Из мрака с любовью

Эльшан Таривердиев

Напрочь забытая семейная история. Не осталось ни участников, ни свидетелей повествующих событий. Известен был только финал. Основные события с позволения потомков семьи N являются вымыслом автора. События происходят в дореволюционном Баку.

Часть 2

Платный свет в дукане Агарагима

В длинном, как туннель, дукане (магазин. — Прим. авт.) не было окон. Наличие маленькой витрины не было достаточным для полного освещения всего помещения. С задачей освещения «справлялись» две большие керосиновые лампы. Вдоль стен этого торгового туннеля были установлены в два, а где — и в три яруса полки с товарами различного назначения. В помещении сильно пахло специями и пряностями. В конце торгового заведения спиной к входу сидел занятый чтением молодой парень. Однако спина молодого человека говорила об обратном; позвоночник вырисовывался, словно зигзаг, ребра отчетливо просматривались под белой рубахой, на голове была надета тюбетейка белого цвета, вместо набедренного ремня он был подпоясан веревкой, обычно используемой для увязки мучных мешков.

Сгорбившись над книгой, парень, раскачивая свое тело, в ритм выговаривал фразы на арабском языке. Судя по монотонному наговору, молодой человек был увлечен чтением религиозной литературы.

В дукан вошел посетитель. Молодой человек поспешил к покупателю. Торопясь к клиенту на худых кривых ногах, он с трудом выдавил на своем лице натянутую улыбку.

— Рад служить вам, что изволите? — тонким голосом спросил работник дукана.

Посетитель бросил беглый взгляд на продавца и, ничего не ответив, направился к выходу.

— Подонок! — громко выразился парень, однозначно желая, чтобы мужчина услышал оскорбление в свой адрес. — На него посмотрите, даже слово в ответ не пожелал сказать, как будто меня здесь нет!

Внезапно вызванный гнев сдвинул широкие брови молодого человека к переносице крючковатого носа. Редкие усы не смогли скрыть напряжение сжатых губ.

— Хосров! — парня назвали по имени. — Зачем так сквернословишь, люди на улице могут услышать, стыдно, никто после твоих слов в наш магазин заходить не захочет.

На другом конце дукана за прилавком стояла женщина, вероятно, вошедшая в магазин со служебного входа.

— Ну и пусть, раз не хотят меня замечать, и что им во мне не нравится? — обиженно заявил молодой человек, направившись к прилавку.

— Сынок, на что ты злишься? — женщина приблизилась к парню и попыталась погладить его по лицу.

— Не надо, ана (мама. — Прим. авт.), ни к чему это… — Хосров решительно отстранил руку матери и хотел было пройти к своей книге, как вдруг обратил внимание на ее оголившуюся руку. — Что с твоей рукой? Почему она опять в синяках?

Хосрову захотелось рассмотреть руку матери вблизи, однако женщина резким движением спрятала ее в рукав одежды.

— Не надо, все в порядке, просто ушиблась, — оправдывалась женщина.

— Это не ушиб, мама, это — опять… — Хосров не успел договорить.

— Не надо тебе вмешиваться, сынок, мы с твоим отцом сами разберемся, — мать отвела грустные глаза в сторону.

Хосров не унимался, продолжил допытываться:

— Зачем он тебя бьет и почему — по рукам? Отчего обижает? — сын еще раз попытался разглядеть руки матери, но она в очередной раз этого не позволила. — Разве не видит, какие они у тебя красивые?

— Именно, что понимает, и поэтому с ними такое вытворяет, — тяжело вздохнув, отметила женщина.

— Чем он тебя бьет?

— Ты разве не знаешь, чем? — сердито спросила женщина. — Последний раз ты сам помогал ему наказывать меня, я помню, как ты держал меня за ноги.

Хосров бросился к матери и, опустившись на колени, обнял ее ноги.

— Прости, он меня заставил это сделать, говорил, что мужчинам женщины не должны перечить, и, если однажды мужчина уступит женщине, то на него самого надо надеть женское платье. Грозился и на меня надеть, если я не буду удерживать твои ноги.

Хосров заплакал и принялся через одежду целовать материнские ноги.

— Не плачь, родной мой мальчик, я тебя понимаю, — нежно поглаживая голову сына, мать пыталась успокоить его. — Он — твой отец, и его слово не только для тебя, но и для меня закон, у нас такое общество — женщина хуже бездомной собаки… Будь такое общество проклято! Была бы у меня родня в Баку, забрала бы тебя и ушла.

В эмоциональном порыве Хосров подхватил руки матери и стал жадно их целовать. Женщина со страхом наблюдала за его нежностями.

