Все, что мы хотели

Эмили Гиффин, 2018

У Нины Браунинг было все, о чем мечтают женщины: муж, владеющий огромным состоянием, сын, поступивший в один из самых престижных колледжей. У Лилы Вольп и ее отца была сравнительно неплохая жизнь: девушка успешно училась в престижной школе, радовала папу и… была влюблена. Если бы не скандальная история, в которую попал ее сын, возможно, Нина Браунинг никогда бы не решилась кардинально изменить свою жизнь и уйти от нелюбимого мужа. Если бы не тот скандал, Лила Вольп никогда бы не испытала такого унижения… Если бы не тот скандал, Том Вольп никогда бы не познакомился с Ниной Браунинг… Если бы не тот скандал, судьбы героев никогда бы не переплелись так тесно.

Глава вторая

Том

Считайте это отцовской интуицией, но я чувствовал, что с Лилой происходит нечто ужасное, ещё до того, как это узнал. Но опять же, может быть, моё чутьё не имело ничего общего с интуицией, с нашей тесной связью или с тем фактом, что я один воспитываю её, начиная с четырёх лет. Может быть, всему виной был непотребный наряд, в котором она несколько часов назад вознамерилась выйти из дома.

Я убирался в кухне, когда она проскользнула мимо меня в платье до того коротком, что всем желающим была видна её задница, уже и так знакомая во всех анатомических подробностях восьмистам подписчикам её Инстаграма благодаря бесчисленным и, по словам Лилы, стильным фото в бикини, которые она постила, пока я проводил чёткий инструктаж на тему недопустимости размещения пляжных фотографий в соцсетях.

— Пока, пап, — сказала она с натренированной беззаботностью.

— Эй, эй, — я перегородил ей путь к двери, — куда это ты собралась?

— К Грейс. Она за мной заехала, — Лила указала на окно, — видишь?

— Я вижу, — заметил я, глядя на белый джип Грейс возле нашего дома, — что твоему платью не хватает нижней половины.

Она закатила глаза и повесила на плечо огромную сумку. Я обратил внимание, что дочь не накрасилась. Пока. Я не азартный человек, но я готов был поставить сотню баксов, что к тому времени, как машина Грейс доберётся до Файв-Пойнтс, Лила намажет глаза своей любимой чёрной дрянью, а развязанные кроссовки сменит на туфли.

— Это называется мода, пап.

— Ты эту моду у Софи взяла поносить? — поинтересовался я, имея в виду малышку, с которой Лила иногда оставалась посидеть. — Хотя оно, пожалуй, и для неё коротковато.

— Смешной ты, — безо всякого выражения произнесла Лила, глядя на меня одним глазом. Другой скрывала грива вьющихся тёмных волос. — Может, тебе в стендаперы пойти?

— Ладно. Послушай, Лила. В этом ты никуда не пойдёшь. — Я старался говорить тихо и спокойно, как советовал психолог, с которым мы общались на недавней лекции в школе Лилы. Когда мы на них кричим, они доводят нас ещё больше, — сказала эта женщина монотонным голосом. Я обвёл глазами аудиторию и был поражён, увидев, сколько родителей записывают. Интересно, они впрямь станут в кризисный момент сверяться с тетрадкой?

— Па-ап, — заныла дочь. — Мы просто поделаем домашку с Грейс и ещё кое с кем…

— Домашку? В субботний вечер? За кого ты меня принимаешь, вот честно?

— Скоро экзамены… и ещё у нас большой групповой проект. — Лила расстегнула молнию на сумке, вытащила оттуда учебник по биологии и предъявила мне в качестве доказательства. — Вот, видишь?

— И сколько мальчиков в вашей исследовательской группе?

Она попыталась подавить ухмылку, но не смогла.

— Переодевайся. Сейчас же, — отрезал я, указывая на её спальню и стараясь не представлять, какой наглядный урок репродуктивной биологии преподнесут ей в таком платье.

— Хорошо, но учти: каждая минута, что мы с тобой препираемся, срезает мне балл.

— Я согласен на средний балл и нормальной длины платье, — ответил я и вновь занялся уборкой, давая понять, что разговор окончен, и чувствуя на себе её взгляд. Потом краем глаза увидел, как она повернулась и с топотом понеслась по коридору, чтобы несколько минут спустя вернуться в каком-то мешке из-под картошки. Я занервничал ещё больше: это означало, что она намерена переодеться на месте. Именно так она дурачила меня с макияжем.

