Ребpо жестокости

Эльдар Саттаров, 2017

Новый роман от финалиста Нацбеста-2016, автора книги "Теряя наши улицы". В одном из микрорайонов Алма-Аты обнаружен труп молодого мужчины. Полиция выясняет, что убитый въехал в страну по поддельному паспорту, предположительно является гражданином США, в связи с чем к расследованию подключается Джек Морган, агент ФБР. Параллельно этим делом занимается давний знакомый Моргана, местный репортёр криминальной хроники Артур Габидуллин. Морган опознаёт убитого, которого он сам незадолго до этого «вёл» в Мексике. Это Пако Гутьерес, член известной уличной банды, влюблённый в свою кузину, Марию-Хавьеру, жестоко пострадавшую от рук неизвестных в годы феминицида. Основная идея книги – трагедия гражданской войны между организованной преступностью и государством в Мексике обладает универсальным общечеловеческим измерением. "Ребро жестокости" – первый роман из условного цикла "2000+", в котором будет документироваться, в жанре анархо-реализма, жизнь человеческого общества в эпоху антропоморфизации капитала.

ВЕСТИ ИЗ МЕХИКАЛИ

1.

Первым, что увидел Джек проснувшись наутро была Библия в чёрном кожаном переплёте с вытисненным на корешке золотистым крестом, лежавшая на ночном столике. Администрация не только баловала постояльцев комфортом, но и заботилась об их духовных нуждах. У Джека натужно ломило черепную коробку от выпитого накануне. Он поплескал в лицо холодной водой в ванной, почистил зубы подарочной щёткой и вернулся в комнату. Отчёты, пересланные Санчесом были в основном на испанском, сплошная белиберда, лишь в сопроводительных записках шеф местной полиции снизошёл до комментариев на ломаном английском. Общий смысл был такой, что Пако благополучно добрался до Мехикали, где остановился в каком-то заброшенном доме, занятом участниками местной клики БП-13. К отчётам прилагались размытые фотографии плохого качества, снятые на дешёвые смартфоны и даже пятиминутный видеоролик, на котором различить связный сюжет можно было лишь с третьего просмотра. Судя по фотографиям местное отделение банды так же походило на своих калифорнийских коллег, как, скажем, чернорабочие из местной макиладоры на представителей крупных американских профсоюзов. В Лос-Анджелесе члены БП-13 тоже проживали группами, совместно, но в собственных домах с газонами, гаражами и, иногда, бассейнами. Здесь же бандиты занимали какой-то пустующий остов недостроенного дома на безлюдной окраине, изукрашенный аляповатыми граффити. «Больше смахивает на жильё бездомных калифорнийских панков», подумал Джек. Ему невольно вспомнилось, что в такие вот жилища стекаются подростки, сбежавшие из дома в Лос-Анджелес. Они стекаются в его город, точно так же как и пенсионеры — из всех штатов ржавого пояса, лишь затем чтобы потом медленно подыхать, коченея под жарким калифорнийским солнцем, изнывая от одиночества и предательств, впитывая кожей пыль, нанесённую сюда тысячами стоптанных подошв из тысяч чужих и далёких городов. Кто знает, нет ли и среди малолетних бандитов, ютящихся в развалинах с этой фотографии, таких же американских подростков, бросивших свои дома лишь затем, чтобы примкнуть к очередной уличной семье? Нищая молодёжь сбивается в банды оттого, что так им легче выживать среди обречённых масс, принадлежащих к низшим звеньям пищевой цепочки. Поэтому, когда такие вот подпольные структуры, неформальные объединения, зародившиеся в этнических гетто сытого Лос-Анджелеса, теперь добираются до беднейших стран региона, местные подростки, едва успев разделиться на банды, носящие разные числовые обозначения или инициалы, вдруг начинают ни с того, ни с сего отстреливать и резать друг друга в тысячи раз чаще, чем их американские собратья. Горы трупов вырастают на пустом месте буквально в одночасье, переполняют морги, оккупируют кладбища. Трудно паразитировать на нищете своих ближних, если не сеять постоянно кругом страх, измываясь над себе подобными. Цена на молодую человеческую жизнь падает по мере продвижения вдоль меридиана на юг, параллельно с соразмерным падением покупательной способности и прожиточного минимума. И кто знает, не выплёскивает ли мутная волна Большой рецессии подобные отбросы общества, изрыгнутые заложенными и перезаложенными квартирами многоэтажных окраин какого-нибудь Нью–Джерси, теперь и через госграницу? Осколки разрушенных и пущенных по миру семей вполне могли бы всплывать и здесь, к примеру, в том же Мехикали. Недаром ведь название городка — гибридное слово, сложенное из Мексики и Калифорнии, точно так же, как и Калехико за контрольной линией, на той стороне.

