Плохие мальчики не влюбляются

Эля Пылаева

Дагер… Я ждала этой встречи. Это как встреча с детским кошмаром. Кошмаром была моя детская влюбленность в него. И вот… Разглядываю. И – да: хотелось бы чтобы он был некрасив, тощ, прыщав. Долбанулся бы разок головой, и подшаркивал ножкой. Но – нет. Все еще красив, гад. Возмужал, вытянулся, оброс мясцом. Холенный. И все такие же роскошные густые ресницы. – Как дела, ангел? – поднимаю на него свирепый взгляд. Рафаэль! О, боже. Мне казалось, имени красивее быть не может. – Эм… нормально, – растерянно пялится на меня. – Хм. Нормально – это плохо. Надо тебе подрихтовать карму. – Исправим!

Глава 5 — Признание

Рафаэль

Отбрасывая в сторону вибрирующий пульт от плейстейшн, встаю с кровати. Мы сегодня договаривались потусоваться всей компанией с кикерами. Но ещё рановато, а мне надо срочно валить из дома. Потому что Динку во дворе муштрует тренер. А у меня патология! Я хочу на это смотреть. Набрасываю длинный халат и снова выхожу на балкон. Опираясь локтями на перила, наблюдаю, как Дина выделавается на турнике. Ловкая как обезьянка и легкая как птичка. Повисает вниз головой. Кофта немного задирается, обнажая красиво прокачанный пресс. Ух! Форма у неё шикарная. Волосы подметают уже пробившийся газон. Отросли, слава Богу.

Меня опять бросает в чувство стыда и гадливости за наш общий"секрет". Но ты, Царева, сама припадочная идиотка без башни! Могла просто послать меня лесом! Но нет… Ударила по себе так, что наотмашь втащила и мне убойную оплеуху. Никто кроме меня не уловил, конечно. Иначе, я бы утонул в общественном осуждении. Не то, чтобы мне не плевать на общественное. Но деду точно не плевать. Он бы меня покарал!

Еë тренер уходит в дом. Заметив, что я наблюдаю за ней, Динка, снова начинает творить чудеса. Спрыгивает на руки и своими гибкими длинными ногами делает красиво. Словно у неё не колени, а шарниры. Гнется невероятно и растяжка просто…

Вау… Вау! Ну, супер-супер!

Завязывай уже Царëва, по моим слабым местам топтаться своими изящными ножками. Я ж тоже могу"потоптаться"по твоим слабостям. Только у меня ручки. Ты любишь скрипку, я в курсе.

Делает мостик, встает на ноги.

— Хватит подглядывать, Дагер!

— Тебе нравится, что я смотрю, Царева, так что не надо мне тут, — ухмыляюсь ей.

— Мне нравится, когда смотрит тот, кто может оценить. А ты не способен ни на что, кроме влажных фантазий.

— Это не так.

Хотя и для"влажных фантазий"тут контента на убой просто! Но и эстет во мне в экстазе.

— Продолжай, Дина, — с барского плеча позволяю я, улыбаясь.

Да, мне тоже хочется немного её пощипать в ответ.

— Пошел к черту, ты меня отвлекаешь, бездарь.

Ах, бездарь… Это я-то бездарь?!

Демонстративно отворачивается. И больше не дразнит, занимаясь какой-то"силовой".

Впервые за долгое время у меня возникает порыв взять скрипку. Под что ты там вздыхала, Кузнечик? Конечно же я знаю. Я перестал еë играть именно из-за тебя. Я тебе устрою"Музыкальный ад".

Достаю инструмент. Серафима стабильно ухаживает за ним, в надежде, что я вернусь к музыке. И сейчас на нём не пылинки.

Включаю скрипку в усилитель. Прохожусь смычком по струнам. Подстраиваю немного. Пробегаюсь по грифу пальцами вспоминая ноты. Разминаю суставы и уже уверенней прохожусь второй раз.

Выхожу на балкон с колонкой. Мне хочется, выдать идеально каждую ноту. Закрываю глаза на минуту, проигрывая мелодию в голове. А потом начинаю играть еë заново, уже касаясь смычком струн.

Звук неожиданно пронзает и захватывает, разносясь далеко в пространство. Я забываю с какой целью я это делаю, просто погружаясь в процесс. И не открывая глаз, позволяю тактильной памяти воспроизводить мелодию.

Это красиво… Я уже забыл, насколько это красиво.

