невнятных слов, с грустью глядя на ангелов-хранителей, возвышавшихся над нею на крепких ногах. Шеф бригады взял заполненный Энцо листок, и они двинулись к выходу. Топот армейских ботинок эхом разносился по залу «Ла Скала», более привычному к приглушенному стуку туфель на шпильке и лаковых ботинок; снаружи хлопнули дверцы фургона, взвыла сирена, такая же дерзкая, как они сами, и помчалась прочь, пока не затихла, растворившись в уличном шуме.

Энцо опустился на колени рядом с Карлоттой. Она с удовольствием обернулась бы вампиршей, высасывая свежую кровь из этого малыша. Опасаясь, что он подслушает ее мысли, она решила отвлечь его внимание.

— Долго я пробыла без сознания?

— Три или четыре минуты. Как раз подоспела помощь.

— Даже так! — просипела она не то с изумлением, не то с гордостью.

На мгновение они замолчали. Ее тронуло смущение молодого человека.

— Как только мне удастся подняться на ноги, вы сможете вернуться к работе… синьор…

— Энцо Понци.

–…сможете вернуться к своим делам, Энцо.

— Без проблем. Мои туристы обедают. Вы… вы… — Он боялся закончить фразу.

Она подбодрила его взглядом.

— Вы одна в Милане, синьора Берлуми?

Карлотта вздрогнула:

— Как вы узнали мое имя?

Он указал на ее сумочку, лежавшую рядом.

— Простите, мне пришлось достать ваш паспорт, чтобы заполнить бланк для пожарной бригады.

Карлотта недовольно поморщилась.

Он негромко повторил вопрос:

— Вы одна в Милане, синьора Берлуми?

— Я здесь уже два дня. В отеле. Я только что прилетела в Милан из Аргентины.

–…где вы и живете постоянно.

— Откуда вам это известно? — огрызнулась она.

— Из ваших документов… В них указан адрес в Аргентине.

Карлотта терпеть не могла, когда люди пытались что-то о ней разузнать, и вовсе не потому, что у нее были какие-то особые секреты, а из принципа. Эта дикарка с детства держала глухую оборону, не поддаваясь на уговоры посторонних.

— Мой дед боготворит вас, синьора Карлотта Берлуми.

— Ваш кто?..

— Да, мой дед. Мне передалась его страсть к опере. Много раз он упоминал ваше имя с нескрываемым восхищением и восторгом.

— Ах…

Карлотта не могла решить, радует это ее или раздражает. Скорее всего, и то и другое. Привязанность поклонника льстила ее самолюбию, но эта хвала относилась к ушедшей прекрасной эпохе. Дед был ею очарован, а внук испытывает к ней жалость. Какая деградация!

Она попыталась подняться на ноги. Энцо пришел ей на помощь, придвинув кресло.

— Не вставайте так резко. Поберегите сердце.

Карлотта мысленно ругнулась. Ее сердце! Стоило любому нахалу заговорить о ее сердце, и она чувствовала себя рухлядью, которой место на свалке. В прежние времена ни один молокосос не посмел бы упомянуть о ее сердце, а тот, кто отважился бы на это, не заручившись ее одобрением, схлопотал бы пощечину.

— Спасибо… э-э…

— Энцо.

Он раздражал ее: милое мальчишеское имя, весь такой милый, сама любезность, безупречное внимание — все напоминало о том, что срок годности у нее истек.

— Спасибо, Энцо.

Она села. Мальчик прав: нужно унять одышку. Он поднял сумочку и аккуратно положил ей на колени. Она бормотала что-то себе под нос, униженная, несчастная, разъяренная. Сейчас он распрощается с ней и уйдет. А что еще он может сделать? Зачем ему тратить время на дряхлую старуху, которая и на ногах-то не стоит? Что ж, прощай, Энцо. Ступай к своим французам, обжирайся, а потом, когда наступит ночь, отправляйся к приятелям, таким же красавчикам, как ты сам.

Он поклонился ей и заглянул в глаза:

— Вам нужен племянник на время вашего пребывания в Милане?

— Что, простите?

— Только что вам понадобился племянник. Эта роль мне прекрасно подходит.

Примечания

5

В Италии первую медицинскую помощь могут оказывать и пожарные, имеющие соответствующую лицензию.

6

Вагальная реакция — вызванная сильным стрессом кратковременная, преходящая потеря сознания из-за внезапного снижения артериального давления, частоты сердечных сокращений и мозгового кровотока.