На мгновение прикрыв глаза, Джек позволил себе вспомнить шумы родного города за окном своей квартиры и отчётливо увидел перед собой загорелое юное тело своей жены. Мысленный взор с готовностью соткал из воздуха их широкую итальянскую кровать, обитую белой кожей, скомканные за ночь покрывала из персикового перкаля, тёплую ложбинку, оставляемую телом сонной Янины, когда она переворачивается со спины на бок, нежный цветочный запах её кожи. Казалось, их недавний отпуск в Гонолулу закончился лишь вчера. Между тем они были женаты уже полтора года, и эти месяцы стали самым счастливым временем в жизни Джека. Он вспомнил оценивающие взгляды, которыми, словно невзначай, её окидывали сёрферы на пляже Вайкики, и его неприятно кольнуло в сердце. Волны гордости от обладания трофейной женой неизбежно обращались в пену отчаяния, разбиваясь о мрачные рифы упорно гнездившихся в душе подозрений, что Янина его не любит и когда-нибудь непременно будет ему изменять. Он выбрал её на одном из самых надёжных сайтов знакомств, по критериям возраста, веса, роста и происхождения — Джек обязательно хотел завести семью с девушкой из Восточной Европы, которая была бы моложе его на двадцать лет. Непосредственно перед тем как оформить приглашение, Джек вылетал в Клуж, где смог убедиться в полном внешнем соответствии невесты загруженным на сайт снимкам. В жизни она была даже красивее, и он не преминул упомянуть об этом на одном из первых свиданий. Именно в тот период первых встреч, неспешно разворачивавшихся в подлинное знакомство, Джек ощутил, что тонет в тягучей патоке омута платонической любви. Она прилетела к нему сразу после своего совершеннолетия, когда Джек уже выплатил невозмещаемый аванс пастору и зарезервировал дату для церемонии венчания в местной пресвитерианской церкви. Он открыл глаза и взглянул на часы. Домой звонить было рано. Наверное, Янина ещё не проснулась.

Джек вздохнул и снова прокрутил видео. Строение с покосившимися стенами. Осыпавшаяся штукатурка, ржавчина обнажённой арматуры. Провалы оконных проёмов без стёкол. Подкатывает машина Гутьереса. Полуголые татуированные парни режутся в домино у входа. К стене прислонён АК-47. Они приветствуют друг друга дурацкими жестами с распальцовкой. Пако озирается, словно принюхивается. Входит в помещение. Парни встают, подходят к машине, разглядывают её, обходят кругом.

2.

Джек спустился на завтрак в фойе и прошёл на террасу, где был накрыт шведский стол. Из глубины зала ему помахал Бош, и Джек кивнул. Благодаря компенсаторным эффектам сглаживающей дымки утренних лучей, издалека, Джим выглядел несколько более подтянутым, чем накануне, свежее и как будто немного моложе. Впрочем, Джек отметил про себя, что он с утра уже пьёт местное игристое вино, причём видимо не первый бокал. Как раз в этот момент, Джим властным жестом подозвал официанта и отправил его за бутылкой кавы, стоявшей в ведре со льдом, на краю длинной, накрытой столешницы в центре зала. Джек тоже подошёл к буфету, отыскал контейнер с овсяными батончиками, наложил их в миску, залил молоком, добавил сухофруктов, посыпал всё семенами чиа и прошёл к столику Боша. По пути он остановился у стойки с напитками, чтобы выпить залпом бокал свежевыжатого сока из гуанабаны и забрать с собой ещё один. Джим занял столик у окна, с видом на лениво просыпающуюся авениду.