В груди словно вибрирует камертон, извлекая из меня давно атрофированные чувства. В какой-то момент они мне показались слишком… уязвляющими. И я бросил скрипку. А теперь кайфую от давно забытой тонкой чувственности.

На последней ноте открываю глаза.

Динка…

Застыв, смотрит на меня своими огромными глазами. Так-то, Кузнечик… Я не бездарность.

Слышу сзади, в комнате всхлипы. Растерянно залетаю в комнату.

— Серафима!

Схватившись за сердце стоит в дверях.

— Дед! — кричу я испуганно, усаживая её на кровать.

Слышу, как он торопливо поднимается по лестнице. Наливаю Серафиме воды из графина. Еë губы неестественно синие.

— Скорую?

Отрицательно качает головой.

— Ты так чудесно играл…

— Я выкину её к черту! — потрясывает меня.

Дед, поднявшись, трясущимися руками ищет в нагрудном кармане таблетки от сердца. Вырубаю быстро плазму. Там какая-то обнаженная непотребщина из новой игрухи.

— Может, скорую, Фима.

— Да всë хорошо! — отмахивается она.

После того, как дед уводит Серафиму меня еще долго колбасит.

Ладно! Всë нормально… Женщины просто чувствительны к этой мелодии. На концертах мамы постоянно рыдали!

Ставлю звук на минимум, чтобы слышал только я. И лежа, глядя в потолок играю ещё что-то… Соскучился. За окном темнеет. Убираю скрипку в футляр. И только после этого понимаю, что практически окоченел. Дверь на балкон так и осталась открыта.

Закрываю, иду в горячий душ. В голову лезут картинки с Динкой. Но обойдешься, зараза! И я пытаюсь переключиться на кого угодно, чтобы только не думать о ней. Не получается. Тогда — Ася! Это всегда работало. Но в этот раз… Переключиться на мысли об Асе не получается. В голове только Динка. Какая-то она… вкусная. Остро-сладкая. Как мой любимый соус — чили с ананасом. Вот выделяется на нее слюна и хоть тресни!

И хочется мне её очень! Не столько физически, как её внимания, признания, одобрения, вдруг доходит до меня. Вот, скормить ей насильно «десерт» хочется, и сожрать в ответ её эмоции. Какие бы ни были.

"Штирлиц, это провал!".

— Нет… Нет… Нет… — ритмично стучусь лбом о прозрачную стенку душевой. — Ты не нравишься мне, Царëва. Я тебя не хочу! Ты просто хорошо двигаешься. И всë!

Но кто-то внутри меня не согласен. Хочется именно Царëву.

— Господи… ты решил меня покарать за «Кузнечика»? Я же раскаялся! Она же…

Давно уже не блеклая тощая мышь, кстати.

Нет!

Ни за что!

Надо просто…

Оборачиваясь полотенцем, выхожу в комнату и листаю на телефоне всех знакомых девочек, кого можно взять с собой на тусовку.

Contraria contrariis curantur! Кол колом, клин клином, короче, или как там точнее…

Вот, Лика. Изящная, не тупая. И только собираюсь позвонить… Смс-ка от Макса. Это он организует сегодня тусу.

"Раф, девочки просят, чтобы ты пригласил Царëву".

Перебьются девочки! Швыряю телефон на кровать.

Но…

Внутри меня уже точит. Не твоя инициатива, Дагер. Девочки попросили… Пригласи! От их лица. Стягиваю с кровати телефон, набираю Динку, глядя на часы. Десять уже. Мамаша ее не отпустит.

— Чего хотел? — фыркает она. — Аплодисментов не будет.

— И тебе добрый вечер, Царëва. Яна, Агния и Рита попросили пригласить тебя на тусовку. Я — не против тебя пригласить. Ангел-хранитель как-никак. Увезу, привезу. Поедешь?

— Хм… А когда?

Ух ты! Был уверен, что пошлет.

Сердце колотится…

— Полчаса хватит?

— В самый раз.

— Жду!.. Жду тебя в гараже, — поспешно добавляю я.

Сбегаю по лестнице вниз. Чего колбасит-то так?

Останавливаюсь напротив гостиной. Там дед с Серафимой смотрят кино.

Опускаю глаза в телефон, проверяя на карте свой лимит.

— Шестьдесят тысяч?! Дед!

— Что? Мало?

— Конечно мало!

— Мои сотрудники в аптеке получают сорок пять. Много работают.

— Ну, перестань. Я же не сотрудник.

— А кто ты?

— Я твой любимый внук, — улыбаюсь я.

— Любимый — это правильно.

