Эта жестокая грация

Эмили Тьед, 2022

Ради спасения страны от летающих демонов каждые пять лет одаренная богами девушка-Финестра, новая правительница, должна заключать брак с Фонте – партнером, обладающим магией. Объединив силы и усилив магию двукратно, этот священный союз сохранит мир на земле. Но Алесса, недавно ставшая Финестрой, будто проклята: ее прикосновение убивает. Трижды она стала вдовой, убив всех своих Фонте. Вот-вот наступит день, когда войско демонов погрузит страну девушки в вечный мрак. Народ недоволен и уже не верит Алессе. Когда уличный священник убеждает всех, что убийство нынешней Финестры – единственный выход, поднимается бунт. Отчаявшись, Алесса уже не верит, что выживет. Но случайная встреча с Данте, изгоем-убийцей с меткой на теле, дает ей надежду. Он может стать ее новым защитником, телохранителем. Однако девушка еще не подозревает, что Данте готов пойти на самое страшное предательство. Только у него ключ к спасению Алессы и к ее сердцу. И только он может помочь девушке с ее даром. Или уничтожить ее…

Семь

A conti vecchi contese nuove.

Старые счеты, новые споры.

— Первым сегодня выступит Йозеф Бенхейм, — объявил Томо, вызвав тем самым очередную волну аплодисментов.

Долговязый и длинноногий Йозеф с кожей темного коричневого оттенка и глубокомысленным взглядом всегда слыл серьезным парнем. Учителя прозвали его маленьким мужчиной, а редко касавшаяся его губ улыбка стала появляться еще реже после смерти его сестры. Точнее, после того как ее у него отняла Алесса.

Нина Фон вцепилась в руку Йозефа, пытаясь помешать ему сдвинуться с места. Они были ровесниками Алессы, поэтому она знала их лучше остальных Фонте. И, по всей видимости, за последние месяцы их многолетняя дружба переросла в нечто большее.

Высвободившись из хватки Нины, Йозеф двинулся в центр платформы, выделенной под выступления. Он поклонился, и серебряная отделка его королевской синей туники засверкала в свете мерцающих гирлянд. Его наряд — дань уважения Илси, носившей те же самые цвета в день, когда ее выбрала Алесса. Она знала, что Йозеф не славился злопамятностью и не пытался ее задеть, но тело все равно пронзила острая боль.

Как и Томо, Йозеф обладал даром создавать холод или скорее устранять тепло, о чем любил напоминать Томо. «Холод по своей сути — это нехватка тепла, потому одаренный способен устранить тепло, но никак не сотворить холод». Йозеф, даже не улыбнувшись, заморозил содержимое нескольких поджидающих его стаканов. Благодаря дару Йозефа его семья не только круглогодично содержала магазинчик мороженого, но и являлась основным поставщиком льда в Саверио, а их дом был одним из самых роскошных на острове. Не то чтобы семья Йозефа использовала дар своего сына лишь для собственного обогащения — их бы за это непременно застыдили, — однако на великолепный дом они заработали явно не раздачей льда беднякам, отчего данная тема довольно редко поднималась в разговорах. Из всех способностей Фонте его сила выделялась своей узкой направленностью: прицелиться, заморозить, посмотреть, как скарабео падает, и разбить его на мельчайшие осколки. Из-за специфики его дара сражение могло обернуться достаточно затяжным и выматывающим противостоянием.

После Йозефа выступила Нина, засеменив в центр зала в простом белом наряде. Ее бледная кожа, усыпанная веснушками, казалась практически прозрачной, а щеки заметно порозовели при звуках вежливых и скромных аплодисментов. Она подготовила реквизит — коллекцию маленьких предметов вроде ложек и камней — и задействовала их, чтобы продемонстрировать свою способность деформировать материю, превращать твердое в тягучее и менять форму. Представление получилось весьма увлекательным, но чем охотнее хлопали гости, тем краснее становились щечки Нины, и вскоре тон ее лица практически сравнялся с волосами цвета «клубничный блонд».

Следующий исполнитель пропустил свой выход.