— Ну как вам новости, мой друг? — вместо приветствия атаковал его Джеймс, пока он усаживался за стол с подносом. — Съезд Республиканской партии официально утвердил Трампа кандидатом в президенты.

— Только рад этому, само собой, — ответил Джек.

— Вот как! А я-то надеялся, что переубедил вас голосовать за него.

— Нет уж. Зачем, чтобы наблюдать, как Уолл-стрит обращает мой народ в тотальное рабство?

— А вы, видимо, считаете, что при республиканцах наш народ вполне свободен от них, — съязвил Джим.

— Боюсь, что до сих пор никто, повторюсь, никто ещё не представлял интересы финансистов во власти в той же мере, как ваш нынешний кандидат, с её семейным фондом, корпоративными и личными связями. Двадцать миллионов в личный карман за одни только речи, произнесённые в банках и фондовых фирмах! Это же завуалированная взятка за услуги, по-вашему нет?

— Для политика её уровня это нормально. Её стандартный тариф — двести двадцать пять тысяч за часовое выступление. А что вы хотели? Русские олигархи оплатили Кайли Миног миллион за полчаса кривляний на частной сцене.

— Русские олигархи настолько тупы, что до сих пор зачем-то сорят деньгами напоказ. Международные финансисты намного практичнее — они инвестируют в своё собственное влияние, в реальную власть над миром, если угодно. Пример: кто возглавлял Госдеп, когда Goldman Sachs протолкнули нужные им поправки в Закон о контроле над бюджетом? С тех пор их оштрафовали на пять миллиардов за открытое мошенничество с деривативами, и это лишь верхушка айсберга, вам ли с вашим опытом не знать этого. Вот как дела делаются.

— Ну, хорошо, хорошо, давайте отвлечёмся от этой женщины. Вы смогли бы в теории проголосовать за кого-либо из кандидатов от Демократической партии?

–Мне не нужно столько государства в моей частной жизни, благодарю покорно. Не горю желанием жить в Социалистических Штатах Америки.

— Бросьте, что за бред.

— Читали ли вы, Джим, предвыборную платформу Сандерса? Он ведь, к примеру, уверен, что я должен платить за колледж и лечение какого-нибудь легализованного Хуана или Рамона. Сказал бы уж прямо: «Хочу расплодить оплачиваемых бездельников, как во Франции, поэтому те, кто реально зарабатывает, пусть делятся и платят подати в федеральный бюджет».

— Но он же не прошёл в кандидаты…

— Все вы, демократы, одним миром мазаны, — отмахнулся Джек. — Неужели вы, например, можете хоть в чём-то позитивно оценить годы президентства Обамы?

— А что, он неплохо справился с кризисом в автопроме, для начала. Потом, реформу здравоохранения и план стимулирования экономики, как начинания, я полностью поддерживаю…

— Даже план стимулирования? Так вы за экономику, основанную на перманентном госдолге и бюджетном дефиците. Между прочим, это чревато фискальным обрывом. Что же до кризиса и реформы — да, это правда, что для начала он обанкротил и национализировал автопром, и лишь потом взялся за геноцид злосчастных страховщиков. А вы знаете, что расходы из госбюджета на здравоохранение превысили за последний год три триллиона долларов? Даже нефтянке далеко до такого капиталооборота. Судя по всему, или потолок госдолга в ближайшие десять лет придётся сдвигать до тридцаточки, или… Суть ведь не в самой реформе — это лишь символ явного левого поворота Обамы к коррумпированной социал-демократии. Был у меня тоже забавный случай в практике. Попала мне как-то в разработку банда «АП-13». Это случилось чуть ли не на следующий день после того, как Палата представителей Конгресса впервые утвердила реформу Обамы, а президент собственноручно подписал Акт защиты пациентов в США. Группировка эта, «АП-13», базировалась в Беверли-Хиллс, где я живу, держала там станцию техобслуживания легковых автомобилей, как раз по соседству с моим домом. Честно говоря, первую наводку мне дали соседи. Понаблюдав за заведением и контингентом пару суток из машины, я понял, что дело нечисто. Начал следить плотнее. Выбил разрешение на прослушку. Спустя полгода, когда я получил, наконец, санкцию на обыск от прокуратуры, знаете, что я там обнаружил? Целую подпольную мини-типографию, которая денно и нощно распечатывала фальшивые страховые бланки «Медикейд», а на жёстком диске тысячи личных дел пациентов и врачей. Оказывается, они ухитрились получить доступ к внутрикорпоративной сети центральной городской клиники, завладели регистрационными номерами лицензий и дальше сами понимаете — просто гребли лопатой. Только и знали, что обналичивали. Когда мы их накрыли, уже сотню миллионов у американских граждан украли. Это я к чему всё говорю, не успел ваш Обама издать свой Акт, как нас всех уже крупно поимели чёртовы русские.

