Меч всевластия

Эльмира Шабурова, 2020

Их пятеро, одиноких девушек волею работорговцев попавших в иной мир, и теперь им предстоит немало испытаний и приключений, прежде чем они смогут принять решение как им быть. Вернуться домой или остаться.... Содержит нецензурную брань.

Глава первая

Мне всегда нравилась вересковая пустошь, что была в десяти километрах от университета. Я любила сесть на свой велосипед и прокатиться до нее после лекций, мне хотелось почувствовать себя свободной от всей той кутерьмы, что свалилась на меня с началом учебного года. Поступила я в университет с легкостью, даже попала на тот факультет, о котором мечтала, и вот, казалось бы, все хорошо, но я уставала, как никогда, и мне хотелось тишины и покоя. Вересковая пустошь считалась парковой зоной, и никто не трогал этот удивительный уголок природы, открывавшийся взгляду, стоило выехать из-за ряда аккуратных березок, посаженных специально, дабы сохранить этот природное чудо. За пустошью начиналась лесополоса шириной примерно в три километра, а затем снова дома, магазины, университетские строения и единственный в нашем городе, но огромный химический комбинат. Вот именно из-за комбината люди и берегли этот кусочек почти первозданной природы.

Мы с дядей Сашей часто приезжали сюда, как он говорил, снять стресс и напряжение после долгой трудовой недели и мне всегда хотелось смеяться, когда я вспоминала эти «трудовые дни» на рынках, в автобусах и на вокзале, где мы с дядей промышляли.

Но в этот раз я бы предпочла оказаться в каком-нибудь другом месте!

Вечером я, как обычно, плотно закрыла дверь в свою комнату в общежитии, достала бутылочку пива и, усевшись у компьютера, загрузила любимую игру. За окнами темнело…

Проснулась я от по-осеннему холодного порыва ветра, с трудом открыв глаза, я почувствовала, что не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Рот завязан какой-то грязной тряпкой. «Ничего себе похмелье, с одной то бутылки» — мелькнула у меня глупая мысль.

Потом пришла мысль о том, что конкуренты дяди Саши все таки нарушили договор и решили через меня надавить на него, но когда я смогла рассмотреть парней, сидевших у костра, я растерялась и начала нервничать. Как себя вести с конкурентами дядюшки я знала, но как себя вести с мужиками в странноватой одежде, говорившими на незнакомом мне языке…

У нас в университете было три клуба, в которых парни и девушки увлеченно создавали костюмы, мастерили разную утварь и по выходным бегали по лесу, изображая каких-нибудь орков, эльфов и волшебников. Эти же парни не подходили ни под один известный мне клуб. Слишком хорошо были сшиты кожаные куртки, и кинжалы на поясах выглядели так, как будто их ковал настоящий кузнец, да и пользовались ими явно не для нарезки колбасы вовремя игры в гоблинов. О чем они говорили, я понять не могла, а ведь я считала, что смогу хотя бы узнать любой известный миру язык. В голове закрутился вихрь путаных мыслей, я растерянно осмотрелась и увидела еще нескольких девушек, они лежали, так же как и я, со связанными руками и ногами. В глазах одной из них я прочла неконтролируемый ужас, мне даже показалось, у девчонки от страха мозги отключились.

Невдалеке стояла карнавальная клетка, в таких обычно перевозят хищников, но эта с цепями явно предназначалось для нас!

Одна из девушек заплакала, тихо, почти скуля. Она попыталась отползти к кустам, что росли всего в двух метрах от нас, тогда-то мы и узнали, что от наших ног тянулись веревки к колышку, вбитому в землю рядом с ногой одного из похитителей. А к колышку был привязан колокольчик. Раздался звон. Мужчины сразу обернулись, и один из них подошел к нам, я увидела парня лет двадцати пяти, с небольшим шрамом по центру лба. Красивый, брюнет с карими глазами, он улыбался, как улыбается старший брат своим горячо любимым сестренкам, и от этой улыбки мне стало еще страшней.

— Вы, наверное, драгоценные мои, ломаете себе головы, спрашивая: и как это я тут оказалась? — в его голосе было столько презрения и надменности. Он говорил со странным пришепетыванием и, когда его губы двигались, шрам на лбу удивительным образом повторял движение губ.