— Мама, я очень люблю твои руки! — Хосров не унимался, не переставая, целовал руки и вдруг, рассмотрев их внимательнее, воскликнул: — Это не синяки, это же…

Парень не успел высказать мысль — в дукан, волоча увесистый мешок, вошел молодой работник магазина, Аббас. Заметив приватную сцену матери с сыном, мужчина быстро опустил глаза, тем самым показывая, что он никого не замечает.

— Здравствуйте, Парвана ханум (уважительное обращение к женщине. — Прим. авт.), рад вас видеть. Не знал, что вы здесь.

Аббас, стесняясь, улыбнулся.

Парвана не ответила, лишь еле заметно кивнула головой.

— Не подскажите, наш хозяин в магазине? — не отрывая глаз от Парваны, спросил работник.

— Да! Мой отец тут, с нами! — опередив мать, громко произнес Хосров, желая перевести взгляд Аббаса с матери на себя. — А тебе, если что надо от моего отца, можешь спросить у меня, — добавив жесткости в голос, Хосров даже не попытался скрыть своего возмущения, будучи недовольным тем, как Аббас смотрит на его мать.

— Просто хотел понять, куда тащить мешок — в амбар или его оставить в магазине, — виновато оправдывался работник.

Отряхнув руки от пыльного мешка, Аббас вышел из магазина на улицу.

— Зачем ты с ним так… — расстроенно спросила сына Парвана.

— Почему он на тебя так смотрит… — Хосров обиженно покосился на мать. — Отцу это не понравится.

— А как он смотрит? И что ты видишь в его взгляде? — Парвана заметила в лице сына ревность.

— Плохо… Грязно… Отец за такое тебя может наказать, а его — убить, — зло буркнул в ответ Хосров.

— Убить?! — с иронией переспросила Парвана. — Ну конечно, может… Знает ведь, что за меня некому заступится…

— А я разве тебе не защитник? — насупившись, спросил сын мать.

Парвана улыбнулась, но тут же погасила на лице улыбку; пропало и желание говорить на эту тему.

Почувствовав, что мать не забыла старую обиду — ведь он когда-то помогал отцу наказать ее, — Хосров резко отстранился от нее и буркнул себе под нос:

— Не хочешь помощи, тогда сама за себя заступайся!

— Хочешь заступиться? Тогда смотри! — Парвана резко выбросила перед собой руки, обнажив запястья. — Полюбуйся, что твой отец каждый раз со мной вытворяет! — от воспоминаний женщину передернуло.

Увидев материнские руки, Хосров впал в оцепенение, ему от волнения не хватало воздуха.

— Это укусы? — выдавил из себя парень, нахмурив брови. — Зачем он это делает? Он же может просто ударить, а не кусать, у тебя же такие красивые руки…

Волнения сына были необъяснимыми и странными, его заботили только руки матери, но никак не ее поруганная душа и оскорбленное достоинство.

— Ты не можешь меня защитить, ведь ты, как и я, зависишь от него. Меня он попрекает хлебом с первого дня моего замужества, тебя — с раннего детства, с того дня, как ты осознал, что такое обида.

— Он же верующий, как он смеет! Я напугаю его именем Бога, — с этими словами Хосров взял в руки богословскую книгу и выставил перед собой, словно пытался кого-то остановить.

Парвана усмехнулась:

— Сколько раз я от имени Бога обращалась к нему… Даже имя Господа его не остановило!

— Слово не остановит, остановлю руками, — Хосров вытянул руки и сжал перед матерью свои кулаки.

***

— Кого хочет остановить мой сын? — голос отца умерил боевой пыл Хосрова, он тут же спрятал руки за спину и покорно опустил голову. От образа смелого парня не осталось и следа.

За прилавком появился хозяин дукана и отец семейства Агарагим.

Мужчина был невысокого роста, с покатыми плечами и длинными руками, несоразмерными его телосложению.

— Так, кому нужна помощь и кого надобно остановить?! — Агарагим повторил свой вопрос, но уже более требовательно. — Парвана! Может быть, тебе нужна помощь? — муж вплотную приблизился к жене. — Разве тебя здесь кто-то обижает, или ты голодаешь, или ходишь голая? — при слове «голая» Агарагим приподнял заросшие брови, на его лице появилась многозначительная улыбка, и, начиная раздражаться, он прошипел: — Хотел бы знать, чем ты дуришь голову моему сыну? Замышляешь подлость за моей спиной? Давно тебя не наказывали? Так я быстро тебе это устрою, не правда ли, сынок? — Агарагим посмотрел на сына и ехидно ему подмигнул.