— АП-13 — разве не армяне? Помню, кто-то из них вроде бы засветился на войне в Сирии, на стороне Асада.

— Было дело. Мы их депортировали, их там призвали в армию. Да какая разница, в конце концов, русские или армяне…

— Что ж, объяснить гигантские затраты на здравоохранение довольно просто. Надо смотреть в корень проблемы. Ни в одной другой цивилизованной части света биологическая жизнь человеческого существа не обрела столь явственного выражения в денежном эквиваленте, не срослась с капиталом в такой степени как у нас. Знали ли вы, что приболев в любой другой стране, вы запросто можете отправиться в аптеку и свободно приобрести все необходимые вам для лечения медикаменты, включая антибиотики, без необходимости наносить платный визит к жуликоватому терапевту или обращаться в страховую компанию?

— Даже антибиотики? Без рецепта? — глаза Джека округлились в непритворном удивлении. — Вы шутите…

— Ничуть. Более того, если с вами, что-нибудь случится на улице, или даже в помещении — травма, например, или удар хватит, не дай бог, то за границей вам вполне могут оказать первую медицинскую помощь. Бесплатно! Вас будут лечить даже без страховки.

— У нас в теории такое тоже возможно.

— Да, но случись у нас такое, вас потом будут преследовать всю жизнь, требуя оплатить счета, если вы, конечно, не располагаете убедительными свидетельствами собственной неплатёжеспособности. В других странах, оказав вам скорую помощь, вас просто отпустят восвояси. Пожелают доброго здоровья. Более того, в развитие темы, если вы вдруг решите пролечиться дома, вы можете взять так называемый «больничный», хотя вы, наверное, не знаете, что это такое.

— Нет.

— Это когда работодатель оплачивает вам все дни, необходимые для лечения, как если бы вы не покидали рабочего места, а то и приплачивает сверху. Если вы женщина и забеременели, вы можете свободно взять декретный отпуск, рожать и нянчиться с новорожденным столько, сколько нужно, без риска, что вас за это уволят. В некоторых странах в оплачиваемый декрет отпускают даже отцов. Да что там! Скажите, сколько длится ваш оплачиваемый ежегодный отпуск, Джек?

— Благодаря выслуге лет — десять дней.

— Вы правы — у нас это максимум. В ЕС минимум составляет четыре рабочие недели.

— Джим, признайтесь, вы меня разыгрываете.

— Если бы. Даже австралийцы недавно перешли от нашей модели к европейской, мы в этом смысле уникальны. Европейцы, от рядовых уличных манифестантов до глав правительств, упорно отказываются от экономической интеграции с нами именно по этой причине. Наши жизненные стандарты, по их мнению, намного ниже, и это касается не только трудовых отношений и здравоохранения — речь идёт об экологических нормах, общественном транспорте, еде и вине, контроле качества, защите потребителей, нераспространении огнестрельного оружия для маньяков и так далее, назовите сферу сами.

— Вы просто подталкиваете меня к сознательной эмиграции.

— Вовсе нет, я пытаюсь убедить вас голосовать за демократов. Прогрессивное крыло нашей партии хорошо понимает, что нам необходимо ориентироваться на более высокие цивилизационные стандарты социальной модели наших европейских собратьев. Мы уже пришли к невиданному процветанию, обеспечившему Америке мировое лидерство. Пора бы уже дать передышку нашему народу, гуманизировать качество его жизни. Вы не находите?

