Жирный кукбалеш

Эльмира Хан, 2020

Четыре женские судьбы переплетены в детектив: откуда в татарской деревне появились кенгуру и куда исчезли? Зачем деревенскому блогеру валенки на Бали? Борьба за влияние: периферия против политики центра. Ироничный роман о современной татарской деревне, где каждый как может развлекается и защищает самобытными путями свои интересы!

Часть третья

Прокурор с Рашидом лежали на раскладушках под одним одеялом и курили. Окна в кабинете были распахнуты настежь.

— У самого какие версии? Кому дорожку перешли ваши гуси да кенгуру? И вообще, чем не угодили гуси Татарии? — прокурор обиженно посмотрел на Рашида. Язык у него уже заплетался.

— Да ничем! Это бзик Гузель, она ж пиарщица: представь, как это будет красиво! Сапфировые гуси с белоснежной шейкой на сцене волнующе порхают! Соберется весь мировой бомонд, да-да! — кивнул удивленному прокурору Рашид. — Она там такое шоу организовала, что даже парижские кутюрье будут демонстрировать новый тренд костюмов для братьев наших меньших!

Прокурор ничего не ответил. Рашид прокашлялся и закурил:

— А ты знаешь, что сейчас в Европе домашних птиц, типа кур и гусей, за элиту держат, выгуливают, как аристократов? Посрут на улице — сразу вытирают птицу специальной салфеткой, а салфетку складывают в контейнер «Гусь Лю XV» или «Гусиха Жо XVII», смотря какой у этого гуся номер!

— Тьфу! — плюнул в сторону прокурор. — Куда мы катимся, неужели и Татарстан погибнет в абсурде новомодных тенденций?

— Нет, Татарстан туда не затянуть, наши деревни не дадут этому быть! — рассмеялся Рашид. — Они этих аристократов в самогоне замаринуют!

— Значит, она задумала событие с международным масштабом? — спросил прокурор. — А были те, кто не попал на этот фестиваль, но очень хотел?

Зубазга Мозгарович поднял пустую бутылку из-под виски, разочарованно покрутил ее и поставил обратно на пол. Потом встал, закрыл окно и снова залез под одеяло.

Рашид задумчиво почесал щеку:

— Да был там один со свинофермы. Долго пытался получить разрешение лепить пельмени и выставлять своих свиней. Но организаторы фестиваля решили, что свиньи не подпадают под фейсконтроль аристократии и вообще не халяль. Он сейчас судиться пытается.

— Хм, даже так… — Зубазга Мозгарович задумался, прикрыл глаза.

— Ты спишь?

— Нет, представляю глаза разочарованных пятачков. Продолжай. Я слушаю.

— Телевидение долго мусолило эту тему об унижении национальной индустрии и несоблюдении прав человека и братьев наших меньших, но потом все вроде затухло.

— Почему вроде? — Прокурор открыл один глаз.

— Да получал я несколько раз письма с угрозами…

У прокурора открылся второй глаз:

— И ты все это время молчал?

— Да некогда ж было! Надо было обезболить сердечные раны от несправедливых упреков невесты… — развел руками Рашид.

— Ну, так что там с письмами? — Прокурор снова прикрыл глаза.

— Угрожали, что если мы не откроем доступ к фестивалю всем, на равных правах, то пожалуются в европейский суд или предпримут иные неприятные для нас действия. Я не отвечал. Решил, что это того не стоит. Потом письма прекратились.

— А мыло проверяли?

— Да. Откуда-то из-за рубежа.

— Интересно. Значит… свиньи против кенгуру.

— Да, он еще верещал, что свиные пельмени безопаснее, потому что свиньи едят наши национальные отходы, а загадочная кенгурятина, выращенная непонятно на чем, может навредить генетическому коду татарского народа.

Оба расхохотались.

— А как твоя бывшая жена? Вы с ней решили спорные вопросы? — Прокурор снова открыл один глаз и посмотрел на зевающего Рашида.

— Решаем. Пришлось отписать часть земель, чтобы ускорить развод. Она угрожала Гузель смертью. Как мог, заткнул Наталье рот. И ты тоже помалкивай, ладно? Гузель все равно не знает, сколько у меня гектаров, поэтому и не заметила ничего.

— Значит, это может быть месть Натальи? Простое женское коварство? — Прокурор привстал, потер уши.

— Вполне. Это ж проект Гузель. Наталье на руку. Да и следов не нашли. Вертолеты не каждый может арендовать, — вздохнул Рашид.

— А если фестиваля не будет, то и инвестиций не будет? — Прокурор почесал ногу об ногу, остановил взгляд на выглянувшей из-за туч луне.

— Мне придется выплачивать долги. Ну и с правительством отношения окончательно испортятся. У них и так на меня зуб.

— Будем проверять все версии. Я спать.

Зубазга Мозгарович дернул одеяло на себя, а Рашид на себя.

— Тебе, Рашид, одеяло не нужно. Тебя кенгуру и гуси должны греть, — пошутил прокурор.

А Рашид придвинул к нему раскладушку и крепко обнял.

— Ты не наглей! — прокурор попытался убрать руку Рашида.

— Ты прав, лучше согреваться национальными продуктами. Кукморским гусем, например. Какой ты миленький, теплый, мягкий… — Рашид снова придвинулся к прокурору.

Зубазга Мозгарович с раздражением уступил ему часть одеяла.

— Еще слово, и я достану хоккейную клюшку! Будешь ловить своих кенгуру в травмпункте!

***

Рашид уехал рано, пока прокурор еще спал.

Его разбудил запах свежего кофе. Секретарша нежно пролепетала приветствия и на подносе преподнесла завтрак.

Новый ритуал приятно удивил Зубазгу Мозгаровича, но и насторожил.

— У вас была тяжелая ночь. А утро сегодня чудесное, свежее, морозное! — Секретарша быстренько собрала бутылки.

Прокурор лежал, пил кофе и мечтал на весь день остаться под одеялом.

— Не хватает вам женской заботы, — секретарша серьезно посмотрела на него.

Зубазга Мозгарович вспомнил, что ее зовут Земфира.

— Да некогда мне! Как хан одинокий в великой степи брожу, подобно бесплодной гусыне иль дурному барану…

Прокурор встал, пошел умываться.

Когда он вернулся, на столе лежала записка.

«У поэта бывают и горе и грусть,

Он, как море, а море не знает покоя.

От добра я, как воск, размягчаюсь и таю,

И, хваля справедливость, я мед источаю».