Это было настолько унизительно, что Парвана интуитивно отшатнулась от человека, который намеревался расправиться с ней руками их общего ребенка. И не пожелала заглянуть в глаза сына, дабы не прочитать в них страх и трусость. А ведь он, ее частица, должен был бы по определению быть единственной опорой матери и ее последней надеждой на защиту от посягательств мужа.

***

— Здравствуйте, хозяин! Куда нести одежду? — на пороге магазина, навьюченный двумя большим тюками, стоял Аббас.

Недовольный тем, что Аббас непроизвольно прервал семейный разговор, Агарагим жестом позвал работника к себе:

— Неси сюда, посмотрим, что за очередной хлам ты принес.

Аббас судорожно, оглядываясь на хозяина, принялся развязывать тюки.

— Это что за гадость ты принес? Одежда хотя бы стираная?! — вороша своей тростью старые, вероятно, ношеные вещи, — надменно спросил хозяин. — Сколько раз можно тебе повторять: не бери слишком старые вещи. Посмотри, на некоторых есть рваные места, кто их купит?

— Хозяин, их можно починить, — виновато отреагировал Аббас. — Я слышал, что Парвана ханум неплохо шьет.

Агарагим после предложения работника вытянулся стрункой, и следующее его движение показало, насколько это предложение было дельным. Со всего размаху хозяин обрушил трость о спину несчастного работника.

— Ах, сын собаки, ты что себе позволяешь говорить о моей жене?! Предлагаешь в чужом грязном белье копошиться, а потом со мной за одним столом сидеть и в одной постели спать? Ты такое своей матери предложи!

Бранясь, Агарагим накручивал себя, самообладание было на исходе. Мужчина был близок в желании ударить Аббаса второй раз, но взнесенная рука застыла у него над головой.

— Откуда тебе известно, как моя жена шьет? — трость в руках разгневанного хозяина не переставала сжиматься с предельной силой.

— Видел вышивку на рубашках Хосрова, — прикрываясь рукой и находясь почти на корточках, завопил униженный Аббас. — Спросил, кто тебе такое пошил, ваш сын ответил, что его мать, мол, хорошо шьет.

— Было такое? — как на допросе, спросил Агарагим у сына.

Хосров, не отрывая глаз от трости отца, часто-часто, как дятел, закивал головой и приподнял ворот белой рубашки — тот был искусно расшит гранатовым бисером.

Агарагим подошел к сыну и потер рукою ворот рубашки.

— Надо же… Для меня ты такую красоту не создаешь… Да, ты — талант, получается, твои руки годны не только для… — на лице мужчины появилась та самая улыбка, которая была известна только Парване.

Улыбка начал медленно угасать на лице хозяина, лицо постепенно наливалось злобой, ненавистный семье человек явно что-то замыслил…

— Твоя взяла! Хорошая идея, молодец, Аббас, — похвалив униженного работника и похлопав его по плечу, Агарагим подошел к жене. — С сегодняшнего дня будешь на одежде штопать дырки.

— Тебе не хватает денег от продажи нормальных товаров, ты еще намереваешься старые вещи людям продавать? Думаю, среди вещей есть и ворованные… — хладнокровно глядя прямо в лицо мужа, вымолвила Парвин. — Плохо ты о людях думаешь! Хотя… тебе на них наплевать.

— Смотри, женщина, не переходи черту, как ты со мной разговариваешь?! — в следующее мгновение Агарагим занес руку, крепко сжимающую трость, над головой Парваны.

Женщина проявила выдержку, ни разу не моргнув глазами.

— Хозяин! — вдруг вскрикнул Аббас и взглядом указал на сильно побледневшего Хосрова.

Парень судорожно трясся, по лбу скатывались капельки холодного пота и, перед тем как упасть, он произнес:

— Ана (мама. — Прим. авт.), помоги…

Первым к Хосрову подбежал работник Аббас и не позволил парню удариться головой о пол магазина.

Подоспевшая к сыну Парвана подхватила голову сына и заплакала. Ее залитые слезами глаза стали настолько свирепыми, что взгляд буквально испепелял мужа.

Агарагим явно был растерян и шокирован поведением сына. Став как будто еще уже в плечах, он тихо выдавил из себя:

— Аббас, помоги хозяйке увести моего сыночка в постель.

Затем бросил жене в спину, процедив сквозь зубы:

— С тобой мы ночью поговорим, ночью ты более сговорчивая!