— Нет. Раз уж на то пошло, выскажусь и я, если позволите, — взорвался Джек. — Мы действительно пришли к процветанию исключительно благодаря нашему особому, американскому образу жизни, сложившемуся как раз под влиянием этих ваших «европейских собратьев». Это ведь они пытались вырезать целое поколение наших дедов в Варфоломеевские ночи. Это они преследовали, выдавливали, гнали наших отцов-пилигримов на край света, до самой границы прерий и Дикого Запада. Это они, уже изгнав их и потеряв цвет своих наций, начали устраивать мировые бойни для того чтобы в очередной раз перекроить географические карты своих бессмысленных государственных образований. Поэтому, если сегодня именно мы учим их, как надо жить, как считать деньги и как ими распоряжаться, так это не более чем разумный итог подведения фатального баланса по всем счетам. Мы умеем работать, копить и инвестировать, как никто другой. Гений истории с банальной очевидностью демонстрирует, что он на нашей стороне, и это им теперь надо ориентироваться на наши стандарты, а не наоборот, как утверждаете вы. Их ржавые социальные механизмы, кстати, полностью обязанные своим существованием опасному соседству с «красными», нуждаются в радикальном усовершенствовании по американскому образцу. Это им, а не нам, пора расстаться с прошлым и попытаться догнать нас, шагнув, наконец, в двадцать первый век.

Джеймс оторопело смотрел на своего собеседника. Его вилка застыла в воздухе, на полпути между тарелкой и открытым ртом.

— Кстати, что это вы едите такое? — выпустив пар, как ни в чём не бывало, поинтересовался Джек.

— Мексиканская икра, — сказал Джим, стряхивая невольную озадаченность. — Вот попробуйте. Хорошо сочетается с шипучкой.

— Нет, я по утрам не пью, — отказался Джек. — А вот икры попробую с удовольствием.

Джим, слегка поморщившись, допил своею каву и пододвинул поближе к Джейкобу голубую керамическую миску с белёсой зернистой россыпью. Джек собрал вилкой «икру» в тортилью, свернул её и надкусил. Вкус действительно был необычным и довольно приятным, маслянистым с горчинкой. Прожёвывая еду, он что-то довольно промычал.

— Это аксайякатль — яйца болотных личинок, — с готовностью пояснил Джим.

Джек едва подавил рвотный рефлекс. Схватив со стола салфетку порывистым движением, он судорожно прижал её ко рту. В горле стоял ком.

— Вы уж предупреждайте, дружище, — попросил он, комкая салфетку, в которую сплюнул содержимое.

— Замётано, старина, — довольно хохотнул Джим, с хрустом прожёвывая засахаренных насекомых. — Приходите сегодня на ужин, и я вас познакомлю с традиционными блюдами. Никаких сюрпризов, чистый текс-мекс⁸.

— Хорошо, договорились, — поколебавшись, согласился Джек. — Пока же, я наведаюсь к нашему общему другу Санчесу.

— Передавайте поклон, — сказал Джим и нетерпеливо махнул официанту, красноречиво указывая тому на свой пустой бокал.

3.

Назойливый звонок скрежетал, царапал и ранил нежную ткань утреннего сна. Наощупь добравшись до видеодомофона и с трудом разлепив веки, Янина с удивлением узнала на экране угрюмое лицо Нила Тейта. Бульдожья челюсть, неизменная жевательная резинка, бесцветный буравящий взгляд из–под тонких стёкол очков с прогрессивными линзами.

— О, господи, Нил, привет, — сказала она в микрофон хрипловатым спросонья голосом. — Проходи. Я что-нибудь накину и спущусь.