Томо проверял свои записи и вглядывался в тени, разыскивая того, кто продемонстрирует свой дар, а Алесса тем временем посматривала на темные проходы над сверкающими гирляндами.

Внезапно краем глаза заметила движение. Солдаты носили синюю форму, а официанты — черную, потому на третьем этаже никого не могло находиться, особенно в белом, особенно в столь поздний час.

— Калеб Топоровский? — выкрикнул Томо чуть громче, и Алесса обратила свое внимание на происходящее в зале.

Калеб с очевидным раздражением прервал свой разговор с симпатичным пареньком, сидящим за ближайшим столом.

Алесса сморщила нос.

Рыжеволосый и голубоглазый Калеб с идеальным загаром был практически до неприличия красив, если вам нравятся самодовольные мерзавцы. В первую их встречу Алессе только-только исполнилось тринадцать, а он к тому времени уже достиг пятнадцати лет. И хотя пропасть между восемнадцатью и двадцатью казалась не такой уж существенной, она не могла избавиться от ощущения, будто Калеб по-прежнему видел в ней назойливого ребенка, с которым его заставляли общаться. С другой стороны, он так думал едва ли не о каждом человеке, так что, вероятно, его неприязнь не носила личного характера.

Калеб не торопясь прошествовал на середину платформы.

— Финестра, Фонте… новая Финестра, — протянул он. — Невероятная честь, полагаю.

Честь для него? Или он имел в виду, что это честь для них принимать его в Цитадели? Алесса старалась не относиться к нему предвзято, но у нее плохо получалось.

Пока над раскрытой ладонью плясали молнии, Калеб сухо излагал суть своих способностей, словно его раздражало то, что из-за дара ему приходилось делать что-то еще, кроме как праздно шататься по улицам города. Вот только, судя по его убранству, он не брезговал привилегиями, которые появлялись у избранных богами.

Следующими вышли Камария и Шомари, близнецы с кожей оттенка меди и с одинаковыми выражениями мрачной решимости на лицах. Встретив взгляд Шомари, Алесса увидела в нем безразличие, а вот в глазах Камарии сверкнуло нечто ей неведомое. Она не встречала других разнополых близнецов, да и о них, если честно, ничего не знала. Пока Алесса не стала Финестрой, они ходили в одну школу, но Шомари и Камария были популярными учениками — на год старше нее и к тому же Фонте, — в то время как сама Алесса ничего из себя не представляла. Она восхищалась ими издалека и никогда не предпринимала попыток заговорить. А теперь им приходилось обращаться к ней, и это можно засчитать за крошечную победу.

Шомари поднял воду из питьевого кубка и закружил капли в воздухе, создавая замысловатые фигуры. Камария взяла в руку свечу и, игриво подмигнув зрителям, с помощью своей способности управлять огнем превратила капли в клубы пара. Алесса скрыла за бокалом улыбку. Некоторые люди вроде Камарии и Адрика рождались с избытком обаяния, которое порой невольно выплескивалось несмотря на обстоятельства.

Дальше выступала Саида. Убедившись, что золотистая повязка на голове удерживает пышные кудри, не позволяя им упасть на лицо, она сотворила ветряную воронку, из-за которой на главном столе закружились салфетки. Девушка была ровесницей Алессы, однако, когда улыбалась, заслышав аплодисменты, на ее щеках появлялись ямочки, отчего создавалось впечатление, что она на несколько лет младше.

Благодаря Хьюго Алесса обладала опытом обращения с силой воздуха, но недостаточным, чтобы тут же сделать Саиду основным кандидатом.

Двух следующих Фонте Алесса не знала. Должно быть, они прибыли из-за границ. Одна девушка контролировала огонь, как Камария, а другая управлялась с материями, как Нина, но с куда меньшим изяществом.

Наступила долгая пауза, после которой перед ними предстал очередной выступающий. Худощавый мальчишка с блестящими черными волосами, стоящий чуть поодаль от остальной группы, вышел вперед, вытянув руки по швам. На его лице застыло выражение отважной решительности.

Алесса ощутила дурноту.