Парвана и Аббас, удерживая Хосрова под руки, переступили порог служебного входа, и тут услышали новый вопль Агарагима:

— Кто добавил керосина в лампу? Сколько раз нужно говорить: если в магазине нет клиента, нечего освещать попросту помещение!

***

Спустя некоторое время Аббас с жилой части дома Агарагима вернулся в торговый зал.

— Ну, что с этим слабонервным? — посмеиваясь, справился о сыне отец. — Сколько не учи, толка нет — весь в мать, слизняк!

— Все наладится, хозяин, Хосров в порядке, пришел в себя, у парня вся жизнь впереди, научится еще жизни, — после ободряющих пожеланий Аббас по-свойски сел рядом с хозяином.

— Встань и иди в зал торговать, — бросив строгий взгляд на работника, Агарагим движением головы указал в сторону торговых рядов. — И вот еще что… — остановил он вдруг Аббаса. — Откуда взялись вещи, кто их принес?

— Логман с пристани, сегодня подвез, — насторожившись, ответил Аббас.

— Парвана права, что некоторые вещи ворованы? — снова строго спросил он у перепуганного парня.

— Клянусь Аллахом, не знаю, хозяин, не думаю, Логман — набожный человек, — сцепив руки перед собою, Аббас скорчил несчастное лицо.

— Ну да, он так же чист перед Всевышним, как и ты, — Агарагим рассмеялся и хлопнул себя по колену. — Вы два мошенника, только ты поматерее будешь, Логман Сибирь не видел, а ты с нее бежал…

Аббас привстал и опустил плечи, парня обуял неожиданный ужас, он оцепенел.

— Как вы узнали? — промямлил ошарашенный беглый каторжник.

— Дружки тебя выдали — те, что из Тбилиси приехали. Кому ты задолжал, приходили ко мне, шантажировали, что жандармам тебя выдадут и меня в придачу как укрывателя беглого каторжника.

Хозяин дукана внутренне ликовал, что владеет ситуацией и волей своего работника, волен делать с этим человеком многие вещи, например нарушить договоренность.

— С сегодняшнего дня ты будешь получать на один императорский рубль меньше.

Аббас от неожиданного решения хозяина попятился назад и побледнел.

— А что, ты думал, как мне от городового тебя отбивать, если кто донесет на тебя? — Агарагим надел на лицо маску серьезности и закивал головой для пущей убедительности. — Ты хоть понимаешь, какое одолжение я сделал для тебя, когда, рискуя, нанял на работу?

— Так целый рубль хотите недодать, — пребывая в шоке от несправедливого решения хозяина, замямлил подавленный Аббас. — Я же получаю всего пять императорских рублей…

Агарагим театрально развел руками, «сочувственно» закивал головой и добавил:

— Рад бы… Но ничем помочь не могу!

Аббас опустился на корточки и обхватил руками голову.

— Да ладно тебе так убиваться, — вор-хозяин принялся успокаивать ограбленного работника. — Зачем тебе деньги? Жены нет, детей нет, дома своего нет, родителей давно позабыл… Так зачем тебе деньги? И разве у меня плохо? Спать есть где, жена моя тебя кормит, поит, чего тебе еще надо? Живи — не хочу…

— Хозяин! Хотя бы пятьдесят копеек забирайте, — взмолился Аббас. — Я же молод, мне жениться уже пора, дом в деревне строить надо.

— Да кто за тебя, такого, дочь свою выдаст? Ты же беглый каторжник, — жестоко выдал Агарагим. — Кстати, давно хочу тебя спросить: за какие же «подвиги» ты в Сибирь угодил?

— Полицейского избил, — подавленно ответил парень.

— Ух ты, какой дерзкий! Мне что ж, теперь тебя остерегаться? Ты и меня можешь избить, раз ты способен поднять руку на полицейского? — самонадеянно пошутил Агарагим. — А за что ты побил этого несчастного служивого?

— За деньги, — тихо, но уже более твердым голосом произнес Аббас.

Агарагим насторожился.

— За деньги? Ты что — на него работал?

— Нет, он у моей семьи скотину купил и захотел денег недодать, — Аббас медленно убрал руки с головы и, поднявшись во весь рост, стал пристально всматриваться в глаза хозяина, словно пытался что-то молча внушить мужчине.

— Ты зачем на меня так смотришь? — настороженно спросил Агарагим. — К чему эти твои взгляды, — хозяин дукана поднялся на ноги. — Ты что там себе надумал? Я теперь должен тебя боятся? И к чему ты про свои «подвиги» мне заливаешь? — в следующую секунду Агарагим схватился за свою трость и ринулся на работника.