«Сейчас я вам объясню и вы, умницы мои, будете все знать! А значит, и вести себя правильно! Я не хочу причинять вам боль, но непослушание карается сначала плетью, затем смертью»!

Кто-то из девушек позади меня всхлипнул, как будто ей не хватило воздуха, и я почувствовала как ее нога наносит удар по моей спине. Я инстинктивно откатилась и повернулась к бившейся в истерических конвульсиях девушке, ее глаза закатились, и она могла вот-вот прикусить себе язык. Но говоривший с нами спокойно подошел к ней и полил ее какой-то густой синеватой жидкостью из фляжки, что висела у него на поясе, девушка почти мгновенно затихла, и в ее взгляде появилось отрешённость.

— Ну, в каждой партии обязательно попадется истеричка! — возмущено высказался парень, повернувшись к остальным и пнув успокоившуюся девушку в живот, вернулся на свое место у костра.

Он подложил себе под зад сверток какого-то тряпья и, усевшись поудобней, осмотрел каждую из нас таким взглядом, каким смотрят на хороших, дорогих собак.

— Я объясняю один раз и больше не повторяюсь! — он снова осмотрел нас и, убедившись, что мы внимательно слушаем, продолжил:

— Меня зовут господин Зайт! Ближайшие несколько недель я буду вашим богом и господином! Вы все, одинокие и симпатичные девушки, были избраны мной для особой судьбы… — Он торжественно замолчал, и когда напряжение достигло нужного момента, он с хохотом произнес, — вы станете очень, очень дорогими рабынями и принесете мне, ну, очень много золотых монет.

Их смех резанул мне слух и отозвался странным звоном где-то в глубине души, как будто во мне пробудилось нечто, чего я и сама в себе не знала.

Веселью похитителей не было границ, Зайт выхватил у одного из своих подельников бутылку и надолго приложился к ее горлышку, а когда бутылка наконец-то опустела, он зашвырнул ее в кусты и заявил:

— На этот раз улов хороший, есть смысл идти на рынок Пелара, тамошние купцы нам хорошо заплатят за этот товар, — потом повернулся к нам и продолжил свои объяснения. — Если вы надеетесь сбежать, то это напрасно, я профессионал в этом деле, и у меня еще никто не сбегал. К тому же, есть еще одна причина, очень весомая причина… Мы покидаем привычный вам мир и отправляемся в иной, так что вас ждет увлекательное путешествие. Располагайтесь поудобней!

Он взмахнул рукой, указав на карнавальную клетку, и снова расхохотался, довольный собственным остроумием.

— От вас требуется только послушание и тогда, быть может, вам повезет, и я продам вас в какой нибудь гарем побогаче, ну, а ту сумасшедшую, что решится злить меня, я продам жрецам «диких земель», и ее принесут в жертву одному из сотен их богов… Большего вам знать не нужно! Хотя позвольте вам, мои дорогостоящие, представить моих многоуважаемых собратьев по ремеслу! Во-первых, тот, кто будет вас кормить в пути: его зовут Буйвол и он любит поболтать, но если я увижу, что кто-то из вас перемолвился с ним хоть словом, та зараза получит десять ударов плетью! Во-вторых, это Красавчик, он будет приглядывать за вашим здоровьем, мне нужны здоровые рабыни.

Я взглянула на Красавчика, и меня чуть не стошнило, передо мной стоял человек с искореженным лицом, без ноздрей и ушей, он походил на воплощение ночных кошмаров.

— В-третьих, мой помощник Рябой будет просто присматривать за всеми вами и докладывать мне лично. А теперь, парни, дайте им выпить «Болталки», а потом закиньте их в клетку и в путь!

Трое подельников споро взялись за дело, Буйвол зажимал одну из девушек, Красавчик разжимал ей рот, а Рябой заливал нам в рот какую-то очень сладко-кислую жижу.

— От этой вкусняшки, вы, мои драгоценные, будте понимать все языки нашего мира, как родной, и стоит этот бальзамчик ох как недёшево. Поэтому будьте хорошими девочками и продайтесь подороже. — Зайт и Рябой засмеялись, а Красавчик и Буйвол их поддержали диким хохотом.

