Приглашение на Жизнь

Эмануил Глускин

Книга мотивирована не столько самим «Приглашением на Казнь» В. В. Набокова, сколько своеобразными философскими «траекториями» этого очень поэтичного прозаика, в этом огромном, Б-ом данном пространстве (или пространстве-времени) человеческой жизни — как человеческой пошлости, так и человеческих страданий. Стихи — почти все с биографическим оттенком — органически связаны с основным текстом.

Мысли мои, мысли… думы мои, думы

Конечно, тут было над чем подумать, но весенний снег уже таял, сначала у Константина Коровина, потом у Исаака Левитана, а затем и на всероссийском императорском дворе, где лежала в луже огромная свинья, сначала на правом, а потом на левом боку, и так, наслаждаясь апрельским солнышком, — раз в 300 лет, со страшным визгом и шумом переворачивалась с одного бока на другой. Разлетавшиеся при этом брызги чудесным образом превращались в памятники разным вождям и руководителям, которые быстро росли и как монументы, и в своём числе.

Ах! Б-же мой! И зачем это какому-то старичку—еврею понадобилось щекотать соломинкой в ухе этой очаровательной, мирно и сладко спящей свиньи — совершенно непонятно!

Было ли это потому, что Моисей написал в Ветхом Завете, что ЕВРЕИ ДОЛЖНЫ НЕСТИ СВЕТ ДРУГИМ НАРОДАМ, — как будто свет сам не способен распространяться — или это было потому, что не было услышано возражение этому в Новом Завете, — да-да именно ЭТОМУ, потому что будучи в детстве и отрочестве учеником Иешивы, Христос прекрасно знал Ветхий Завет, и именно ему возразил, сказав, «…И НЕ МЕЧИТЕ БИСЕРА ПЕРЕД СВИНЬЯМИ, ДАБЫ НЕ РАЗЪЯРИЛИСЬ ОНИ И НА ВАС НЕ НАБРОСИЛИСЬ»?

Эти слова Христа были очень серьёзным предупреждением евреям, — предупрежденим великого пророка, но — позвольте заметить — не того, кто просто благообразен и закатывает глаза — как думают те, кому религия нужна только как украшение стен — то есть попросту не нужна. Ведь для людей серьёзных — даже не христиан (а надо же вам, господа присяжные, уважать всех!) — Христос — это тот, кто УМЕЛ МОЛИТЬСЯ за людей, и прежде всего за народ своей матери. Позвольте признаться читателю, что:

НАМ это был великий страх —

Прорвалось что-то в небесах

Сверкал зигзагами прокол,

Звенел-гремел в нас всякий колокол,

Холмы Иерусалимские тряслись,

По ним ручьи с небес стремились…

О Боже, — как завидовал Геракл, —

И как хотел бы быть «ништяк» —

Но небосвод пред ним пролился

Когда этот еврейский мальчик плакал —

Когда рыдал!… Всегда ВОТ ТАК…

Нет, — не рыдал, — ЗА НАС МОЛИЛСЯ,

Конечно верю — И ЗА ВАС…

Однако евреи никогда не чувствовали приближения катастроф — а потому, в силу этой своей инфантильной беспечности, как гибли физически, так и сохранились духовно. В их судьбе смерть и казнь всегда были и будут логическим стержнем, и не важно, что уже случилось, а что еще только будет. В. В. — это удивительная смесь Достоевского, Гоголя, Шолом Алейхема, Андерсена, Льюиса Кэрролла и даже себя самого (а почему бы и нет — ведь умел же Цинциннат катать себя самого в детской коляске, когда писал стихи), — понимал всё это прекрасно, и поэтому в том самом канале не было воды — ни обычной, ни живой — только кошерные рыбы, которых надо было спасать.

Да, но как же нам расстаться со сливами, — темой столь тонко и глубоко разработанной персами?! Относительно слив, в Персии считается, что выдавать девочек замуж надо в 9 лет, при этом они обязаны хорошо знать Коран, но не обязаны быть обрезаны, как это ещё сегодня делают некоторые племена в Африке и даже Азии.

Конечно, то, что тот самый русский посол, который мешал человеческую тупость и пошлость с грибами, женился на 16 летней грузинской принцессе — то есть старухе, христианке, и ведьме — той, которую он никогда не обижал, и которая потом написала на надгробном камне — «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?» — было обязано взбесить персов больше, чем напоминание о трёхстах спартанцах.

Но если все дело в каких-то словах и сливах, то при чем тут древний Рим и приглашение на казнь? Да просто потому, что само появление человека на свет — это уже приглашение на казнь! Да взгляните на любую мадонну с младенцем, например, Мадонну Бенуа или Мадонну Литу, которые находятся в Эрмитаже, или спросите любую израильскую мадонну, которых полным полно у нас на улицах!

И скажите мне, — разве вся жизнь человеческая — это не попытка спрятать голову под крыло, чтобы не видеть этого приглашения? То есть, разве вся наша жизнь не лежит на некотором отрезке времени и судьбы — где-то между «Гадким утенком» Андерсена и танцем «Умирающий лебедь» из Лебединого Озера? Конечно, было бы разумно казнить Цинцинната под увертюру к Лебединому Озеру!

А если еще вспомнить, что мы живем в двух мирах — мире физическом, где нам проще всего отрубить голову, и в мире человеческой психологии, в котором нас можно казнить, лишив всяческой индивидуальности (то есть «унулить» унижением или мороченьем головы), — то становится ясно, что, уклоняясь от казни в одном из этих миров, мы как раз приходим к казни в другом!

И вообще, надо бы, — думал добряк Цинциннат, — устроить международное соревнование — кто наиболее элегантно спрячет голову под крыло, делая при этом реверанс! Но всё-таки, — продолжал он — относительно женщин можно сделать исключение, — если рождается Порядочная Женщина, то ей сначала надо дать приглашение на жизнь, потом на свадьбу, и только потом — на казнь, а потом снова на жизнь!

И, увлечённый темой женщин, наш бедолага даже вспомнил слова голливудской красавицы Мэй Вест: «Полукруг — это приятнейшее расстояние между двумя точками.» Так что хоть труби и пиши на свинцовые гробы — «Дорогие мне рабы, дорогие человеки, сердцем с вами я навеки!» — прочитают БА-БУ-БЫ!

Так что нам осталось закончить чудесную тему слив и разобраться с последним заседанием суда по делу Цинцинната. Ведь Цинциннат ещё не знает, что — в качестве подсудимого и обречённого — его заменят, и даже в некотором соответствии с самим ходом всемирной истории — как Лайка была заменена Гагариным, хотя на замену Гагарина Цинцинната ещё официально не пригласили. Так вот сложно идёт время в тюрьме, и чтобы хорошо видеть прошлое — надо немного знать будущее. Но не просто так, что если ты знаешь что завтра твоя голова слетит с плеч — то это объясняет тебе что она наделала вчера, — а как то более поэтично.