Нил важно кивнул ей с экрана. Янина ткнула пальцем в зелёную кнопку, сигнал побежал по контактам и разноцветным проводкам, нержавеющие цилиндрические шпонки скользнули в безопасные пазы, блокировка входной двери отключилась. Накинув коротенький розовый халатик поверх прозрачного кружевного пеньюара, Янина спустилась по лестнице. Нил, по-хозяйски порывшись в холодильнике, уже плеснул себе в стакан апельсинового сока и расхаживал по гостиной, отпивая холодный напиток мелкими глотками и внимательно изучая развешанные по стенам полноцветные снимки в рамочках. Панорама проспектов Бухареста и фронтальный ракурс Дворца парламента, соседствовали здесь с видами лазурного моря и песчаных пляжей Мамаи. На самом верху гордо красовался коллективный снимок женской сборной Клужа по волейболу U-16. В центре, лучезарно улыбаясь, стояла Янина с капитанской повязкой на рукаве, гордо сжимая в руках какой-то региональный трофей.

— Доброе утро, Нил, — приветливо пропела она, завязывая поясок на ходу и проходя в совмещённую кухню. — Поставить кофе?

— Доброе, Янина, не откажусь, — лаконично отозвался Нил.

— Как Джессика, дети? — вежливо поинтересовалась Янина, начиная возиться с буфетом и кофеваркой.

— Всё окей, спасибо.

Нил остановился перед свадебной фотографией из церкви в Беверли-Хиллс и теперь, казалось, внимательно изучал лица всех гостей, присутствовавших на церемонии.

— Кстати, всё хотел спросить, кто ты по вероисповеданию?

— Православная христианка, — ответила Янина, залив воду в термоблок кофеварки и поставив её в рабочий режим. — А что?

— Как же получилось, что вы венчались в пресвитерианском приходе? Родители Джека — потомственные католики, оба.

— Ну, я не знаю, — неуверенно сказала Янина, откинув волосы назад и удобно устраиваясь в кресле. — Джеку неохота было устраивать католическую церемонию. Он вроде бы говорил, что та церковь более современная.

— Понимаю — Нил кивнул. Ответ его, судя по всему вполне удовлетворил. — Джек молодец, он настоящий патриот своей страны. Надеюсь, то же самое всегда можно будет сказать обо всей вашей семье.

Янина неспешно откинулась на спинку мягкого кресла и закинула одну длинную ногу на другую. По мере капельного заполнения фильтр-кофеварки, по комнате исподволь расплывался крепкий аромат отборных зёрен американского помола. Янина накручивая длинный рыжий локон на палец, выжидающе смотрела на Нила. Он извлёк из кармана свой громоздкий смартфон, ввёл код, и медленно приблизился к Янине.

— Ты знаешь этого человека, Янина?

Чуть привстав, чтобы лучше рассмотреть изображение на дисплее, Янина невольно отпрянула назад. Внутри захолонуло от неожиданности и испуга. Тот самый парень из ремонтной мастерской. Нил внимательно наблюдал за ней. Когда она подняла на него глаза, её взгляд уже успел принять хорошо знакомое ему затравленное выражение.

— Этот человек — хладнокровный убийца, Янина, враг нашей страны. Ты его знаешь?

Он молча наблюдал за тем, как её глаза увлажнялись, стремительно поблёскивая всеми оттенками умоляющего вида. Она неуверенно покачала головой. Но по спине её колко разбегались пронырливые мурашки, потому что на неё вдруг скопом нахлынули пронзительные воспоминания о стальных объятиях того безымянного парня, о его жарких поцелуях в шею и грудь, о резком и пряном запахе его тела.

— Хорошо, я сформулирую свой вопрос иначе, Янина, — безжалостно отчеканил Нил. — Ты была на прошлой неделе в мотеле «Каса Бонита» на улице Альварадо?

Она попыталась отвернуться, но Нил взял её пальцем за подбородок и резко поднял лицо. Она закрыла глаза. Внезапно, он наклонился к ней и буквально впился в её рот своим. Янина, неожиданно для самой себя, ответила на поцелуй. У неё были пухлые податливые губы. Её руки сами потянулись к ремню Нила.

4.

В этот раз, Джейкоб, вняв настоятельным рекомендациям Джима, облачился перед выездом в бронежилет и кевларовый шлем. Основательно приладил на пояс кобуру, которую обычно носил под пиджаком. Попрыгал перед зеркалом — ощущения были вполне комфортные, он боялся, что будет более скован в движениях. Спускаясь на лифте и дожидаясь автомобиля у входа, он отметил про себя, что его внешний вид абсолютно никого из окружающих не смущает, не привлекает ничьего внимания. Консьержи так же, как ни в чём не бывало, подобострастно здоровались на английском, швейцар так же почтительно придерживал распахнутую входную дверь. На улицах этого города такой защитный наряд, видимо, был обычным явлением, даже вызывал одобрение.