— Джун Чон? — прошептала она Ренате. — Серьезно?

— Его родители были не в восторге, но он достиг приемлемого возраста.

— Да ну?

Джуну едва ли исполнилось тринадцать, и пускай связь Финестры и Фонте не считалась привычной формой супружества, Алессе не хотелось обзаводиться женихом-ребенком.

— Нет. Ни в коем случае. Я была его нянькой.

Рената запротестовала, как Алесса и предполагала, но Томо согласился с ней, впрочем, и это Алесса просчитала заранее. И список потенциальных партнеров сократился ровно на одного. Алесса попыталась приободрить родителей Джуна улыбкой, однако те не догадывались, что девушка борется за исключение их сына из списка, и оттого занервничали еще больше.

Когда закончилось последнее выступление, Рената неистово и горячо похвалила Фонте, хотя подобное поведение ей было несвойственно, — поежилась даже Алесса, — а затем предложила гостям продолжить наслаждаться вечером и выразительно глянула на виновницу торжества.

Алесса сделала последний, придающий сил глоток воды, спустилась с помоста и начала оглядывать Фонте, размышляя, с кем заговорить первым. На дружелюбную улыбку она и не рассчитывала, но надеялась, что установивший с ней зрительный контакт хотя бы не вздрогнет.

Калеб и его привлекательный друг изучали столик с десертами, а Фонте, которому нравилась выпечка, вызывал в ней куда больше симпатии, чем избегающие ее, потому Алесса решила направиться сначала туда. Смахнув прядь волос со лба, Калеб встретился с ней взглядом, и ее сердце пропустило удар. Он превосходно контролировал свой дар — электричество — и мог бы стать могущественным Фонте, согласись он сотрудничать, а не препираться. Если бы ему хватило силы выдержать ее прикосновение, то она бы, так уж и быть, смирилась бы с его дурным характером. Кроме того, он может быть одним из тех людей, кто только кажутся озлобленными, а стоит узнать их получше, и они смягчаются.

Когда она подошла ближе, Калеб приподнял уголок губы и, наклонившись к своему приятелю, прошептал тому что-то на ухо, что заставило обоих парней разразиться хохотом.

С пылающим лицом Алесса нагнулась, чтобы исправить воображаемую проблему, возникшую с ее обувью.

Ладно. Значит, не Калеб.

Она отыскала следующую цель. И пока она направлялась в сторону компании Фонте, Камария, Шомари, Нина и Йозеф сгрудились поплотнее, однако не теряли лица.

Алесса робко поздоровалась, Камария и Шомари тут же посмотрели друг на друга, и в их взглядах читалось множество непроизнесенных слов. Камария скрестила руки на груди. Шомари не пошевелился.

После серии натянутых приветствий воцарилась тишина. Фонте потягивали свои напитки, а Алессе нечем было занять руки, потому она убрала их в глубокие карманы юбки, потянув за торчащую внутри нитку. Если моральный дух Саверио зависел от ее способности вести светскую беседу, прогноз не утешал.

Нина схватилась за свою длинную рыжую косичку.

— А в книгах Цитадели говорится, когда именно случится Диворандо?

— Нет, — ответила Алесса. — Мы не узнаем даты до Первого Предупреждения.

Боги решили, что отличным аналогом обратного отсчета до вторжения будет месяц бедствий, наводнений, штормов и нашествия саранчи, дабы люди не забывали, что грядет нечто куда более опасное.

Нину такое объяснение не удовлетворило.

— Но оно случится уже в этом году. Не волнуешься?

— Конечно, не волнуется, — встрял Йозеф. — Потому Богиня и посылает Первое Предупреждение, чтобы мы понимали, когда пора начинать готовиться. И пока этого не произошло, у нас полно времени.

— Именно, — подтвердила Алесса. — Она не позволит нам пропустить.

— Точно, — успокоилась Нина. — А насколько большие эти демоны?

По всей видимости, Нина не переросла свою привычку выпаливать неудобные вопросы. Камария вздохнула.

— Нина, большинство людей их никогда не увидят. В том числе и ты. Верно, Финестра?