И нас действительно, в буквальном смысле слова, закинули в клетку, здоровенный мужик Буйвол, сплошные мускулы, поднял сразу двоих и, не особенно церемонясь, покидал в клетку. При этом я с треском врезалась в стену, а когда смогла четко рассмотреть окружающий мир, клетка уже была заперта, а наши руки и ноги развязаны. Я с отвращением сорвала тряпку с лица и придвинулась к решетке, чтобы увидеть то, как мои похитители быстро грузят на крышу повозки свои пожитки. Вокруг меня началась какофония рева, кто-то из девушек молил отпустить, бедняжки были готовы на все, но Зайта ничего не могло прельстить, и он уже не обращал на нас внимания.

Я почему-то не могла ни плакать, ни умолять, я вообще не верила в реальность происходящего, поэтому просто сидела и наблюдала. Возможно, у меня был шок, я не чувствовала боли и решила, что это просто жуткий сон.

Когда вещи были погружены, и все похитители, кроме Зайта, забрались на крышу повозки, он приказал всем сидеть тихо, и достал из кожаного мешочка, висевшего у него на поясе, шар, состоявший из шести долей. По виду он напоминал нечто металлическое, и в то же время возникало ощущение, что шар сделан из янтаря. Зайт прижал палец к одной из долей и произнес какое-то слово, расслышать с такого расстояния я не могла, но почему-то мне показалось, я пропустила важную деталь в происходящем. Шар в руке похитителя начал гудеть и вскоре из доли, на которую нажал Зайт, вырвался луч золотистого цвета и вересковая пустошь подернулась золотой дымкой. В центре этой дымки появилась более плотная точка и начала пульсируя разрастаться у нас на глазах, образуя довольно таки крупный кусок нового пейзажа. Там за золотистой дымкой нас ждали могучие горы и многометровые обрывы и когда ледяной горный воздух коснулся моей кожи я вздрогнула от неожиданности, крик застрял у меня в горле, я наконец поняла, что не сплю! Когда повозка проходила межу мирами я не могла дышать, страх все сильнее сжимал мою грудь и, наконец, когда проход между мирами закрылся, я закричала. Так, наверное, кричат души проклятых, когда видят святые символы, а быть может, так кричат грешники, перешагивая порог ада, именно такой грешницей я себя в тот момент почувствовала…

Уже начало темнеть, когда я стала более-менее соображать, мне было холодно, хотелось есть. Странный я все-таки человек, настолько привыкла удовлетворять все свои потребности, что даже в подобной ситуации я могла думать только о пустом желудке. С детства предоставленная сама себе и не сильно затрудненная в деньгах, я сумела избаловать себя, и потому сейчас страх постепенно уступал место разуму и телесным желаниям.

Усевшись у прутьев, я постаралось рассмотреть работорговцев, но сгустившийся мрак не позволил мне этого сделать. Не знаю, как они находили дорогу в горах в подобной темноте, но мы ни разу не останавливались, и только время от времени к нам заглядывал Зайт. И когда стало совсем холодно, Рябой закинул нам тюк с одеялами. Разобрав одеяла, мы постарались уединиться настолько, насколько это позволяла клетка, и каждая погрузилась в свои невеселые мысли, только это уединение длилось недолго. Первый же услышанный нами вой заставил нас сбиться в кучку в центре клетки, где мы и просидели до самого утра в тесной компании перепуганных девиц, увозимых неизвестно куда.

Люди всегда боялись ночной темноты, но стоило появиться первым лучам солнца, и в людских умах зарождалась надежда, такова сила самосохранения, и именно эта сила заставила меня утром умыться под конвоем Буйвола и позавтракать той бурдой, что он называл едой, и эта же сила заставила меня думать о побеге. Я умела выжидать и не торопиться, а для начала я стала наблюдать…

Никогда не видела такого рассвета, как в то холодное утро посреди диких гор! Прожив двадцать лет в городе, я любила поспать подольше, и ни за что не стала бы подниматься рано утром из-за какого-то рассвета. Клетка же позволила мне наблюдать прекраснейшее зрелище: солнце медленно начало золотить горизонт, и при этом не забыло про розовый и даже про светло-малиновый. Несколько облаков, проплывавших по небу, гордые и величественные пушистики, впитывали в себя эти невероятные краски. Мир вокруг нас просыпался, птицы уже вовсю пели свои гимны жизни, и все казалось идеалистично прекрасным, поэтому кандалы, клетка и наши похитители казались на этом фоне отметиной проказы на лице красавицы…

Наши надзиратели усиленно отсыпались после бессонной ночи, но мы даже не смели пошевелиться. Цепи, надетые на нас, имели особые свойства, они гремели, как сотня колоколов, от малейшего шевеления. Одна из нас уже успела испытать на себе ласки плети Зайта за то, что она просто попыталась сесть поудобней, и ее цепи побеспокоили уже почти уснувшего главаря.