Между тем, улицы Хуареса ничем не отличались от улиц любого заштатного американского городка — те же вывески, магазины, семафоры. По тротуарам уже деловито сновали прохожие, явно спешившие на работу — в мировой столице убийств, как это ни странно, существовало легальное трудоустройство, обычный распорядок рабочего дня, повседневные заботы. Хозяин лавчонки мелких товаров, подняв алюминиевые рольставни, усиленно надраивал полы у входа. Пожилая сеньора в уютной булочной расплачивалась за круассаны и выпечку с улыбчивым пекарем. Стайка школьников с разноцветными рюкзачками перебегала дорогу в неположенном месте. Проезжая по городу на заднем пассажирском сиденье, Джек поймал себя на мысли, что после рассказов Джима уже несколько иначе воспринимает окружающую его действительность. Он тут и там подмечал теперь пулевые отверстия в дорожных знаках, отбитые кусочки кирпича на углах домов, угрюмые взгляды исподлобья, незамысловатые тексты граффити в диапазоне от «смерти врагам» до призывов «хватит убийств».

Современное здание полицейского управления так и сверкало на солнце армированным стеклом и белыми панелями обшивки. Ни на кого не глядя, Джек прошёл через вращающиеся двери, взбежал по лестнице и уверенно прошествовал в кабинет начальника. В приёмной несколько офицеров в тёмно-синих униформах и в камуфляже дожидалось своей очереди. Коротко бросив привычное «ФБР» печатавшему рапорты секретарю, Джек рывком потянул на себя массивную, обитую истёршейся кожей дверь и, войдя, тщательно закрыл её за собой. Нырнув в полумрак, царивший в офисе, он огляделся. Всё как в прошлый раз: вымпелы, портреты Порфирио Диаса и Фелипе Касеролы на стенах («лоялист не признаёт нового президента, или не успел сменить?», подумал Джек), только окна в этот раз были наглухо зашторены. Джек не сразу разглядел полковника Санчеса. Тот, обречённо вперившись в один из двух плазменных мониторов, из-за которых едва видно было его лысеющую макушку, увлечённо смотрел какой-то видеофайл. Наконец, с неохотой оторвавшись от экрана, он смерил вторгшегося Джека взглядом, узнал его и кивнул. Когда Джек подошёл поближе, Санчес усталым жестом ткнул в монитор и проговорил на своём ломаном английском:

— Ваш подопечный вступил в вооружённое столкновение с мексиканской федеральной полицией и морской пехотой. Сдаётся мне, мы вполне можем увидеть его смерть в прямом эфире. — И слегка помедлив, добавил, — В этом случае мы сможем снять наружное наблюдение с дома Гутьересов, не так ли?

Ничего не отвечая, Джек впился взглядом в полыхающий виртуальным заревом экран. На прямую связь с полковником вышли по скайпу, очевидно из Мехикали, офицеры принимавшие участие в боевой операции. Трансляция, видимо шла с видеорегистратора, установленного в одной из полицейских машин. Видны были такие же кофейные домишки как здесь, между которыми велась очень интенсивная стрельба из автоматического оружия. Постоянно раздавались отрывистые команды на испанском, неразборчивые крики, завывали сигнальные ракеты, взрывались светошумовые гранаты, заглушали друг друга автоматные очереди с разных концов. Далеко на заднем фоне полыхал грузовик. Джек перевёл вопросительный взгляд с экрана на Санчеса.

— Размалёванные⁹ с утра устроили акцию, — пояснил полковник. — Один «понтиак» и один внедорожник «Чероки». Гоняют по улицам, палят во всех, кто одет в униформу, угнали два бензовоза, перегородили ими федеральную трассу под мостом и подожгли. На выезде из города образовалась гигантская пробка. Магазины и образовательные учреждения закрыты, банки взяты в оцепление. Армия направила в район перестрелки вертолёт, так бандиты попытались его сбить из «стингера».