— Уж точно не из-за стен крепости, — заверила их Алесса. — О скарабео позабочусь я. И мой Фонте, разумеется.

Алессе меньше всего хотелось сейчас обсуждать скарабео.

Йозеф прочистил горло.

— Ты уже сделала выбор?

Ладно. Вот об этом она хотела говорить меньше всего.

— Еще нет. — Улыбка Алессы была натянутой, как струна скрипки, которая вот-вот порвется.

В тишине, прежде просто неуютной, а ныне причиняющей едва ли не физические страдания, Алесса поймала взгляд проходящего мимо официанта, что вытянул поднос на всю длину руки, и Алесса сумела дотянуться до угощения.

— Вы должны попробовать, — обратилась она к остальным, улыбаясь слишком радостно. — За них и умереть не жалко!

Все дернулись, и в ее горле встал ком. Ну и где эти демоны, когда ты жаждешь, чтобы тебя порвали на кусочки?!

Однако после этой мысли она мгновенно послала мысленное извинение. «Богиня, я не это хотела сказать. Пожалуйста, дай мне побольше времени».

Алесса взмолилась, уговаривая каменные плиты под ней разверзнуться и поглотить ее, но когда этого не произошло, она улыбнулась и, попросив прощения, оставила группу в покое.

Саида Фарид сидела в одиночестве и строчила в блокноте нечто, похожее на рецепт.

Алесса прочистила горло, не желая напугать девушку внезапным появлением.

— Что пишешь?

Саида покраснела и положила блокнот на колени.

— Это мое хобби. Обожаю анализировать еду и пытаться определить, из каких ингредиентов состоят блюда, чтобы потом приготовить их самой. Я намереваюсь написать об истории кухни Саверио и через еду запечатлеть соответствующие культуры наших предков.

— Амбициозно.

— Все началось со школьного задания; тогда я задумалась о том, что у многих семей есть особые блюда, которые они передают из поколения в поколение, нигде при этом не сохраняя. Мне хочется, что они остались в анналах на случай… — Она осеклась. — Как твое… — Жестом она указала на ухо Алессы.

Финестра, вдруг ощутив себя неуверенно, проверила, прикрывает ли его прическа, и заняла свободный стул.

— Нормально. Правда. Всего лишь царапина.

— Все равно. Наверное, было страшно.

Алесса нечасто сталкивалась с сочувствием, и из-за слов девушки у нее на глаза навернулись слезы. Она улыбнулась еще шире, чтобы не позволить им пролиться.

— Метатели кинжалов не самая серьезная проблема, да?

Смуглое лицо Саиды внезапно побледнело.

— Но ты же работаешь над тем, чтобы… ну, все уладить, верно?

Черт. Она имела в виду скарабео, а не проблему Финестры-убийцы.

— Разумеется! — нарочито бодро воскликнула Алесса. — Я уверена в себе, и у меня все под контролем.

Ой-ей. Последнюю фразу она точно не собиралась произносить вслух. Однако, похоже, успокоила немного Саиду: в кои-то веки привычка Алессы говорить все, что у нее на уме, не привела к плачевным последствиям.

Когда перевалило за полночь, Алесса вернулась в свою комнату, где могла обрести относительный покой. Сон представлялся единственным способом спастись от нервозности и тревожности, что пронизывали ее тело насквозь, однако постель ее скорее отталкивала, чем манила. Она улеглась посередине чудовищно огромной четырехместной кровати, а по сторонам остались акры леденящей пустоты. Никогда еще бессонница не казалась настолько неотвратимой.

И тогда Алесса плюхнулась на диван.

Она так и не решила, кого выбрать. Сильнейшего? Того, чей дар является самым практичным? Вот только если Фонте не доживет до сражения, какая вообще разница? Ей необходимо выбрать Фонте, который выживет.

Избрать Эмира, ее первого Фонте, было так легко. А вот его похороны, наоборот, оказались нестерпимыми.

Поначалу она злилась, когда люди отзывались о нем как о слишком мягком человеке, но эта мысль стала спасительной соломинкой. Конечно же, она не отрицала своей ответственности за сделанный выбор, но, возможно, умер он не совсем по ее вине.