Включает свой телефон. Я терпеливо жду. Ну хотя бы до сотки… Уже можно жить.

— Всë.

Перепроверяю.

— Тридцать?! — осаживаюсь я шокированно.

— Опять мало?! — невозмутимо поднимает телефон дед.

— Не-не-не! — даю я заднюю.

Дед принципиален.

— Тридцать — это прекрасно. Спасибо дед.

Сбегаю. Перезваниваю брату.

— Дан, грусть-тоска. Дед урезал меня до тридцатки. Спасай!

— Не могу, брат, он запретил, — сонно отвечает мне Даниэль.

— Дан! — начинаю я паниковать.

Тридцать — это вообще ни о чëм. Один раз потусоваться с моими аппетитами.

— В комнате у меня, в нижнем ящичке пара сотен. Забери.

— Спасибо!

— Чем могу…

Присев на капот тачки Дана, терпеливо жду Динку, переговариваясь с охранником. Она появляется в потертых джинсах, черном худи с капюшоном и дутой безрукавке. Идет по нашему участку по направлению ко мне. Заходит в гараж.

— Не пойдет… — отрицательно качаю головой. — Для нашей тусовки нужно коктейльное платье.

— А для моей — джинсы, — смотрит она на приоткрытую дверь.

— Такую я тебя не повезу.

Невидяще взглянув на меня, выходит через дверь.

— Окей! Джинсы, так джинсы, госпожа нелепость.

Иду за ней. И… открыв рот наблюдаю, как она садится на черный байк Воронина.

— Дина?!

Что за?…

Молча надевает протянутый ей литой шлем. Застегивает его снизу. Обнимает Воронина.

— Спасибо за дверь, Дагер.

С щелчком опускает забрало, и они срываются с места.

Зашибись… Вот это «динамо».

***

Дина

Мы останавливается на одном из перекрёстков с"Арбатом". Я была здесь несколько раз днем, но давно…

С ночной его версией это сравнивать нельзя! Слева от нас пешеходный мост, справа какой-то клуб с прозрачной панорамной стеной. От музыки, огней и пёстрой толпы возбужденных людей меня наполняет восторгом и предвкушением какого-то праздника.

— Пойдём, Дин.

Паша тянет меня за руку к мосту.

— Так значит, ты была Кузнечиком? — бросает на меня Воронин снисходительный взгляд.

— Значит — была.

— Еще не слышал всю историю целиком…

— Целиком и не услышишь.

— Говорят, ты отжигала какую-то дичь.

— Дичь? — фыркаю я. — Не совсем. Это была драка. Просто никто не видел соперника, кроме меня. И со стороны это смотрелось, наверняка, дико.

— А кто был соперник?

Дагер…

— Ну, расскажи!

— Нет. Это моя победа. Я ей не делюсь.

— Ой… — закатывает глаза.

На мосту — одна музыка сменяется другой. Какие-то прилавочки, уличные музыканты, мимы, танцоры. Стрит-артеры огородив кусок пространства рисуют 3D картинку прямо на асфальте. Издалека она уже приобретает черты провала в мосту.

Я оглядываюсь, врезаясь в людей.

Вокруг много огней. Много молодёжи… Маленький уличный кинотеатр с короткометражками. Люди стоят перед экраном, едят попкорн. Кругом смех, голоса…

Мой взгляд залипает на всем. Чувствую себя инопланетянкой. Ночью я, пожалуй, была только на вокзалах и аэропортах. И всегда с мамой. Эйфория от того, что я одна без неё и могу делать все, что хочу — пьянит. Я улыбаюсь, как невменяшка.

— Сюда, — ведёт меня дальше Паша.

Сглатываю слюну, наблюдая, как в большом казане кипит карамель и в неё макают очищенные половинки яблок, продавая их на палочках прохожим.

А чуть дальше — пончики.

А еще чуть дальше — корейская девушка собирает в коробочку вок с парящих поддонов. Там креветки, лапша, фунчёза, овощи…

От запахов кружится голова!

Но я же здесь, чтобы продать часы. Поэтому послушно иду за Ворониным. А что-нибудь съем я на обратном пути, когда будут деньги.

Мы наконец-то проходим до конца этот мост соблазнов, спускаемся к боксу проката. Там велосипеды, ролики, самокаты… Табличка"Закрыто".

Паша отпускает мою руку. Звонит кому-то.

— Костя, ты где? Мы подошли.

К нам выходит парень постарше нас.

