Принцесса Элли

Эмма Чейз, 2017

Семнадцатилетняя Элли, младшая сестра герцогини Оливии Фэрстоун, много лет была без ума от королевского телохранителя. Логан Сент-Джеймс. Невероятно крутой. Самый сексуальный парень, которого Элли видела в своей жизни, – и это включая книги, фильмы и телепередачи. Для нее Логан – идеальное сочетание красоты и чего-то горячего, мучительно таинственного. Для него Элли – часть его работы, член королевской семьи и… запретный плод, который безумно манит Логана. Он мечтает о ней, рискнет всем ради ее защиты, но никто не должен узнать о его чувствах. Но теперь, когда Элли исполнилось двадцать два, она намерена воплотить свою сказочную мечту в реальность. И даже королева Весско не сможет помешать ей на пути к счастью.

5. Логан

День окончания школы Элли выдался солнечный — один из тех ярких, ясных дней, когда небо ярко-голубое, а воздух одновременно прохладный и теплый. Я выезжаю с парковки возле нашей квартиры на черном внедорожнике и направляюсь к «Амелии», чтобы забрать Элли, Марти и ее отца. Томми на пассажирском сиденье. Примерно через десять минут езды он подозрительно смотрит на меня краем глаза.

— Это что, REO Speedwagon?

Я нажимаю на поворотник и сворачиваю налево.

— Что?

— Ты напеваешь «Не могу побороть это чувство…» REO Speedwagon, если я не ошибаюсь.

Ха. Я даже и не заметил.

Мои руки скользят по рулю, я пожимаю плечами.

— Элли составила мне плей-лист… На самом деле он не так уж и плох.

Томми опускает солнцезащитные очки на нос и смотрит на меня поверх оправы.

— Кто ты, черт возьми, сейчас?

Я смотрю на него, сильно хмурясь. Затем показываю средний палец.

Он смеется и возвращает очки на место. Минуту спустя этот придурок откидывает голову назад и напевает:

— Я все еще люблю тебя.

И я уже ищу место, где можно притормозить, чтобы запихнуть его в багажник.

* * *

Десять минут спустя я паркуюсь в переулке за кофейней, и мы с Томми входим на кухню через заднюю дверь.

Нас приветствует орущая Элли…

— Трахни меня в задницу!

Я давлюсь собственной слюной.

— Что ты только что сказала?

Она поворачивается от раковины, широко раскрыв глаза и заикаясь.

— Я не… Я хочу сказать, я никогда не делала этого…

Мои брови взлетают до линии волос.

— Это просто выражение!

Томми бормочет себе под нос:

— Американки вообще странно выражаются.

Элли поднимает вверх маленькую белую туфельку с ремешками.

— У меня сломался каблук. И у меня нет других туфель, которые подходят к этому платью! Я облажалась по полной.

Я жестом указываю на туфлю.

— Дай сюда. — Я верчу ее в руках. — У меня в машине есть суперклей — могу починить.

Она смотрит на меня с обожанием.

— Ты мой герой, Логан. Я могу поцеловать тебя прямо сейчас.

И то, как она это говорит — хрипло и нетерпеливо, — наводит меня на мысль о том, что она не просто использует очередное расхожее выражение.

Я не дурак; я знаю, что Элли по уши в меня влюблена. Я вижу, как она смотрит на меня, когда думает, что я не смотрю: с таким благоговением, что мне кажется, будто я стою на пьедестале высотой в пятьдесят футов. А временами ее взгляд настолько полон желания, что он как будто бьет меня под дых.

Потому что, как бы ни была привлекательна Элли… она еще очень юная и недоступная для меня.

Поскольку мы здесь только на лето, не стоит смущать ее разговорами; я буду продолжать притворяться, что не понимаю, что происходит.

— Вы выглядите просто прелестно, мисс Элли, — говорит Томми.