Девушка лежала в центре клетки, на животе, а ее спину покрывал толстый слой целебной мази. Как сказал Красавчик, этот бальзам снимал боль и ускорял заживление, к тому же после этого бальзама не остаются рубцы на теле, а посему пороть они могут нас, сколько им захочется.

— Пить? Дайте мне, пожалуйста, попить!? — наконец смогла прошептать выпоротая девушка, но никто так и не посмел пошевелиться.

— Прости подруга, если мы пошевелимся, нас тоже выпорют, — сказала девушка с коротко остриженными каштановыми волосами и удивительно круглым лицом. Все ее формы тела были круглыми, хотя и не полными, при этом она была очень симпатичной, а ее почти желтые глаза были сильнодействующей приманкой для противоположного пола.

— Кстати, меня зовут Регина, — прошептала она ели слышно, — я учусь на втором курсе архитектурного, точнее, училась.

— Меня зовут Ольга, я на третьем курсе медицинского, — так же ели слышно произнесла девушка сидевшая в углу, кутавшаяся в одеяло, несмотря на то, что уже было жарковато. Это была та самая девушка, пнувшая меня в истерическом припадке и, похоже, истерика была ее естественным состоянием.

Ее когда-то шикарно уложенные волосы стали похожи на копну соломы, заплаканные глаза были водянисто-голубыми и затравленный взгляд метался по нашим лицам в поисках поддержки и защиты. Она была худощава, и при этом имела очень пышный бюст.

— Я Света, и я работаю продавщицей в ювелирном магазине, — смущенно произнесла смугленькая девушка с внешностью цыганки, особым ее достоинством были огромные, выразительные и очень умные глаза, в которых читалась способность сочувствовать и сострадать всему миру. — Я не могла учиться, мне нужно было работать.

— Ну, а я Татьяна, — прошептала выпоротая девушка, — и я еще не определилась с профессией.

Она была обычной блондинкой с голубыми глазами, но в этих глазах было столько озорства и задора, что мне даже как-то легче на душе стало.

Все посмотрели на меня, и я почувствовала, что краснею, то, чем я занималась, обычно не афишировали, и единственное, что им стоило обо мне знать, это мой студенческий статус.

— Я Марта, я учусь на первом курсе юрфака, училась, — Должна признаться, я не знала, как выглядела на тот момент, но обычно я заплетала в простую косу перекрашенные из рыжего в пепельный цвет волосы. Глаза у меня зеленые, а фигура средняя, по крайней мере, я всегда старалась не выделяться из толпы.

— Ну, вот мы и познакомились, — со вздохом прошептала Татьяна, — теперь бы еще проснуться от этого кошмара и больше желать нечего.

— Очень больно? — спросила я, и поняла, что задала глупый вопрос.

— Уже не очень, эта вонючая гадость у меня на спине, как ни странно, помогла.

Мы снова замолчали, Рябой, спавший ближе всех к нам, приподнял голову и заспанно зыркнул на нас ненавидящим взглядом, больше говорить никто не захотел.

На обед у нас было то же, что и на завтрак, затем нас вывели по одной в кустики, и клетка снова тронулась в путь. Мы проехали по дну небольшого ущелья с бескрайними отвесными стенами из известняка и направились сначала вслед за солнцем, а ближе к вечеру повернули на юг по еле заметной тропке, на которой нашу клетку нещадно трясло, и посему у нас болел каждый миллиметр тела. Нам приходилось держаться за прутья клетки, чтоб нас не швыряло по ней, как кукол.

Мы проехали великолепную горную долину, покрытую ковром из полевых цветов, и нам даже позволили искупаться и постирать свои вещи в чистейшем озере, расположенном точно в центре долины. Вообще, у наших похитителей была одна положительная черта — они были очень чистоплотны и даже не очень умный Буйвол старательно намывал после нас посуду и чистил двух пегих кобыл, которые катили груженую клетку.