— Здорово, Паха, — их ладони встречаются в небрежном рукопожатии.

Мне неприятен этот Костя. Какой-то разболтанный… И смех такой… нездоровый. Бивис какой-то.

— Чо за принцесса?

— Подружка, — искоса стреляет в меня взглядом Воронин, облизывая нижнюю губу.

— Не болтливая твоя подружка?

Насупившись, смотрю в глаза этому Косте.

— Ладно, пойдемте.

Внутрь идти очень не хочется. Но я же сама напросилась. И как-то нелепо сейчас будет давать заднюю.

— Не бойся, — уловив мои сомнения, давит на спину Воронин. — Тебя никто не тронет. Ты же моя… подружка.

Черт!

Молча захожу в бокс. Там еще один парень. Сидит, съехав в кресле в расслабленную позу. А вот и Батхед к Бивесу! На столе кальян, какие-то жестяные банки. На выходе, уперев руки в косяк стоит Костя.

От адреналина мое сердцебиение ускоряется. Это плохое место. И люди плохие.

— Ну, показывайте, что там у вас? — пренебрежительно протягивает Батхед руку.

Достаю часы. Подходить к этому… не хочется. Я протягиваю их Паше.

Тот сначала рассматривает сам. Потом отдает этому.

— Две сотки… — взвешивает в руке их Батхед, словно покупает на вес.

Две сотки? Чего?

Бросаю на Пашу тревожный взгляд, пытаясь понять.

Паша высокомерно смеется.

— Ты бредишь? Внимательнее посмотри. Тем более, они не ворованные.

— Чьи?

— Отца, — поясняю я. — Он уже много лет живет в другой стране. И возвращаться не планирует. Они ему не нужны.

— Четыре сотки. Больше не дам.

— Шесть косарей они стоят, — разворачивает Воронин к нему экран своего телефона с изображением таких же часов. — За штукарь я их сам у неё сейчас заберу.

Демонстративно вытаскивает несколько купюр евро и держит, зажав между пальцами. Батхед недовольно морщится.

— Штука триста. Больше нет.

— Окей. Давай бабки.

Ого! Я не рассчитывала на столько.

Он считает деньги мелкими купюрами.

— А больше у отца ничего ненужного нет?

— Не знаю. Что, например?

— Запонки на рубашках посмотри. Если бренд или золото — неси.

Конечно же, деньги очень нужны. Но эти товарищи так отталкивают, что не знаю, решусь ли я еще на один визит. Запонки дома есть, и зажим на галстук. У отца в шкафу. Комната закрыта. Ключа у мамы нет. Но я спокойно туда могу залезть через форточку. Уже несколько раз делала это.

Класс, Царева. Столько лет учиться на… форточницу!

Ну, а что делать?.. Может, мне этих денег хватит, пока работу найду?

— Тысяча баксов — это сколько? — шепчу я Паше.

Я даже примерно не знаю курс.

— Тысяча баксов — это тысяча баксов… — улыбается тот.

Мой телефон звонит. Мама! От ужаса волосы становятся дыбом. На улице играет музыка, здесь — мужские голоса.

— А где туалет? — оглядываюсь я.

— Там, — кивает Костя на дверь.

Поспешно сбегаю туда. Здесь воняет дымом, я открываю фрамугу под потолком. Мама перезванивает. Глубокий вдох…

— Алле? — сонно отвечаю я.

— Не могу до Беллы дозвонится. У вас все нормально?

— Нормально. Спим. Она телефон в гостиной оставила.

— Ясно.

— Всë?

— Даже не спросишь, как дела с твоей дисквалификацией?

— Я спать хочу.

Там за дверью что-то происходит.

— Неблагодарная!

Скидываю вызов. Прислушиваюсь.

— Менты! — вскрикивает кто-то из парней. Потом грохот…

–…Скупка краденного… — слышу мужской голос.

— Э, руки убрал! — голос Паши. — Несовершеннолетний я! Отцу звоню…

Опять грохот. Крики…

В ужасе замыкаю дверь.

Капец…

Чего делать?

Поднимаю глаза на открытую фрамугу.

Кажется, пора делать ноги! Я не Паша, звонить мне некому.

Подтягиваюсь, высовываюсь в окно. Перехватившись руками за ветку вытягиваю себя. Спрыгиваю на землю в темноту.

Из-за бокса видны красно-синие огни ментовской машины. Я тихо пятюсь в тень деревьев. Через окно слышу, как выносят дверь в туалет.

Конец ознакомительного фрагмента.