И это правда. В своем простом светло-розовом платье, с обнаженными тонкими руками, с длинными цветными волосами, завитыми на концах, она выглядит как… принцесса. Ей не хватает только короны.

— Спасибо, Томми.

Марти входит через вращающуюся дверь из столовой, и гигантская связка серебряных и темно-синих воздушных шаров, на которых написаны все возможные поздравления с окончанием школы, отчаянно раскачивается.

— Тебе шариков-то хватит? — спрашиваю я.

Элли хихикает.

— Они от Оливии. Я думаю, она чувствует себя виноватой из-за того, что не сможет присутствовать, но она и не должна.

Томми смотрит на часы.

— Нам нужно идти. Ты же не можешь опоздать на свой собственный выпускной.

— А мне нужно занять место в первом ряду, чтобы посмотреть твое выступление, — добавляет Марти.

Элли работала над своей прощальной речью последние три дня, круглосуточно. Она засовывает руки в белую выпускную мантию, затем использует стеклянную дверцу шкафа в качестве зеркала, чтобы приколоть шляпу на голову. Черт возьми, она красавица.

— Где твой отец? — спрашивает Томми.

И игривая искорка, которая всегда горит в больших голубых глазах Элли… исчезает в одну секунду.

— Он спит. Он не пойдет.

Марти кашляет, бросая на меня недовольный взгляд, но не говорит ни слова. Мы все направляемся к машине.

Я разворачиваюсь к багажнику и быстро приклеиваю каблук Элли, затем передаю его ей через окно на заднем сиденье.

— Томми отвезет тебя, я догоню. — Кофейня закрыта на весь день. — Я еще раз все осмотрю, удостоверюсь, что все надежно заперто.

Она надевает солнцезащитные очки в форме сердечек.

— Хорошо, но не опаздывай. Вы, ребята, единственная группа поддержки, которая у меня есть. Я ожидаю услышать от вас серьезные «гоу, гоу, гоу».

Я киваю.

— Меня ничто не остановит.

* * *

— Вставай.

Эрик Хэммонд лежит в постели на спине, все еще одетый во вчерашнюю серую футболку и брюки — от него воняет, как от полов в барном туалете. Он не двигается с места, когда я снова его зову, а у меня нет ни времени, ни терпения, чтобы валять дурака.

— Эй. — Я шлепаю его по щеке, сдерживаясь, чтобы не врезать по лицу, потому что нокаут вряд ли ускорит процесс.

— Эй! Пойдем — поднимайся.

— Что? — Он вдыхает, фыркая, и его глаза медленно фокусируются на мне. — Какого черта ты здесь делаешь?

Я подхожу к шкафу, сдвигаю вешалки, ищу костюм.

— Твоя дочь сегодня оканчивает школу. Я проконтролирую, чтобы ты добрался туда, где тебе следует быть.

— Элли? — говорит он в замешательстве.

— О, ты знаешь, что она твоя дочь? Я просто не был уверен, что ты знаешь.

— Это сегодня? — спрашивает он, потирая лицо.

Я нахожу темно-серый костюм и белую рубашку, все еще в пакете из химчистки, и они вроде выглядят сносно.

— Это сегодня. И она произносит прощальную речь.

Он потирает щетину с проседью на подбородке. И опускает голову.

— Черт возьми. Черт возьми. — Он поднимает голову, встречаясь со мной взглядом, его голос похож на шорох наждачной бумаги. — Логан, верно?

Я киваю.

— Ты, должно быть, думаешь, что я просто кусок дерьма.

Я сжимаю челюсти.

— Не имеет значения, что я думаю.

— Ты не понимаешь. — Он открывает ящик прикроватного столика и достает фото в рамке, смотрит на него — разговаривает больше с фотографией, чем со мной.

Я смотрю на Эрика Хэммонда и вижу человека, которым он был раньше. Сильный и прямой — даже благородный. Это было до того, как тяжесть жизни согнула его пополам, превратила в унылый мешок с костями.