Обсушиться нам, конечно, не дали, и когда мы покинули солнечную долину, нам снова пришлось закутаться в тонкие шерстяные одеяла неопределенного цвета и, постукивая зубами от холода и тряски, продолжить любование горным пейзажем.

Но проехали мы немного, примерно через час на нашем пути встали трое в лохмотьях и с деревянными посохами, покрытыми витиеватой резьбой. Они походили на пилигримов, с котомками через плечо и седыми бородами, но их жесткие, оценивающие взгляды ничем не отличались от взглядов Зайта и Рябого. К тому же, судя по тому, как насупился и напрягся Буйвол и, как побледнели Рябой и Красавчик, добра от этих «пилигримов» ждать не приходилось. Только Зайт, правивший лошадьми, оставался спокойным и, не торопясь, спешившись, встал у клетки к нам спиной и взялся чистить ногти кончиком ножа, он демонстративно молчал и не обращал внимания на троих стариков, как будто он просто решил передохнуть и постоять возле решетки. Но я-то понимала, что он просто старался не дать этим троим получше рассмотреть нас.

Старик, что стоял в центре, кашлянул и что-то пробормотал своим товарищам, те согласно кивнули.

Зайт переменился мгновенно, левой рукой он сжал кристалл, висевший на шнурочке, привязанном к поясу, правая рука легла на кинжал.

— Чего вам? — Коротко спросил Зайт, и в его голосе смешались страх и угроза.

— Ты и так знаешь, мы против работорговли, и тебе придется отпустить девушек! — Старик не успел договорить, а в наших душах зародилась надежда.

— Конечно, знаю, еще я знаю, как вы любите колдовские пытки и некромантию, — удивительно спокойно сказал Красавчик с крыши клетки, и наша надежда мгновенно скончалась.

— У нас разрешение правителя, а где ваша лицензия? — гордо произнес самый молодой из троих и уставился на меня так, как будто увидел нечто необычное. — Нам нужна та, с косами!

— Плати, и она твоя. — Зайт не расслаблялся ни на секунду, я же превратилась в комок нервов готовых вот-вот взорваться.

— Мы никогда не платим, мы всегда берем то, что нам нужно! — Высокомерию стоявшего в центре троицы не было предела, он даже не забыл стукнуть посохом оземь для большей убедительности.

— Со мной этот номер не пройдет, колдун, твоя магия убеждения на меня не действует. — Зайт крепче сжал кристалл, а пальцы правой руки сделали едва уловимый пасс. Мне даже показалось, что его пальцы завяжутся узлом, а в следующий момент я впервые в жизни увидела магию в действии. Старики одновременно стукнули посохами оземь, и та пошла мелкими волнами как вода, и чем ближе она была к нам, тем выше была волна. Ольга истошно заверещала и грохнулась в обморок. Татьяна, поднявшись на колени, схватила меня за руку, с другой стороны мою руку схватила Света.

Но волна земли до нас так и не добралась. Зайт что-то выкрикнул и движение земляной воны остановилось. Зайт не стал терять время попусту и, сорвав кристалл с пояса, зажал его между ладоней и приложил к шраму на лбу. Старики попытались нанести новый удар, но не успели, Зайт снова что-то прокричал, и три молнии обрушились на стариков.

Клетка объехала трупы, и мы поехали дальше, на крыше бойко обсуждали недавнюю победу и обмывали ее, пуская по кругу бутылку с выпивкой. А мы сидели с вытянутыми от удивления и страха лицами. Перемещение в другой мир, магия — все это не вписывалось в нашу привычную логику, и если бы не боль во всем теле и не усталость, я бы снова решила, что это всего лишь очень яркий сон.

К вечеру мы выехали на широкую мощеную дорогу и Рябой с большим облегчением произнес:

— Уф, ну, наконец-то тракт «Большого дракона», теперь мы точно доберемся до Пелара! А вы, девки, благодарите Богов за то, что прошли горы «Большого дракона» почти без проблем! Предыдущую партию мы до тракта не довезли!