Ее наивное и слегка эгоистичное сердце желало иметь рядом с собой славного парня с милой улыбкой, только боги его не одобрили. Сообщение принято.

В следующий раз она сделает более мудрый выбор.

Илси, старшая сестра Йозефа, источала уверенность и поражала красотой и мощью, как будто вышла из мозаичных панно Цитадели. Все знали, что она-то точно достаточно сильна, чтобы противостоять смертоносному дару Алессы. Так же считала и Алесса, восхищенная девушкой, которая всего за один короткий день осветила Цитадель своей харизмой и удивительным чувством юмора. Алесса даже не успела осознать, хочет ли саму Илси или стать ею, как та скончалась.

Последовала зову сердца. И Эмир умер.

Затем прислушалась к доводам разума. И умерла Илси.

Поэтому она послала все правила к чертям собачьим и выбрала полную их противоположность.

Бедняга Хьюго.

Но попытаться стоило.

С тем же успехом она могла записать имена, бросить бумажки в корзинку и попросить Богиню навести ее руку. Или прочитать дюжину исторических писаний, отыскивая подсказки, которых не существовало. Возможно, стоило перемешать их имена, вдруг получилось бы сложить из букв что-нибудь забавное.

Вот бы у нее получалось заглушать мысли с той же легкостью, с какой люди задувают свечи. Семья даже ласково шутила над ее постоянно работающим мозгом, однако сложно смеяться, когда ее собственные мысли отказываются взять перерыв, чтобы она наконец-то перевела дух.

Алесса слышала о людях, неспособных уснуть из-за непрекращающегося покалывания в ногах, но беспокойство, что мучило ее из ночи в ночь, забиралось куда глубже, минуя мышцы. Оно походило на зудящую потребность: как если бы ее кожа сморщилась во время стирки и ничто не помогало бы ей вернуть прежний вид.

При свете дня ей удавалось занимать себя и игнорировать свое состояние. С наступлением же ночи, безмолвной и неподвижной, надоедливый зуд возвращался.

Движение оказывало целительный эффект, а потому вечерами она расхаживала вперед-назад. И даже когда ее не охватывала тревога — что случалось довольно-таки редко, — она семенила по комнате часами напролет. Вот только она целый вечер провела на ногах, ведя светские беседы, если так можно было назвать неуклюжие попытки поддерживать разговор. Алесса решила закрыть глаза и мысленно отправиться на песчаный пляж. Где горячий песок струится между пальцами, а она тем временем ждет кое-кого особенного. Он должен вернуться на берег с уловом к ужину. За подскакивающей на небольших волнах гребной шлюпкой солнце светит настолько ослепительно, что невозможно разглядеть черты лица рыбака, но воображаемая Алесса знала, кто к ней плывет, и оттого ее сердце наполнилось чувством…

Начала опускаться тьма, но Алесса не успела в нее погрузиться, внезапно вынырнув в реальность.

Она не могла дышать.

Резко распахнула глаза.

Но ничего не видела.

Что-то — кто-то — прижало ее к кровати, поймало в ловушку, надавило на трахею. Размахивая руками, она пыталась освободиться. Ногтями царапала кожаные одежды. На ее шее сомкнулись руки, облаченные в кожу.

Ей не хватало сил.

Алесса из последних сил цеплялась пальцами за нападавшего, ощупывала грубую ткань, твердую грудь, широкие руки, заметив полоску неприкрытой кожи между воротником и подобием маски.

Хватка мужчины дрогнула. Он резко втянул воздух и отстранился на расстояние вытянутых рук, чтобы его уязвимое место оказалось вне зоны досягаемости.

— Не сопротивляйся, слышишь? — прошептал он хрипло, смыкая пальцы вокруг ее шеи сильнее. — Я пытаюсь вести себя учтиво. Сдайся, и скоро все кончится.

У Алессы перед глазами заплясали звездочки, яркие вспышки в кромешной темноте, что напоминали фейерверк, запущенный в честь ее предстоящей кончины.