— Ты ошибаешься, — мягко говорю я. — Я понимаю.

Затем мой голос становится жестким.

— Мне просто все равно. На тебя. — Я указываю на дверь. — Последние шесть недель я был тут и смотрел, как ты разбиваешь сердце этой девушке каждый день, и я больше не собираюсь на это смотреть.

Моя работа — охранять Элли Хэммонд. Всю ее. Ее тело так же, как и ее милую маленькую душу. И я чертовски хорош в том, что делаю, более того, я хочу защитить ее. Потому что она добрая, умная и драгоценная… и, черт возьми… кто-то должен позаботиться о том, чтобы она была в безопасности.

— Так что ты встанешь с кровати, приведешь себя в порядок и в течение следующих нескольких часов будешь притворяться, что она тебе важна.

Он кивает, и, когда он ставит рамку на прикроватный столик, я вижу фотографию. Это семейный снимок: Оливия совсем маленькая, с кривыми зубами и растрепанными волосами; ее отец стоит позади нее, трезвый и счастливый, а на руках у него ее сестра с детскими щечками и белокурыми волосами. И меня как будто окатывает волной, когда я вижу женщину рядом с ним — смотрящую на него снизу вверх, улыбающуюся. Женщина с короткими светлыми волосами… и красивым лицом Элли. Они выглядят почти одинаково.

— Она для меня важна, — шепчет Эрик Хэммонд, проводя большим пальцем по изображению того, что когда-то было его семьей.

* * *

На выпускном вечере Элли собрались фотографы. Небольшая группа, всего трое, но они есть. Я веду мистера Хэммонда к двери спортзала, где студент-волонтер ждет, чтобы обменять наши билеты на бумажные программки.

Журналисты выкрикивают вопросы, когда мы проходим мимо:

— Мистер Хэммонд, принц Николас приедет на церемонию?

— Как вы относитесь к беременности Оливии? Ребенок от принца?

— Мистер Хэммонд, когда свадьба?

Эрик держится молодцом. Не реагирует, даже не поворачивает головы. Когда я веду его к его месту, он тихо спрашивает:

— Оливия же не по-настоящему беременна, да?

— Да.

— Это всегда так? С репортерами?

Я приподнимаю уголок рта.

— Обычно в сто раз хуже.

* * *

Во время церемонии я стою сзади, наблюдая за толпой, за поздно прибывшими и рано уходящими. Когда Элли произносит свою речь, я ловлю момент, когда она замечает своего отца, сидящего рядом с Марти. Она замолкает — лишь на мгновение, — и ненадолго на ее лице появляется выражение недоверия. А потом она улыбается. Так счастливо.

И хотя мы внутри, день вдруг кажется еще более солнечным.

* * *

Марти говорит, что поедет домой после церемонии, и прощается у школы. Но, когда Томми идет за машиной, отец Элли сообщает, что хочет вернуться в кафе пешком — такой хороший день и все такое.

Поэтому я пишу Томми, чтобы он встретил нас в кофейне, а затем следую за Элли и мистером Хэммондом на приличном расстоянии — оставляя им пространство для уединения, но держась достаточно близко, чтобы оказаться рядом, если понадоблюсь.

Элли снимает мантию и перекидывает ее через руку, размахивая дипломом и шляпой в другой руке. Примерно на полпути домой на тротуаре становится меньше людей, и я слышу, как мистер Хэммонд тихо и серьезно разговаривает со своей младшей дочерью.

— Ты прекрасно выглядела сегодня, детка.

Элли издает короткий, застенчивый смешок.

— Спасибо, папа.

А потом он смотрит на нее еще раз, его глаза становятся трезвыми и влажными.

— Ты прекрасно выглядишь каждый день. Прямо как твоя мама.

Подбородок Элли вздрагивает.

— Прости. Я знаю, что это тебя расстраивает.