— Не забудь, чтоб к одиннадцати была дома, — сказал я, хотя никак не мог проверить, сможет ли она соблюсти комендантский час, потому что сам намерен был вернуться гораздо позже. Вообще по профессии я плотник, но, чтобы подзаработать, несколько дней в неделю подрабатываю таксистом в «Убере» и «Лифте», а по субботам заказов больше всего.

— Я ночую у Грейс, помнишь?

Я вздохнул, потому что сам ей разрешил, но забыл созвониться с матерью Грейс и уточнить планы. Я сказал себе, что не должен думать о Лиле так плохо. Она, конечно, порой бунтовала и проверяла границы на прочность, как это свойственно всем подросткам. Но я знал, в целом она — хорошая девочка. Умненькая, старательно учится, поэтому и поступила в Виндзорскую академию, до восьмого класса проучившись в обычной школе. Перевод нам обоим дался тяжело. Для меня — из-за дороги (она уже не могла ездить в школу на автобусе) и денег (учёба стоила тридцать штук в год, хорошо хоть процентов восемьдесят этих расходов покрывала финансовая поддержка). А Лиле стало труднее учиться и ещё труднее — сохранять статус. Она никогда прежде не общалась с богатыми детишками, и теперь ей пришлось бороться, чтобы отстоять место в их холёном, отполированном мире. Но теперь, к концу учёбы, она обзавелась друзьями и была вполне счастлива. Её лучшей подругой стала Грейс, девчонка-зажигалка, отец которой работал в музыкальной индустрии.

— Её родители дома? — спросил я.

— Мама да. А папа, кажется, уехал.

— А у Грейс есть комендантский час? — спросил я, уверенный, что есть. Я всего несколько раз видел её мать, но у меня сложилось впечатление, что у этой женщины есть голова на плечах, хотя её решение подарить шестнадцатилетней девчонке новенький джип казалось мне странноватым.

— Есть. Одиннадцать тридцать, — сказала Лила чопорно.

— Одиннадцать тридцать? Она же ещё школьница.

— Ну да. Всем можно приходить домой в одиннадцать тридцать или позже. Кроме меня.

Я не особенно этому поверил, но, тяжело вздохнув, сдался, давно привыкнув проигрывать.

— Ладно. Но чтоб обе были у неё дома ровно в одиннадцать тридцать.

— Спасибо, пап, — сказала она и у самых дверей послала мне воздушный поцелуй, как в детстве. Я сделал вид, что поймал его, и прижал ладонь к щеке — в её детстве я тоже так делал. Но она уже не видела меня. Она смотрела в телефон.

Почему-то я вспоминал лишь этот воздушный поцелуй, когда вернулся домой в час тридцать, вынул из холодильника кружку, налил себе «Миллера» и подогрел позавчерашнего цыплёнка тетраццини^[4]. Получив этот поцелуй, больше я за весь вечер не дождался от Лилы ничего — ни звонка, ни смс. Не то чтобы такое поведение было ей несвойственно, особенно когда я работал допоздна, но всё-таки я волновался. Хотя и не задумывался о чём-то трагичном, просто нервничал, что её кто-то совратил.

Несколько минут спустя мобильник зазвонил. Лила. Чувствуя облегчение и вместе с тем по-прежнему беспокоясь, я спросил:

— Всё хорошо?

Повисла тишина, а потом я услышал голос её подружки:

— Мистер Вольп, это Грейс.

— Грейс? А где Лила? С ней всё в порядке? — Я внезапно запаниковал и зачем-то представил дочь в машине «Скорой помощи».

— Да, да. Она здесь. Со мной. У меня дома.

— Ей плохо? — Я не мог представить себе другой причины, по которой Лила сама не позвонила бы мне.

— Нет. Ну… не в этом смысле.

— В каком не в этом смысле, Грейс? Позови Лилу к телефону. Сейчас же.

— Это… я не могу, мистер Вольп. Она не может… говорить…

— Почему не может? — Нервничая всё больше, я встал и принялся расхаживать взад-вперёд по кухне.