Аббас попытался вести себя хладнокровно, почти что смело, рассчитывая на то, что хозяина остановит его выдержка, но когда взнесенная трость стала стремительно опускаться на голову деревенского парня, он дал деру в сторону выхода из магазина.

В последний момент Агарагим умудрился каким-то образом заслать свою тяжелую трость, как стрелу, в спину убегающего Аббаса.

— Вай, мама! — крикнул пораженный Аббас и вывалился на улицу.

— Ах ты, сын шакала! Проходимец! — кричал хозяин вслед бегущему по улице работнику. — Чтоб сегодня же твоей ноги в моем доме не было! Ты меня решил запугивать?! Еще не нашелся на земле человек, кто мог бы меня запугать! Щенок, на него посмотрите!.. Ничего-ничего, Аббас, я не буду собою, если тебя обратно в… — Агарагим буквально «поймал» себя за язык, он чуть было прилюдно не выдал тайну беглого каторжника и свою оплошность, когда польстился на предложение Аббаса наняться на работу в магазин за любые деньги.

***

Вернувшись в магазин, Агарагим вдруг осознал, что в порт за товаром теперь ехать некому — Аббас прогнан, и доставка товаров встала.

— Черт тебя побрал, Аббас, никчемный ты человек! — вслух выругался хозяин дукана и опустился на стул за прилавком.

— Отец, прости меня, пожалуйста, — услышал он вдруг за спиной голос сына.

Агарагим от неожиданности вздрогнул. Оказывается, Хосров бесшумно зашел отцу за спину и занял позу виновного во всех грехах человека.

— Ах, это ты? — безрадостно отозвался отец на приход сына. — Ведь знаешь, в чем твоя вина, поэтому пришел, совесть мучает. Запомни: ты во всем должен поддерживать отца. Отец во всем прав! Знаешь, почему? Потому что я — мужчина! Мужчины двигают жизнь, они зарабатывают деньги и кормят семью, не женщины, эти только под ногами путаются и кусаются, как змеи, стоит только на них наступить.

Хосров покорно кивал головой и временами заглядывал в глаза отцу, чтобы понять, как тот к нему относится. Хосрову это всегда было важно, он всегда чувствовал связь с отцом, насколько бы эта связь ни была губительна для парня.

— Послушай, сынок, тебе придется съездить в порт, — плавно перешел от нравоучений к делам Агарагим. — Товар с Табриза надобно привезти в магазин.

— А что приключилось с Аббасом? — спросил Хосров, поглядывая по сторонам в поисках работника.

— Прогнал я его! — жестко заявил мужчина и сплюнул. — Босяк он, из рода босяков. Ты поедешь, и вообще, пора тебе к делам магазина приобщаться, хватит книги почитывать, от них никакого толку. Что есть в тебе — то есть, лучше у отца учись! Я у своего учился, как видишь, не дурак…

Агарагим нагнулся к железному сундуку, который располагался для надежности под прилавком, и, погремев ключами, извлек из него царские купюры — довольно большие по размеру.

— Сынок, найдешь в порту парня по имени Логман и вручишь ему эти деньги, остальное — не твое дело, он сам погрузит товар и разместит его. С этим парнем больше никаких дел, кроме нашего, не имей — он такой же выродок, что и Аббас, любого с пути собьет, шельма!

Хосров бессознательно кивал головой и крепко сжимал в руках свою любимую богословскую книгу.

— Держи деньги, не потеряй, — отец протянул аккуратно сложенные в квадрат николаевские бумажные рубли. — Сожми их в кулаке, а руку держи в кармане, с деньгами всегда надо именно так — держать в кулаке, словно саблю держишь в руке, для мужчины деньги лучше всякой сабли — любого разрежешь пополам!

Хосрову последняя фраза отца очень понравилась, он впервые по-доброму улыбнулся.

Направившись с сыном к выходу, Агарагим неожиданно остановился, почувствовав под ногами небольшое количество рассыпанного риса.

— Ах ты, сукин сын, Аббас! Чтоб тебе пусто было! — разразился гневными словами в адрес сбежавшего работника хозяин дукана. — Ничего, я подожду, когда этот бездарь придет меня умолять принять его на работу еще раз, этим рисом его и накормлю.

Не поленившись, Агарагим встал на одно колено, и до последнего зернышка собрал все рисинки.

Даже не сдув с них пыль, мужчина забросил грязный рис в общий мешок с крупой, предназначавшийся покупателям магазина. Далее Агарагим помешал рукой рис в мешке и, подмигнув сыну, сказал:

— Все, что есть в нашем дукане, должно продаться, даже наша магазинная пыль.