И ее слова, кажется, расстраивают его еще больше. Мистер Хэммонд останавливается в крошечном сквере, на клочке зелени с несколькими скамейками и дорожкой, ведущей на соседнюю улицу. Он подводит Элли к скамейке и садится, и я слышу, как он говорит, что ему нужно ей кое-что сказать.

После этого я больше не слушаю. Я остаюсь начеку и сосредотачиваюсь на окружающей обстановке. Я держу их в поле зрения, но блокирую разговор — потому что это тоже часть работы. Единственный способ не свести людей с ума — дать тем, кого я защищаю, ощущение приватности.

Не важно, насколько близкими мы становимся, некоторые вещи просто не наше собачье дело.

Через некоторое время Элли встает, а мистер Хэммонд остается сидеть.

— Я уже потерял твою сестру. Я не хочу потерять и тебя тоже, — печально говорит он ей.

И слезы текут из глаз Элли, когда она обнимает его, даже когда она умоляет:

— Не плачь, папа. Ты не потерял Оливию и не потеряешь меня. Мы любим тебя, и мы знаем, как тебе тяжело… Как тебе грустно.

А потом я слышу глубокий голос Эрика Хэммонда, когда он вытирает лицо салфеткой и протягивает руку, чтобы похлопать Элли по руке.

— Я буду стараться, детка. Я обещаю, с этого момента все будет по-другому.

Я бы не слишком на это рассчитывал. Такие обещания даются часто, но еще чаще нарушаются.

Они возвращаются на тротуар, бок о бок, и это сигнал, чтобы пойти за ними. По пути домой Элли оглядывается на меня, но я не смотрю ей в глаза, я поворачиваюсь к улице. Потому что не хочу, чтобы она думала, что я все слышал или что мне не безразлично то, что только что произошло между ней и ее отцом, я не хочу, чтобы она чувствовала себя неловко.

Когда они подходят ко входу в «Амелию», ярко-красный «Фольксваген-битл» с откидным верхом, за рулем которого сидит подруга Элли Марлоу, подъезжает и паркуется во второй ряд. Она сигналит и складывает руки чашечкой вокруг своих красных губ — того же оттенка, что и машина.

— Поехали! Выходные у Берни!

Основываясь на том, что я подслушал, их одноклассник Берни Фолджер устраивает выпускную вечеринку в доме своих родителей на берегу в Уайлдвуде, штат Нью-Джерси. Прежде чем она успевает спросить, я говорю ей:

— Ты не поедешь одна.

В этот момент Томми выходит из двери кофейни.

— Томми может поехать с нами! — кричит Марлоу. — Я даже дам ему порулить, потому что сегодня я чертовски добрая.

Томми встречается со мной взглядом — и мы оба киваем. Элли обнимает своего отца на прощание и поворачивается ко мне, застенчиво шаркая своими белыми босоножками на каблуках.

— Ну… Увидимся завтра, Логан.

Потом она спешит к машине и забирается на заднее сиденье. По пути Томми проходит мимо меня, похлопывая по руке.

— У мистера Хэммонда там посетитель. Внутри.

Он проскальзывает на водительское сиденье, и они втроем трогаются с места.

Я открываю дверь мистеру Хэммонду и следую за ним в кофейню. И вот тогда я замечаю рыжеволосого посетителя, о котором говорил Томми.

Четвертый граф Эллингтон встает со стула.

Он улыбается единственным известным ему способом — тепло и приветливо — и протягивает руку.

— Мистер Хэммонд, меня зовут Саймон Барристер. Рад с вами познакомиться. Я хотел бы поговорить с вами об одном деле, которое может быть прибыльным для нас обоих.

Эрик Хэммонд пожимает графу руку.

— Что у вас за дело, Саймон?

И голубые глаза графа Эллингтона вспыхивают.

— Я надеюсь, речь пойдет… о пирогах.