Французская косичка

Энн Тайлер, 2022

Новый роман всеми любимого классика. Теплый, чуть ироничный, проницательный. Это снова путешествие в мир обычной семьи. От 1950-х, когда за окном сигналит сверкающий красный «шевроле», до наших дней, окуклившихся в пандемии. Летом 1959 года Гарретты отправляются в свой первый и последний семейный отпуск. Они почти не покидают съемный коттедж, но в каком-то смысле они никогда не были так далеки друг от друга. После той поездки все в семье незаметно, но все уверенней начинают отдаляться друг от друга. Мерси с трудом сопротивляется зуду – она так сильно хочет стать художницей. Но кто тогда будет заботиться о доме, готовить обеды для мужа Робина? Ее дочери, уравновешенная Элис и помешанная на мальчиках Лили, совершенно не похожи друг на друга и не находят общего языка. Их младший брат Дэвид, уехав учиться, почти разрывает связи с семьей. И все же что-то соединяет их всех, несмотря на все разногласия и непонимание, что-то неуловимое. И каждый член этой вроде бы разобщенной семьи оказывает влияние на жизнь всех остальных. Потому что семья – это нечто более глубокое, чем просто родственные отношения, семья – словно французская косичка: ты думаешь, что сбежал от родных, но освободиться от них невозможно, они, точно завитки распущенной косички, все равно сплетены. Полная любви к людям, надежды, радости, смешанной с горечью, «Французская косичка» – это классическая история Энн Тайлер. Удивительно проницательный роман о семейных безднах, о невозможности освободиться от тех, кто любит нас.

3

Утром 6 сентября 1970 года — воскресенье, солнечное и прохладное, но пока ничуть не похоже на осень — Робин и Мерси Гарретт отвезли своего сына Дэвида, новоиспеченного первокурсника, в Ислингтон, штат Пенсильвания, в Ислингтонский колледж. Они помогли ему заселиться в общежитие, познакомились с соседом по комнате (с виду милый мальчик, но, конечно, совсем не такой славный, как ее малыш, подумала Мерси), попрощались и уехали.

По пути домой они по большей части молчали. Время от времени произносили вдруг что-нибудь вроде «Стены можно было бы покрасить, как по мне» (это Робин) и «Интересно, Дэвид запомнил хоть слово из моих инструкций по стирке» (Мерси). Но в целом погрузились в то молчание, которое источают невысказанные мысли, — сложные, противоречивые мысли клубились в салоне автомобиля.

На Балтиморской окружной, в пятнадцати минутах от дома, Робин сказал:

— Думаю, сегодня вечером нам вроде надо бы оторваться по полной, мы ведь вновь остались только вдвоем, ты и я. Сходить куда-нибудь поужинать или, не знаю, заняться безумным сексом на полу в гостиной или вроде того. — Сухой короткий смешок. — Но знаешь что? Честно говоря, я чувствую себя опустошенным.

— Ну конечно, дорогой, так и должно быть, — успокоила мужа Мерси. — От нас улетел последний птенчик, остававшийся в гнезде. Естественно, нам грустно.

И она вправду печалилась, несомненно. Дэвид был самым близким ей ребенком, хотя раньше она представляла, что дочери должны быть ближе. Когда Элис и Лили уехали из дома, с родителями остался один Дэвид, привычный хаос угас, все затихло, и иногда Мерси даже удавалось поговорить с сыном по душам. Кроме того, Элис всегда была такой уверенной в себе, такой властной, Лили же такой, ну право слово, взбалмошной, а Дэвид оказался таким спокойным, невозмутимым, он умел внимательно слушать — качество, которое Мерси начала очень ценить в последние годы.

Конец ознакомительного фрагмента.