Больше он не удостаивал нас своим вниманием. Зайт же, наоборот, долго присматривался ко мне, как будто пытался увидеть то, что привлекло ко мне внимание трех колдунов. Он то подходил поближе, то отходил подальше, бормоча какие-то ругательства и, наконец, подошел вплотную, выхватил кинжал и обрезал мне косы. Зачем он это сделал? Не знаю. Только моих кос, моей гордости у меня больше не было, я никогда не остригала волосы и теперь ощутила себя голой, и выходка Зайта окончательно меня доконала. Я не сказала ни слова, я просто вцепилась ногтями ему в лицо, и когда меня сумели оттащить от него, на лице Зайта остались глубокие царапины, из которых сочилась кровь. И эта кровь была мне бальзамом на душу и помогла мне даже больше, чем бальзам Красавчика который нанесли на мою спину, исполосованную плетью. Меня выпороли так, что следующие несколько дней прошли в тумане, и я ничего из них не помню. Зато я хорошо помню день, когда клетка остановилась на небольшом постоялом дворе, находившемся в предгорье. Нам предстояло проехать горы, называвшиеся «Зубы дракона», и постоялый двор был последним человеческим жилищем перед болотами, расположившимися сразу за горами.

Ни в горах, ни в болотах никто не осмеливался оставаться надолго, одно название болот говорило само за себя — «Проклятые» — и, судя по тому, что нам успел рассказать словоохотливый Буйвол, даже самые могущественные маги остерегались оставаться надолго в горах и, тем более, в болотах.

Нас перевели в клетку в центре постоялого двора, и мы наконец-то смогли нормально поесть. Кусок хлеба и отварного мяса, и кружка кваса нам показались деликатесами после стряпни Буйвола. Мы даже понадеялись немного передохнуть от бесконечной нервотрепки и дорожной тряски, но не тут-то было. Зайт устроил нам смотрины, он не собирался нас продавать, но хвастался своим товаром с большой радостью. Раздев догола, нас показывали купцам и караванщикам, каждую заставили пройтись по двору и показать свою стать, затем нас снова заперли в клетку и позволили любопытствующим рассмотреть товар поближе. А это значит, что можно было не только смотреть, но и пощупать. К вечеру у меня выработалась стойкая ненависть к маленьким лысым старикам с их грязными липкими ладонями, норовившими ухватить посильней и ущипнуть побольней. Я даже пообещала себе, и девчонки меня в этом поддержали, когда нибудь мы обязательно придушим с десяток подобных старичков и оставим их в подобной клетке в назидание другим.

Но ни сами смотрины, ни мерзкие старики не произвели на меня такого впечатление, как один очень состоятельный по виду посетитель смотрин. Он был богато одет и носил меч на поясе и огромный медальон на цепи, висевший у него на шее, ему прислуживали все служанки постоялого двора, и он выглядел, я бы сказала, как европеец, а не как большинство обитателей постоялого двора. Здесь я увидела много разных лиц, в этом мире вообще, похоже, было намешано много разных рас и народов, но европеец был один. К тому же он был чертовски красив, с волосами цвета зрелой пшеницы и с черными глазами. Он не подходил к нам близко, а лишь наблюдал со стороны и общался с Зайтом, как со старым знакомым. Он хотел кого-то из нас купить, но почему-то Зайт отказал ему, и тогда этот гордый и надменный богач психанул. Крику было! Этот «северянин» требовал подчинения от всех и вся, грозился перерезать всех на постоялом дворе и запытать Зайта самым жутким образом, но наш похититель твердо отказался уступать, спасло его только то, что «северянин» был один, а его свита должна была прибыть только к ночи.

Ночевать на постоялом дворе наши похитители, конечно, тут же передумали, быстро закидав на крышу клетки припасы еды и воды, они поспешили раскланяться. И как только мы выехали за ворота постоялого двора, началась бешеная скачка. Ни дождь, ни ночная мгла не останавливали похитителей, они готовы были загнать лошадей, лишь бы подальше забраться в горы.

— Похоже, у него неприятности! — прошептала мне на ухо Таня, усаживаясь рядом со мной и покрепче хватаясь за прутья клетки.

— Побольше бы ему проблем и неприятностей! — ответила я и, закрыв глаза, размечталась о том, как тот северный господин отрывает Зайту все, что можно оторвать. «Главное, чтоб их неприятности нам на пользу пошли» — успела подумать я, прежде чем уснуть.