— Ничего себе, — Джек присвистнул. — На них неожиданно напал приступ амока? Или всё же есть разумное объяснение?

Полковник Санчес откинулся в кресле и задумчиво поскрёб щёку, заросшую пегой щетиной, рассматривая непрошеного американского гостя. Это был грузный пожилой увалень, давно уставший тянуть лямку. Ему не хотелось конфликтовать с агентом ФБР, но он был бы счастлив, если бы тот провалился в тартарары сию же секунду.

— Основная версия — протест против ареста Кальехоса, одного из лейтенантов Прибрежного картеля, — наконец пояснил он. — Его взяли в Мехико с оружием и наркотиками и перевели в Мехикали. Рассматривается вопрос его экстрадиции в Соединённые Штаты.

— Понимаю. — Джек кивнул. Помедлив, он добавил, — И всё же надеюсь, что подозреваемый Гутьерес доберётся до Хуареса целым и невредимым, несмотря ни на что. И на вашем месте я надеялся бы на то же самое. Это дело чрезвычайной государственной важности. Он должен вывести нас на крупную террористическую структуру. Попрошу вас даже гипотетически не рассматривать возможность снятия наружного наблюдения с дома его родственников.

Но говоря всё это, Джек невольно травил свою совесть той тихо скребущейся мыслью, что на самом деле в глубине души он сам тоже надеется, что Пако там пристрелят. Прежде всего, это открывало бы перед ним возможность скорее вернуться к Янине, оказаться рядом с ней, в тёплой постели. Он ничего не мог с этим поделать — желание превратилось в физическую потребность. Временами эта жажда заарканенной плоти захлёстывала всё его существо, заглушая чувство служебного долга. Но к концу того дня армия с полицией отступили — как это часто случалось на границе, страх за собственные семьи не позволял солдатам и рядовым полицейским идти в таких зачистках до конца. По большей части, они просто дежурно отстреливались.

Остаток дня он провёл в участке, изучая доступные в электронном архиве копии документов кое-как в разное время накарябанных безвестными служаками на английском. Санчес освободил для Джека кабинет напротив, временно выселив своего заместителя. Секретарь по его поручению собрал пакет испанской документации по связям БП-13 с Прибрежным картелем и направил его на срочный перевод. Если основная версия сегодняшних событий в Мехикали вдруг окажется верной, она сулила ряд зацепок, позволяющих хотя бы прошить разрозненные заметки формирующегося файла в некое подобие рабочей версии. Джек невольно углубился в хронику преступной жизни города, которая казалась более понятной и объяснимой благодаря рассказам Джима Боша. Он чувствовал, что начинает нащупывать внутреннюю логику процесса будничных убийств, совершаемых с хладнокровием поденщиков, отрабатывающих съеденный хлеб.

За изучением досье прошлых лет, Джек не заметил, как пролетел рабочий день. Вспомнив, что они условились поужинать с Джимом Бошем, он вызвал машину, которую подали без промедления. Смуглый шофёр в полицейской униформе выскочил при его приближении, чтобы открыть заднюю дверь и, возвращаясь на водительское место, предупредительно закрепил на крыше синюю мигалку. На обратном пути улицы выглядели совершенно иначе, чем утром. Редкие прохожие нервно спешили, поминутно оглядываясь, словно бы боялись опоздать в ненадёжные укрытия своих хибар до наступления темноты. Парадные запирались. Ставни захлопывались. Дыхание пустых подворотен отдавало подавленными страхами. Закат в безоблачном небе окрашивал в густой зловещий багрянец возвышавшуюся над Хуаресом гору Франклина, итак красноватую как терракота при дневном свете. Гигантская надпись «В Библии истина. Читай её», выложенная белыми камнями на склоне, воспринималась как предостерегающий призыв, выведенный кровью тысяч невинных жертв местных улиц. Вечернее подсознание подсказывало: «пока не поздно».

Пятая глава.

Примечания

8

Техасско-мексиканская кухня.

9

Tatuados (исп.) — принятое среди мексиканских полицейских презрительное название членов уличных банд, из-за обильных татуировок, которыми те покрывают свои тела и лица.