— Ну, это… — начала Грейс. — Она… немного того.

Я остановился и стал натягивать ботинки.

— Что происходит? Она что-то приняла?

— Нет, мистер Вольп, Лила не употребляет наркотики, — сказала Грейс серьёзным тоном, который немного меня успокоил.

— Твоя мама дома?

— Ну, это… нет, мистер Вольп. Она ушла на благотворительный вечер… но скоро придёт. — Грейс продолжала болтать какую-то чушь о светской жизни своей мамаши, но я её оборвал:

— Чёрт возьми, Грейс! Ты можешь объяснить мне, что происходит?

— Ну, хорошо… Лила немного выпила… ну, то есть вот совсем немного… она выпила чуть-чуть вина и, ну, один коктейль… на вечеринке, куда мы пошли, когда доделали домашку. Она просто ничего не ела, думаю, вот поэтому и…

— Она в сознании? — спросил я. Сердце бешено заколотилось при мысли, что Грейс болтает со мной, вместо того чтобы набрать 911.

— Да, да. Она не в отключке. Просто… никак не придёт в себя, и я волнуюсь, и вот решила вам позвонить. Но честно, она не употребляет наркотики и даже обычно не пьёт… ну, насколько я знаю… но я просто отошла ненадолго. Вот честно, совсем ненадолго…

— Так, всё, я еду к вам. — Схватив ключи, я пытался вспомнить, где находится дом Грейс. Я помнил, что в Бель Мид, где жили почти все ученики Виндзорской академии, но я давным-давно подвозил туда Лилу и уже забыл. — Пришли мне эсэмэской свой адрес, Грейс.

— Хорошо, мистер Вольп, — сказала она и вновь принялась бессвязно каяться и опровергать. Где-то между дверью подъезда и машиной я сбросил звонок и побежал.

Привезя домой Лилу в полубессознательном состоянии, загуглив симптомы алкогольного отравления и пообщавшись по телефону с педиатром, я пришёл к выводу, что моей дочери не угрожает смертельная опасность. Она просто напилась, как все глупые подростки. Поэтому мне не оставалось ничего, как только сидеть рядом с ней на кафельном полу туалета и слушать, как она стонет, плачет и без конца повторяет «пап, мне так стыдно, так стыдно». Пару раз она даже назвала меня папочкой — прежде она всегда ко мне так обращалась, но пару лет назад это слово вылетело из её лексикона.

Конечно, она была в том платье, которое я запретил ей надевать, и конечно, её глаза были в чёрных кругах, как у панды. Я не стал читать ей нотаций, понимая, что она всё равно сейчас их не услышит. Я задал ей несколько вопросов, надеясь, что алкоголь подействует на неё как сыворотка правды и я узнаю достаточно информации, чтобы утром устроить ей экзамен.

Наш диалог был весьма предсказуем, в таком духе:

— Ты принимала наркотики?

— Нет.

— Ты выпила?

— Да.

— Сколько?

— Чуть-чуть.

— Где вы были?

— На вечеринке.

— У кого?

— У парня… его зовут Бью.

— Он тоже из Виндзора?

— Да.

— Что случилось?

— Не помню.

И больше я ничего не добился. Может, она в самом деле ничего не помнила, а может, говорила мне, что ничего не помнила, но всё, что мне осталось — заполнять пробелы различными неприятными фантазиями. Периодически она плелась в туалет, где её рвало, а я держал её волосы. Когда в её желудке ничего не осталось, я дал ей воды и тайленола^[5], помог почистить зубы, умыться и уложил в постель всё в том же платье.

Сидя в кресле, я смотрел, как она спит, и чувствовал вполне предсказуемую злость, тревогу и разочарование, естественное для отца юной дочери, которая только что облажалась по полной. Но меня мучило что-то ещё. Как я ни старался, я не мог не думать о Беатриз, единственном человеке, о котором я заботился так же, как сегодня о Лиле.

Примечания

4

Запеканка из курицы, вермишели, грибов и соуса, названная так в честь оперной певицы Луизы Тетраццини.

5

Американское торговое наименование препарата для облегчения боли и жара и для снятия симптомов аллергии, простуды, кашля и гриппа. Препарат известен по всему миру под неофициальным наименованием Парацетамол.